В каморке, что за актовым залом…

Оля с опущенной головой медленным шагом направлялась в сторону знакомой каморки, которая находилась за актовым залом. Причиной плохого настроения школьницы был соло-гитарист Женя, из их, так называемого, ансамбля «Молодость». Он приходил к ней во снах почти каждую ночь и совсем скоро, она поняла, что бесповоротно влюбилась. И вот, когда она наконец-то набралась смелости и решилась ему в этом признаться, она получила жестокий отказ. В голове до сих пор звучало холодное: «Извини, но ты мне безразлична.», которое вызвало очередной горький всхлип у школьницы. Оля была прилежной ученицей: получала отличные оценки, помогала учителям и никогда не прогуливала уроки, но сейчас она набралась смелости соврать о плохом самочувствии, хотя, ложью это было назвать сложно. К превеликому её сожалению многие люди не считают разбитое сердце серьёзной проблемой, а ведь разбитое сердце вполне может посоревноваться в серьёзности с той же головной болью, на которую многие ссылаются, что бы уйти с уроков. Сейчас Оля держала свой путь в сторону каморки, так как была уверена, что игра на её любимой ионике является самым лучшим лекарством и способом немного отвлечься, а Фёдор Иванович, учитель пения, её точно не прогонит и не выдаст другим учителям. Вообще, Оля любила учителя пения. Он даже пару раз заглядывал к ней во снах. И она даже уже начала задумываться, а не влюбилась ли в преподавателя, но вскоре поняла, что эта любовь совершенно не такая, какую она испытывала к Жене. Скорее, чувства эти напоминали любовь к какому-нибудь родственнику, который раз в год приезжал на какой-нибудь праздник и дарил плитку горького шоколада. В их коллективе все любили Фёдора Ивановича. И всем он казался очень хорошим человеком, но было одно «но». Он всегда казался человеком скрытным. Лично Оля явно чувствовала, что он что-то скрывает, но вот что? На этот вопрос она не могла найти дельного ответа. Мало ли, какие тайны могут быть у взрослого человека? Но это её совершенно не останавливало, так как, по природе своей, она была девочкой очень любопытной. Когда до её ушей дошёл слух, что у Фёдора Ивановича есть роман с Ларисой Петровной, учительницей географии, не смотря на то, что он женат, Оля подумала: «Вот оно! Вот его страшная тайна!». Но тут возникло ещё одно «но». Смотря на него, не создавалось ощущения, что он волнуется из-за слухов, точнее, он, как будто, был даже рад, что все вокруг от первоклассников до учителей говорят об этом, так называемом, романе с географичкой. Погрузившись в свои мысли, Оля не сразу заметила, как уже начала подходить к месту своего назначения. Из задумчивости её вывели голоса за дверью, на которой полоской скотча был приклеен белый лист, где каллиграфическим почерком Леночки, солистки их группы, было выведено: «Ансамбль “Молодость”». Услышав голоса, Оля притормозила и начала прислушиваться. Дверь каморки была совсем немного приоткрыта, и её слух отчетливо воспринимал два мужских голоса, среди которых, один был очень знаком. «Там Фёдор Иванович!» — быстро определила школьница, и ещё немного прислушавшись заключила — «Ещё с кем-то, голос знакомый, но вот чей?..» В это время за дверью велась оживлённая беседа. — То есть, — произнёс «незнакомец», — с Ларисой Петровной у тебя романа нету? — Конечно нету! Так же нету, как слова «нету»! — твёрдо заявил Фёдор Иванович, — неужели, ты и вправду мог в это поверить? — добавил он немного сконфуженно спустя пару секунд. Второй голос разразился добрым смехом: «Конечно нет, Федь! Как же я мог?» Сквозь дверь было слышно, как Фёдор Иванович, сначала тяжело выдохнул, а потом, тоже начав посмеиваться, добавил: «С Лариской, конечно, нехорошо получилось, наверное у её мужа появилось к ней очень много вопросов.». — Думаю, Лариса со всем разберётся, она женщина… — собеседник задумался, и в конце концов заключил, — стойкая и боевая! Но подумай и о плюсах, голубчик мой! — Плюсы? — задумался Фёдор Иванович, — Да-да, они определённо есть! — воодушевился он спустя пару секунд, — Все так будут зацикленны на этом несуществующем романе, что совершенно не будут обращать внимание на…— он понизил голос, — на нас. Оля притаила дыхание, сейчас у неё в голове начинался полный бардак, ответы на некоторые вопросы находились, но с ними появлялись новые и ещё более запутанные! Но это совершенно не помешало, руководящему над Олей, любопытству заставить её подойти к небольшой щели и заглянуть во внутрь «Музыкального Святилища». Каморка была совершенно обычной, школьница видела её такой чуть ли не каждый день: бетонные, покрашенные в нежно зелёный цвет, совсем чуточку обшарпанные стены вызывавшие, как ни странно, чувство комфорта. В углу стояло красивое и безумно старое пианино, о котором Фёдор Иванович любил говорить: «На нём ещё мой дед играл Чайковского самому Сталину!». Рядом с ним был набор гитар, хотя, набор — громко сказано, их ансамбль владел всего лишь классической гитарой, которая, судя по всему была старше вышеупомянутого пианино, простейшей электрогитарой и бас-гитарой, на которой не хватало одной струны. Рядом с гитарами располагалась олина любимая ионика, две старые колонки и барабанная установка, которая, по сравнению с остальным добром, хранившимися в каморке, выглядел очень дорого и безумно эффектно. Перед всем эти добром стоял стол самого Фёдора Ивановича, точнее, парта, которая была «одолжена» из одного школьного кабинета. На ней валялись различные бумаги с нотами, текстами и планами различных мероприятий. Любимый учительский баян, находился на одной из полок, совершенно пустого шкафа, прилегающего к стене со стороны входа. Сам же Фёдор Иванович стоял, оперевшись на своё «рабочее место». Перед ним стояло кресло, которое, ни без помощи мужской части их коллектива, было занесено сюда прямо из дома преподавателя. На нём, к превеликому удивлению Оли, сидел, никто иной как Иван Фёдорович, директор их школы! Школьницу это поразило до глубины души. Ведь ни разу она не видела Фёдора Ивановича и Ивана Фёдоровича, стоящих рядом друг с другом, чего уж тут говорит о дружеской беседе? Пока у Оли в голове происходил сущий хаос, за дверью продолжалась беседа: — Хотя… — протянул Фёдор Иванович, — нас и до этого никто вниманием не беспокоил… — Но ведь подстраховаться никогда не бывает лишним! — Прав ты Вань, но что мне теперь Нинке, жёнушке моей говорить? А детям? Они ведь, прознали уже обо всём, небось. — Но ведь нету никакого романа у тебя с Ларисой! Правду скажи, да и всё! — Иван Фёдорович обеспокоено поднялся с кресла. — Оно-то так, но ведь, — Фёдор Иванович сомкнул губы в тонкую полоску — правда это всё. Про измену. В это время Иван Фёдорович уже сократил расстояние между ними, и стоя перед учителем пения нежно взял его руки в свои: — Ты, Федь, сам знаешь как поступить нужно. — Но ведь дети… Иван Фёдорович сильнее стиснул его руки: — Это не лишит тебя звания их отца, Федь. Никто не помешает тебе о них заботится или даже взять над ними опеку в случае развода. — он поднял взгляд и посмотрел в глаза напротив, — Да и Нинка твоя, баба — не дура, поймёт. Может, не простит, но поймёт. Когда Иван Фёдорович закончил, в каморке воцарилась тишина, если, конечно, не считать жужжание старой лампочки. Мужчины молча смотрели друг на друга, а Оля молча смотрела на них. Она не знала, что думать. По голове, как будто, хорошенько стукнули тем самым древнем пианино, а потом ещё сверху скинули шкаф с баяном в придачу, выбивая все мысли и оставляя лишь пустоту. Из каморки же послышался короткий вздох. Фёдор Иванович крепко обнял Ивана Фёдоровича. Тот же, ничуть не смутившись обнял в ответ. Так они и стояли пару минут, а может и секунд, а может, даже, и часов, кто знает? Время для них в тот момент остановилось, как и для оцепеневшей Оли. Объятия прервал Фёдор Иванович. Он отстранился от друга и сделал то, что заставило Олю подумать, что слово «друг» в этой ситуации не совсем подходящие. Фёдор Иванович крепко поцеловал своего «не друга», а тот, в свою очередь, судя по незамедлительному ответу, совсем не был против. Но вдруг, всё это абсурдное, по мнению Оли, действо прервал звонкий голос, молодого ударника Кости, который по совместительству был олиным хорошим другом и одноклассником: — Оля! Вот ты где! Я всю школу оббегал! Думал ты в медпункте, а ты тут! Я ж переживал. Как только услышал, что ты плохо себя чувствуешь, то сразу на поиски отправился, а ещё… Оля постаралась прервать его различными жестами и еле слышным «Тихо!», но у резко открывшейся двери каморки и появившихся на её пороге учителя пения и директора это вышло намного лучше. Оля логично предположила, что её ждёт очень серьёзный разговор.