Индиран Диор и тайна затерянного храма

* Дышать через повязку было неприятно. Демон знает, зачем жрецы заставляли их носить, но с ними вышло удобно: переодетый и с повязкой Индиран какое-то время легко мог сойти за своего. Оставалось только снова проникнуть в храм и впустить туда Нарина из тайного хода. Он едва не опоздал. Когда выскользнул из тени и присоединился к процессии фанатиков, впереди, между спинами мужчин, замелькала белая рубашка госпожи профессора. А пока он прикидывал, не получится ли с наскока застрелить соседей и сбежать с коллегой, разглядел дальше при свете факелов знакомую высокую фигуру. "Но как?!" — чуть не заорал Индиран от досады. Этот-то как здесь снова очутился? Эльф что, совсем дурной? Мало ему было забот с женщиной! Так он и вошёл в храм снова, теперь в хвосте целой процессии. Стряхнул навалившееся было тяжёлое предчувствие. И первым делом он всех здесь посчитал. Счёт выходил не очень в его пользу, ведь в его револьвере под рубахой служителя было шесть пуль, а врагов вместе с двумя жрецами здесь целая дюжина. И те, кто выживут, не испугаются. А ещё, говорил вредный голос у него внутри, если заторопиться и начать драку прямо сейчас, он так и не узнает, был ли здесь Камень или иное сокровище для дарения тьме. И надо просто немного подождать. Ведь ничего страшного пока не происходит. Даже первой жертвой пока назначили виноватого фанатика, и ещё небольшое время никому ничего не грозит, думал он, отступая влево, чтобы стоять как можно ближе к потайной двери. Следил за всем, что делают жрецы и что у них в руках. Фанатик тоже человек, но жалеть его не выходило, и драку из-за него затевать тоже. Чего доброго, в драке эта жертва окажется на стороне жрецов! И потому Индиран все медлил, продвигаясь незаметно ближе к тайной двери. У него будет одна попытка, думал он. Застрелить в первую очередь тех двоих, кто с ружьями. Затем жрецов. Затем открыть дверь и впустить Нарина. Студент наверняка так и сидит послушно под дверью... Когда фанатик заорал глубоко под землей, Индиран только подумал о своих коллегах, которых тоже вот так опускали под землю в огонь. Была в этом некая мрачная справедливость. Наверняка они тоже так кричали. Потом жрец откинул крышку шкатулки, дивный свет затопил мрачную пещеру, заглушая алое свечение трещины, и Индиран оцепенел. Он не знал, насколько, оказывается, плохо верил в то, что говорил летом и что искал. Не знал, насколько привык, что все, древнее Алой Книги, было для него сказками и легендами, пусть и горячо любимыми. И теперь его как по голове огрело: Аэлин честно не верила в Сильмарилл и говорила об этом, а он, искатель сокровищ, столько лет врал сам себе, потому что ему нужна была недосягаемая звезда, чтобы за ней гоняться... Этого не может быть, думал он, впитывая изумительный бело-золотой свет, как воду в пустыне. Это должен был быть Аркенстон, или еще какой исторический или доисторический алмаз! Руки затряслись от желания коснуться этого чуда, убедиться, что оно настоящее... Так он и пропустил подходящий миг застрелить жреца. А потом явилось это, и стрелять в него было бесполезно. Все стало бесполезно теперь, когда в мире проделана дыра, и оттуда течет тьма, поглощая самый свет. Он упустил последнюю возможность спасти своих людей и коснуться чуда. Навалилось отчаяние до черноты в глазах. Хотелось кричать и палить во все стороны, он едва удержался. Хотелось винить во всем проклятого эльфа, что завел их сюда по их же просьбе... Ах да, вяло подумал Индиран, прислушиваясь к шелестящим словам тьмы, эльф-то уже проклят. Давным-давно. До пресловутого затопления Белерианда, уже почти подтвержденного. Почти, потому что ещё надо собирать доказательства для старых дубов из Совета профессоров... Не про эльфа, про затопление... Про линденскую крепость и возможную Первую эпоху... Если Аэлин захочет поделиться полем работы... Так, стоп-стоп, до поля работы ещё добраться надо! Вот тут примерно он и начал приходить в себя. Словно издалека до него донеслись неожиданные здесь ругательства на старом Всеобщем, потом на старом кхандском, а перемежались они вовсе чем-то непонятным, с обилием согласных и шипящих. На таком языке можно сказать "добрый день" и все равно что выругаться! Странное дело, от ругательств тоже стало немного легче дышать и думать, словно морок расступился от них. Кажется, в суевериях бывает здравое зерно... Индиран вздохнул и покосился в сторону других охранников. Но те стояли, как завороженные, пялясь на говорящий мрак. Как и один из жрецов, стоящий на коленях с золотой чашей: с обожанием и ужасом смотрел тот на клубы темноты вокруг рвущегося из пут эльфа. А вот второй жрец с двумя охранниками были очень заняты, запихивая скорченную Аэлин на решетку... На то, чтобы вытащить револьвер из-под длинной рубахи, ушло ещё немного драгоценного времени, он запутался в этой тряпке, и ближние охранники уже дернулись к нему. Вот никогда, никогда ничего не идёт по плану, разозлился Индиран, выдрал револьвер из-под подола с треском и выстрелил дважды подряд — в охранников со старыми ружьями. А того, что подбежал к нему, он пнул в пах и отскочил к потайной двери. Навалился на рычаг в виде каменной полки... Как же медленно она двигается! Второму служителю он врезал с левой в челюсть и выстрелил в жреца возле лебедки. Попал, но не слишком хорошо, тот даже не упал. В четвертый раз пришлось стрелять в простого охранника, который несся к нему с саблей, как пират. — Где профессор? — завопил из-за двери Нарин. С силой пропихнулся в открывшуюся щель. — Внизу уже! Беги к лебедке! — заорал Индиран. И рванулся к первому жрецу, чтобы пристрелить уж наверняка. Напрямую. Подныривая под клубы морготовой тьмы... Плохая была идея. Его словно оглушило, вдох застрял в горле пеплом и золой. — Жалкое отродье эльфийской ведьмы, — прошелестел голос из темноты. — Наглое отродье... Сколько же вас развелось... Пьешь и пьешь, а вы не кончаетесь... Когда Индиран прокашлялся, он стоял на коленях, и жрец склонялся к нему забрать револьвер. На лице того была сосредоточенная радость, словно он решил хитрую задачу. Жрец опоздал совсем немного, на секунду-другую, просто пальцы археологу не успел разжать. Индиран выдрал руку из его захвата и выстрелил в глаз в упор. Тот рухнул мешком, нож из другой руки врага зазвенел по полу. За спиной раздался вздох не то хлюпанье, прямо над ухом, он бросился в сторону, не вставая, перевернулся на каменном полу, обернулся, целясь в клубящееся пепельное лицо, изменчивое и слепое. — Ещё немного силы для меня, глупец, — сказало оно. Рядом эльф поднял голову, втянул с силой воздух, словно не мог дышать несколько минут. Вдох-выдох... Мгновения свободы... — Не дождешься! — рявкнул Индиран, надеясь, что не слишком глупо звучит. Там, впереди, Нарин дрался с двумя врагами у лебедки, и дрался успешно: один уже лежал, и раненый жрец прыгал вокруг них, пытаясь вмешаться. Лицо вдруг улыбнулось. Индиран сразу рванулся влево, на бегу ухитрившись подхватить нож с пола; его попытались сзади схватить в несколько рук, но он вырвался, только рубашку порвали. Четверо охранников осталось. Он выпалил ещё в одного, не целясь, побежал, увлекая их за собой. Вот же развелось фанатиков, револьвер перезарядить не дадут! ...Низкий глубокий голос разнесся по залу, отражаясь эхом от стен, Индиран чуть не споткнулся. Врут легенды про веселые звонкие голоса эльфов. Или им с эльфом так повезло... Даже хриплый и усталый, этот голос пробирал до костей, усиливаясь с каждой секундой. И клубы темноты сжимались вокруг эльфа — и не могли никак сжаться до конца во второй раз. Это не синдарин, только и понял Индиран. Похож. Но не синдарин... Тут же раздалось гневное шипение, оно нарастало, как растет лавина песка, но заглушить голос эльфа не могло. А Индиран несся по залу к лебедке, уворачиваясь от охранников. Обернулся, врезал рукоятью револьвера по голове ещё одному. Увидел мельком, что последние двое отстают и трясут головами, словно пытаясь проснуться, ну и демон с ними, дел и так полно! Эльф держится, голос его становится глубже и чище. — Ещё немного! — заорал ему Индиран. — Пой ещё!!! И с разбегу ударил под дых раненого жреца у лебедки, отбрасывая его к стене. Один охранник валялся на полу, а другой тоже мотал головой, зажимая уши, и Нарин отчаянно налегал на ворот лебедки. Индиран пнул в живот стоящего, тоже налег на ворот. Из трещины жар и вонь, надо вытащить Аэлин поскорее, пока она там не задохнулась... — Почему вы медлили?! — крикнул в отчаянии Нарин, крутя ворот изо всех сил. — Не знаю! — заорал археолог в ответ, налегая тоже. Они пыхтели и обливались потом рядом с этой проклятой трещиной, а голос эльфа несся над ними, и Индиран старался не думать, насколько того ещё хватит. Шипение нарастало, металось по залу, стараясь не то заглушить, не то вмешаться в невероятное пение, и метались почти в такт им блики невероятного света, вспыхивая и бледнея невесть почему. Клубы пепельной темноты вращались вокруг неподвижного певца, вспухая, как напряженные мышцы. И что-то подсказывало, что времени у них осталось совсем немного... У Индирана уже в глазах потемнело от усилий, и тут канат сменился цепью, а затем и решетка показалась над краем трещины. Аэлин в рваной рубахе скорчилась на ней, лицо полускрыто тряпкой, лоб и руки красные, как после северорунской бани... — Быстрее! Цепи жгли руки, решетка поворачивалась неохотно, но Аэлин была жива — отпустила тряпку, устало вздохнула и поползла на четвереньках вперёд. Голос эльфа позади них дрогнул, налился хрипотой, и свет опять померк. Индиран метнулся к нему, отгоняя ужас перед темной пеленой, она уже окутала все, скрывая и эльфа, и столб, к которому того привязали. Голос взвился вверх яростным криком — и прервался, сменившись хрипом. Индиран взмахнул кривым ножом жреца и засунул руки в темную пелену, нащупывая веревки. Руки обожгло и обдало холодом разом, и он невольно заорал, но что-то нашел и начал пилить ножом, не веревки, кожаные полосы, натянутые до звона... А нож острейший... Больно-то как... Теперь уже Индиран орал и ругался, волны холода и жара жгли его руки поочередно, а в голову штопором вверчивалась мысль, что он бесполезен и опоздал, вот только от боли даже не думать было слишком сложно! Сзади в него вцепился было очнувшийся охранник, Индиран ударил его каблуком в колено. Там, в пелене, эльф снова рванулся, и последние две полосы лопнули. Маглор, хрипя и хватая воздух, выпал из клубов темноты, еле устояв на ногах. — Руки! — прохрипел он. — Быстрее! Индиран врезал ещё одному фанатику, подскочил, полоснул по ремням на запястьях эльфа — и в него снова сзади вцепились в четыре руки. Ударили по почкам раз и другой, отбросили в сторону, схватили за руку с ножом. — Поздно, — шипел голос расплывающихся клубов морготовой темноты, снова захлестнувшей эльфа с головой,— поздно! Что-то лопнуло с противным звуком. Возле лебедки снова дрались. Индиран, извернувшись, ткнул ножом врага куда достал, но двое наседали на него, словно и боль плохо чувствовали. Началась драка без правил, как в бедных кварталах, Индиран бил ножом, куда доставал, лягался и кусался, выдираясь из цепких рук, потом на руке с ножом повис враг и выворачивал ее изо всех сил, а время уходило безвозвратно. Он тоже забыл про боль, укусил руку, держащую его за запястье, бил кого-то головой об пол, освободил руку с ножом, воткнул его куда-то опять, вскочил, наконец. Пнул ногой в смуглое лицо, обернулся. Эльф, шатаясь, шел к алтарю, вслепую, окутанный тьмой так плотно, что не был виден вовсе. Может быть, только свет Сильмарилла ещё пробивался через эту темноту... Ещё шаг, ещё один. — Поздно, — шипел сам воздух, пепельный и жгучий, обжигающий горло, — поздно! Нарин сцепился с очнувшимся фанатиком, они колотили друг друга о лебёдку. Раненый жрец пытался хватать Аэлин за руки и тащить обратно к расщелине, она пиналась и кусалась. Убить эльфа. Если убить эльфа, пришла холодная мысль, для Моргота закроются эти ворота в мир. Зря старался. Индиран неуверенно шагнул вперёд, перехватывая нож поудобнее. Было мерзко, но другого выхода, кажется, нет. В горло не попасть, надо бить в спину, пока сил хватит, может, попадет, куда надо. Окутанная тьмой фигура наклонилась, мелькнула протянутая рука и выхватила из шкатулки Сильмарилл. Раздался крик на два голоса — один хриплый, срывающийся, но живой, второй шипящий по всему залу — нелюдской, скрежещущий. Пелена разомкнулась и опала, открывая живое тело. Клубы темноты вырвались из кричащего рта эльфа и растаяли. Что-то шипело, словно на сковороде, по залу разнёсся запах горелого мяса… И вспыхнул свет. Словно солнце спустилось прямо сюда, в душное жаркое подземелье. Только оно не слепило, а заполняло собой всего смотрящего, до донышка. Закричал морготов жрец, падая на колени и схватившись за глаза. Жмурились и отворачивались живые ещё охранники. Темнота сжималась под этим светом в плотную изменчивую фигуру, тоже пытаясь закрыться... Эльф кричал, но Камня из дымящейся руки не выпускал. Вот он шагнул вперёд, к темной фигуре, и та отступила от потока света. Зашатался. Индиран подскочил и подхватил эльфа, не давая упасть. Потом мелькнула ещё одна глупая мысль, и он протянул руку, касаясь Сильмарилла в чужой руке кончиками пальцев. И свет снова вспыхивает. Больно, больно, больно... Гори, гори же... Воздух вокруг шипел и накалялся, губы трескались от сухости. Ещё шаг вперёд. Не упасть бы вниз. Кто-то подхватывает под локоть уже Индирана. Мелькнуло лицо жреца, он бредёт к темной фигуре с другой стороны, отчаянно щурясь и протягивая руки. — Меня! — крикнул он. – Меня! Пепельные клубы окутали его и мгновенно осели. Глаза жреца вспыхнули, как угли, он выпрямился, делаясь будто выше и шире в плечах. Шагнул к эльфу и человеку, едва стоящим на ногах... Нарин подскочил сбоку и с размаху ударил его в челюсть, как на ринге. Жрец пошатнулся и улыбнулся. Встречным ударом сшиб Нарина с ног, тот откатился едва не под ноги Маглору. Сеть морщин пробежала по лицу жреца, стремительно углубляясь и расширяясь. Вот он шагнул вперёд, а его кожа стремительно сморщивалась, волосы мгновенно выцвели, мышцы опадали. Человек ссыхался изнутри. Замахнулся, готовый ударить ещё раз... Хрустнул сустав. Стремительно сохнущее тело осело со стоном, исходя черным пеплом. Маглор сделал ещё шаг вперёд, к самому краю. Переливы света врывались здесь в черноту воздушного разрыва, и Индирану показалось, что он стал немного тусклее. Ещё одна рука коснулась маленького солнца, которым стал Сильмарилл. И свет вспыхнул ещё ярче, хотя казалось, это уже невозможно. Даже пыльный вонючий воздух делался чище в этом свечении... Мир очищался. Хоть немного. И разрыв в ткани мироздания делался все уже. Нет, Индирану больше не казалось — разрыв вправду сужался, делался все короче, и воздух снова дрожал вокруг него, прозрачными клубами сталкивая края разрыва друг с другом, исцеляя, очищая... Темнота взвыла на разных языках. Ты пожалеешь, отродье эльфийской ведьмы, слышалось там. Ты пожалеешь, отродье проклятого рода. Ты всегда будешь жалеть, жалкая женщина, и лезть к недостижимому. Вы все пожалеете, когда я вернусь. У Индирана сводило от боли руку, голова закружилась. Как во сне, он видел срастающиеся края разрыва, и как они поглощали последние клочья темноты. А потом эльф рухнул, где стоял, выпуская Сильмарилл из обожженной до мяса руки, и Камень покатился к трещине, переливаясь и приглушая свет.