Love yourself

Сколько лет прошло с тех пор, когда он последний раз чувствовал боль? Чертовски много. Багровый синяк на скуле горел и пульсировал - такое странное, тревожное чувство, будто под кожей копошатся черви. Уголки губ Хоумлендера дрогнули, он выгнул брови, аккуратно проводя кончиками пальцев по поврежденной коже. Глаза были такими яркими, блестящими и полными слез, что зеркало захотелось разбить, чтобы он не увидел это. Кто нанес удар первым? Бутчер? Или Солдатик? Черт, если это сделал гребаный полудохлик Хьюи… Рычание вырвалось и звучало почти утробно; в груди что-то бурлило - ярость и поганая жалость к себе. Хоумлендер не хотел пускать слезы, как и не хотел, чтобы ему пускали кровь но то, что было сейчас под его кожей и на его глазах - все это реальность, от которой хотелось убежать, спрятаться, блять, как хочется к маме, хочется к папе, никто не может его защитить, никто за него не заступится, он один, он совсем один. Слезы обжигали скулы и скапливались в уголках рта. Он облизал соленые губы и не смел поднять глаз на отражение. Хлюпает и шмыгает, как маленький сопливый ребенок, как слабак, как тряпка, как киска, Боже, как он жалок. “Хэй, чемпион, в чем дело?” Это был не его голос. Не жалкий, глупый, маленький, а насмешливый и такой тяжелый, разве у него был когда-либо такой голос? “Мы один человек, Тигр, не забывай. Ты - это я. И наоборот. Хватит принижать себя.” Голос больше не был насмешливым - он был сочувствующим и строгим, и Хоумлендер поднял глаза, быстро вытирая щеки. Его отражение улыбалось. Его взгляд был мягким, как у родителя, он наклонял голову то в одну, то в другую сторону, рассматривая. “И из-за этого все эти горькие слезы?” - он усмехнулся, указывая на синяк. - Я… - Хоумленер проглотил слова; он закусил губу, чтобы унять дрожащий подбородок. Его отражение нажало на синяк; его губы расплылись в удовлетворенной улыбке, когда Хоумлендер болезненно сморщился. “Нет, Тигр. Чувствуй боль. Она хочет, чтобы ты чувствовал ее. Запомни, как это приятно. Это весело, верно? Это было так здорово и весело, что тебе бы стоило плакать от радости.”, - он шептал, и шепот эхом гулял по голове Хоумлендера, разнося сладкую дрожь по телу. Слезы быстро высохли и стянули кожу небольшими стройными дорожками. Хоумлендер подошел к зеркалу ближе; ресницы трепетали. “Ну, посмотри на себя. Выглядишь счастливым.” Тот второй тоже приблизился. Он прислонился лбом к той стороне зазеркалья, или это сделал сам Хоумлендер, но он видел глаза - свои глаза - они были злыми, они были такими взрослыми и уверенными. Ему было весело. “Как думаешь, кто это сделал?”, - он вновь нажал на синяк, но теперь Хоумлендер не сморщился и не скривился от боли. О, он ощущал наслаждение, вырвавшееся наружу в тихом стоне и запотевшем от горячего дыхания зеркале. “Билли Бутчер.”, - второй хохотнул, растягивая слова, и Хоумлендер почувствовал руки на своей талии. У него галлюцинации? Мы же один человек, верно? “Ш-ш-ш, иногда полезно немного помечтать.”, - его руки скользили вверх и на спину, с нажимом, заставляя прогибаться. - Почему…ах, п-почему ты думаешь, что это Уильям? - Хоумлендер аккуратно отстранился, слушая тихий смешок. "Он больше всех хотел дотронуться до тебя...до нас..." Голова кружилась, а в глазах двоилось. Так хорошо и так плохо, так одиноко и так ласково... Уильям Бутчер...уебок, пахнущий помойкой. Как будто Нью-Йоркская канализация решила стать человеком, он...он все не выходил из головы. Хоумлендер отвернулся, вставая к зеркалу спиной. Он прикрыл глаза рукой; черт, его мозг пульсировал. Руки опять обвились вокруг его талии, заставляя лопатками прижаться к зеркалу. Он что, трогает сам себя? Нет…блять, он сумасшедший. “Ну-ну, Тигр. Тебе не убежать от меня. Я всегда с тобой.”, - этот голос - его голос - он обволакивал и заставлял подчиняться: “Помнишь, как он смотрел на нас? О, твою мать, Тигр, ты помнишь, чтобы хоть кто-нибудь так на нас смотрел?”, - второй шептал на ухо и Хоумлендер правда чувствовал, будто он положил на его плечо подбородок; будто он наполовину вылез из гребаного зеркала. - Он хотел нас задушить, - Хоумлендер злобно выплюнул. - Он, блять, хочет нас убить. “Да. Он хочет нас.”, - руки шли выше, по его животу, потом по груди и пальцы игриво цепляли края заклепок на костюме, отгибая в сторону. - …Но он сжульничал, - Хоумлендер обиженно хмыкнул и ахнул, когда руки в красной коже резво распахнули костюм на груди, распуская шов дальше, до золотого пояса. “Как будто это проблема. Не нужно огорчаться, м~м, ему тоже понравилось. Помнишь, как он пах? Как будто очень хочет трахаться.”, - его губы гуляли по шее, а руки мягко сжимали грудь, поглаживали, и пробирались ниже. Блять…ты просто трогаешь сам себя…ты больной. “Какого черта, Тигр, кто сказал, что дрочить это плохо? Кто без греха - пусть первый бросит в меня камень…”, - он смеялся и Хоумлендер чувствовал вибрацию зеркала и как подкашиваются его ноги, когда одна из рук пробралась за ремень. - Блять, я больной, я больной… - он запрокинул голову, подставляя шею под острые укусы. - Я больной…я, блять, такой… Рука в перчатке сжала его член - не нужно обманывать себя - это его собственная рука - и Хоумлендер испустил стон, похожий на жалобный плач. Глаза вновь заслезились, но было так хорошо, так горячо… “Ты помнишь, что я всегда с тобой, Тигр, верно? Я всегда буду. Черт, сколько раз я вытаскивал тебя из разного дерьма…и даже тогда. Было тяжело сбросить их троих с себя, но, хах, я помню, тебе понравилось, когда он прижал тебя.”, - его рука сжалась на члене сильнее, было туго и почти больно; Хоумлендер заскулил и вторая рука обхватила его горло, давя на кадык: “Тебе понравилось, верно? Мне тоже…”, - его пальцы пошли вверх по подбородку, потом в рот, сильно нажимая на язык и заставляя открыть рот шире: “Когда Билли так похож на нас с тобой…игра становится интересней, ты не находишь? Нужно будет напомнить ему уговор. И Тигр.” - рука на члене заскользила, пальцы ездили вверх вниз по языку и Хоумлендер чувствовал себя распятым: “Ты, против троих. И один маленький синяк. Не плачь, любовь моя, в любом случае, если что-то случится, я всегда выручу тебя, ты ведь это понимаешь?”, - он слизал его слезы, увеличивая темп: "Я даже трахну для тебя Билли Бутчера. Я принесу тебе его на блюдечке, о, тебе понравится..." Хоумлендер мелко кивнул, посасывая пальцы - на вкус как кровь и цемент. Ох, как можно не любить себя…