***
— Марк, пошли гулять, — Воодушевлённо прокричала Сара. Девушка пробежала несколько кругов вокруг брата, слегка припрыгивая. Марк с лёгкостью мог бы найти что-то чарующее в её детском энтузиазме и наивности, но не сегодня. Сегодня просто ужасный день. Ночь. Марк уже по-привычке выходит за водой и видит знакомую картину — две фигуры на балконе. «Он снова курит», — проносится в голове, пока мальчик прячется за углом. Папа снова говорит с мамой, наверное, по поводу болезни. «Ничего, я уже привык». С папой не должно случится что-то плохое в ближайшее время, ведь на каждое замечание отец отвечал одинаково: «Ничего страшного», «Не переживай», «Всё скоро пройдёт». Он ведь не врёт. Никогда. Так?***
Знакомое здание всё ближе, но ноги уже не держат. Нужно продолжать идти. Он и так уже опоздал, но лучше поздно, чем никогда. Верно? До безумия больно, как морально, так и физически, представлять, что же случиться, если он вообще не придёт. Когда, если не сейчас? Хитклифф сильнее сжимает сумку и притягивает её к себе. Марк просто ужасный друг. Как он вообще мог забыть о таком важном событии? Он точно подумает, что тому плевать. Парень вновь прокручивает миллион оправданий в своей голове, но никакие слова не спасают его от груза вины. Тогда возникает такое же количество извинений. Возможно если он произнесёт каждое из них вслух у него ещё будет шанс. Только бы дойти, только бы…***
Она не знает, что ему плохо. Никто не знает. Только бы он мог рассказать кому-нибудь, да хоть бумаге! Но ведь найдут же, спросят. Сестра слишком мала, чтобы понять состояние папы. Мама не хочет говорить об этом, как бы Хитклифф не старался. Да что уж там говорить, даже сам Марк ловил себя на том, что делает из этой темы табу, хотя час назад хотел обсудить всё в деталях. Хитклифф уходит. Сара огорчена равнодушием Марка. Сначала она идёт за ним, но когда тот строго говорит ей идти домой, обещает пожаловаться маме. Брат никак не реагирует. Он обязательно извинится. Чуть позже, ещё не время. Они живут на окраине города, здесь тише. Марк теряет мысли на ходу, вместо них появляются звуки окружающего мира. Машина проехала мимо, шум её мотора слышен не так отчётливо после 10 шагов, какая-то птица, дети на площадке выкрикивают что-то, шуршание травы под ногами. Небо затянуло. Всё, что Марк взял с собой, так это сумку с каким-то набором вещей. Кажется, она ещё со школы, он не заглядывал туда по выходным. Зонта там точно не было. Вдалеке появляется дом, полуразрушенный и никому не нужный, прямо как Марк. Метафорично и очень удобно. Здесь более менее чисто, признаков жизни нет, значит можно переждать и тут. Марк садится в угол под звуки дождя. Чтобы не умереть от скуки, Марк проверяет сумку. Пенал, пара тетрадей, учебников. Бутылка старой воды, которую бы не стал пить, даже тот, кто только что вышел из пустыни, мятная жвачка. Закинув последнюю пластинку в рот, Хитклифф решает осмотреться. Интересно, кто тут жил? Место небольшое, наверное один человек, не семья. Тем более так далеко от центра. Странно, Марк не помнит этого дома, может, он не обращал внимания? На бетонном блоке лежит маленький блокнот с подписью: «Собственность Цезаря Торреса». Кто такой этот «Цезарь»? Может быть… Он бывший владелец дома? Просто забыл здесь эту вещь, нет, лежит слишком аккуратно. Тогда, оставил специально. Любопытство одолевает Марка. «Ничего страшного не случится», — успокаивет себя Хитклифф. Он берёт в руки маленькую записную книжку, садится на бетонный блок и раскрывает реликвию. Первая страница гласит: «Если кто-то это читает…». Хм, как предусмотрительно. «Если это кто-то читает, то ты уже знаешь, что меня зовут Цезарь. Я нашёл это место и иногда прихожу сюда подумать о… разном. Ты тоже можешь приходить сюда, я не против. Я оставляю этот блокнот здесь, чтобы его не нашла моя мама. Если бы это произошло, то скорее всего, она бы ударила меня. Хорошо, что есть такое место. Конечно, ты можешь прочитать, то, что я написал за это время, но это личное, поэтому не надо, пожалуйста. Спасибо.» Значит приходит сюда по той же причине, что и Марк. Место и вправду хорошее. Хитклифф порылся в сумке, достал пенал, а из него карандаш. После последней заметки он начал выводить: «Привет, я Марк Хитклифф. Я тоже буду приходить сюда. Надеюсь ты не против того, что я пишу в твоём «дневнике», но если что, ты можешь стереть всё. Я заметил, что у тебя проблемы с мамой, но я не читал твоих записей, только то, что в начале. Возможно мы могли бы встретиться здесь и поговорить об этом? :)». Марк ещё пол часа фантазирует каким бы мог быть этот загадочный парень, который оставил эту записку. А что если он совсем ребёнок? А как он выглядит? В поисках ответов на множество вопросов, Марк вновь и вновь тянулся за блокнотом, но тут же одёргивал себя. Он попросил не смотреть. Тем более, родители всегда учили его, что трогать чужое — плохо. Дождь стих, значит пора домой. Мама, наверное, переживала. Хитклиффа нет дома уже 3 часа, а на улице до сих пор моросило.***
Воспоминания накатывают на парня, как волна, и он не может отвлечься ни на что другое. Сколько они уже знакомы, но ещё ни разу не виделись. А ведь вопрос о внешности был вторым по важности в тот дождливый день. Марк встал перед дверью, отдышался. Он прислонил ухо к двери, ничего необычного, по сути, никаких звуков. «Это всё так глупо! Просто войди и всё!» — кричат всё мысли. Дверь распахивается с привычным скрипом.***
Цезарь сбежал из дома, но гордиться тут нечем. Сбежал он не как птица, что вырвалась из золотой клетки на волю. Скорее как трусливая мышь, поджав хвост. По пути он всхлипывал и спотыкался, задыхался в слезах. Сквозь их пелену было мало, что видно, только тени сожаления. «Не хочу возвращаться, никогда!» — плохое решение. Чем дольше тот вне дома, тем больше получит от мамы, но, боюсь, не пряников. «Копия папаши! Сбежать решил мразь?! Ну беги!» — кричала она так, будто он виноват, но это не так. Цезарь не виноват в том, что папа сбежал. Не виноват, что похож на него. Как бы он не пытался угодить этой женщине… Для него не было спасения. Случайные знакомства в школе, синяки, расспросы. И снова он молчит. Так по кругу. Трус. Даже пожаловаться нормально не может, потому что любит мать, всем сердцем. Почему Торрес потакает людям, которые ранят его? Потому что он идиот. Ах да, тогда понятно, почему мама называет его так. Здание, словно первая звезда на ночном небе, появляется на горизонте, как ориентир. Цезарь забегает внутрь и садится на землю. Маленькое тело забивается в угол, и Торрес, как раненный зверь, сворачивается в клубок. Клубок слёз и сожалений. Честно, хочется провалиться под землю… Спустя время становится холоднее. Цезарь сильнее укутывается в пиджак, когда из того выпадает маленький блокнот. Мамин подарок. Торрес подписал его и бережно хранил. Второго такого точно не будет. Слёзы вновь наворачиваются на глаза, но Цезарь сдерживает их. К блокноту всегда прикреплён карандаш. «Хорошая отдушина», — думает парень, прежде чем начать писать. Сюда точно кто-то придёт, но всё, что остаётся, так это написать приветственную записку и надеяться на доброту этого человека. Потом он пишет о том, что он чувствует: о маме, о папе, о школе. Всё, что посчитает нужным. И вправду становится легче, будто ты высказал всё человеку, но не нужно переживать о том, что он скажет, что он подумает, обратится ли куда-то, или скажет, что всё это не интересно ему. Блокноту всегда интересно.***
Цезарь очень удивляется новой странице в его дневнике. Видно, что её написал очень добрый человек, но кто? Позаботился о бумаге, о содержании своего послания, о состоянии Цезаря, хотя совсем его не знает. «Марк» значит? Торрес в свою очередь начинает увлечённо писать ответ за ответом. Вскоре то, что должно было остаться личным дневником, перестаёт быть им, но взамен, становится чем-то бо́льшим. Диалогом двух близких людей. И пускай им так и не посчастливилось попасть в их общей обитель одновременно, можно сказать, что сама судьба не давала им встретиться. В любом случае, после года общения терпение лопнуло у обоих. «Пора перестать ждать воли случая», — думал Цезарь весь день, пока ждал Хитклиффа в домике, но тот, так и не пришёл. Торрес не признался, что ждал его. На следующий день Марк написал как ни в чём небывало. Сказал, что пропустил этот день из-за важной поездки. Правда, судьба. Так прошло ещё полгода, пока Цезарь не предпринял вторую попытку встретиться с Марком. После посещения домика в блокноте появилась такая запись: «Привет, Марк. Я думаю, что хочу встретиться. Пожалуйста, давай придём сюда 14 марта в 17:00.» Торрес нервно потеребил бумагу, несколько раз перечитал текст записки и осторожно положил её на привычное место. После, он огляделся вокруг, никого. Должно сработать.***
Цезарь сидит в домике уже час. Никто не пришёл, но Марк точно видел его записку. Да как вообще можно было подумать, что это сработает?! Глупая затея была просто обязана провалиться. А что если это всё один большой розыгрыш? Что ж, тогда, этот «Марк» сейчас от души смеётся над жалким положением Торреса. Мозг уже пол часа твердит: «Уходи, он не придёт, тебя обманули», когда сердце продолжает умолять: «Ещё пять минут, он точно придёт! Просто он опаздывает». В итоге, в продолжительной войне побеждает здравый смысл. С грустью, Торрес собирает вещи, вместе с этим проклятым блокнотом. Теперь он вновь один. Ему не привыкать. Сумка собрана, пора домой. Цезарь бросает последний взгляд на домик. Придётся найти другое место, слишком плохое воспоминание отныне будет связано с ним. Когда рука Торреса касается двери, она распахивается настежь, едва не задевая парня. Запыхавшийся, весь красный парень в худи чуть выше Цезаря стоит в дверях, силясь выдавить что-то из себя. Получается каша. — Прости, у меня совсем вылетело из головы, то есть нет, сначала представление… Я Марк! Нет, слишком громко, прости. В общем снова прости, что опоздал. Спасибо, что подождал. — Марк? — Ага. Они смотрят друг на друга долго. Достаточно долго, чтобы впитать каждую деталь внешности другого. Разрушить пару мифов о своём представлении этого человека и, конечно, удивиться красоте. Никому из них не верится в то, что это происходит наяву. Значит, вот он какой… Им обязательно нужно проверить осязаемость этого момента, поэтому Цезарь раскрывает руки для объятия. Марк с радостью принимает эту возможность. После такого долгого ожидания, теперь им можно всё. Они ещё успеют обсудить всё на свете, а пока они молчат в простом, но таком тёплом, душевном объятии. — Не нужно извинений, Марк, я рад, что ты пришёл, — теперь они знакомые незнакомцы, но ощущают себя, так тепло внутри, будто знают друг друга вечность. — Знал бы ты, как я рад, что пришёл, — тихий смешок заглушает ткань худи. — Спасибо — За что? — За всё. Они обязательно решат все их проблемы. С родителями или нет, неважно. Теперь они вместе, а значит сильнее всех препятствий на пути. И пусть каждое их объятие будет как первое, ведь в этом и заключается счастье.