Я тьма, созданная тобой

В воняющем кровью и смертью демоническом мире было не так много способов сохранить рассудок в целости и сохранности. Бескрайние просторы, состоявшие из чередующихся между собой выжженных пустошей, белых костяных полей и покрытых серой гнилью лесов под серыми же небесами, мало напоминали ту тесную клетку в подвале замка, однако Макиавелли всё равно чувствовал себя запертым. Перед ним был открыт весь мир. С его силой он мог делать что хочет и идти куда пожелает, и никто не посмел бы остановить его без веских на то причин. Вот только Макиавелли не имел ни малейшего понятия о том, что он хотел и куда ему стоило бы пойти, а вернуться обратно уже не было возможности — руины замка за его спиной лучше любых слов говорили ему об этом. — Что такое, уже соскучился по своей любимой кузнице? — совсем рядом раздался едкий и насмешливый голос, и из тени, падающей от разрушенных колонн, вышел еще один демон — его белая кожа напоминала покрытый пылью мрамор. Макиавелли бесстрастно кивнул ему в ответ. — Мундус. — Даже не спросишь, почему всё закончилось так глупо и неприятно для нас обоих? — Мундус нахмурился в ответ на показное безразличие и преувеличенно резко указал на руины позади них, будто бы желая усилить эффект своих слов, однако Макиавелли никак не отреагировал на это. Увы, горячая кровь кузнеца давным-давно выгорела и погасла, и даже крах грандиозного плана Мундуса, лелеемого им на протяжении многих лет, не заставил Макиавелли почувствовал облегчение или ожидаемое злорадство. — Мне всё равно. Два замерших недалеко друг от друга демона составляли разительный контраст между собой — белый камень, пылающией гневом и яростью из-за разрушенного плана мести, и алая лава, застывшая под действием холода и потерявшая практически все чувства. Мундус хмыкнул и смерил Макиавелли нечитаемым взглядом. — Твое драгоценное оружие украл тот мерзкий полукровка-предатель. Тебе и на это тоже плевать? Несколько секунд прошло в тягостном молчании, и было слышно только шорох осыпающихся камней. Не дождавшись ответа, Мундус бросил последний взгляд на рухнувший замок, под завалами которого осталось множество ценных вещей и тел мертвых демонов, и отправился в противоположную от него сторону. * Спустя несколько часов неспешной ходьбы, больше напоминавшей прогулку, чем позорное бегство, Мундус в конце концов не выдержал и повернулся к Макиавелли, который всё это время молча следовал за ним. — Что ты, дьявол тебя побери, делаешь? — Иду, — лаконичный ответ выглядел глупой шуткой на фоне всего происходящего, и Мундус вновь почувствовал, как в нем закипает ярость. Раньше его эмоции были редки и ограничены, он позволял себе злиться только на одно существо в мире — предателя Спарду, а сейчас его каменная кожа как будто дала трещину и начала расходится по швам, обнажая ранее скрытое от всего мира нутро. — И куда же ты идешь? — продолжил спрашивать Мундус, желая узнать, почему Макиавелли с такой подозрительной настойчивостью следует за ним. Была ли это та самая хваленая преданность последнего королевского приспешника, что обязуется сопровождать его до самой смерти? — Я не знаю. — Макиавелли поднял голову и взглянул на Мундуса, заметив, с каким нетерпением тот ждет ответа. — Я просто следую за тобой, пока мы куда-нибудь не придем. Глаза и пылающая демоническим огнем кожа Макиавелли казались потускневшими, и сам он как будто стал блеклой тенью прошлого себя — Мундус вдруг ощутил это особенно четко, и в голову запоздало закралось подозрение о том, кто стал причиной таких изменений. Король, который бросил своих подданных ради фантомной мечты о мести, разочаровал их своим упрямством и жестокостью, а затем причинил боль каждому, кто оказался у него на пути. Возможно, Макиавелли тоже приложил руку к падению своего Короля, ведь не зря же лучшее оружие демонического кузнеца так открыто и уверенно лежало в руках проклятого полукровки. Дойдя в своих размышлениях до воспоминаний о последнем бое и разрушении замка, Мундус вздохнул и, отвернувшись, небрежно бросил вслух пару слов: — Делай что хочешь. Пожалуй, сейчас меч, вонзающийся ему в спину финальным ударом, был бы как никогда кстати. * Они двигались несколько дней, и на многие километры вокруг не было ни одного зверя или демона. Глупая живность была напугана аурами двух могущественных существ, а те, что поумнее, со всех ног убегали прочь от развернувшейся недавно битвы. Наверняка соглядатаи уже доложили своим хозяевам о падении королевского замка, поэтому Мундус двигался прочь от занятых другими демонами территорий. Вскоре стервятники волной нахлынут в сторону руин, желая, если повезет, раздобыть себе пару артефактов, однако внутри их будет ждать только разочарование — пара живучих тараканов уже давно унесла в людской мир всё самое ценное, и Мундус даже немного позлорадствовал над этой ситуацией. За весь путь Макиавелли произнес не больше пары слов, продолжая изображать камень в разговорах с Мундусом, однако, к счастью, он уже не был таким холодным, как в первые часы после разрушения замка. Наконец они добрались до тайного убежища, которым некоторые из марионеток Мундуса пользовались много лет назад и которое на всякий случай старательно обустроили для следующего своего возвращения. Увы, это было всего лишь крошечное подземелье из пары этажей, и никакого дополнительного функционала вроде оружейной или сокровищницы оно не предусматривало. Каменные двери сомкнулись за их спинами, пряча двух демонов от остального мира, и только магические светильники кое-как разгоняли темноту, сгустившуюся за эти годы среди многотонных блеклых стен. Мундус привычно проигнорировал молчаливого Макиавелли и направился вглубь подземелья, неспешно его осматривая. Минимум украшений и мебели, каменная пыль, витающая в воздухе, подозрительное шуршание по углам или даже где-то за пределами стен — всё говорило о полном запустении и крайнем одиночестве, царившем в этом месте. Мундус подозревал, что с подобными условиями ему придется мириться еще очень и очень долго, пока он не восстановит после поражения силы и не создаст себе достаточное количество марионеток для обустройства нового убежища. Полагаться на других демонов в этом вопросе было бессмысленно, потому что слабые уважали только сильных — и при этом только тех, кто предлагал пришедшуюся им по душе работу. Никто не будет служить высшему демону, который заставляет низших горбатиться на стройке вместо того, чтобы давать им возможность вволю утолить свою жажду крови и сражений. Такие демоны, как Макиавелли, склонные к созерцанию и ремеслу, были редкостью и могли считаться уникальным случаем — буквально один на несколько миллионов. Обыскав за час всё подземелье и с некоторым трудом найдя комнату для отдыха (в которой, как ни удивительно, была лишь одна кровать, да и та не самого приличного качества), Мундус наконец обратился к Макиавелли: — Теперь ты будешь спать здесь. — Он помолчал пару секунд, раздумывая, стоит ли говорить что-то еще, но в итоге добавил: — Можешь уходить, если тебе не нравится. Я собираюсь надолго остаться здесь. — Меня всё устраивает. — Макиавелли не стал возражать. Сделав несколько шагов в сторону кровати, он вдруг замер и взглянул на Мундуса. — А где будешь спать ты? — А тебе не всё ли равно? — хмыкнул тот, польщенный даже таким минимальным проявлением интереса со стороны Макиавелли после нескольких дней игнорирования. — Подданные не должны жить в роскоши, когда их Король страдает, — ответ Макиавелли должен был прозвучать нейтрально, однако в такой ситуации он напоминал лишь плохо скрытый сарказм. — Ох, роскошь здесь действительно неизмерима и невообразима, — Мундус иронично ухмыльнулся и окинул взглядом «роскошные» покои, в которых они сейчас находились. Кровать, стол без стульев и пара светильников на покрытых трещинами стенах — обстановка, поистине достойная нынешнего Короля. — Так что теперь эта комната будет твоей. Можешь спать на кровати или на полу. Или не спать вовсе, если хочешь. Если понадоблюсь — я в тронном зале, но ты можешь уйти молча и не предупреждать меня о своем очередном глупом решении. Мундус вышел, и свет, исходящий от магических светильников, с его уходом как будто стал тусклее. Макиавелли сел на кровать и взглянул на свои покрытые едва заметными шрамами руки. Его желание следовать за Королем до самого конца казалось глупым, импульсивным и невероятно наивным, однако рядом с Мундусом он действительно чувствовал себя более живым, чем когда находился в одиночестве. Это было странно. Макиавелли пытался ненавидеть Мундуса, напоминая себе об участи Спарды и судьбе его несчастных полукровных отпрысков, однако вместе с замком, в котором он провел несколько десятков лет, рухнули его эмоции и амбиции, оставив после себя только жжение в груди и разочарование. Впрочем, Макиавелли не до конца понимал, в ком он разочарован сильнее — в своем Короле или самом себе, малодушно позволившем всему идти своим чередом. Аккуратно улегшись на жесткую каменную кровать, он устало прикрыл глаза и погрузился в сон, наполненный воспоминаниями о прошлом.