Сны

Сны бывают разные. Кому-то могут сниться картины из черно-белых фильмов, кому-то - разноцветные огни и мельтешащие кометы. Кому-то - застывшие в своем бессилии листопады. Некоторым снятся драки и кровь. Но бывают сны совершенно особенные. Вещие. Такие сны заставляют проснуться в холодном поту, с широко распахнутыми глазами, судорожно хрипящим горлом и единственной мыслью: "Где настоящее?" Именно такие сны посетили в одну ночь сразу троих пиратов. Он возвращался. Широкими шагами, неторопливо. Скалясь уже привычно на проходящих мимо людей. Они ускоряли шаг, но не пытались сбежать. Привыкли. В конце концов, уже целых пять лет Юстасс Кид приплывает на этот остров. Целых пять лет... Она уже ждет его. Встречает у самого отдаленного от центра города дома. Он не слишком большой, но и не маленький. Увитый плющом и еще какой-то малопонятной цветущей херней. С красной черепицей и большими окнами. А вокруг... вокруг сад. Яблони в цвету, одетые, подобно невестам, в нежно-белый наряд из невесомых лепестков. Какие-то кусты с мелкими и опрятными маленькими цветочками. Ульи и жужжание тружениц-пчел. Небольшой каменный заборчик окружает это здание, а на пороге лежит, пригревшись на солнышке, пушистая трехцветная кошка. Запах тепла и пыли. Запах меда и яблок. Запах чего-то такого, чего он, в свои 35, до сих пор не сумел принять и понять. Она ждет его. Не произносит ни слова. Только мягко улыбается и взглядом говорит, что скучала. Она никогда не показывает, что запах крови, что приносит с собой ее йонко, ей неприятен. Просто стирает полинявшую за годы шубу, тихо напевая под нос колыбельную. А стол уже накрыт. Он что-то рассказывает ей громко, матерясь и не скупясь на обороты. Смеется и прижимает к себе, когда она проходит мимо, принося новую порцию еды, унося посуду. Юстасс не до конца уверен, что понимает ее. Впрочем, этим он и не заморачивается. Он уже собирается что-то сказать снова, громко и от всей своей пиратской души - о Короле. О том, что у него все еще есть возможность занять этот неуловимый трон морских волн... ...Топот маленьких ног по лестнице заставляет его замолчать на полузвуке. А в дверях сонно жмурится мальчишка лет трех, с каким-то роботом, явно самодельным, в руках, и улыбается. Улыбается ему. Словно вовсе не самый страшный пират и один из четырех правителей моря сидит перед ним. И он впервые не знает, что сказать. Как ответить на такое. "А глаза материнские...Ореховые", - как-то невзначай думает Юстасс в растерянности. - Мам, это что ль... папка, да? Папка?! А она застыла каменным изваянием, статуей человека. С резко упавшим сердцем, с опущенными руками, кусая губы. "Дура", - как-то непривычно ласково думает Кид. - Что ж ты... мне-то не сказала? Она поднимает на него чистые и уставшие от боли и невыплаканных слез глаза. - Боялась, что больше не приплывешь. Думала... - и тихо плачет, улыбаясь. Прозрачные капли стекают по щекам и капают на ковер. Мальчишка рычит и бежит к матери. А глаза - точь-в-точь как у отца в драке - злые, как огонь разящей молнии. - Мамку обижать! Да я!.. Кид раскатисто смеется. И почему-то впервые думает, что приплыл домой. "Что ж, не я, так мой сын. Воспитаю настоящего мужика". - Как его зовут-то? А то сразу в драку. Хорошему пирату сначала представиться надо, чтоб помнили, кто, и боялись. Именно тебя, а не какого-то левого хрена из подворотни. И она улыбается по-настоящему тепло. Кид просыпается с ощущением, что все будет хорошо. И странное тепло в груди. Ему двадцать три. Но где-то там, в будущем, он - йонко и учит сына быть Королем. Киллер ворочается во сне. Этот кошмар никогда не кончится. Где-то там, в серой дымке будущего, он куда-то бежит. Бежит, почти летит, преследуя какой-то морок счастья, к которому вечно опаздывал из-за Капитана. Всякий раз он опаздывал. На ее день рождения. На празднование урожая. На половину их отношений. На половину своей заложенной жизни. Он опаздывал всегда. Капитану был нужен. А сейчас... Сейчас он летел по острову, горевшему под ногами, бывшему осеннему острову, на котором жила осенняя валькирия, подарившая ему мечты о доме. Он снова опоздал. Опоздал защитить. Опоздал. Бесконечно опоздал. До носа долетает запах горелого мяса. Горит все, что только можно, даже трава, некогда сочная и зеленая, невесомым пеплом и жаркими искрами взлетает к небесам. Его расплата за заложенную жизнь. Валькирии, подарившей мечты о доме, как и самого дома... больше нет. ...Горящая балка некогда "дома" опадает вниз, на раскаленную землю. Сноп искр яростно взлетает и угасает. ...А Киллеру хочется заживо сгореть. Но нужно продолжить отдавать долг. Его жизнь - заложена красноволосому и дьяволу морскому. У него не будет дома. Он смотрит на пожарище и впервые хочет выть. Киллер резко вскакивает с постели. Сон, просто сон. Ужас в распахнутых глазах. "Неужели - правда?" - и только стоящая на полу бутылка сегодня подарит ему успокоение. Ло долго не может уснуть в эту ночь. Когда же он попадает в коварные объятья Морфея, тот вовсе не собирается дарить ему успокоение. Ло снится простуженный дом. Навсегда простуженный. В нем никто никогда больше не улыбнется и не приготовит еды. Не сварит кофе. Не засмеется серебристым ручьем.Н е затопит камин, не сварит глинтвейн. Не заставит поесть. Потому что та, кто могла бы этим заниматься, ушла. Оставив настежь распахнутую дверь. Выстудив помещение до состояния операционной, заморозив свой запах, чтобы ничем не напомнить, не дать приткнуться в суровой зиме. Оставив лишь записку, скальпель и свой шелковый шарфик, который он тогда сам дарил ей. Как давно? Кажется три года назад... или больше? Ло не помнил. Кажется, что-то замерзло и в нем. Ему тридцать восемь. Он остался совсем один. А в записке всего пара строчек: "Я люблю скальпель, который по недоразумению оказался в теле живого и дышащего человека? Или человека с душой скальпеля? Ни то, ни другое мне не подходит". И он со стоном оседает на пол. Трафальгар не знал. Он до последнего не знал чувств. Отвергал и опровергал их, сваливая на химическую реакцию. Странно только одно. Реактив давно был пуст, а чувства почему-то не закончились. Трафальгар просыпается вяло. Ему ничего не хочется. Он садится на кровати, обхватывает голову руками и тихо скулит. Ведь никто не услышит.