Гранитное сердце

      Покинув комнату со спящей Вайс, Жак не ожидал встретить свою супругу, что претенциозно скрестила руки под грудью и прожигала его пронзительным взглядом.        — Что-то не так? — монотонно поинтересовался он.        Но до того как Уиллоу вобрала воздух в легкие, он продолжил.        — Может перейдем в мой кабинет? — спросил он, взглядом указав на закрытую за собой дверь.        Он и так изрядно вымотался пересказывая сразу две истории. Не хотелось бы еще тратить время, предназначенное на сон, уже на третью.        Боже упаси, чтобы он повторял подобное испытание каждый вечер.        Лучше просмотреть годовой отчет по доходам/расходам в ПКШ.        Уиллоу фыркнула, но кивнула в согласии.        — В спальню, — почти приказала она.       Жак вздохнул.        — В твою или мою? — следовало всё же уточнить.        — В нашу, — огрызнулась миссис Шни, развернувшись на сто восемьдесят градусов и двинувшись в указанном направлении.        — Нашу, так нашу, — безразлично пожал он плечами, двинувшись следом.        ***        Уиллоу просто полыхала огнем злобы. Да что вообще творится в последнее время с ее мужем?        Спасает ее во дворце, берёт в семью сиротку, налаживает отношения с Джеймсом, проводит реформацию в ПКШ, так теперь еще и «сказки» читает дочери?!        Это не укладывалось в ее голове. Все годы их совместной жизни кричали о том, что это какой-то совершенно незнакомый ей человек.        Не тот тиран, кусок гранита, что не воспринимал ничего вокруг себя. Далеко не тот беспринципный и подлый бизнесмен, что ставил прибыль выше всего вокруг. Даже собственной семьи.        Уиллоу уже просто не понимала, когда ее жизнь перевернулась с ног на голову.        Когда Жак стал… другим?        Он всё так же следовал своим невысказанным правилам. Всё столь же скуп на эмоции и какие-нибудь проявления чувств. Такой же холодный, отстраненный и рациональный.       Жак нисколько не поменялся. Нет, кто угодно, но не он.       Она кинула мимолетный взгляд на идущего позади мужчину. Тот совершенно непоколебимо взирал на внутренний сад, вид на который открывался из панорамных окон коридора.        Стоический, монолитный и совершенно не затронутый ее внезапным капризом.        Таким всегда был Жак Шни.        Сухой, черствый, не способный к любви. Она, как никто другой, осознала это, прожив подле мужчины почти двадцать лет.        Когда-то Уиллоу верила, что сумеет его изменить, что тепло семейного очага и дети позволят Жаку смягчиться, стать проще, человечнее…        Но стало всё как раз наоборот. Он стал еще более жестким, следующим сухим числам и уверовавшего в некое «наследие».       Миссис Шни считала это всё фарсом и не более того. Какой толк от любого наследия, если ты не сможешь хоть кому-то его передать?        Дети как никогда были далеки от отца. Вайс и Винтер не раз жаловались ей на его холод. Она их всячески успокаивала, увещевала, что всё хорошо.        Когда сама понимала, как жалко звучали ее слова.        Мать и две дочери с сыном, что пытались поддерживать друг друга под гнетом Патриарха Шни.       Именно так…        Патриарх.        Жак — гениальный бизнесмен. Лучший на всем Ремнанте. Она это могла признать. Это мог подтвердить каждый человек во всех Королевствах. Путь, что тот прошёл, годится разве что в учебники по финансовой грамотности и экономики с политологией.        Но вместе с тем мистер Шни оказался ужасен во всех остальных аспектах.        Никудышный отец и отвратительный супруг.        Уиллоу успела смириться с этим фактом. Уже давно.        Но почему… Почему он снова заставляет ее задуматься над тем, что она уже давно решила для себя?        С какой стати ей снова приходилось тешиться в догадках. В догадках и надежде…        Надежде, что Жак изменился. Ко всеобщему шоку, удивлению и непониманию. Мистер Шни словно стал другой версией самого себя.        Он не начал искренне улыбаться или говорить о том, как любит и дорожит ей и их детьми. Не стал и дарить подарки, без какой-либо причины на то, как очередная праздничная дата.        Не начал спрашивать ее о самочувствии, настроении или переживать об успехах и неудачах своих дочерей и Уитли.        Но его действия…        Они изменились. Жак со свойственным себе безразличием делал то, на что прежде никогда бы не пошел.        Приютить ребенка, сопровождать Вайс, когда та не могла уснуть, рисковать собственным здоровьем ради нее.        Пребывая в самом безобразном настроении, Уиллоу едва ли не ворвалась в их спальню и двинулась к небольшому шкафчику в самом углу.       Туда, где находился алкоголь.       Нисколько не раздумывая, она распахнула резные дверцы и вцепилась в первую попавшуюся бутылку с вином.        Однако, мужская холодная ладонь опустилась поверх ее, не позволяя исполнить задуманное.        Она грозно зыркнула в стоявшего вплотную к ней Жака, который беззастенчиво встретил блеск ее небесно-голубых глаз.        — Что, хочешь сказать я не могу выпить в собственном доме? — рыкнула женщина.       Мистер Шни спокойно покачал головой, а затем взял второй рукой бутылку выше той, что планировала взять Уиллоу.        — Если и пить — то только лучшее. Белое полусладкое «Плато Мистраля» всяко больше подходит под эту роль, нежели красное сухое из Вейла.        Уиллоу всё еще недовольно хмыкнула, но спорить не стала. Ей было сейчас вообще плевать, какой алкоголь окажется в ее желудке.        Уже через минуту они расселись за небольшим журнальным столиком в креслах напротив и мерно потягивали пьянящий напиток из хрустальных бокалов.       — Ты хотела поговорить, — равнодушно отметил Жак, когда Уиллоу опустошила в себя третий по счету бокал. Сам он еще не прикончил и второго, неспешно и по-аристократически дегустируя весь букет вкусов и винных запахов.        И кто еще из нас из Атласа, — подумала Уиллоу, снова наполняя свой бокал. На щеках выступил легкий румянец, несколько локонов спали на лоб.        — Зачем ты всё это делаешь? — прямо спросила она. Уже который день она не могла нормально спать, гадая, что стало с ее жизнью.        Что стало с их семьей.       Они же договорились. Они с Жаком заключили сделку. Она отдала ему компанию отца, власть, саму себя и даже больше.        А он не станет лезть в ее жизнь. Когда-то Уиллоу мечтала о достойном супруге. Но жизнь расставила всё на свои места.       Она смирилась. Согласилась на эту безмолвную сделку, когда осознала, что даже рождение Уитли не изменило положение.        Так какого черта Жак вновь терзает ее серце?! Наносит один удар за другим.       Чуть ли не смеется над их прежними отношениями, поступая как… как сейчас!        — Делаю «что», Уиллоу? Я много что делаю в течение дня, — ответил он.       — Ты и сам понимаешь, Жак, — прошипела женщина, точно мегера. Она наклонилась вперед, выставляя свое декольте в вырезе ночнушки, но мужчина даже не обратил на данную деталь и толики внимания. Да, такой был мистер Шни. Непоколебимый. Бесчувственный. Лишенный эмоций и сдерживающий даже самые незначительные их ростки где-то внутри гранитного сердца, — С какой стати тебе спасать меня? Почему ты внезапно озаботился репутацией ПКШ? Произвол менеджеров? Ты никогда о них не беспокоился, ни о тех жертвах, что подверглись подобному отношению. Ты никогда… Не заботился о Вайс. Не читал ей, не подбадривал, ни успокаивал, когда она лила слезы.        Жак молча опустошил свой бокал.        — Зачем, Жак. Прошу ответь мне. С какой стати подобные перемены. Пойми, Вайс, Винтер и Уитли — они мои…       — Твои кто, Уиллоу? — неожиданно откликнулся мужчина. В глубине его глаз впервые можно было проследить тень эмоций. Ярость. Клохочущая, неподконтрольная и необузданная. — Твои дети, ты это имела ввиду?       Уиллоу вздрогнула. Она не раз видела Жака в бешенстве, в раздражении, в припадке разочарования. Когда ПКШ получала очередной болезненный удар, тычок. Когда еще один менеджер или прислуга допускали оплошность. Или когда Винтер упиралась рогом, не желая слушать увещевания мужчины о ее роли наследницы и будущей главы компании.       Но никогда женщина не видела Жака Шни в таком состоянии…        Словно вся каменная корка на его сердце расплавилась за жалкие пару секунд. Обратилась лавой, что двинулась по венам.        Его глаза чуть ли не резали на куски, лицо замерло в маске пренебрежения, а поза напоминала готового наброситься хищника, что вот-вот вцепится в горло.       — Нет, я…       — Это и мои дети, Уиллоу. Моя плоть и кровь. Мои потомки. Моё будущее. Моё продолжение. Как и твоё. Ты не в праве считать, что только ты являешься их родителем. Ты постоянно увещевала меня в том, что я не забочусь о них. Не слежу и не оберегаю. Не проявляю любви…        Виллоу осознала, что не дышала, когда ее супруг отвел взгляд, чтобы налить новый бокал вина.       — На чьи по-твоему деньги они живут? Кто добился того, чтобы им выдали лучших учителей и тренеров? Кто готов финансировать их в любом начинании? Разве я отмахнулся от Вайс, когда та захотела стать певицей? Нет. Я тут же передал ее мисс Фальц. Но ты только продолжила ворчать, что я не сопровождаю ее на занятиях. Не радуюсь каждому ее успеху и не восхваляю ее. У них хватит в жизни лизоблюдов и тех, кто возжелает приблизиться и подмазаться. Моя задача — дать им возможность. И я ее предоставил. Это мой долг и обязанность, как родителя. Я не стану их останавливать. Не буду им мешать набивать свои шишки, хотя ранее я полагал, что эта задача мне по плечу. Нет, пусть сами оплакивают свои неудачи. Скажи мне, Уиллоу, что бы ты хотела от меня, не имей мы всех тех денег, что имеем сейчас?       Миссис Шни не знала, что и ответить. Но Жака уже было не остановить.       — Если бы Вайс и Винтер голодали, а Уитли умирал от обморожения, то ты бы также желала, чтобы я их успокаивал и поддерживал? Не идти на работу, чтобы прокормить их и позволить пережить хотя бы еще одну безлунную ночь, а обнять и спеть колыбельную? Даже понимая, что это может быть их последней песней? Ты этого хотела бы?       — Нет! — вскинулась Уиллоу, смахнув свой бокал со стола. Винный напиток пролился на ковер, пропитав пушистый ворс и оставляя отчётливое пятно, — Ты и сам знаешь, что я не это имела ввиду!       — А что тогда, Уиллоу? — кинул он взгляд полный презрения на супругу, — Они — Шни! Им непозволительна слабость! Половина Ремнанта спит и видит, как я сдохну от каждой второй маслины за ужином или окажусь застрелен очередным террористом! Ты подумала, что станет после? ПКШ развалится. Никто этого не сможет изменить. Не Совет Атласа, так прочие гиены растащат. Думаешь, Вайс, Винтер или Уитли удержат всё это в своих руках? Может часть, кусочек того, что мы сейчас имеем, но им не справиться. Если они будут слабыми — они не выдержат! Они сломаются. Погибнут. Их перебьют, чтобы оторвать последние крохи от меня и моего дела. Все эти твари… они разрушат Шни… — его голос сел, он грузно опустился в кресло и с потухшими глазами вцепился в бокал.        Уиллоу была шокирована. Нет, она пребывала в ступоре.        Жак Шни не делится своими волнениями. Жак Шни не испытывает переживаний…       Жак Шни... Нет. Патриарх ПКШ не способен на подобное. Ему непозволительно все эти мирские слабости.       Но вот Жак еще как способен на столь яркие проявления чувств. Тот самый Жак, которого ей представил Николас, обещая тому великое и яркое будущее.        Мужчина, что был вынужден заковать самого себя в камень, чтобы просто не треснуть пополам от давления извне.       Человек, что бросил вызов всему Атласу, всему Ремнанту и поднялся с самого дна на вершину.        Самый ненавидимый человек на свете, презираемый простым народом и непринятый высшими слоями. Чужой для всех и каждого.        Тот, что держится на вершине, за счёт упорного труда, граничащего с саморазрушением и выжиганием.        Это был ее супруг. Ее муж, на плечи которого она всё бросила, забывшись в заботе о детях и больном отце.       Что-то треснуло в ее груди, когда она посмотрела на супруга, как на простого человека, а не великого Председателя ПКШ, чей облик давно слился в ее сознании с мужчиной.       Когда вообще она слепила эти две фигуры воедино?        — Жак… — она обошла столик, сев вплотную к мужчине. Тот повернул к ней невыразительное и невероятно уставшее лицо.        Мешки под глазами, первые морщины на лбу, потрескавшиеся губы. Сейчас он предстал перед ней в своём настоящем облике.       Невероятно загруженный и истощенный, но не растерявший своего характерного упорства и твердолобости.       — Я не прошу тебя вытирать им сопли. Не умоляю нянчиться с ними, как с маленькими детьми. Хоть они ими и являются, так или иначе. Ты прав. Они — Шни. Но тем отчётливее им нужна фигура отца. Та, за которой они могут последовать, в тени которой найдут укрытие и с которой им следует брать пример. Ты хочешь, чтобы они были сильными — так покажи как это следует делать. Ты воздвиг ПКШ на место, что она занимает сейчас. Научи их этому знанию. Передай хотя бы частичку своего упрямства. И тогда… Тогда они потянутся. Захотят стать сильными. И тогда наши дети сумеют превзойти нас. Стать лучше, чем даже ты или я. Разве не в этом смысл наследства? Создать лучший фундамент для тех, кто идет после нас? — уголки ее губ приподнялись, когда как ее ладонь нежно коснулась бледной щеки супруга.        В глубине его глаз промелькнула искра. Незаметная, почти незримая, но Уиллоу хотела верить, что она ей не почудилось.        — Ты… права, Уиллоу, — медленно прохрипел мужчина, словно по-новому оценивая свою жену. Он не забыл окинуть ее взглядом сверху вниз, на мгновение задержавшись на широком декольте.        Почему-то Уиллоу тут же ощутила прилив веселья и вместе с тем укол смущения.        — Знаешь, меня беспокоит то, что я словно открываю тебя нового. Точнее, ты показываешь всё новые черты себя прежнего. Спустя столько лет… Но, быть может. Совсем чуточку. Но мне это нравится, — приблизилась она к его лицу, смотря прямо в глаза и поглаживая его шею.        Жак отвернулся, чтобы допить содержимое бокала, отставил тот на край стола, а следом притянул ойкнувшую супругу за талию к себе.        — Насколько нравится? — рыкнул он, обжигая ее уста горячим дыханием. Выражение глаз снова стало острым до мурашек.       — Больше, чем ты можешь себе представить, — не сдержалась от колкости Уиллоу.        Мгновением позже их уста встретились, начав почти забытую игру в противостояние.        Вторая рука Жака прошлась по спине женщины, будоража ее и вызывая полноценный табун мурашек.        Сама же Уиллоу вцепилась коготками в черные с отчётливой проседью волосы супруга.        Целую минуту они, как в самый первый раз, изучали тела друг друга, поглаживая и не отлипая ни на мгновение.       Только когда воздуха стало преступно не хватать в легких, они расцепили уста, продолжив игру в гляделки.       — Неужели, мисс Шни, питает ко мне определенную слабость в эту холодную и одинокую ночь? — съязвил Жак, чем вызвал у супруги короткий смешок.        — Пожалуй, так и есть. А потому согрей меня и не отпускай до утра, — она притянула его к себе вновь, чтобы захватить в сладкий плен.        Но у Жака Шни были несколько иные, далеко идущие планы.       — Будь по вашему… — прошептал той в губы мужчина, подхватив ахнувшую женщину на руки и двинувшись в сторону просторной кровати, не забывая покрывать ее шею и ключицу поцелуями.       Похоже, сегодня он всё-таки недосчитается восьми часов сна.        Но он был даже не против подобной альтернативы…