***
Началась вся эта кутерьма давным-давно, а узнал об этом я ещё позже, в далёком восемьсот девяностом, когда было мне всего четырнадцать лет, по специфическим переводам наших годов жизни в человеческие. Но обо всем по порядку. В лесу, на окраине Санкт-Петербурга, недалеко от одного из дворцов, протекал Серебряный ручей. Серебряным его про себя называл парень, часто гулявший тут. В те редкие дни, когда солнце бывало в зените, его лучи, попадая на водную гладь почти целиком отражались, создавая эффект блеска драгоценного металла. Не жалея брюк, по деревьям ловко карабкался мальчишка. Даже высоко-высоко в кронах деревьев среди густой листвы можно было увидеть его огненно-рыжую шевелюру. Он, словно бельчонок, перепрыгивал с дерева на дерево, цепляясь руками за ветки. Кора царапала кожу ладоней причиняя дискомфорт. Обхватив ногами ствол одного дерева и держась за ветку, свободной рукой мальчик перекинул через веревку, натянутую меж крон, ремень и схватившись за его второй конец, оттолкнулся ногами и полетел вниз. Когда было преодолено три четверти всего пути, парень потянул ремень, как только мог, притормаживая. Он вытянул ноги вперед и врезался, так толком и не притормозив, в своевременно привязанную к стволу подушку. Ветви старого дуба со временем переплелись и образовывали неплохую подпорку, на которой из досок, найденных на чердаках заброшенных домов, была сооружена не самая ровная, но надёжная платформа, которую снизу не было видно ни зимой, ни летом. Уж Алексей об этом позаботился. Ах да, знакомьтесь: Алексей Петрович, или же СССР. Герой нашей замечательной истории. Работать с деревом Союз научился довольно рано, к девяти годам он умел вырезать разные игрушки. А после щедро раздаривал их деревенским детишкам. Алексей помнил, как под покровом ночи таскал доски, мастерил из них платформу и прикреплял её к дереву. Было тяжело, на утро всё тело ломило от боли, крепотура на руках не позволяла стопку книг держать, но результат того стоил. Спустя недели две, появилось тайное укрытие Алексея, о котором не знал никто. Здесь хранились те сокровища, которые слуги непременно приняли за мусор и выкинули бы, вздумай мальчишка принести их домой. Разные камешки, раковины, булавки, гвозди, монетки, перья птиц, и прочие сокровища, найденные в лесу. Почётное место занимали, завёрнутые в старые платки черепа птиц. Их осталось всего два. Такие милые сувениры вступали в бой с вредными служанками и горничными, когда они в очередной раз досаждали младшему члену царской семьи. А также было здорово играть ими с деревенскими мальчишками. Алексей наклоняется. Под платформой находилась небольшая полочка, на которой лежали скомканная одежда простолюдина (дабы свободно гулять по деревням), недовырезаная рогатка, пара листов бумаги и небольшая тёмно-коричневая книжечка, обвязанная старой верёвкой, к концу которой был прикреплён огрызок карандаша. Алексей выуживает последние предметы. Разместившись среди ветвей и взяв карандаш, мальчик открывает дневник и нетерпеливо листает первые, пустующие страницы. Парень вел дневник с конца и писал зеркальным почерком. Такой, до смешного, детский шифр, не составляло большого труда понять, но за время практики, Алексей писал и читал на нем вполне бегло, а значит и большого количества энергии на это не тратил. Мальчик вывел на новой странице: «23 августа 1890 года.» Он аккуратно подчеркнул написанное и устремил свой взгляд вниз. Отсюда, с высоты, хорошо открывался вид на Серебряный ручей, торопливо бегущий далеко в лес. Вода разбивалась о часто встречаемые камни, нарушая тишину. Как, впрочем, и неумолкающие птицы. Недалеко от ручья одиноко стояла плакучая ива, в ветвях которой было весело прятаться. «Сегодня прошло ровно семь лет, как РСФСР уехал за границу обучаться. Ещё ни разу ни я, ни кто-то другой не получили от него письма. Иногда мне начинает казаться, что под предлогом обучения, он просто сбежал из этого…» Парень прикусил губу, стараясь подобрать наиболее подходящее словцо, однако в силу воспитания и нежелания долго формулировать, остановился на одном из первых пришедших в голову. «…сбежал из этого ада.» РСФСР, или же Владимир – старший сын в царской семье. Разница у него с Лёшей довольно большая: двенадцать лет. О нем у Союза остались хорошие воспоминания. Владимир был хорошим социологом, оратором, умел очаровывать людей, был начитанным и в него все верили. Отец не жалел ни денег, ни времени на его образование, ведь верил и знал, что он будет способным императором и изменит мир. И каждый раз, когда учителя говорили что-то по типу: «Нет, Ваше Высочество, это просто возмутительно! Вы наследник Его Величества, нельзя же так безответственно себя вести!», Алексей на это лишь неопределенно хмыкал и думал: «Наследник, как же. То-то Вы о брате моём старшем забываете!» «С каждым днем я все больше замечаю загнивание нынешнего дворянского общества и осознаю свою беспомощность в борьбе с ним. Отец не слышит меня, как и другие взрослые. Они вообще никого не слышат, порой даже друг друга. Дворянство забыло о своих обязанностях и живет только балами, нарядами и бесконечными интригами. Не знаю, как и когда, но думаю, что это точно приведет к чему-то плохому. Я хочу это изменить. Но не знаю как.» Алексей откладывает карандаш и дневник. Жмурится до звездочек. У него не было даже представления о том, как можно изменить подобную проблему в государстве, не имея при этом никаких полномочий и поддержки. Ведь это невозможно. Пусть элита и занята развлечениями, экономика ослаблена, но без поддержки он никто. И не способен ничего сделать. И не знает, где эту поддержку взять. Но черт возьми, были же люди, которые это изменили! Тот же его отец в юности. Он, в свои семнадцать лет уехал учиться, он прорубил окно в Европу, он сделал Россию могущественной державой, основал Санкт-Петербург. Перечислять можно долго. Значит, если подобное уже исправляли, для начала нужно разобраться, как это делали ранее.***
Нужно было незаметно для прислуги добраться до собственной комнаты и при этом как можно скорее. Если Союз опять опоздает на урок французского, то очередное наказание обеспечено. Месье Башелье – каким спокойным преподавателем не был бы, спуску не даёт и обо всех промахах и прогулах сообщает. Наконец Алексей Петрович добрался до своей цели. Это был внушительных размеров холст, с изображенным в полный рост Петром Ивановичем, также известным как Российская Империя. Союз огляделся. Никого нет. Впрочем, как и ожидалось. Не станет же отец делать потайные ходы там, где всегда народу навалом. Союз берётся за позолоченную рамку и с усилием тянет на себя. Картина поддаётся и в мгновение ока открывает небольшой узкий коридор, освещаемый, разве что факелами. Юноша снова оглядывается, а после перешагивает через «порог» и закрывает за собой проход холстом. Таких ходов было достаточно много во дворце и обо всех их Алексей знал. Может, отец и знает о том, какие махинации проворачивает его младший сынок, а может и нет. Впрочем, какое Алексею дело? Стараясь ступать как можно тише и быстрее, мальчик проходил по извилистым коридорам, про себя повторяя, где что находится. Первый бальный зал, второй, коридоры; юноша поднимается по ступенькам; гостевые комнаты, коридоры… библиотека. Алексей подходит к одной из «дверей». Осторожно отодвигает небольшой прямоугольник и выглядывает. Никого. Тянет за пару других и открывается выход. Прикрывая ход фальшивым книжным шкафом, Союз берёт первую попавшуюся под руку книгу и выходит из библиотеки.***
Алексей Петрович сидел в кабинете, вертя карандаш и насвистывая какую-то мелодию. Месье Башелье – учитель французского и не только его, тем временем, выписывал белым мелом на доске какие-то слова. Солнце ярко светило и слепило глаз. Парень невольно перевел взгляд с книги в окно. Оттуда открывался вид на царский двор. Изящные мраморные статуи были установлены по периметру сада, а посередине возвышался величественный фонтан. Учитель на мгновение обернулся и под его строгим взглядом Алексей тут же спрятался за книгой, тяп-ляп выписывая неизвестные слова из текста на лист бумаги (дабы потом найти перевод и запомнить) и морщась от режущего слух скрипа пера. Сквозь них послышались удаляющиеся шаги учителя. Алексей с легкостью перевел отрывок из необычайно скучной книги и ждал появления ушедшего преподавателя. Он не спешил показывать, как только справился с работой, результат, ведь тогда от него будут ждать большего. А это – то, чего ему не нужно. Он будет справляться со всеми требованиями, но за дополнительным заданием не побежит. В кабинете стояла необычайная жара, что стало причиной открытого окна, все равно не спасавшего парня от немилости температуры. С одной стороны хотелось сбежать на речку, охладиться, а с другой хотелось податься такому заманчивому желанию побыть после урока Ильей Обломовым и просто отдохнуть. Мечты о долгожданном отдыхе прервал внезапно вошедший учитель французского, заставивший ученика вздрогнуть. - Что ж, Ваше Высочество-с, зачитайте, что у Вас получилось. Обреченно вздохнув, парень уткнулся в текст.***
Как только прозвучало разрешение на отдых, Алексей пулей вылетел из класса и столкнулся нос к носу с дворецким – Юрием Михайловичем. Это был высокий, широкий в плечах мужчина пятидесяти лет, с, как Алексей находил, достаточно забавной темной бородкой, заострённой вверх. Юрий Михайлович, как и было положено всем уважающим себя дворецким, всегда носил маску невозмутимости, поддерживал императора и был ответственен, однако юного Алексея недолюбливал (впрочем, это было взаимностью), что сказывалось на его ворчливости, и без того избыточной. На сухое приветствие от Союза он кивнул и протянул конверт. Алексей на это вопросительно выгнул бровь, но докучать дворецкому поленился, в следствие этого, поблагодарив Юрия Михайловича, направился в свою комнату, рассматривая загадочный конверт. Первое, что тут же бросалось в глаза – печать, скрепляющая конверт. Она была серого цвета. С детства Алексею было известно, что каждый цвет сургуча использовался в определённых случаях, для определённых людей, в определённых целях. Для деловых посланий использовался красный сургуч, Алексей много раз видел, как отец запечатывал им письма, фиолетовый для соболезнований, редкий белый сургуч означал, что в конверте пришло приглашение на свадьбу. Письмом с коричневым сургучом приглашали на праздничное застолье, серый использовался для переписки с друзьями. Друзьями. Сердце мальчишки застучало быстрее. Но кто? Кто мог отправить ему письмо, запечатанное серым сургучом? Подушечками пальцев Алексей провёл по печати. Это была монограмма. Буквы «В.П.», посредине овальной рамки, диаметром полсантиметра. Любопытно. - А вот это ещё любопытнее, - прошептал Алексей, аккуратно открыв конверт и доставая листок. Не нужно быть Шерлоком, чтобы понять, что бумага изготовлена за границей. Уж больно светлая и гладкая. Алексей предположил, что изготовлена была она в Англии. Чутьё подсказывало. Переступая через ступеньку, не отрывая глаз от бумаги, Союз поднимался в сторону своей комнаты. Подождите-ка... Заграничная бумага. Серый сургуч. Инициалы «В.П.». «В.П.». Владимир Петрович. Его старший брат. Дрожащими руками Алексей перевернул лист. На листе красовались пять строчек, выведенные каллиграфическим почерком. Содержание письма гласило:«Дорогой братъ. Счастливъ сообщить, что въ скоромъ времени, а именно двадцать четвертого августа, прибуду первымъ поездомъ въ Санктъ-Петербургъ. Прошу встретить въ восемь утра у Балтийского вокзала. Твой братъ Владимиръ Петровичъ»
И размашистая подпись в конце. Встретить – значит прислать экипаж. Хорошо. Алексей сделал пометку в голове, вбегая в комнату с широкой улыбкой, и, хлопнув дверью, с радостным «уху!» падая на широкую мягкую кровать. После стольких лет разлуки они с братом наконец увидятся! Фантастика! В последний раз они виделись семь лет назад, перед отъездом Владимира в Европу учиться. Спустя несколько минут веселья Алексей поднялся с кровати, подходя к письменному столу, расположенному у окна, и положил листок так, чтобы лучше разглядеть буквы. Изучение почерка само по себе дело интересное, ведь он многое говорит о характере. Буквы Владимира были с заметным наклоном вправо и достаточно крупными. Выходит, брат достаточно высоко себя оценивает. Впрочем, неудивительно. При том разборчивый и последовательный, не лишенный величественных, но не вычурных, завитушек. Хвостики букв «р» и «у» были настолько большими и закрученными, что в некоторых местах слегка перечеркивали буквы нижних строк, в то время как буквы «д» и «в» - верхних. Буквы поистине каллиграфически выведенные. Правой рукой Алексей отодвинул ящичек стола. Там находился малахитовый письменный набор: перья и подставка для них, чернильница, перочистки, карандаши, промокательная бумага, аккуратно сложенные в стопочку обычные листы бумаги. Юноша выудил необходимые принадлежности и поставил их на стол. Обмакнул перо в чернильницу и переписал пару строк. Отложил перо и взглянул на свои буквы. Простые, непримечательные, достаточно мелкие, в особенности при сравнении с почерком брата, лишенные наклона буквы. Впрочем, человеческий почерк может слегка меняться, так что он может выглядеть и более живо, душевно. В личных письмах, дневниках. Взять вот Алексея. Хотя, пример не самый лучший. В его арсенале имеется несколько совершенно разных почерков для разных обстоятельств. Впрочем, читатель и так это уже понял.***
- Ваше Высочество, Его Императорское Величество ожидает Вас к обеду. – поклонившись, известил Алексея лакей. Тот кивнул, оторвавшись от книги. - Тогда сообщите ему, что через… - юноша мысленно прикинул, через сколько он подойдет, если хочет дочитать главу до конца. Российская Империя ненавидел нечёткую логику, так что ответы из разряда: «скоро», «в ближайшее время» и так далее его не устраивали. – пять минут я подойду. Лакей поклонился и вышел. Алексей вернулся к книге. Именно её он схватил перед уроком французского в библиотеке и не предполагал, что роман Достоевского ему так понравится. Стук в дверь. Алексей бросает тихое «войдите». На пороге оказывается служанка. Она кланяется и подходит к постели Алексея, дабы поправить свисающее одеяло. Юноша тут же подскочил со стула. - Не стоит! Наталья Васильевна, я ведь говорил, не нужно за меня это делать. – служанка на подобное заявление смутилась, а её щеки покрылись румянцем. Не прошло и недели с тех пор, как она здесь была, так что о многих «причудах» младшего сына Императора она либо ещё не знала, либо банально к ним не привыкла. Алексею же вся эта роскошь, все эти длинные и сложные титулы, все то, в чём он вырос, казалось чужим. К чему всё это? Но поднимать данный вопрос с отцом он не решался. Алексей быстро поднял одеяло и улыбнулся служанке. - Не нужно. Ступайте. Служанка, поджав губы, поклонилась и удалилась. Алексей взглянул на страницу книги. Внимание уже распылилось и возвращаться к книге на пару минут было бессмысленно. Поэтому он кладёт в книгу кусок бумаги, а сам роман прячет в стол. По пути в столовую Алексей проходил по светлым коридорам дворца, то и дело теребя рукава. Красная ковровая дорожка на мраморном полу сочеталась с бархатными занавесками на окнах с массивными, выкрашенными рамами. Под белым потолком величественные позолоченные люстры. Алексей вспомнил, как в бальных залах, тронном зале, или той же столовой, потолки были искусно расписаны. Это поистине очаровывало. Пусть вся эта роскошь и была Алексею некомфортна, он был готов отдать должное – вкус у его отца потрясающий, а вклад в любовь к искусству ещё с детства он внёс величайший. Алексей остановился у одного из портретов царской семьи, висевшего на стене. На нем, по середине, на троне восседал сам Пётр Иванович, также известный как Российская Империя, облачённый в офицерскую форму, белые перчатки. Грудь его, казалось, не нуждалась в защите, ибо вся она была закрыта многочисленными наградами. Даже при взгляде на картину Лёше казалось, что отец видит его насквозь. Правее от Императора сидела очаровательная женщина с тёмно-зелёными глазами, так и искрившимися мудростью и добротой. На огненно-рыжих волосах, аккуратно смотрелась нежно-голубая шляпка. Этой женщиной была Екатерина Александровна. Его мама. Алексей помнил лишь её длинные, роскошные волосы и прекрасный смех. Отец рассказывал о ней с грустью, но при этом с невероятной любовью и уважением. Мама писала книги, была мудрой, неподражаемой художницей… Именно она первой сделала прививку от оспы, подав всей стране пример. Она писала стихи, была преданной и сильной. Алексей так мало успел с ней побыть, что сердце защемило от боли. Он закусил губу. Когда бывало слишком тяжело на душе, он вспоминал её лицо и силы тут же находились. Рядом с Петром Ивановичем стояла сестра его и тётушка младшего поколения русских - Софья Ивановна. У неё были чёрные прямые волосы, карие глаза, с легким прищуром, в обрамлении длинных ресниц. Правее, чуть позади, стояла высокая девушка, с черными, блестящими, скромно, но при этом стильно уложенными волосами, и лазурными глазами, как и у отца. Аляска. Их с Владимиром сестра. Помнил её Лёша не очень хорошо, но знал, что она была очень доброй и приветливой, но в отличии от матери не имела собственного стрежня. Это сыграло с ней плохую шутку. Она была отдана замуж Соединенным Штатам Америки, чего Алексей так и не может простить своему отцу, ведь по инициативе его и, вышеупомянутого, Америки, была сыграна эта свадьба. Парень невольно сжал руки в кулаки. Правее от сестры стоял, заложив руки за спиной, РСФСР. У него были темные, вьющиеся волосы с практически неприметным рыжеватым оттенком. Взгляд лазурных глаз был спокойным, чуть высокомерным и скучающим. Он был одет, как и отец, в военную форму. Рядом с ним и матерью стоял и сам СССР. Себя рассматривать юноша не горел желанием, в следствие этого он снова посмотрел в глаза матери и, улыбнувшись, быстрым шагом, направился к отцу. У дверей Алексей остановился, прицокнув каблуком сапога. Глубокий вдох, выровненная осанка, поднятая голова. Можно заходить. За столом сидел, в ожидании сына, Российская Империя. Алексей сел за стол, пожелав отцу приятного аппетита и принялся за трапезу. Сейчас их было всего двое, ибо Софье Ивановне не здоровилось, и она уже давно уехала в свой дворец в Крыму. В столовой повисла тишина, прерываемая, разве что, ляганием столовых приборов. Дожевав печёную рыбу, Алексей, как-бы между-прочим сказал: - Завтра утром Владимир приезжает в Санкт-Петербург. - Я знаю. Он прислал мне телеграмму. Парень кивнул, а Российская Империя продолжил: - У меня в тот же день намечается встреча. До трёх часов. - По какому поводу? – вопрос слетел с губ Алексея прежде, чем он успел подумать. Юноша тут же опустил взгляд в тарелку и прикусил губу. - Алексей. Что я говорил по поводу лишних вопросов? - Если Вы посчитаете нужным, Вы сами всё сообщите. – ровным голосом произнёс Союз. – Простите, отец. Российская Империя снисходительно улыбнулся (хотя, скорее просто приподнял край губы) и кивнул. Снисходительность. То, чего Алексей не любил больше всего. Уступки, отношение как к глупому ребенку. Как же это унизительно. Желая поумерить пыл, Алексей на мгновение прикрывает глаза и представляет лицо матери. Гнев тут же отступил. На удивление, отец вдруг заговорил. - Я еду налаживать отношения с Третьей Французской Республикой. После войны с Германской Империей в 1871 уж сильно он изолирован ото всех. Российская Империя делает глоток вина и продолжает. - Также завтра вечером приедет Софья Ивановна. Я к тому времени уже буду тут, по поводу неё тебе не следует беспокоиться. Твоя задача: встретить брата и позаботиться обо всём связанным с его приездом. – Пётр Иванович, отложив приборы и салфетку, встаёт из-за стола. – Я могу на тебя рассчитывать? - Разумеется. - Вот и славно. Другого ответа я и не ожидал. «У меня и вариантов не было…» мрачно подумал Алексей, провожая взглядом удаляющуюся фигуру отца.