Влюбленный слух

      — «Невозможно работать с таким грохотом сверху, благодарю тебя, Джоуи, особенно люблю твои требования быстрого написания песен.» — немного саркастично жаловался сам себе Лоуренс, переодически постукивая ручкой по столу, пытаясь уловить ритм, но постоянно теряя свою искорку.       И рассуждал он так почти каждый день, после установления этой громкой чернильной машины, мешающей работать, а то и мыслить. В такие моменты, Сэмми завидовал своему коллеге-лирику Фейну и его тихому месту, где тот может чувствовать прекрасную тишину, и воспроизводить мелодичные звуки на бумаге. Звуки, написанные чернилами местного производства. Ноты, родившиеся из громких дребезгов чернильной машины, разрушающих ум главного композитора. Зависть заставляет стучать ручкой быстрее, но в этой сцене, она никак не вписывается, так что письменный инструмент переходит в спокойное положение на столе.       В такие дни, когда музыка написанная Сэмом должна репитироваться уже завтра — очень тяжело. Особенно, когда глаз начинает дёргается, до болезненной нервной слезы, а единственная успокаивающая привычка тянется за пачкой сигарет, однако, жёстко прерывается ударом хозяина по руке. Нельзя. Здесь ходят нежные люди не переносящие запах сигарет. Раздражают. Раздражают, ведь в забитые, работой, дни, словно не дают нормально успокоится и прислушаться к внутренним струнам. Мешают эти люди своими нескончаемыми путешествиями по кабинету музыканта и мимо них, проскочить в тихое убежище, бывает невозможно. Обстановка давит, в таких условиях невозможно работать, возможно только пытаться притворяться работящим.       Сэмми встал со своего насиженного места, перед этим подобрав один листок, прошел в центр комнаты. Глубоко вздохнув и перекрыв глаза, в его голове начал играть оркестр из любимых комбинаций музыкальных инструментов, содержащие также и пароли не только к убежищу, но и к памяти. Памяти, об нужных инструментах и бумажных персонажах. Так. Быстро открыв глаза и пробежав глазами по тексту, толком не дочитывая, быстрым движением руки музыкант выкидывает, уже мятый комок, в один из углов. Нет времени на заморочки про избавление рук от бумаги, есть только: «…Алиса и Бенди вместе идут…». Нужно мысленно подобрать инструменты подходящие под ситуацию и мультяшек. Бенди идёт, словно невинный ребенок торопиться показать своей маме красивый цветок, подойдёт гармония флейты и дудочки, хотя эти инструменты и так всегда сопровождают Бенди в небольших движениях мультика. Словно, ничто больше у Сэмми с Бенди не ассоциируется. Отчасти так и есть. Бенди… это имя всегда повторяется на прочитанных бумагах, сильно въевшийся в голову, что давно ставшим устоявшимся образом, настолько глубоко зашедший в сознание, что границы реальности начинают стираться, если много о нем думать, а оставшиеся обломки границ начинают сводить с ума уставшую голову. Бенди — всегда флейта-Бенди, для Бенди — словно нет местоимений. Творческие люди эмоциональны, Лоуренс тоже не уступает в этом плане. А с такими повторениями действий утеряешь всю оригинальность персонажа и начнёшь его видеть в своей реальности. Но погодите, там ведь ещё и Алиса присутствует, так что мелодию можно разбавить.       Но внезапно в далёкие что-то бахнуло и послышались громкие встревоженные шаги коллег. Весь внутренний мир словно растаял, оставляя только капли воспоминаний от былого ритма. Началась суматоха, а значит люди будут рассаживать по всему этажу и могут обнаружить его тайное убежище. Надо его защитить. Надо помочь им. Решив не медлить Сэм быстро переключил рычаг подачи чернил и выбежал из своего кабинета.       У входа в котельни Лоуренс встретил тяжело вздыхающего Джейка, местами залитого чернилами, особенно досталось ему в части ног, там живого места не осталось — видно что его там чуть не затопило. Музыкальный директор встретился с встревоженным взглядом с лириком, но начинать диалог со старым другом он не планировал, так что побежал дальше.       Забегая в комнату для репетиций, так он увидел как Уолли с Норманом пытаются поднять железные ширмы убежища Сэма. Для коллег это всего лишь комната с вентилем, которая может пригодится несколько раз в месяц, но для композитора это место целого внутреннего мира. И эти… люди… могут вторгнуться в него, нарушив внутреннее спокойствие.       — Оставьте это дело мне, займитесь другими переключателями. — с елевидной одышкой после бега грубовато проговорил музыкант       — Вы уверены что справитесь один мистер Сэм? Эта дверь сломана ее тяжело открыть. — взволнованно проговорил Уолили.       — Томас говорил, что устранил поломку, но оказалось что это были пустые слова от желания нас убить Ха-ха — заговорил Норман как всегда со своим странным чувством юмора.       — Да, я смогу идите помогайте другим. — с явным раздражением проговорил, а на желание Фрэнкса что-то сказать, повторил. — ИДИТЕ!       Уборщик быстро вскочил и побежал на выход, а вот киномеханик перед своим быстрым шагом серьезно посмотрел в глаза музыканта. Присущая всегда смешинка Полка испарилась — но для Лоуренса это ничего не значит — главное попасть в убежище. Норман ушел, а композитор постоял чуть-чуть и побежал активировать прожектор для своего пароля.

***

      Находясь в своем убежище, он давно прокрутил вентиль, однако, сейчас он стоит посреди комнаты, находясь в подобии медитации, набирал вдохновения и спокойствия — всего того, чего не хватало в кабинете. В голове у него играло нежное пианино с редкими участием игривых колокольчиков и челесты. Эти звуки всегда сопровождали одного персонажа. Персонажа, который во все аварии и тревоги оставался обаятельным и прекрасным.       -"Ох, Алиса…» — расслабленно мыслил Сэм.       В ответ на свои мысли он услышал смех Сьюзи, нет, чистейший смех ангела, не принадлежащий знакомой актрисе.       Как бы обстановка не освобождала от оков реальности, но музыкант должен был покинуть свое любимое место и это он помнил. Да, композитор был мечтателен, но эту черту характера он никому из этих людей, называющих себя коллегами, не покажет, даже Фейну. Поэтому он уходит, однако, внутренне пианино уходи вместе с ним. И во время закрытия своего убежище оно не ушло, и даже во время одиноких посиделок в своем кабинете эта нежность была с ним. Он слышал как поет Алиса — словно это было наяву. Словно все грохотание машины и авария с чернильной трубой — вся суматоха сошла на нет, оставляя лишь пение Алисы. Это удивительно как его сознание начинает петь, даже несмотря на шум и людей. Для Сэма это настоящий феномен, но он наслаждается, наслаждается этим моментом. Ведь это мгновение может мгновенно рухнуть.       Внезапно, прекрасный голос замолчал и Лоуренс почувствовал на себе взгляд, но оглядевшись, не заметил чтобы кто-то из людей на него смотрел.       — Почему ты не поешь со мной? — раздался расстроенный женский голос в голове и эти слова вмиг заглушили игривые внутренние клавиши.       А композитор не мог ответить из-за внезапно появившегося кома в горле. Он не только не знал что, но и понятия не имел откуда такая внезапная боль на душе взялась. Глаза его никого не видели, но тело ощущало чьё-то присутствие. Сэмми понятия не имел что с ним сейчас происходит. Не сон ли это?       — Скажи, я тебе противна как все остальные? — чуть ли не плача произнес голос в голове.       — Н-нет… — тихо и кое-как произнес в слух человек.       — Тогда я рада, хи-хи… — нежный голос уже повеселел, словно не было в нем следа грусти и, с глубоким вздохом, она продолжила. — Сэмми… а как тебе Бенди?       — Эм, д-даже не знаю…       — Серьезно? Хи-хи, он к тебе чаще меня заходит. — сердце внезапно сильно забилось и начал проявляться склизкой страх, который музыкант описал бы смесь грохотание барабана и тревожной скрипки.       — Чего? — уже без запинки, но гораздо тише произнес композитор, показывая свое неведенье.       — Ты же прекрасно знаешь что у Бенди нету голоса и его действия постоянно нужно акцентировать при помощи звуков, иногда его ноты играли сами по себе. Неужели ты не замечал?       На это Лоуренс ничего не ответил, только посмотрел на составленные музыкальные композиции за сегодня. Вспоминая, как звучит Бенди. Хотя чего тут вспоминать, он знает.       — У тебя много работы в последнее время, тебе надо отдохнуть.       Музыкальный директор все также молчал, но в этот раз, почему-то захотел оглядеться. Боязливо поворачивая голову, он… наверное показалось… Или действительно видел быстро исчезнувшую тень на двери?       — Сэмми, все хорошо, не надо бояться, давай лучше поговорим?       — О… чем?       — О том, как я рада, что ты участвуешь в написании песен, ты талантливый человек, Сэмми, и своим талантом ты даришь жизнь, но очень обидно когда ты очень сильно устаешь. — от этой лести щечки человека немного порозовели и это чувство он бы описал совместную игру на музыкальных треугольниках и домашней гитарой.       — Спасибо… очень приятно слышать.       — Не за что, Сэмми, это я тебе должна говорить спасибо. Хи-хи.       Тело словно само расслабились, внутри растеклось что-то теплое и словно забыв про увиденную мистику, композитор снова перевел взгляд на ноты, но уже с некой нежностью в глазах. Так необычно и приятно это слышать от… Кого? Явно не человека. А вдруг, это…       — Алиса?       — Да? — внутреннее тепло вдруг превратилось в жар, вдруг осознание пришло: все это время голос не принадлежал миссис Кэмбэл, да, но только теперь это начало смущать. — Почему?       — Чт-то? — внезапно заикание вернулось не вовремя, выдавая композитора с потрохами.       — Почему, ты думаешь что… я… — голос становился все более плаксивым и внутренности начало скручивать, Сэмом точно кто-то управлял.       — Прости! — встревожено вскрикнул человек, а потом осознав свою ошибку сказал тише. — Прости меня.       Лоуренс сам удивился от себя, он себя не узнавал. Что с ним случилось? Он впервые так вел с кем-то. Даже находясь в компании Сьюзи он себя сдержанно и совладал собой, но сейчас все по-другому. Его словно одурманили, им словно управляли. Это очень не похоже на суровую реальность в которой он привык жить. Настало неловкое молчание. В голове была тишина, не играло пианино, не пела Алиса, не грохотала чернильная машина. Можно было подумать что она ушла, но тело до сих пор ощущало кого-то в комнате. Было вязкое чувство, но рука потянулась к письменному инструменту и начала настукивать неизвестную мелодию, пытаясь успокоить хозяина. Казалась, такая атмосфера будет тянуться вечно, пока ангел не начала тихо петь, а рука, неожиданно подстроилась под ее мотив. В глазах Сэма просочилась неизвестная искра, очень похожая на вдохновение.       — Можешь… помочь с музыкой?       — А? Да! Конечно! Чем я могу помочь? — прервавшись, восторженно прозвучал женский голос.       — Ты можешь снова спеть, но так, словно ты идёшь куда-то в неизвестную даль?       В ответ прозвучал весёлый смех, игра незримых клавиш снова возобновилась, да и с новыми силами. Дело пошло. Композитор писал не останавливаясь, голос похожий на Кэмбэл словно рисовал, а Лоуренс сам дополнял ее рисунки частями Бенди. Музыка проявлялась неописуемо мелодично, казалось что это вообще не Сэмми написал, а например, тот же Джейк. Сложно было поверить в себя, в эту скорость, легче все списать на другого человека или на чудо.       В любом случае, когда музыкант уже закончил и расслабленно откинулся на стуле. И тут он почувствовал груз на плечах, не моральный, нет, физический, и пение ангела словно стало громче. Ему пели на ухо, пели гораздо громче чем ранее и музыкальный директор начинал периодически ощущать теплое дыхание у левого уха.       — Сэмми. — Внезапно прервав свою песню, позволив его Алиса.       — Да? — с небольшой задержкой отозвался Сэм.       — Мы живые. — эти слова впервые были произнесены шепотом от Алисы.       Не успев что-то сказать, как внезапно сломалась чернильная труба в его кабинете, заливая того чернилами с ног до головы, попадая даже в рот. Вся его одежда, Бенди с ней, его проделанная работа испорчена этим потоком черной жидкости. Однако, на душе не было ярости, только некое умиротворение, чувства полноценности.