Tell Me It All

Когда Барок впервые проснулся посреди ночи, с невидимыми руками, сжимающие его горло,перекрывая доступ к кислороду, все, что он мог видеть, было красным. Он цеплялся за потолок, стены, тени, даже за лунный свет, перекрашивая всё в болезненный оттенок, который вызвал воспоминание об окровавленной одежде. Он сел, чтобы протереть глаза, пытаясь рассеять красный оттенок, пока его дыхание не нормализовалось. Это стало чем-то вроде рутины за последние десять долгих лет. Постепенно серебряный блеск лунного света вернулся в его окружение, детализируя его монохромную спальню, и он снова был спокойным, собранным, несчастным собой. Он вздохнул, глубоко и устало, боясь проникнуть внутрь себя. Такие ночи были долгими. Он никогда не считал себя тревожным человеком, но были времена, когда ничто не могло исправить бдительное присутствие смерти. Иногда ему удавалось снова заснуть, но его сон всегда был прерывистым. Глубоко укоренившаяся усталость всегда цеплялась за него в течение следующего дня. Когда его мысли начали складываться после его резкого пробуждения, он начал бродить по кошмару, который так сильно охватил его. Клинт был там. Скорее всего, он умер, как это часто бывало.Он почувствовал короткую отдышку,но не мог вспомнить никаких ужасных образов, которые мог бы придумать его разум. Все, что действительно задерживалось от кошмара, это цвет крови, а также непреодолимый страх. Вездесущий, непреодолимый страх. Внезапно любая сонливость Барока испарилась,будто её и не было,стоило только вспомнить о профессоре с кучерявыми волосами солнечного оттенка. — Альберт и он провели день, наконец, догоняя потерянное время, проходя по улицам Лондона, чтобы позволить профессору восхищаться всеми изменениями, которые пережил город в его отсутствие. Барок тщательно спланировал свой день, пытаясь посетить все достопримечательности, которые, как он знал, понравятся Альберту, и он даже включил некоторые из их старых университетских мест. Однако неудивительно, что они даже не приблизились к тому, чтобы следовать хоть какому-то плану. В конце концов, это был Альберт Харебейн. И спустя десять лет Барок ван Зикс никогда не чувствовал себя легче. В какой-то момент во время их прогулки, когда солнце коснулось горизонта и улицы были менее оживленными, Альберт воскликнул: «Ох, Барок! Ты улыбаешься!» Барок хмуро посмотрел на Альберта, слегка обидевшись. «Разве мне нельзя улыбаться в присутствии моего хорошего друга?» Альберт рассмеялся. У него был смех, который большинство сочло бы слишком неистовым и шумным, но Барок сказал бы, что не было более радостного звука. «Нет, я просто так давно не видел твоей улыбки». Барок не знал, как правильно ответить на комментарий, уняв бурю радости и печали, которая поразила его мысли. Честно говоря, он не мог вспомнить, когда в последний раз искренне улыбался, но он был рад, что Альберт, казалось,был очень доволен в тот момент. Когда солнце попрощалось своими последними лучами, Барок решил попытаться не останавливаться на комментарии, независимо от того, насколько он часто повторялся в его сознании. «Уже поздно, Альберт. У тебя есть где остановиться?» «Ах, я просто планировал остановиться в том хорошем отеле, пока не придумаю, что делать». Тень несчастья проскользнула по лицу Альберта, и Барок не хотел ничего, кроме как помочь профессору всем,чем бы смог. «Если позволишь, я могу предложить свое поместье». «Б-Барок! Это слишком любезно с твоей стороны, я бы не хотел навязываться к тебе. Ты уже были так внимателен ко мне, с моим судом и тем, что взяли меня посмотреть город сегодня вечером, я, возможно, не смогу отплатить тебе!» «С моей стороны было бы невежливо не предложить тебе свое гостеприимство. Цены на отели стали завышенными в связи с предстоящими праздниками, было бы неразумно поддаваться на их завышенные цены. Более того, ты никогда не смог бы навязаться мне, мне нечем отплатить.» По какой-то странной причине Альберт все еще казался обеспокоенным. "Ты уверен, что это не будет проблемой? Чтобы я остался у тебя?" "Конечно, нет, мне было бы очень приятно". — Тревога начала вонзать свое зазубренное лезвие в живот Барока, когда он вспомнил о своём дорогом и единственном друге, который теперь занимал одну из его гостевых комнат. Барок глубоко вздохнул. Было глупо бояться за жизнь Альберта даже после того, как истинный глава организации Жнецов получил приговор, и все же была непреклонная часть его самого, которая всегда заботилась о том, чтобы входить в здания раньше Альберта или оглядываться назад, когда они шли по улице. Страх яростно терзал его мысли, постоянно присутствуя, и он хотел бы, чтобы это не заставляло его чувствовать себя таким идиотом... таким отчаянным идиотом. Барок думал, что познал одиночество, проведя так много времени практически без переписки на дружеском уровне. Его работа в качестве прокурора оказалась более важной и тяжелой. Лондону потребовался безжалостный прокурор после смерти его брата... или это то, во что он убеждал себя все эти годы. В это было легче поверить, чем признать, что убийства Профессора посеяли в нем семя страха. Страх, что его предадут те, кому он доверяет. Страх, что те, кого он любил, будут убиты, и он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это. Страх, что он будет таким, абсолютно и неизбежно одиноким. А потом Альберт вернулся и чуть не погиб. Получив известие о том, что его старый университетский друг был арестован по обвинению в убийстве, он кое-что понял: Альберт не мог умереть. В противном случае все его страхи станут правдой. Барок не был уверен, сколько священных чаш и столов он сломал за эти ужасно мучительные дни, пока Альберт был заключен в тюрьму. Он взглянул на дверь в свою спальню, нерешительность преследовала его. Было по-детски глупо проверять Альберта в столь поздний и неподходящий час, прекрасно зная, что о любой подозрительной деятельности вокруг поместья немедленно сообщили бы ему ночные охранники и слуги. Однако его начал пилить негромкий голос: Клинт был убит в их собственном доме. Убийца мог пробраться внутрь. Никто не зайдёт в комнату Альберта до утра. Что, если бы он уже мертв? Барок обнаружил, что отметает простыни и стоит с кровати, чтобы покинуть свою комнату,которая уже стала подобна тюрьме, без лишних размышлений. — Его собственная усадьба никогда не ощущалась такой призрачной. Тени преследовали прокурора, когда он проделывал свой путь через извилистые залы. Каждый скрип в ночи был его врагом. С непреднамеренной поспешностью прокурор направился к спальням для гостей, его шаги были нехарактерно громкими. Несколько слуг, мимо которых он проходил, были поражены его приближением, и он отпустил их, когда они вышли вперед, чтобы расспросить. В назначенное время он подошел к гостевой спальне, которая была такой же уютной, как и тогда, когда он пожелал Альберту спокойной ночи несколько часов назад. Барок презирал то, каким быстрым стало его сердцебиение. Он задержался за дверью, не зная, как поступить дальше. Это было глупо. Альберт, вероятно, крепко спал в своей совершенно безопасной комнате, решая математические уравнения во сне. Он был бы счастлив, здоров и очень даже жив в этот неразумный час. Но голос в его голове продолжал звучать. Он рычал на него, чтобы он, по крайней мере, постучал в дверь, упомянул о возможности отсутствия ответа и предположил, что он откроет дверь на залитый кровью его лучшего друга пол. Его тело было парализовано нерешительностью. «Там кто-нибудь есть?» - внезапно позвал Альберт, выдергивая Барока из его сумбурных мыслей. Стыд, жалкое чувство, заползло ему под кожу. «Простите меня за то, что я невежливо беспокою вас в такой час, но теперь я могу покинуть вас». Барок повернулся, чтобы уйти, прежде чем громкие, неуклюжие шаги устремились к двери между ними. Дверь гостевой комнаты с силой распахнулась, показывая светловолосого профессора, бодрствующего в ночной одежде. «О Барок! Что ты делаешь так поздно?» Барок надеялся, что его смущение не было очевидным. «Я... просто хотел убедиться, что ты хорошо устроился. Очевидно,что что-то не так, раз ты все еще не спишь.» Альберт склонил голову набок. «Нет, нет, у меня просто появилась идея для моего следующего большого потенциального изобретения! Я не могу заснуть и забыть все мелкие детали, даже самая маленькая ошибка может оказаться фатальной для всей операции. Видите ли, большая часть энергии, которую мы используем сейчас, возможно, может способствовать всемирному явлению, называемому парниковым эффектом, что приведет к... О, я забегаю вперед! Тебе следует хорошенько выспаться, тебе не нужно беспокоиться обо мне.» «И я бы сказал, что ты доказал свою неправоту. Ты что, так и не сомкнул глаз?» Альберт надулся на него с убийственно милым выражением лица. «Наука не может ждать! И я ни капельки не устал, когда моя голова так набита вдохновением! Газ и электроэнергия, которыми мы так дорожим для наших повседневных механизмов, могут отравлять сам воздух, которым мы дышим, и кто знает, какой ущерб они уже нанесли нашему организму и окружающей среде вокруг нас. Должно быть решение, чтобы предотвратить это, но вопрос в том, должны ли мы изменить тип энергии, которую мы используем, на что-то более устойчивое, или возможно уменьшить количество яда, которое мы производим, с помощью тех видов энергии, которые у нас уже есть?» Профессор начал нервно грызть ноготь большого пальца, на его лице отразилось отчаяние. "Я могу только надеяться, что моя предыдущая неудача не помешает моим новым предположениям. Я уверен, что научное сообщество не будет смотреть на меня доброжелательно после того фиаско на «Великой выставке»". Вспышка злобы пронзила его при одном упоминании о человеке, который воспользовался гениальностью Альберта. По крайней мере, Дреббер получил заслуженный приговор, Барок лично позаботился об этом. «Вряд ли это была твоя вина, Альберт», - заверил Барок быстро и напористо. Альберт только грустно улыбнулся. «Хватит обо мне», - сказал он, размахивая рукой, как будто его дилемма была надоедливой мухой. «Барок, даже если бы ты просто пришел проверить меня, что я искренне ценю, но сейчас середина ночи. Для тебя довольно необычно вставать в этот час, даже чудно, что ты считаешь уместным зайти в мою комнату. Если бы я спал, как обычно делают большинство людей в это время, твоё присутствие могло бы разбудить меня, что-то совершенно невежливо по большинству стандартов». Невысокий мужчина устремил свой зеленый взгляд на прокурора, его брови сошлись в взволнованном выражении. «Ты ничто, без своей вежливости». «Только для тебя», - прозвучал тихий голос в голове Барока. «Все... в порядке?» Альберт задал вопрос осторожно, почти шёпотом, как будто боялся, что это может отпугнуть Барока. Для него это был странный тон, полная противоположность его обычному, громкому, решительному "я". Барок неожиданно для себя понял, что не может встретиться с серьезным взглядом Альберта. «Да, приношу свои глубочайшие извинения за беспокойство в столь неподходящее и позднее время. Я надеюсь, ты сможешь простить меня, если я причинил неудобства твоему пребыванию здесь.» Он поклонился мужчине пониже ростом. «Я могу уйти сейчас, если ты хочешь». «Подними голову, нет необходимости извиняться!» Альберт сказал, звуча очень сильно удивлённым. «Я твой друг, нет необходимости соблюдать такие формальности!» Барок медленно выпрямился, всё ещё стараясь избегать зрительного контакта. Тревога продолжала вонзать свое лезвие в его живот, хотя он и не знал почему. Альберт был жив и здоров, он стоял прямо перед ним, и все же он все еще чувствовал тот же леденящий ужас. Это было унизительно. «Гм, Барок», - наконец-то заговорил Альберт. «Ты знаешь, что можешь прийти и поговорить со мной о чем угодно, верно? Я не очень хорошо разбираюсь в психологии, но, э-э, гораздо легче пройти через вещи с партнером или командой, чем стараться решить всё в одиночку». Барок нахмурился на это заявление, обидевшись, и, наконец, снова посмотрев на блондина,он столкнулся с раздраженным взглядом. «К чему ты сказал это?» - потребовал он. Альберт нахмурился. «Извини, если я тебя обидел, но ты сегодня выглядишь растрепанным… Даже взъерошенным, каким только может быть ван Зикс.» Возмущение и смущение охватили прокурора. «Кажется, тебя что-то беспокоит», - быстро продолжил Альберт. «Я не совсем уверен, как последнее десятилетие сказалось на тебе, но я знаю, что все это не могло пройти бесследно. Ты всегда был тихим парнем, позволяя мне говорить все, что у меня на уме, пока ты слушаешь, но сегодня, когда ты водил меня по городу, я заметил, что ты казался... занятым? Как будто в твоей голове крутятся миллион слов, но ты решил, что будет лучше слушать мою болтовню, а не высказывать свое мнение. А теперь ты здесь, у моей двери, посреди ночи.» Его руки начали отчаянно теребить его локоны. «Ах, я не уверен, имеет ли это хоть какой-то смысл!» Профессор воскликнул, быстро переключившись на грызение ногтя. «Я понятия не имел, что гипотезы в психологии могут быть такими сложными. Интересно, достаточно ли выражений на английском языке, чтобы передать масштаб человеческих эмоций. Честно говоря, я бы в этом очень сомневаюсь». Альберт раздраженно вздохнул, прежде чем выпрямиться. «Но, несмотря на это, я думаю, что я пытаюсь сказать, что… Теперь я здесь, так что тебе совсем не нужно чувствовать себя одиноким! Если ты хочешь, чтобы я был рядом, конечно. Я могу занимать много времени в наших разговорах, но знай, что я здесь и для того, чтобы выслушать тебя». Слова ускользали от Барока. Противоречивые эмоции полыхали в самом сердце. Его первой эмоцией было раздражение. Раздражение от того, что Альберт посмел вмешаться в его эмоции и критиковать его, называя его “растрепанным” и “занятым”, в то время как он всего лишь пытался подарить своему самому дорогому и единственному другу лучший день, на который только был способен. Так нельзя было разговаривать с представителем знати. Чувство вины тут же одержало вверх над всем его раздражением. Он знал, что его вспышка гнева была глупой и иррациональной. Мысль о том, чтобы использовать свой социальный статус вместо Альберта, вызывала у него тошноту. Сердцебиение отдавалось в ушах, оглушая в жутко тихом коридоре. Пока вдруг, руки не обхватили его за плечи. Они неуклюже втащили его внутрь, пытаясь обхватить со всех сторон, не обращая внимания на разницу в росте. Ему пришлось наклониться, чтобы удержать их в равновесии. «Альберт?» - спросил он, стараясь не напрягаться от объятий. Сколько времени прошло с тех пор, как кто-то обнимал его в последний раз? «Ой! Извини, я должен был спросить, не против ли ты,» нервно рассмеялся Альберт, быстро отступая от него. Барок страдал. «Это было довольно неловко, не так ли? Кажется, я не лучший для объятий». «Нет, все хорошо. Просто... неожиданно», - нерешительно сказал Барок. «Почему ты это сделал?» Выражение лица профессора нервно исказило. Барок задавался вопросом, покраснел ли он, трудно определить это в темном коридоре, в котором они стояли. "Я не уверен! По твоему просто казалось, что тебе нужно обнять прямо сейчас. Всякий раз, когда я расстроен, объятия всегда поднимают настроение. Кажется, однажды я прочитал об этом в учебнике по психологии... Но! У тебя снова было это лицо, где ты выглядишь так, будто у тебя так много мыслей, стреляющих в голову, но они были грустными. Даже болезненными". Он потер затылок. "Думаю, какая-то иррациональная часть меня думала, что объятья немного помогут, как это работает со мной, убедившись, что ты знаешь, что я здесь ради тебя и все такое. Прости, если тебе было неудобно". Они стояли в неловком молчании, не зная, как действовать дальше. Глаза Альберта нервно бегали по сторонам, он не мог смотреть на Барока из-за того, что, как он мог догадаться, было смущением. Глаза Барока, напротив, были спокойны, он смотрел на Альберта с выражением, которое можно было описать только как сумбурное желание . «Альберт», - наконец сказал Барок. Альберт вскочил, выпрямившись, как шомпол. «Да?!» Его голос эхом разнесся по коридорам. «...Спасибо тебе за объятия. Это было приятно.» Альберт расхохотался в ответ на это. "Барок, тебе не нужно лгать, это было очень, очень неловко. Ты чуть не упал!" "Неловко, да, но все равно приятно", - настаивал он. Альберт, похоже, не верил ему,не верил,что тот говорит правду. "Удивительно, как работает человеческий разум. Что-то такое простое и элементарное, как прикосновение, может очень сильно повлиять на ваше настроение". "Альберт, я..." "Мне интересно, насколько далеко простираются последствия объятий. Разве не было бы интересно, если бы объятия были основой жизни? Это было бы довольно глупо, хотя в теории есть кое-какие перспективы - ха!" Барок не уверен, что овладело им в тот момент, или это то, что он хочет внушить себе. Несмотря на то,как сильно он старался отрицать это, он знал, что ему нужна какая-то окончательная уверенность в живости и безопасности его дорогого друга. Альберт замолчал и с готовностью ответил на объятие, хотя и после минутного колебания. На весь коридор воцарилась уютная тишина, пока они наслаждались присутствием друг друга. В его объятиях Альберту было тепло. Он слышал его ровное дыхание и чувствовал легкое похлопывание рук по спине. Они были в полной безопасности. «Альберт», - Барок наконец-то снова заговорил. Его слова были похожи на стекло. «Пожалуйста, не умирай». Альберт ответил довольно быстро: «Не волнуйся, Барок, я больше не оставлю тебя». И все было мирно.