Через смерть.

В пещере их было двое: он сам и Валреи. Девушку на каменном столе Талейх не считал. Валреи долго молчала, глядя на обнаженное тело из-под опущенных ресниц. Что было в этом молчании – скорбь ли, грусть ли, довольствие ли выполненной работой, - этого он понять не мог. Наконец, она подняла белую руку и провела пальцем по холодной и твердой щеке девушки: - Губы, - сказала она. – У нее мои губы. Талейх присмотрелся. В плотно сжатой линии рта он не мог найти сходства с алыми, чувственными губами Валреи. Может от того, что эта девушка сейчас - просто искусно выполненная кукла? Она еще не жила, еще не пила этими губами вино и не целовала ими мужчину… Тоскливым взглядом, обращенным к колдунье, он высказал свою мысль. Валреи кривовато улыбнулась и подцепила ногтем прядь волос. - Тёмный каштан… Она почти идеальна, Талейх. Я дала ей все, чего не было у меня: каменное сердце, ледяная кровь, нервы как стальные тросы. С ними она проживет жизнь иначе, нежели я… Как думаешь, она будет несчастна? Подняв мрачный взгляд на колдунью, Талейх ответил, тяжело роняя каждое слово: - Даже если умрут все, кого она знала и любила, если ей нечего будет есть и негде будет спать, она всё равно будет счастливее вас, Валреи. - Верно, - прошептала та, медленно отступая. Длинное платье ее шуршало по полу. – Всё верно… Он внезапно ощутил ее очень близко – так близко, что поймал ее дыхание губами. - Прости меня, - шептала она, сжимая своими паучьими пальцами его руку. – Прости, что преломила ход твоей жизни. - Вы знаете, - избегая ее взгляда, ужасного пустого взгляда бесцветных глаз, ответил он. - Всегда знала, - кивнула Валреи. – Потому прости. Он тоже кивнул, ибо словами выразить чувства, грызшие его, не находил возможным. Когда же осмелился поднять голову, она была уже далеко, опускала стеклянную стену между двумя каменными ложами. Как появилось второе, он не заметил. Наверняка она просто пожелала этого. Воздух под ее бесцветным взглядом сгущался, раскалялся и застывал, сверкая, как чистейший бриллиант. - После того, как всё произойдет, тебе покажется, что я умерла, - не отрываясь от своего занятия, сказала она. – Не верь. Жизнь в той, что жила более десяти тысячелетий, не прервется от подобной малости. А девушка исчезнет. Но и об этом не тревожься. Какой толк рождаться ей в гробу? Поправив платье, хотя в этом не было нужды, она двинулась к ложу, приготовленному для себя, но очень быстро остановилась. Талейх знал, что привлекло ее внимание. И знал так же, что она скажет. Пожалуй, именно эта прозрачность мыслей и чувств и была самой большой болью, что сопровождала их жизни. - Это не обязательно, - глядя на манускрипты, сложенные в углу пещеры тремя аккуратными стопками, сказала она. Голос ее был холоден – но Талейху была известна цена этой холодности. - Я не могу иначе, Валреи. - И всё же это не обязательно. Тишина прострелила пещеру. Затем короткий вздох упал с ее губ. Валреи покачала головой и прошла к каменному ложу, где она надеялась остаться на века. Ее высокая, усталая фигура была словно создана для того, чтобы слиться с камнем. Когда она легла, обсидианово-черные волосы вплелись в его мелкие трещинки, а мраморные складки платья фигурно застыли, упав по обеим сторонам ложа. Сердце Талейха налилось свинцом – вот и всё. Вцепившись в полы плаща, он сделал было шаг к колдунье – всего один шаг – но тут же остановился, словно натолкнулся на стену. Валреи была тут не при чем – это он внезапно осознал их общее поражение. Полную безнадёжность ситуации. Ни к чему терзать раны… Лучше свинец в сердце, чем свежая кровь. - Прощайте, Валреи, - словно проглотив камень, выговорил он. - Прощай, Талейх, - откликнулась она и прикрыла пустоту глаз белыми веками. И всё же он не ушел – ноги приросли к полу. Стали камнями, двумя сталагмитами, удерживающими его на эшафоте ее жизни. Целую вечность, как обреченный на проклятье, он смотрел на нее: на алые губы идеальной формы, на белые руки, на ломкие пальцы и пышную грудь. Он смотрел, не в силах сдвинуться с места или отвести взгляда, не зная, как вырваться из-под гнета отчаяния, как облегчить тяжесть свинцового сердца… В голове не было мыслей. Он жил глазами. А затем она не сделала вдоха. Он ждал его долго – ему показалось, всю жизнь. Но в ответ была всеобъемлющая тишина, и ее грудь более не поднималась, как не трепетали и ресницы и не дрожали губы. Она ушла… он знал, куда, и потому смотреть за стеклянную перегородку было невыносимо. Только тогда он пошел. Тяжело, как старик, прошел мимо каменного ложа, более не глядя на него. И за стеклянную стену он тоже не смотрел. Какой толк рождаться в гробу? Он знал, что девушки там больше нет. Подойдя к книгам, он замер. Взгляд его был обращен на них, но смотрел он в себя. Вся его жизнь была в этих манускриптах… Долгая, отравленная, губительная, и, главное, - дарованная. Но теперь он собирался вернуть ее. Скользнув рукой по корешкам, Талейх закрыл глаза и погрузился в себя. В самые дальние уголки души, туда, куда старался не заглядывать с тех самых пор, как встретил Валреи. Там, скованное ее чарами, сцепленное на сто тысяч незримых замков, и поныне жило его проклятье. Ненависть к самому себе, достигшая апогея, сотни лет боли, предательств и преступлений. Его расплата… его награда в конце пути. Оно не ослабло, не угасло, не растеряло своей силы – стоило ему коснуться этой части сознания, как он вновь ощутил ту же безумную сокрушающую мощь. Жажду мщения… нет, справедливости. О, подумал Талейх, распутывая незримые цепи, справедливости будет сполна… Как легко рвались путы – словно были не прочнее паутинок. Мощнейшая магия распадалась под его прикосновениями, как трухлявый пень, он чувствовал ускользающий аромат осеннего дождя и пепла. Проклятье крепчало, черная мощь сгущалась, подобно грозовому облаку. Его хватило бы, чтобы уничтожить город – но вся его ненависть была обращена на Талейха. На последней секунде Талейх замер – он вспомнил лицо и слова Валреи в их первую встречу. «Умираешь, маг», - сказала она тогда. Но лишь сейчас он сумел ответить ей: - Да. В тот момент разорвалась последняя цепь. Проклятье вырвалось на свободу, и огонь, лед, пустота и боль обрушились на него лавиной; утопили, разорвали, сожгли. Однако он умер только спустя час. К тому времени всё тело его почернело и скукожилось, и раскаленные кости трескались в дымном воздухе. Обугленная рука словно в прощальном жесте была обращена к Валреи. Но та не видела – в пещере медленно оседала смерть, холодная и долгая. Их было двое: он и Валреи…