Холод пожирает

Темнота поглощала комнату целиком. Скользила по ровным стенам, по скрипучим дверям уже старенького шкафа, по гладкой поверхности стола. Скользила и царствовала. За окном завывал холодный осенний ветер. Плотные шторы ограждали царство темноты от света, пусть и пасмурного дня. Сэм медленно и лениво потянулся, чувствуя, как все тело сопротивляется утру. Внутри все съеживалось и скручивалось, ощущался отвратительный дискомфорт. Парень, сопротивляясь желанию посильнее укутаться в одеяло и уснуть на месяца так два, опустил ноги на холодный пол и поежился от пробежавшей по телу волны мурашек. Пальцами ног, на ощупь он нашел резиновые тапочки и быстро в них впрыгнул, затем накинул одеяло на плечи и поплелся к окну. Сил отодвигать шторы у него не было, поэтому Сэм юрко просочился между двумя шторинами и открыл окно. Он не знал, зачем. Ведь в комнате и так было достаточно холодно. Но предчувствие внутри съедало, нужно было, быть может, убедиться, что все в порядке. Что беда миновала. Все только показалось. В окно влетела осень. На лице Сэма появилась гримаса отвращения. Этот запах, запах холода, запах мороза, запах смерти: умирающей или быть может уже умершей природы, чувство беспокойства, чувство неизбежности и неизбежно ужасного – все это он знал наизусть. Мог любое время года определить по запаху. Но осень и зима пахли особенно. Особенно мерзко, особенно сильно, особенно резко. Запахи, которые, услышав в первый раз в жизни, врезались в память навсегда и отдавались каждый раз в груди тревогой. Сэм раздраженно захлопнул окно, развернулся и размахивая руками в разные стороны, чтобы преодолеть преграду из штор, направился к кровати, чтобы в ней спрятаться и забыть все, что сейчас видел и чувствовал. Одеяло мягко обнимало и дарило тепло, но скручивающее чувство внутри никак не проходило. Наступила осень. С ней неизбежно придут холода. За ней неизбежно придет зима. Зима неизбежно будет длиться долго. За это «долго» неизбежно произойдет что-то ужасное. Что-то мерзкое, что-то болезненное, что потом долго не будет отпускать. Это все будет. И это все неизбежно. Неизбежность дарила отчаяние. Смирение с каждым годом приходило чаще, но его все еще не хватало. Быть может, была надежда, но лучше бы ей быть мертвой. Лучше о ней вообще не думать и не воображать. Все будет. Все придет и так же уйдет. Будет весна. А за ней лето. Но это не успокоение, это снова неизбежность. Все повториться вновь. Существование продолжит свой ход, поскольку не в состоянии его закончить. Сэм тоже не мог. Он слушал завывание ветра и больше съеживался, больше кутался, больше зарывался в подушку. Темнота и одиночество. Тоже неизбежность. Боль. Тоже неизбежность. Мысли. Тоже неизбежность. Все тело было укрыто одеялом, но ноги почему-то казались ледяными. Впрочем, парень решил не обращать на это внимание, раз одеяло не спасает, значит и это неизбежность. Смирение? Принятие? Или отчаяние? Может уже руки просто опустились? А может нужно побольше спать или есть? Или может заняться спортом? Начать учиться? Жить? Дожить до лета. Дотерпеть. Летом ничего не изменится, но не будет так мерзко ощущаться. Летом можно отдохнуть. От себя. От жизни. Или жизни от тебя. Больше нет солнечных дней. Нет приятного теплого ветра. Будет мороз, будет снег, много одежды и угрюмые лица. Будет холод снаружи и внутри. Будет бесконечное одиночество. Ждать. Ждать. Терпеть. Ничто не вечно. И никто не вечен. Какого жить, когда каждый день нужно просто перетерпеть? Скверно, очевидно, скверно, но неизбежно. Сэм поднялся с кровати, все так же вместе с одеялом и поплелся на кухню. Хотелось сладкого, чтобы перебить вкус тревоги. Сладкого не оказалось, как, впрочем, и ничего другого, кроме воды. Выпив стакан залпом, парень ощутил тошноту и бросил стакан в стену, тот с дребезгом разлетелся на осколки, они сверкали и качались. Или это голова закружилась? Он медленно прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Главное – это сохранять спокойствие, чтобы тебя не сочли идиотом. Конечно, правда в том, что все вокруг идиоты, но негласные правила этой игры таковы: знай, что ты идиот, но никому не говори, играй, играй не идиота. Проиграть нельзя. Иначе ты окажешься на краю. Все будут смотреть на тебя и думать: да, я такой же! Но никто не поможет тебе, потому что это тоже против правил. Нельзя быть белой вороной. Их никто не любит. Будь идиотом, но умным идиотом! Сэм побрел обратно в комнату, взял уже начатую пачку сигарет и закурил. Окно он открывать не собирался, мерзости и так хватает. Дым защипал глаза. Вдох, дым проникает в легкие, выдох, и он выходит наружу, будто со всеми силами. Тело обмякает и слабеет. Парень аккуратно опустился на стул и откинулся на спинку. Пепел падал на пол, на одеяло, пачкая его черным. Комната наполнилась дымом. Он, как темнота, скользил, касался всего и ничего. Гулял и бродил, бродил в легких, бродил по потолку. И он был роднее, чем осень за окном. Был приятнее. Горечь в горле была тоже приятнее. Сигарета заканчивалась. Замысловатый танец дыма тоже прекращался. Представлению конец. Шторы все еще задернуты. Здесь, в комнате, нет погоды, нет времен года, здесь всегда что-то нейтральное. Сэм упал на кровать, снова укутавшись в одеяло. Голова немного кружилась, тело казалось таким тяжелым и больным. Глаза болели то ли от усталости, то ли от бесконечного сна. Сердце стучало тяжело и быстро. Противно и мерзко. Мозг хочет бежать. Но куда? И зачем? От себя ведь все равно не убежишь. Остается только ждать и принимать неизбежное. Ждать и принимать.