Неповиновение и его последствия

Тяжелые медленные шаги раздавались в тишине монетного блеска. Мора, подобно холмам, которых не встретить в Ли Юэ из-за своей рельефной банальности, окружала поле боя, заваленное раздробленными каменными плитами. Золотая палата - символ богатства Ли Юэ - обратилась в пустырь для бессмысленных побоищ, залитый кровью. – Кажется, я говорил тебе не вмешиваться в ход истории, Чайльд Тарталья. Перед лицом Предвестника, покалеченного затупленным бесчисленными боями клинком, остановилась пара лакированных туфель. Он чувствовал на себе давящий сверху взгляд, но был не в силах поднять голову, чтобы смотреть в глаза ни физически, ни эмоционально. Он был не в силах сделать хоть что-либо: каким бы великолепным бойцом, способным сразить многих, жаждущий битв, он ни был, сравниться с Архонтом он не мог и не смог бы никогда. Ведь даже отдавший своё сердце Бога Моракс, который, казалось бы, должен был потерять большую часть своей силы, оставался таким же могущественным, несокрушимым, от него веяло силой, заставляющей преклонить колено. Чайльд с трудом оставался в сознании, а его тело изнывало от полученных повреждений. Ещё пару собственных поражений назад Аякс бы поднялся и попытался снова и снова взять реванш, снова и снова попытался бы изменить что-то, снова и снова попытался одержать хотя б одну победу, но всё безрезультатно. Холодный, втаптывающий в землю голос Архонта словно давил железным грузом на плечи, говоря, что пора подчиниться, заставляя подчиняться. – 先生, – голос сбит неровным дыханием, а каждое новое слово отдаётся болью в грудной клетке, – что бы Вы мне не говорили, к счастью или к сожалению, вмешиваться в историю - непосредственно моя работа. Моракс громко хмыкнул, с острым звуком резко впивая копьё в землю через разодранный красный шарф в нескольких сантиметрах от лица Предвестника и прижимая его голову к холодному камню грубой подошвой. – В следующий раз я проломлю твой череп, если Фатуи решат использовать мой регион в качестве расходного материала. Если ты не лжешь, то Царица и так вспомнит судьбу предшественницы, вопрос лишь в том, кто совершит первый удар, - давление ноги увеличилось, и голос приблизился, – А если лжешь, то такая потеря не будет стоить ее внимания. Архонт отступил, оставляя Чайльда прибитым к полу копьем. Камни, будто благоговеющие подданные, раскатывались в стороны сами, очищая Архонту путь к тяжелой позолоченной в его честь двери. – Ты можешь не покидать город, если не будешь попадаться мне на глаза. – не обращая взгляда на пораженного воина, рыкнул Моракс, поправляя перчатки перед выходом в город. Тарталья был готов расплакаться от собственной беспомощности, от того, насколько он жалок и слаб, но показать себя таким образом перед Божеством - непозволительное, мерзкое неуважение. Аякс сильнее, и поэтому он держится. С трудом, но держится. В интонациях мужчины обжигающая острота, словно оглушающая точечным сильным ударом по голове. Предвестник не сможет «не попадаться на глаза», как бы ни хотел, не сможет. Это слишком больно, слишком неприятно и слишком невыполнимо. Он не сможет избегать того, в кого влюблён до беспамятства, даже если тот это прикажет.

***

Нужно время, чтоб восстановиться физически и морально. Нужно время, чтоб принять собственное поражение, собственные чувства, природу и подноготную Божественности Рэкс Ляписа и то, что Тарталья никогда не сможет добиться того, чего хочет, что бы он для этого ни делал. Чайльд встречает Моракса, нет, Чжун Ли случайно. И это правда случайность, а не подделанная под неё намеренность. Слегка прохладные дуновения ветра колышут рыжие пряди, а лучи уходящего на закат солнца в некоторых местах оставляют на них ярко-золотые отблески. Только стоит голубым глазам встретиться с янтарём во взгляде консультанта, как вся имеющаяся смелость, решительность Одиннадцатого пропадают бесследно. – 先生, – только Предвестник начинает говорить, как во взгляде старшего появляется не то что бы гнев или агрессия, скорее раздражение или упрёк, ведь Аякс ослушался прямого приказа Архонта, он посмел показаться тому на глаза, посмел заговорить с ним. Но, конечно, сейчас перед Чайльдом ведь Чжун Ли, консультант Бюро Ваньшен, он не покажет всего этого, максимум только если во взгляде, – я помню, что Вы просили, – приказывали, конечно, – не показываться Вам на глаза, но мне определённо стоит извиниться перед Вами, а сделать это в любой форме, кроме личной встречи, - кощунство. Тарталья либо беспросветный идиот, либо нахальный наглец, но ни один из этих вариантов нисколько не спасает его положения. Голос был холоден, но все еще певуч, чтобы не выделяться из общего шума гавани, чтобы не привлекать внимания. Чжун Ли не нужно было делать хоть что-то, чтобы любезно напомнить, кто он на самом деле. Достаточно лишь немного поменять стиль речи. – Мне не нужны твои извинения, Чайльд. Они бессмысленны и порождают новые причины извиняться. Например из-за того, что ты хотя бы не прошел мимо. На Тарталью даже не обратили взгляда. Он будто пыль, о существовании которой ты знаешь, но внимание ей уделять так же глупо, как пытаться нравоучать бесталанного пьяницу. В груди Предвестника зарождалась по-детски глупая обида. «Почему, почему, почему?» - крутилось в его рыжей голове, в его мыслях. Он не мог поверить, что только из-за того, что он чётко, правильно и практически (если не считать того, что он банально не знал о контракте Рэкс Ляписа и Царицы, и из этого вытекало то, что он, мягко говоря, подорвал взаимоотношения двух регионов, чуть не разрушил Ли Юэ и далее, далее по списку, который можно было продолжать очень и очень долго) идеально выполнял свой долг перед Крио Архонтом, все его выстроенные взаимоотношения с консультантом рухнули в одночасье. А он ведь успел привязаться, как дикий лисёнок, что, казалось бы, никогда не сможет стать прирученным человеком, выходит на опушку в ожидании знакомого человеческого запаха теплоты и привязанности. – Как бы глупо и эгоистично это не звучало, но я просто не мог пройти мимо. Повторюсь, что бы Вы мне тогда не сказали и не скажете ещё, я просто не могу сделать вид, что ничего не было, сделать вид, что мы с Вами не знакомы. Моракс, не ожидая такого ответа (если точнее, то вообще не ожидая ответа, потому что думал банально о наличии инстинктов самосохранения у Чайльда), повернулся всем телом к Предвестнику и вскинул бровь, издевательски полуулыбаясь и насмехаясь над ним. – Маленький Фатуи настолько сильно поддается страсти? Как непрофессионально. Ощущать благоговение, уважение и страх, смешанный с обидой, было весьма приятно. Обыденность для Архонта, но сконцентрированная в одном человечишке настолько, что не заметить дрожь достаточно стрессоустойчивого тела невозможно. – Можете считать и так, хотя, я бы скорее сказал, что просто разграничиваю личное и рабочее. И пока в этом самом нет ничего, что угрожало бы исполнению моих обязанностей, я не вижу ничего плохого. Аякс всем своим видом пытается показать, что не переживает, не показать, что страшно, не показать, что готов сделать что угодно ради внимания Архонта, пока это не переходит границы разумного (которые, будем честны, представляли из себя нечто до абсурдного размытое), хотя едва ли Тарталья успешно это скрывал, и даже если ни одному человеку в Тэйвате это было бы не видно, Моракс ведь не человек, он видит любое изменение в глазах Предвестника, отображающее всю подноготную его чувств. А в его собственном взгляде насмешка, осуждение и высокомерие с ноткой неприязни. Это не взгляд консультанта Похоронного Бюро, это взгляд Архонта. И хоть интонации мужчины всё ещё оставались теми, что присущи Чжун Ли, из-под этой маски показывались черты Рэкс Ляписа. Конечно, не случайно, а потому что тот сам этого захотел. Аякс цепляется за этот диалог как утопающий за прут, если его упустить, то у него навряд ли получится выкарабкаться, найти еще один повод для встречи. Возможно, потенциально бешеного Предвестника стоит держать ближе к себе. Особенно, если он настолько жаждет этого сам. Юноша был неплох собой, а главное легко внушаем. Осталось лишь выяснить это насколько. – Я вижу, – интонация такая, словно Архонт залез в голову Чайльда и увидел там кричащее "Разве Вы не видите, как сильно я хочу быть ближе, находиться рядом, находиться в Вашем сердце?", – ты глупец, если считаешь, что сможешь добиться сострадания Властелина Камня. Моракс начинает медленно надвигаться на Чайльда, чувствуя как и без того острые эмоции становятся еще более жгучими. Шаги уничтожающе крошечные. Юноше совсем необязательно отступать, чтобы сохранять между ними допустимую даже для незнакомцев дистанцию, но ноги будто двигаются сами. Аякс, держись он хотя б чуточку хуже, вздрогнул бы. Интонация мужчины кажется обжигающе ледяной, она холоднее, чем морозы в Снежной, она холоднее, чем сама Царица, она пугает, вызывая мысли о том, что Архонт, как ему и соответствует, видит юношу насквозь. – Я не пытаюсь добиться, – мысленно Предвестник добавляет «Вашего», но знает, что произнести это ему не позволено, тем более посреди гавани, – сострадания, и никогда даже не думал о том, что бы попытаться его добиться, – на губах Предвестника совсем слабая улыбка - чтоб сохранять образ. Тарталья не хотел бы отступать, но ему приходится. Приходится, до момента, пока он не упирается выставленными назад руками в оказавшиеся крайне близко красные перила одной из многочисленных безлюдных террас Ли Юэ, на которой они с консультантом сейчас находились. Казалось, словно тело не слушалось и двигалось само по себе, шаг за шагом отходя назад, а после упираясь в красное дерево. Аякс сглатывает ком, подступивший к горлу, но не отводит собственного взгляда от янтаря в чужих глазах. От такого подчиняющего и втаптывающего в землю янтаря. – Тогда чего ты пытаешься добиться, так самонадеянно и глупо являясь передо мной? – Архонт не замедлялся ни на секунду, будто его совсем не волновало, как они выглядели со стороны, что могли подумать люди, – мне нужен ответ, Чайльд. Честный, конкретный ответ. Голос все еще был строг, но где-то внутри разгоралось пламя. Пламя нездорового интереса и сладкого предвкушения. А Аяксу от этого становилось страшно. Каждый короткий шаг мужчины отдаётся шумом в груди и пропущенным ударом сердца. Он не мог врать Архонту, не мог найти в себе сил сказать хотя б одно слово лжи, как бы ни хотел. Казалось, что сознание отказывалось слушаться своего хозяина. – Я всё ещё надеюсь на возможность вернуть то, что было между нами, до того, как я, – Чайльд осекается, зная, что сказать больше нельзя, по крайней мере не здесь и не сейчас, – вернуть хотя б приближенные к прежним взаимоотношения. Как глупо и самонадеянно, такого никогда не может случиться, ведь всё, что было тогда - самая приторная и отвратительно-притворная ложь. Этого приятного «когда-то» не существовало, как не существовало Эдема, милости Богов и их внимания к каждому смертному по его просьбе. Любое Божество обращает внимание на смертного лишь только тогда, когда захочет этого само. Помимо всего прочего Тарталья ведь говорит не напрямую, и это - наглейшее безрассудство. Он не говорит прямо о том, что влюблён, и даже не потому, что они с консультантом всё ещё на шумных улицах гавани (нет, совсем нет, этому юнцу не стоило бы труда признаться так, прилюдно, наплевав о том, что скажут люди), а потому что стыдно испытывать что-то к Архонту, стыдно в глубине души, детской частью своего характера питать надежду на ответные чувства, при этом холодным рассудком понимая, что никогда не сможешь получить таковых. – К каким взаимоотношениям? Вопрос за вопросом Моракс загонял Чайльда все больше, дальше, глубже. Заставлял думать, придумывать, анализировать, сопоставлять, делать выводы, осознавать, решаться, признавать, принимать и чуть ли не рыдать от всех эмоций, наполняющих его за секунды. Юноша должен запутаться, чтобы Архонт помог ему распутаться так, как ему удобно. Давить, не принуждая; помогать, не спасая. Рекс Ляпис нашел, чем поживиться. – Ну же, Чайльд, – сдержанность превращалась в дикость, на безэмоциональном лице легкой тенью ложилась улыбка, — Как я могу вернуть то, что ты даже не можешь признать? Юноша еле держится на плаву, словно стоя на краю обрыва, в страхе глядя вниз. Предвестник уже жалел о том, что решил заговорить с мужчиной, о том, что не прошёл мимо, о том, что вообще влюбился, о том, что никогда не давил в себе эмоциональных, импульсивных порывов получать больше и больше. Каким же он был глупцом, какой же он глупец и сейчас. Слова не связываются в предложения, оставаясь где-то на кончике языка. – 先生, я хочу вернуть Ваше внимание, я хочу быть рядом с Вами, – Тарталья ненадолго останавливается, пытаясь подобрать подходящие слова из известных ему, при этом таких, что б выразить максимум собственных чувств и эмоций, – Как я могу всё-таки донести до Вас всё? – Одиннадцатый из последних сил контролирует собственные интонации не срываясь на слишком громкие и не переходя видимых границ спокойствия, – Я ведь множество раз до этого говорил Вам, неужели Вы даже не помните ни одного моего признания? – Я не обязан помнить твои прихоти, Чайльд. Говорить меньше, чтобы оппонент говорил больше, пока тот, в стремлении задушить угнетающую тишину, не скажет то, чего не должен, то, чего не хотел говорить ни под каким предлогом, вплоть до того, что будет готов тут же сбежать. Естественно, сбежать ему никто не даст. Так работал Моракс, Бог истории и контрактов, обладающий чуть ли не всей информацией в Тэйвате. Расстояние между ними сокращалось, как Предвестнику казалось, непозволительно быстро. Тарталье давно было некуда отступать, а сдвигаться относительно направления движения все еще нерасторопного Архонта всё равно что намеренно упасть лицом в грязь перед его ногами. Ему уже приходилось так падать, и повторять этот опыт ему уж точно не хотелось. Чайльд не может так, он, в невозможности отступить куда-либо, смотрит в янтарные глаза консультанта, каждый шаг которого отдается в сердце. Подобная близость не приятная или удовлетворяющая, она пугает, словно окатывая ледяной водой. – Я не могу без Вас и Вашего внимания, я не могу игнорировать Вас и делать вид, что мы не знакомы, – Аякс бы никогда не поверил, что он когда-нибудь признается мужчине, да и что если это признание и произойдет, оно будет в подобной обстановке. В голове Чайльда его признание если и было реальным, то происходило в максимально приятной и интимной атмосфере, по крайней мере о подобном Тарталья мечтал и грезил до событий в Золотой Палате, до новости о контракте (о котором, к слову, у Предвестника всё ещё не было ни крупицы стоящей информации), но теперь, вероятно, это было абсолютно точно невозможно, – Я глупо и беспросветно влюблён, – голос сходит почти на нет, а взгляд опускается в пол, будучи не в силах смотреть на Моракса из-за накатывающего чувства стыда, – простите меня за это. Говорит, но не делает. Боится, но слишком сильно. Это скучно, так дело не пойдет. Слова юноши банальны, ванильны, Моракс слышал их сотни раз, и никаких новых ощущений они уже не приносили. Нужно заставить Чайльда выйти из этого состояния, пока он окончательно не стал безвкусным. Он растерял всю свою напористость, как только узнал, что время с ним проводил древнейший Архонт. Беспардонная наглость, очаровательная прямолинейность и дерзость пропали. Теперь он млеет так же, как и любой другой человек. Чжун Ли бы остановился еще в метре назад, но Моракс сделал последний шаг только тогда, когда ступать вперед было банально некуда, в двух десятках сантиметров от его лица стоял краснеющий юноша. Чайльд ненадолго прикрывает краснеющие щёки рукой, но с последним шагом консультанта убирает и её. При этом алеющая кожа так сильно контрастировала с веснушками, от этого только сильнее проявляющимися на лице, и обычным достаточно светлым цветом кожи юноши. Пара мгновений, и Аякс чуть подаётся вперёд, накрывая губы Моракса своими. Это опрометчиво и глупо, но Чайльд, готов и вправду сделать что угодно, чтобы заглушить собственные мысли, что так настойчиво говорили голосом мужчины. Одиннадцатый не уверен, насколько подобное позволено ему сейчас, ведь во время предыдущей их встречи Архонт ясно выразился, что вообще не желает видеть Предвестника, но раз уж тот не внял этим самым словам, может, и подобную вольность ему простят, учитывая всё то, что было между ним и Чжун Ли раньше. Такой робкий жест, совершенный даже не то что от желания, а скорее от безысходности, но этот Чайльд Архонту интересен куда больше. Поцелуй (хотя едва ли его можно было бы назвать таковым, учитывая, что Тарталья просто замер на месте) продлился пару секунд. Моракс улыбнулся в губы, до того как Аякс отстранился, так и не открывая глаз то ли от страха, то ли от нежелания отпускать момент. Очаровательно. Мужчина внезапно сжал в кулак одежду на груди парня, останавливаясь на ощутимое мгновение, чтобы юношу успели захлестнуть эмоции, после чего за эту же одежду резко притянул того к себе. В этот раз его губы накрыли чужие, но уже заключая в настоящий, смакующий, но при этом всё равно требовательный поцелуй. Сердце Предвестника, казалось, пропустило несколько ударов. В этот момент он ожидал абсолютно чего угодно, но не того, что его поцелуют в ответ. Губы мужчины ощущались обжигающе приятно, вкупе со слегка грубой хваткой на пиджаке заставляя сознание Чайльда плавиться. Он позволяет себе очередную вольность, за которую, уверен, теперь уже ему ничего не сделают (он перешёл границы дозволенного даже не на поцелуе, даже не на собственном признании, он перешёл их ещё тогда, когда заговорил с Чжун Ли, случайного того встретив.): Аякс кладёт свои ладони на плечи мужчины, ни то для того, чтоб получить какую-то опору, ни то для того, чтоб этот поцелуй был максимально чувственным и с какой-то стороны приемлимым, а может и вовсе цель подобного жеста была в том, что Чайльду было необходимо выражать собственные эмоции. Казалось, его ноги подкашивались и переставали держать, а по телу крупной волной бежала дрожь. Ради таких поцелуев, ради этого Божества Тарталья готов терпеть что угодно, готов терпеть абсолютно любое отношение к себе. Моракс чувствовал, как едва заметно Чайльд слабо сжал пальцами ткань пальто на плечах, поддаваясь ощущениям, и то напряжение, что висело над ним немного отпустило юношу из своих когтистых лап. Давая Аяксу еще немного времени насладиться моментом, Архонт отстранился, и, чуть склонив голову, ухмыльнулся. – Так-то лучше. Он отпустил Чайльда, слабо дергая за ворот, будто приводя того в себя. Моракс отступил, отворачиваясь от Тартальи, и вернулся туда, где стоял еще в самом начале их встречи. – Твои извинения за влюбленность звучат жалко. От Предвестника хочется ожидать бóльшего. – Рекс Ляпис повернул голову в сторону, упрекая хитрым взглядом, – Не только на поле боя. Одиннадцатый ненадолго поджал губы, стараясь совладать с собственным смущением, только мужчина отвернулся. Моракс прав во всём, что он говорит, и Чайльд знает это. Извиняться за собственные чувства - отвратительная глупость, это совсем не то, чего ждёшь от великолепного воина, прошедшего через ужасы Бездны, это не то, чего ждёшь от Предвестника. – Я буду крайне рад, если смогу не только оправдать Ваши ожидания, но и превзойти их, – Аякс делает несколько шагов в сторону Чжун Ли, снова оказываясь близко, конечно, не так, как перед поцелуем, но достаточно, – только проблема в том, что я и примерно не представляю, чего Вы от меня ожидаете, – Чайльд подходит ещё чуть ближе, после укладывая свою руку на плечо старшего. Страх подотпустил его, и теперь он позволяет себе, возможно, слишком многое, – и, как бы мне ни нравилось видеть Вас таким, – Тарталья не уточняет, но понятно, что он имеет в виду всю ту грубость, что получил во время предыдущей встречи, которая так сильно контрастировала с напускным теплом, что он получал раньше (хотя, возможно, оно было и не таким уж и напускным, просто их с консультантом взаимоотношения были абсолютно другими), – я не до конца могу понять, что мне следует делать - по Вашему мнению, конечно - для того, чтоб я мог получить именно то, чего я добиваюсь. Моракс внезапно рассмеялся, глубоко и искренне. Чайльд, кажется, никогда не слышал такого смеха мужчины, что бы сбивалось дыхание и в уголках глаз появлялись тонкие складки. Однако смех закончился так же неожиданно, как и начался, а лицо стало серьёзным и каменно холодным. – Удиви меня. Тарталья слабо улыбается, чуть потянув мужчину за плечо, тем самым поворачивая его в свою сторону, а после вновь накрывает его губы своими, вовлекая в быстрый, слегка смазанный поцелуй, почти сразу же отстраняясь. Сегодня удача, в очередной раз, на стороне Предвестника - терраса, на которой они сейчас находились располагалась не на прямом виду людских глаз, так что позволить себе нечто подобное Чайльд вполне мог. Он, аккуратно, еле касаясь, провёл кончиками пальцев по груди мужчины, легко улыбаясь даже глазами и, опустившись на колени и уложив одну руку на бедро мужчины, поднял взгляд собственных сапфировых глаз в янтарные омуты, смотрящие сверху, оттенок которых, казалось, становился всё более глубоким и тёмным. – Возможно, это совсем не то, что Вы имели ввиду под своим «удивить», но, уверен, Вы совсем не будете против, 先生, – улыбка, слегка даже напоминающая ухмылку, становилось только шире, теперь приобретая уже явный характер, а за голубыми радужками, в бездонных глубинах зрачков, плясали бесы, разжигая вокруг себя адское пламя. Это был один из предсказуемых вариантов, но Моракс не думал, что Чайльд выберет именно его. Хотя нельзя утверждать были ли варианты выбора в этой дурной рыжей голове. Стоило только дать Предвестнику вольную, как его поведение изменилось слишком сильно, и эти изменения были куда более подходящими веснушчатому лицу, что предвкушающе облизывало губы. Это в самом деле заводило. – Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Предвестник глухо усмехнулся. Конечно, он знает, что делает. За всё время, что они с Чжун Ли были близки, и не в подобных местах опыт был, да и Чайльд всё-таки не малый ребёнок, если он за что-то взялся, то он знает, что он делает. – Вы сомневаетесь во мне или недооцениваете? – вместе с лукавым, томным голосом с губ срывается горячий выдох, опаляющий теплом пах консультанта. Руки Одиннадцатого блуждали по бёдрам старшего, иногда цепляя складки одежды. Ещё пара мгновений, и он расстёгивает брюки Архонта, чуть приспуская бельё и после высвобождая ещё почти не вставший член. Одну свою ладонь подносит к своим губам и, прикусив ткань на кончиках пальцев, стянул перчатку, уже голой рукой накрывая член Моракса, касаясь кожей к коже и делая пару движений вниз-вверх. Парой минут ранее почти плачущий от стыда мальчишка сейчас с вызовом смотрел снизу вверх, бесстыдно касаясь чужого члена и хвастаясь своей распущенностью. Состоянием Чайльда можно даже не манипулировать, просто задать тон - и он сам будет кидаться из одной крайности в другую. За этим хочется наблюдать. – Хотелось бы, что бы недооценивал. Мужчина положил руку на голову Предвестника, слабо вплетая пальцы в рыжие волосы, и глубоко выдохнул от первых слабых стимуляций. За касаниями рукой следуют влажные губы, мягко обхватывают член и пока что лишь слегка, чуть посасывая головку и обводя её языком. Рука в волосах толкала делать больше, заставляя брать глубже, даже не надавливая. Только вот Предвестник понимал, что ещё немного стимуляций, приглушённых вздохов со стороны мужчины и эта самая рука, возможно, начнёт чуть оттягивать его волосы назад, а может и вовсе будет полностью руководить темпом движений рыжей головы. От подобных мыслей внутри всё переворачивается, тугим узлом завязываясь внизу живота. Когда-то раньше, до того, как они с Мораксом сблизились, Чайльд и представить себе не мог, что когда-нибудь будет настолько возбуждён без особой стимуляции или прелюдии, настолько сильно от одних лишь собственных мыслей, члена во рту и требовательно сжимающей волосы руки на затылке. Тарталья медлил, останавливался на одном месте, витая в облаках, и будто совершенно забывал о том, что его основная задача удивить. Он все еще был умел, понимая, где стоит задержаться или быть активнее, зная, как лучше, как приятнее, но так медлителен, что терпения едва хватало на то, что бы не использовать его влажный рот, мягкую горячую глотку и идеально обтягивающие член губы так, как только захочется Архонту. Моракс потянул волосы юноши, как бы запрокидывая его голову назад, чтобы уловить угрожающим золотом плещущийся, зацветший от возбуждения океан блестящих глаз. Тарталья слабо промычал, пуская едва ощутимую вибрацию по чужому члену. Ладонь, тянущая волосы на затылке, заставляла брать глубже, даже не вжимая и не принуждая физически. Эмоциональная сила Моракса ничуть не уступала физической, а может даже и превосходила ту. Аякс, усердно водя головой вниз-вверх и обводя чуть ли ни каждую венку языком, всё ещё двигался достаточно медленно, в данной ситуации даже слишком медленно, специально сохраняя подобный темп, дабы вывести Архонта, дабы посмотреть на то, как тот будет вести себя, понять, станет ли тот и дальше контролировать себя, учитывая всю обстановку, или спустит поводья самоконтроля. Чайльд бы улыбнулся своим собственным мыслям, не будь его рот, скажем так, занят. Предвестник испытывал его терпение, изучал выдержку, но Моракса не интересовали его эксперименты и идти на поводу у наглеца он не намерен. Властелин Камня рванул голову Тартальи назад, наклоняясь к его лицу сверху, и практически рыча, смотря на его довольную улыбку. – Если ты сейчас же не поторопишься, я ухожу, и при следующем твоем приближении действительно размозжу твой череп. Архонт провел рукой пару раз по члену и, снова толкая Тарталью на себя, рывком вогнал его до половины в рот, не ослабляя хватки на волосах. Аякс был не в силах сказать что-то в ответ, а даже если бы имел те, у него не было бы физической возможности, ему бы просто не позволили этого сделать. В уголках глаз Предвестника начинают собираться маленькие капельки слёз. Он давится, при этом всё так же не замедляя теперь уже достаточного темпа. Пальцами же он в такт движениям своих губ проводил вниз-вверх около основания члена консультанта. При этом, как бы он не старался, полностью синхронизировать движения не выходило из-за непрекращающейся дрожи что в руках, что во всём теле. Свободная же ладонь оказывается на его собственном паху, чуть сжимая и надавливая - тело требовало хотя бы малейшей стимуляции. Моракс перенес вес тела на одну ногу, а туфлей второй подцепил ладонь Предвестника на паху, скидывая ее, после чего сам надавил носком на промежность. – Нельзя. Давление сначала болезненно усилилось, а потом вовсе прекратилось. Голос Архонта хоть все еще был строг, но его дыхание было сбито, и когда Чайльд замедлялся на особо глубоких толчках, сглатывая, Рекс Ляпис поднимал голову вверх, тяжело выдыхая через нос. Одиннадцатый глухо, вымученно и приглушённо наличием члена в его рту всхлипнул, послушно убирая собственную руку. Он надеялся, что если он будет прилежно и усердно работать, то ему позволят хотя бы самому дать себе некую стимуляцию. Он был готов просить, умолять, чтоб получить немного больше. Слёзы, маленькими дорожками скатывающиеся по щекам, стягивали кожу, а Тарталье, уже даже не обращающему на них внимания (едва ли он это делал до этого), кажется, что ещё немного и он потеряет сознание от нехватки воздуха. Заплаканный Предвестник с пухлыми, растянутыми и от того потрескавшимися губами, зависимый от того, чтобы его таскали за волосы, не давая сделать вдоха, выглядел до упоения приятно. Он будет замечательным дополнением к коллекции кончивших от одного взгляда Властелина Камня и его члена во рту. – Сам. Моракс отпустил голову Чайльда, складывая ладонь ему на плечо и сжимая его пальцами, чуть ли не до треска костей. Юноша на пару мгновений отстранился, делая пару коротких, сорванных вдохов, желая получить как можно больше кислорода. Во время этого он, дабы не прерывать стимуляции, не разочаровывать Моракса, рукой, что была у основания чужого члена продолжал совершать движения, вскоре снова припадая губами. Требовательный, тяжёлый взгляд сверху, крепкая хватка на плече, собственные, до неприличия обжигающие мысли - всё приближало Предвестника к краю, при том он даже не касался себя самостоятельно. Его толчки не замедлялись, и он всё так же усердно работал головой, стараясь сделать всё, абсолютно всё, чтоб доставить удовольствие Архонту. – Глубже. Голос грубый и в нем совершенно не слышно наслаждения. Нет, Чайльд действительно хорош, но Моракс за века пристрастился к лучшему, а еще он отлично играет спокойствие и жестокость. Рекс Ляпис вернул носок туфли к паху Предвестника, и чем дальше были его губы от основания члена, тем меньше давление, а соответственно и стимуляции. Властелин Камня допускает игры только по его собственным правилам. Аякс плачет, глухо и не слышно стонет, пуская тем самым вибрации по члену мужчины, при этом не прекращая движений головой и языком. Он хотел кончить, он упивался даже такой, болезненной, стимуляцией, тело молило о большем и молило о разрядке. Только вот Одиннадцатый Предвестник понимал, что ему недозволенно кончать первым, что сначала он должен довести до края Моракса. Рука с плеча метнулась к затылку, впиваясь пальцами в шею и отрывая губы Чайльда от члена. Он тяжело истерично дышал, высунув язык, между которым и головкой осталась нить слюны, она же стекала с подбородка вместе со слезами. До мурашек и хохота вульгарный Предвестник выглядел жалко, поднимая заплаканные, измученные, но все еще вожделенные глаза на Архонта, почти умоляя взглядом дать ему кончить. Одна самодовольная улыбка, и Моракс резко толкает голову Аякса на себя до упора, смотря как расширились его зрачки от внезапного растяжения не готового к этому горла. По щекам новой волной покатились слезы, и даже стонать или всхлипывать было невозможно, хотя руки неконтролируемо дрожали, а ноги сводило так, что стоять было почти невозможно. Хватка на затылке была неподвижна, и Чайльд был пойман в ловушку между ней и пахом, в который упирался нос. Как бы ему не было плохо, он не отрывал взгляда с горящих в темнеющем зрении глаз. Пытаясь сделать хоть что-то, чтобы его отпустили, он пробовал двигать языком внутри, стягивал губы и наконец как мог сглатывал, еще плотнее обволакивая горячей влажной тканью конец члена. Кажется, что прошла вечность, прежде чем Моракс еще яростнее вцепился в шею рукой, кажется обросшей когтями, часто, глубоко и рвано задышал, с звериным рычанием кончая сначала глубоко, а после, постепенно отпуская Предвестника, на язык. Тарталья закашлялся бы, отстранившись, если бы ему было позволено проронить хотя бы каплю чужого семени, но нет, он сглатывает всё до единой капли, после ещё и облизывая губы. Увидь он из прошлого себя самого сейчас, он бы не то, что был удивлён, ему бы даже, скорее всего, стало мерзко. Он ведь Северный Воин, один из сильнейших членов Фатуи, возможно даже, жителей Тейвата, сейчас постыдно довольствуется до звёзд перед глазами тем, что сделал минет Архонту другой нации, постыдно стонет от почти неощутимых стимуляций носком чужой туфли, постыдно облизывает губы, собирая каждую каплю, постыдно просит дать ему больше. – 先生, – голос Аякса запыхавшийся, – прошу Вас, умоляю, – Чайльд всё ещё глухо всхлипывает, еле слышно, так, что слышит один лишь Моракс (Предвестник уверен в этом) поскуливает. – Ты настолько возбужден только от того что отсосал мне? Ох, я польщен. Моракс провел по паху Чайльда тыльной стороной туфли до голени. По телу парня прошла дрожь, и он упал ягодицами на пятки, роняя тело вперёд, ставя одну руку на пол, а второй цепляясь за бедро мужчины перед ним, пытаясь хоть как-то тереться членом о ногу. Властелин Камня вновь схватил Тарталью за волосы, запрокидывая его голову назад, и в тот же момент массируя ногой яйца. – Ну же, не опускай головы. Ты же не хочешь, чтобы тот снежниец, что наблюдает за нами уже пять минут, подумал, что Одиннадцатый Предвестник умоляет какого-то консультанта дать ему кончить. Чайльд распахнул глаза, но все, что он смог увидеть, это ухмыляющиеся золотые глаза и милосердная улыбка. Моракс подошвой сдавил пах, еще сильнее вжимая носок туфли в головку члена под грязной от ботинка тканью, на которой просвечивалось мокрое пятно. – Давай покажем ему, какой ты хороший мальчик. Одиннадцатый Предвестник дрожал крупной дрожью не в силах сделать хоть что-то внятное, и единственные две вещи, которых ему сейчас хотелось, - кончить и больше, больше, больше этого замечательного, великолепного мужчины. Аякс сквозь пелену помутнённого возбуждением сознания был готов сделать абсолютно всё, что скажет ему его 先生. Осознание того, что за ними наблюдают отдалось стыдливым румянцем (хотя едва ли что-то изменилось, ведь его щёки и так пылали) на коже и ещё туже скручивающимся узлом внизу живота. Тарталья прикрыл глаза. Где-то в глубине его сознания разгоралась чувство стыда за то, что его собственный соотечественник, определённо знающий, кто он, просто смотрит на них, но это чувство стыда успешно давилось возбуждением. Чайльд едва ощутимо толкался бёдрами навстречу движениям Архонта, в желании получить разрядку как можно быстрее. Его грудь быстро, неровно и высоко вздымается, губы поджаты, а глаза прикрыты. Ещё пара мгновений, что, как казалось Одиннадцатому, тянулись вечность, и он всё-таки кончает, чуть ли не позволив себе постыдно-громко застонать, прикрывая рот собственной ладонью. Но даже после этого ни сознание, ни дыхание не приходят в норму, а юноша поднимает усталый, но при этом полный ни то восхищения, ни то обожания, ни то ещё чего-то взгляд на Моракса. Предвестник, что все еще крепко цеплялся за бедро Архонта, сквозь оргазменную муть в глазах одними губами шептал благодарности. Сам Архонт вытер подошву о светло-серые брюки Чайльда, после чего наклонился ниже, к его лицу. – Не чаще трех раз в неделю. Он отпустил волосы с легким рывком головы вниз и отошел на пару шагов назад, поправляя перчатки и костюм. Сидящий на коленях, заплаканный и испачканный спермой и каменной пылью юноша выглядел достаточно жалко, чтобы с нахальной улыбкой так бросить его униженным в центре города. Потому что "нет" нужно слышать с первого раза.