Дорога

Совместный стрим прошёл хорошо, несмотря на маленькие неурядицы. И вот снова. Подушечки пальцев покалывают, на автомате перебирая струны. Он не слышал, как за ребятами, раз за разом, закрывается входная дверь. Нужно встать, проводить, нужно… — Ярослав? — голос раздаётся откуда-то слева. Приглушённо, словно под стать опустевшей квартире, но отчего-то прозвучав так оглушающе. Парень моргнул, отводя взгляд от горящего белым монитора. Иван стоит в дверном проёме, сунув руку в карман джинсов, подпирая косяк своим плечом. — Что-то не так? — на шаг ближе. Неспешно, плавно. Ярик не слышит, что играет, он не знает, но стоит мужчине сократить расстояние между ними, как ровная мелодия уходит не туда, издавая несколько неприятных звуков. Иван чуть жмурится, дёрнув уголком губ, а следом и сам Ярослав отнимает руку от грифа, несколько придя в себя. Очень хочется ответить: «Да, да, всё хорошо, задумался…» И прочую несвязную чушь. Но сил нет, ни соврать, ни сказать правду, лишь неопределённо качнуть головой. Снова это чувство. Ему так хочется, чтобы это прекратилось. Не обманчиво — на время. Навсегда. Форточка приоткрыта, и прохладный воздух проникает в комнату, но совсем не спасает. Так душно, так вязко внутри, а прохлада смешивает всё это в ядрёный коктейль, который теперь разливается по всему телу. Подкатывает тошнота. Ярослав прикусывает щёку изнутри, вдыхая глубже. Не сейчас, хотя бы не сейчас, не при нём. Тихий шум в голове. Теперь он не слышит и Ивана, но чувствует, как тот кладёт ладонь ему на плечо, чуть сжимая. Гитара между ними, и парень её не отпустит, прижимая к себе ослабевшими руками. — Можете на пару секунд открыть окно? Через мгновение тело покрывается мурашками, но это даже хорошо. Да, именно так. Сойдёт, чтоб встряхнуться. Бесшумно проворачивается оконная ручка, вновь отделяя теплое помещение от холода улицы. — Ты побледнел. — Диван рядом прогнулся. — Это освещение… — лёгкая улыбка, но, похоже, собеседник ей не верит. — Про Вас ведь сегодня писали, что выглядите старше, чем есть. К чему изворачиваться. Может это возможность? Сказать сейчас, отпустить это всё. Было бы замечательно избавиться от этого едкого ощущения. Да, есть причина. Он говорит это медленно, подбирая в голове слова, выстраивая предложения. Но на деле всё ограничивается лаконичным: — Вы — причина моего нынешнего состояния. Он не глядит в сторону Ивана, но знает, чувствует, как тот смотрит на него. Тишина не давит на виски, даже удивительно. Что же в ответ, извинения? Должно быть он ослышался. Непонимание и растерянность, похоже, отображаются на его лице, так как в следующее мгновение следует небольшой монолог. И с каждым словом, Ярослав всё сильнее ощущает нужду в том, чтоб позорно сбежать. — Значит, — взгляд перед собой, после в сторону. Куда угодно, но не на него. — Это сегодня был… — Да, — отрывисто, с толикой огорчения. — Был флирт, — завершает свою мысль. — Я решил, что ты не понял намёков и оставил попытки. Не знал, что ты так остро это воспримешь. До такого состояния. Но могу тебя заверить, что больше подобного внимания оказывать не буду. Гитара бесшумно отставляется на свободное место меж ними, а взгляд, наконец, переводится на собеседника. В этом полумраке, глаза напротив кажутся почти что синими. — Я действительно не понял. И снова тишина, но на этот раз продолжительнее. Ярик не видит ответных эмоций на свои слова, лишь едва заметные намёки на них, во взгляде мужчины. — Пожалуй, мне уже пора. Вот и всё. Он снова сидит на диване один, почти не шевелясь, слушая звуки сборов в коридоре. Да какого чёрта он творит... Точнее ничего не творит, в том то и дело. Очнись уже, Баярунас. Резкая смена положения тела даёт о себе знать лёгким головокружением. — Иван Геннадьевич. Просяще и так официально. Зачем это сейчас? Толика злости на самого себя придёт силы, но слова так и не идут. Они стоят друг напротив друга, снова в тишине, снова он не может посмотреть Ивану в лицо. Верхняя пуговица его чёрного пальто — предел. Так много хочется сказать. И всё это прокручивается сейчас в его голове, целое полотно текста. Без единой строчки вслух. Щелчок замка входной двери, вырывает из груди хрип. — Пожалуйста. Да, он не может сказать сейчас ничего. Не сможет. Оттого вкладывает в свой взгляд всё то, что тревожит, что сжигает, что согревает мягким теплом его изнутри. Слова найдутся потом. — Ты дрожишь? — голос ровный, но в глазах проскальзывает обеспокоенность. Ярик не сразу ощущает, как его ладонь касается чего-то тёплого, действительно подрагивая. Рука накрыла чужую, а он и не заметил. — Через три дня я поеду в Ульяновск, своим ходом, на машине. Хоть даты концертов и сместились, всё равно планирую съездить, с роднёй повидаться. Если захочешь… Кивок. Ни секунды промедления, чтоб не сглупить, не отказаться, ведь если не сейчас, то уже никогда. Предложение позвонить так же одобряется молчаливым кивком. Но у Ивана нет его номера, ведь до этого всё их общение, в несколько строк, протекало в соцсетях. Это ведь не проблема, не так ли? Нужно лишь продиктовать свой сотовый, или самому записать, но ни один не убирает свою руку с двери. Решение находится несколько необычное. Его трясёт меньше, когда чужая ладонь сжимает его, пока он выводит цифры на тыльной стороне. Одна из единиц смахивает на семёрку. Чертыхнувшись про себя, Ярик зависает, после аккуратно её зачёркивая, красиво выводя выше верную. Синяя ручка возвращается во внутренний карман пальто, и через несколько мгновений, он остаётся в квартире один.