Наша разница

Сумерки на льду становятся еще более промозглыми. Особенно, если стадион, всего около часа назад наполненный амбициозными фигуристками, пустует. До определенного момента. Она выходит на лед. Далеко не юная дева, полная амбиций и даже жажды идти по головам. Она давно не фигуристка, занимает скромное положение тренера. Однако это не мешает ей двигаться невероятно элегантно. Музыки не было, да она и не нужна была. Женщина сама была музыкой. Она скользила по льду, была нежной впервые за день. Ладони будто сами струились. Будь тут зрительный зал, он бы замер, стараясь даже не дышать. Это программа была полузабыта, но все так же близка ей. В то время она была непревосходимым идеалом, что всего лишь оступился. Этот промах, эта неуверенность стоила ей всего. Лед зашуршал под коньками, когда она встала в финальную позу. Это было что-то возвышенное и недосягаемое, недостойное ничьего присутствия. Три медленных хлопка в этой тишине показались оглушительными. Женщина вздрогнула и открыла глаза, смотря на выходящего на лед человека. Он был до омерзения знаком. — Ты всё ещё в прекрасной форме. — усмехнулся мужчина. — Что ты тут делаешь? — нахмурилась светловолосая. — Пришел девочек моих воровать? Так ты опоздал. Они еще час назад ушли. Такая резкость, кажется послужила причиной еще более едкой усмешки на лице ненавистного Виноградова. Он проскользил к тренерше. — Ты порой слишком много о себе думаешь. — усмехнулся мужчина. — У меня много прекрасных фигуристов. Артакова нахмурилась. Она тоже оттолкнулась, чтобы заскользить к противнику. Они скользили друг напротив друга, будто разъяренные волки, задерживая друг на друге ледяные взгляды. — О, разумеется. Которые раньше были моими. — Госпожа Артакова. — протянул с насмешкой шатен. — Вам не кажется, что вы слишком высокого мнения о себе? Мы ведь с тобой не такие и разные. — Я — непревзойденный идеал, а ты — никчемная посредственность. Я ставлю чемпионов на лед, а ты всего лишь берешь готовых. Вот в чем наша разница. — Ты отличный тренер в этом нет сомнений. Мужчина направился поближе к Артаковой. Усмешка превратилась в надменный оскал. Их лица были близко, настолько, что войди сюда кто нибудь, ему определенно покажется, что они вот-вот сольются в поцелуе. Однако это была не страсть, о, нет. Это была ненависть. Он сломал её. Она была выше него на несколько голов, а он заставил её верить, что он — божество, спустившееся на лед. — Но ты ужасный человек, Марина. Не все выдерживают. И Дана не выдержала. Сколько ещё человек погибнут из-за твоей жажды золота? Артакова посмотрела в ледяные глаза. А затем последовал удар. Хлесткая пощечина заставила Леонида отстраниться от тренерши. Он отвернулся, прижав ладонь к месту удара, кривя губы в ухмылке. Он не сопротивлялся и когда женщина схватила его за одежду и заставила посмотреть на себя, хорошенько тряхнув. — Не смей говорить о ней, особенно в таком тоне. Ты ничтожество, паразитирующее на чужом успехе, так что не тебе говорить о моем подходе к ученикам. Марина Викторовна грубо оттолкнула мужчину, отпуская его пиджак и направилась к выходу с катка, оставив Виноградова наблюдать за ней, с усмешкой и неприкрытым восхищением