cultural exchange

впервые за все то время, что нагито было дозволено находиться здесь, от входа в камеру его остановило не пуленепробиваемое стекло, нержавеющая сталь или дуло позитронного ружья, но мягкая скользкая плоть чёрных щупалец. она протянулась от одного края дверной рамы к другому, стоило заслонам разъехаться, как ограничительная лента — завидев ее, нагито удивленно поднял брови. никогда прежде изуру не останавливал его. — что-то не так? — спросил юноша, рассеянно погладив щупальца. те дрогнули, словно избегая контакта. в душу моментально закралась тревога. неужели он наконец наскучил камукуре, и теперь его компания вызывает только отвращение и раздражение? повисшая на какое-то время тишина заставила нервничать только больше. — нет, — послышалось наконец из глубины темного помещения. — все в порядке. но заходить я тебе сегодня не советую. вопросов у нагито меньше не стало. он отвел руку в сторону, и до ладони протянулись нити слизи. та всегда покрывала их, заставляя поблескивать и влажно чавкать при движениях, но теперь ее стало куда больше, а сама она стала более вязкой и скользкой. — тебе… нехорошо? — поинтересовался комаеда, поджимая губы. беспокойство и страх, что с его дорогим изуру может что-то случиться, моментально захватили его изнутри. — ты болен? или они снова с тобой что-то сделали? нагито неприязненно покосился на поблескивающий в углу комнаты красный огонек камеры и почти почувствовал ответные взгляды — сухие, холодные глаза тех бесчеловечных чудовищ, которые пользовались благосклонностью изуру и ставили над ним свои жестокие опыты. судя по всему, ощутив его гнев, одно из щупалец мягко и щекотно скользнуло по тыльной стороне его ладони. забыв о своем негодовании, комаеда мягко хихикнул в ответ на попытку успокоить его. — они не делали со мной ничего необычного, — наконец отозвался изуру из темноты вновь. — и я чувствую себя прекрасно. но тебе и в самом деле лучше держаться от меня подальше сейчас. последствия могут быть… неприятными. голос камукуры звучал глуше, слабее обычного, словно каждое слово давалось ему с трудом. кроме того, привыкшие к темноте глаза нагито наконец разглядели его силуэт — тот сидел, сгорбившись, даже не на кровати, а на полу. прежде спокойные щупальца, раскиданные вокруг беспорядочно шевелились и подергивались. что-то определенно было не так. — как я могу, когда с тобой что-то не так? — мягко, но все же воспротивился комаеда, вновь опуская ладонь на чернильную плоть. та мелко задрожала, и через какое-то время все же исчезла с прохода. изуру ничего не сказал, и это было воспринято как позволение. нагито шагнул внутрь. беспокойные щупальца, шуршащие по полу, устремились за ним, как змеи; это настораживало, но не вселяло чувства страха. это ведь камукура-кун, верно? никогда не бывший достаточно заинтересованный в жалкой личности бегающего за ним человека, чтобы желать причинить ему боль или лишить жизни. бояться его не было причин. — ну же, расскажи, что не так, — тихо попросил комаеда, склоняясь к скрытому за занавесью щупалец лицу камукуры и опираясь ладонями о колени. черные скользкие змеи за его спиной тем временем свились в нечто, отрезающее путь к отступлению. тут точно стоило начать тревожиться, но нагито просто не мог. к тому же, едва ли он смог бы сбежать, если бы изуру вдруг захотелось не отпускать его. от этой странной мысли в груди вдруг разлилось, как горячий мед, тепло. спустя какое-то время молчания камукура наконец соизволил окинуть его взглядом поблескивающих в сумраке глаз. все они были прикрыты и словно затянуты какой-то поволокой. комаеда едва заметно нахмурился. они точно не накачали его чем-то? даже запах, чуждый и такой привычный одновременно, который исходил от пришельца, теперь был будто гуще и слаще. что-то определенно было не так. — я уверяю тебя, никто не причинил мне вреда, — произнес сипло изуру, наклоняя голову к плечу. — это естественный процесс. я справлюсь с этим… как-нибудь. нагито вздернул бровь. «как-нибудь»? впервые в жизни ему пришлось встретиться с неуверенностью этой всезнающей и всемогущей сущности. — я не понимаю, о чем ты, — вздохнул он, смирившись с тем, что ему ничего не пояснят. — но, может, я могу чем-нибудь тебе помочь? худая белая рука сдвинула в сторону черные отростки и легла на щеку камукуры. несколько глаз его зажмурились, и комаеда погладил его по щеке. кожа его тоже была странно-скользкой, более теплой, чем обычно, и все такой же приятной на ощупь. щупальце метнулось к запястью нагито, очевидно, с намерением отстранить его, но в итоге только обвилось вокруг его и сжало судорожно. кожу почти моментально стало жечь там, где она соприкасалась с цепкими присосками, но юноша даже не дернулся. в какой-то мере это было даже завораживающе — нечасто изуру касался его по своей воле и так жадно. — можешь, — хмыкнул пришелец, опуская голову ниже. теперь он выглядел еще подавленнее. — но я не хочу использовать тебя для таких целей. уходи. в нагито смешались вместе сочувствие и возмущение. он искренне беспокоился за изуру, но в то же время не мог не злиться на то, что тот не позволяет ему быть полезным там, где он способен им быть. это ощущалось… адски отчаивающе. и потому комаеда упал на скользкий от слизи пол на колени, опуская уже обе ладони на щеки камукуры и заставляя того развернуться к себе. серые глаза мальчишки поблескивали от негодования и решимости одновременно. — я сделаю все, что смогу, ясно? — проговорил он, стараясь звучать убедительно. — только попроси. я счастлив послужить твоему комфорту. ты ведь знаешь, так? между ними повисло молчание; казалось, даже неспокойные щупальца притихли, не зная, как реагировать. но продлилось это всего несколько мгновений — груда черной плоти вдруг взметнулась, опутывая конечности нагито и заставляя того впечататься спиной в пол. опираясь о ту же черную плоть, изуру навис над ним, сверкая всеми многочисленными парами глаз. — не будешь, — приглушенно, куда более угрожающе проговорил камукура. — твое тело станет использованным куском мяса, едва ли способным на мышление и двигательную активность. кроме того, существует огромная вероятность серьезных повреждений и непоправимых деформаций. твоя человеческая жизнь, вероятно, будет сломана навсегда. ты знаешь, о чем я говорю, так ведь? с каждым словом изуру склонялся к его уху ниже и ниже, и теперь его дыхание ощутимо опаляло кожу нагито. то тяжело сглотнул. кусочки паззла сложились в голове; теперь он понял. ему говорили об этом прежде. лениво собирая кубик рубика и позволяя комаеде играть со своими щупальцами, камукура буднично рассказывал, как его вид размножается. что происходит с телами представителей тех видов, кому не повезет попасться под руку подобных ему существ и стать… инкубаторами. больше всего тогда нагито напугал не сам рассказ или безразличный тон повествования, но то, что подобная перспектива показалась не такой уж и плохой, если это будет именно изуру. сейчас же жар, разлившийся по телу, стоило склизким и горячим щупальцам обвить его так грубо, пугал в той же мере. нагито мелко задрожал, предприняв слабую попытку освободиться, скорее для вида. бесполезно; конечно, изуру уже все понял. едва ли он, со своей совершенной эмпатией, мог не ощутить тяжелую ауру возбуждения поблизости. то, что нагито был влюблен до беспамятства, было ясно, как день. это знал и он сам, и изуру. они просто не обсуждали это за ненадобностью, но мрачное предчувствие, что это плохо кончится, маячило где-то в воздухе смутной угрозой. и вот они здесь. — ты и правда странный, — произнес пришелец, подтверждая догадку и заставляя комаеду виновато вздохнуть. — может, ты особо подвержен влиянию феромонов?.. нагито состроил слабую улыбку. в памяти всплыло что-то о «воздействии на психику жертвы через флюиды», которое могло бы в теории объяснить его податливость; но все было куда проще. странно, как изуру мог списать все на его похоть сейчас, но не на мучащую его влюбленность на протяжении всего этого времени. протянувшиеся вдоль тела щупальца тем временем продолжали ерзать и жаться к коже комаеды. она горела и, должно быть, в скором времени бы покрылась синяками, но это абсолютно точно волновало его в последнюю очередь. — изуру, — слабо проговорил нагито, едва заметно подаваясь навстречу скользнувшего вдоль его живота щупальца. его ладони легли на плечи камукуры, бережно сжимая. — я не беру своих слов назад. пожалуйста, позволь тебе помочь. несмотря на хмурый взгляд, изуру очевидно колебался. странно, что его что-то останавливало, подумалось комаеде. добыча сама пришла в руки и умоляет сожрать ее поскорее. что же не так?.. — я не хочу… лишать тебя рассудка, — отозвался вдруг камукура, опуская веки. — ты — единственный, с кем я могу здесь поговорить, не умирая от скуки. он вдруг демонстративно высунул длинный, раздвоенный язык и не менее демонстративно провел по нему когтистыми пальцами. нагито проследил за этим жестом широко распахнутыми глазами, шумно сглатывая. на когтях у изуру осталась вязкая слизь. — оно переполнено афродизиаком. оно попадет в твой рот, и у тебя в мыслях не останется ничего, кроме желания спариться, — невозмутимо сказал он, растягивая между пальцами белесую слюну. немигающим взглядом уставившись на камукуру, комаеда только нервно хихикнул. конечно, он чувствовал страх. едва ли нагито ценил свою жизнь хоть самую малость — но вот боязнь разочаровать изуру, потерять в его глазах малейщую интересность, практически парализовывала его. — ты, кажется, говорил, что некоторым видам высшей организации удается сохранить разум, — пробормотал комаеда быстро, опуская взгляд. — я приложу все усилия. обещаю, только позволь мне тебе помочь. камукура прищурился. — ты и правда уверен, что движим только желанием помочь мне, или пытаешься соврать? — хмыкнул он, и это чем-то напомнило смех. нагито тут же вспыхнул, но все же скромно покосился на него, жадно ловя блеск в чужих глазах. господи, как же он красив. как же он его обожает. — мои желания меня не волнуют, — нагито погладил изуру трепетно по плечу. — если бы ты хотел, чтобы я ушел, я бы ушел. но ты ведь не хочешь. это было выстрелом вслепую, но, кажется, метким. камукура безмолвно прижал его руками и щупальцами к себе, пряча лицо в изгибе тонкой шеи. довольно мурлыкнув и обняв его в ответ, комаеда почувстовал движение. мгновение — и они уже не на полу, а на кровати. над той неумолимо мерцает красным камера. нагито покосился на нее с недовольством снова. — если хочешь, я сломаю ее, — поймав его взгляд, отозвался изуру. — не стоит, — мягко возразил комаеда, поглаживая черные змеи щупалец у того на затылке. — мне все равно, видят они нас или нет. разум его постепенно туманился сильнее по мере того, сколько его касалась чужая мягкая, склизкая плоть. сейчас нагито, кажется, не смутило бы ничего; возможно, это и в самом деле страшное, сводящее с ума действие феромонов на него? может, он потом пожалеет обо всем происходящем?.. в любом случае, сейчас жалеть уже было поздно. щупальца уже пробрались под ткань его одежды, оставляя жгучие метки по всему телу. на шее комаеда ощутил прикосновение чего-то еще, такого же мокрого и горячего, но более шершавого. видимо, языка. — м-мх, — глухо вздохнул он, выгибая спину. скользкая плоть тут же пробралась под поясницу, прижимая его к телу своего обладателя. ее же хватка стала прочнее на запястьях и лодыжках; теперь вырваться было невозможным. едва ли ему хотелось. — ты уже возбужден, — приглушенно проговорил камукура в перерывах между касаниями его языка к шее комаеды. тот издал что-то среднее между стоном и всхлипом. — тебя так заводит перспектива умереть, человек? — если это от твоих рук… — слабо вздохнул упомянутый человек абсолютно серьезным тоном. ученые, которые особенно неприязненно косились на нагито тут, иногда шипели презрительное «извращенец» ему вслед. возможно, они не так уж ошибались. услышав его ответ, изуру хмыкнул. — раз так, — произнес он, отстраняясь. — я больше не буду вести с тобой переговоров. резкий толчок — и нагито впечатали в постель всем весом нечеловеческого тела. не успел он в ответ на это даже ахнуть, как изуру прижался губами к его собственным, сразу же проталкивая между ними свой язык. нагито никогда в жизни не целовался с людьми; но, должно быть, то, что он почувствовал в тот момент, разительно отличалось от обычных поцелуев. от того, как ряды острых, больше смахивающих на стальные шипы зубов дразняще царапали его губы, от шевеления тяжелого, длинного языка во рту у него по спине побежали мурашки. на языке растекся странный вязкий, сладковатый вкус, и комаеда тяжело сглотнул, чувствуя стекающую по глотке слизь. несколько секунд — и все вокруг помутилось еще сильнее. сначала был только сероватый туман, заполняющий голову. тело стало тяжелее, двигать было сложно даже глазами. попытки отследить ход времени были не слишком успешными — кажется, прошло несколько минут, прежде чем мысли и взор обрели хоть какую-то ясность. глаза почти привыкли к темноте. широко распахнутые, мутные серые стекляшки уставились на изуру. нагито под ним благоговейно ахнул. все мысли его в голове, только начавшие вновь возникать, единогласно уступили место осознанию, насколько же камукура красив. с его множеством кровавых глаз, росчерками ниспадающих на широкие плечи черных щупалец, заостренными зубами и скользкой, мягкой кожей. — умоляю, возьми меня скорее, — севшим вдруг голосом проговорил нагито, двинув бедрами навстречу обвивающим их щупальцам. — для меня будет честью нести в себе… а-ах, часть тебя. какое развратное, недостойное поведение. а еще вид высшей организации. — ты, кажется, обещал держать себя в руках, — произнес изуру, склоняясь к его шее. ответом ему была только смесь скулежа и стона; одно из темных щупалец скользнуло по внутренней стороне бедра нагито, пачкая ткань школьных брюк слизью, и юноша голодно подался навстречу его прикосновениям. его руки, лежавшие на плечах камукуры, дрогнули и сжали их сильнее и требовательнее. жарко. все тело горело. там, где кожа не соприкасалась с влажной инородной плотью, она почти зудела от необходимости. разум комаеды покинули все мысли, кроме тех, как же сильно сейчас ему хотелось быть тронутым, использованным, поглощенным. — продолжай поддерживать себя в сознании, — холодно, почти угрожающе проговорил изуру, издевательски медлительно расстегивая когтистыми пальцами чужие брюки. — ты обещал мне. — обещал, — хрипло повторил нагито, слабо кивая. — я постара… а-ах! п-постараюсь. попытки отвлечься мало что давали. нагито отчаянно перебирал в памяти то таблицу умножения, то какие-то случайные факты, выученные на уроках истории, чтобы не позволить месиву прикосновений свести его с ума; но числа и слова путались, сбивались в кучу, и ежеминутно внимание юноши вновь возвращалось к тому, что с ним происходило. — зачем ты… поцеловал меня, если так хотел, чтобы я не потерял рассудок? — запинаясь, пробормотал комаеда, выгибая спину по мере того, как щупальца стягивали с него брюки и задирали жилет с рубашкой до груди. — р-разве не было бы мне проще без афродизиака? изуру издал какой-то цокающий звук, который обычно нагито воспринимал как задумчивый. его многочисленные глаза, до этого жадно рассматривавшие белизну чужой кожи, метнулись к лицу человека под ним, заставляя того стушеваться. — не только афродизиак, — проговорил он негромко, коротко облизнув уголок губ, поблескивающий от чужой прозрачной слюны. — это еще и анестетик. — а… — нагито едва заметно понимающе кивнул. он заботится о том, чтобы мне было не так больно. закончив все необходимые манипуляции с одеждой — брюки комаеды вместе с бельем теперь с каких-то пор валялись на полу, но его рубашка так и осталась задранной до груди — изуру опустился между его бедер, и теперь гладкий, мокрый язык обвел член нагито, заставляя того ахнуть и вспыхнуть. камукуре понадобились считанные секунды, чтобы приспособиться и взять его в рот целиком. движения, сначала медленные, осторожные, скоро стали быстрыми и неаккуратными. судя по всему, опыта в подобном у камукуры было мало, но у комаеды от его мокрого, жадного рта сносило крышу. ему хватило нескольких минут этих неосторожных, рваных точков, чтобы кончить в первый раз, надрывно застонав. камукура отстранился, смакуя вкус чужой спермы, и высунул язык, позволяя той стечь на ладонь. то, с каким безэмоциональным интересом он разглядывал протянувшиеся между пальцами белые нити, заставило лицо комаеды загореться еще сильнее. в том, что у изуру настолько отсутствовало смущение, было что-то совершенно завораживающее. пока комаеда приходил в себя от послевкусия оргазма, изуру вновь навис над ним и туго обвил щупальцами его талию. нагито, все еще тяжелл и сбивчиво дыша, едва слышно всхлипнув от жгучего, пощипывающего ощущения на коже, скользнул одной рукой вниз и опустил ее на черные кольца плоти, ласково их поглаживая. — слишком сильно? — хрипловато поинтересовался камукура, склоняясь к его уху. он отрицательно мотнул головой. великолепно, потрясающе, несравненно. чувствовать на себе его голод и собственничество — выше всяких похвал. — хорошо, — продолжил изуру, в то время как черная плоть обвивалась вокруг бедер нагито, чтобы затем их раздвинуть. — не обещаю, что смогу контролировать себя… удачи, комаеда. не успел тот ему ответить, как на его наполовину твердый, слишком чувствительный член легло одно из щупалец, лениво огладив. вырвав из легких юноши сиплый вздох, оно обвилось вокруг ствола все с тем же слабым жжением, которое на контрасте с удовольствием заставило нагито уже натурально заскулить. он откинул голову, пряча малиновое от смущения лицо от пытливого взора изуру; но едва ли его безупречное зрение могло упустить хоть толику его отдачи. другое щупальце тем временем скользнуло между ягодиц, оставляя за собой горячий, скользкий след. комаеда закусил губу. интересно, насколько больно это будет? едва ли у него был с кем-то хотя бы отдаленно похожий на происходящее опыт. с самим собой и собственными руками, разве что. но где его хилые и тонкие пальцы, а где широкие, пластичные, сильные черные змеи, которые так крепко сжимали его сейчас? их и сравнивать было невозможно. движения вдоль его члена тем временем стали ритмичнее, набрали скорость; комаеда в ответ отзывался приглушенными, довольными вздохами и жмурился от удовольствия. как сладко. он мог бы снова кончить от одного этого ощущения. как же хорош камукура-кун в том, чтобы заставлять его кровь кипеть. — быстро, — тихо прокомментировал изуру, скользнув кончиками пальцев по головке чужого члена и собирая капли предэякулянта. — ты плохо контролируешь себя. — извини, — хрипло выдохнул в ответ комаеда, не выглядя виноватым совершенно. его руки в какой-то обвились вокруг шеи камукуры, притягивая того к обладателю. — я… буду стараться… прикосновения щупалец, слегка неприятные, были единственным, на чем он мог сосредоточиться, чтобы не раствориться в удовольствии окончательно. в какой-то момент в мыслях проскочила идея попросит камукуру-куна причинить ему больше боли, заставить кричать; но слова никак не складывались в толковую просьбу, и потому комаеда только подавался навстречу жжению, слабо постанывая. другое щупальце между его бедер тем временем, старательно огладив кончиком кольцо чужих мышц, наконец мягко толкнулось внутрь. то было скользким и упругим, но даже так заставило нагито болезненно ахнуть и сжать зубы. в ответ на это изуру замер, давая ему время привыкнуть к ощущениям и противореча своим словам о том, что не будет контролировать себя. в самом деле, весь его вид кричал об обратном. его тело под руками нагито было напряжено, будто он всеми силами старался сохранить контроль. это комаеде не нравилось. он ведь здесь, чтобы помочь, не так ли? не чтобы быть паразитом, выпрашивающим чужое удовольствие. потому он, закусив нижнюю губу снова, двинул бедрами навстречу щупальцам, чтобы показать, что более чем готов продолжить. — не медли, камукура-кун, — вздохнул нагито, глядя на пришельца сквозь полуопущенные ресницы и стараясь звучать привлекательно. — я весь твой. намек был понят, и плоть внутри недвусмысленно проникла глубже, растягивая его. это было резче, дискомфортнее — и комаеда отозвался стоном боли, но быстро закусил губу. он примет это. примет все, что ему дадут. в то же время изуру уткнулся лицом куда-то ему в шею, потираясь о нее щекой. нагито чуть улыбнулся от щекочущего, теплого прикосновения, но тут же его лицо исказилось, когда ряды острых зубов царапнули кожу — кажется, до крови. настоящие кнут и пряник. боль внизу со временем почти растворилась в волнах удовольствия. в глазах у комаеды начало плыть от того, как хорошо ему было, и он опустил веки невольно, отдаваясь своим ощущениям. — комаеда, — тут же раздался хриплый зов над ухом, от которого по коже побежали мурашки. — дальше будет только больнее, приготовься. нагито хотел было бросить, что, в общем-то, он не то чтобы и против, но резкий предупреждающий толчок внутри заставил только застонать слабо. что-то еще, очередное щупальце, кажется, скользнуло следом за вторым, растягивая его еще сильнее и вновь доставляя боль. в уголках глаз комаеды стали скапливаться слезы. — камукура-кун, — почти зашептал он и тихонько, со всхлипом усмехнулся. руки его беспокойными движениями, но ласково поглаживали сжимающие его щупальца. — войди в меня уже по-настоящему. хватит дразниться… — рано, — отрезал изуру, бесцеремонно оплетая свободными щупальцами чужие запястья, заставляя нагито поднять руки и вжимая их тыльными сторонами в постель. за этим последовал еще один безжалостный толчок, на который внутренности юноши отозвались болью и удовольствием. — твое тело еще не готово принять меня полностью. надув чуть дрожащие губы, комаеда, тем не менее, кивнул, и только ноги, все так же оплетенные черной плотью, раздвинул шире. — поцелуй меня тогда еще раз, — жалостно протянул он севшим голосом прерываясь на вздохи. алые глаза напротив недоверчиво сощурились, будто оценивая по лицу, выдержит ли организм нагито еще одну экзекуцию. и все же изуру подается вперед под влюбленный, радостный вздох нагито, и прижимается своими губами к его. тяжелый, длинный язык пробирается в рот юноши, старательно оглаживая его изнутри, изучая кромку зубов и мягкую слизистую. блаженный, долгий стон комаеды вскоре прерывается удивленным вздохом, когда он чувствует у себя во рту что-то — жесткое, инородное и подвижное. это уже не язык камукуры и не его зубы. он почти может услышать как оно пощелкивает, разгибаясь и упираясь твердыми сторонами во внутренние стороны его щек. изуру невозмутимо продолжает его целовать, оглаживая длинным языком полость рта и смешивая чужую слюну со своей, вязкой и густой. жесткая же структура тем временем будто фиксирует нагито на месте, не позволяя ему отстраниться — но едва ли бы он пытался. его щеки со временем начинают слегка ныть, а по подбородку стекает смесь их с камукурой слюны, но мысли о дискомфорте у него в голове блекнут по сравнению с жаром, переполняющим все тело. в самом деле, это было настолько хорошо, настолько по-сладкому жестко, что он был готов кончить снова только от этого странного ощущения. нагито хотелось стонать его имя, хотелось чувствовать его каждой клеточкой тела, хотелось чувствовать себя полезным ему; но пока он мог только задыхаться от множества ощущений, которыми его так щедро одаривали. в конце концов камукура отстранился, и жесткое нечто царапнуло щеки комаеды, прежде чем покинуть его рот. сфокусировав кое-как расплывающееся зрение, он присмотрелся к структуре. это было чем-то вроде тонких, панцирных клешней. не успел нагито рассмотреть это получше, как те сложились и скрылись во рту уже у изуру. тот широко облизнулся длинным языком. — не обессудь, — пробормотал он, прежде чем снова склониться к шее комаеды и будто спрятать от чужого взора лицо в ее изгибе. — не удержался. — что это было? — тихо отозвался нагито, ерзая подрагивающими бедрами навстречу все еще ласкающим его щупальцам. — мандибулы, — ответил изуру услужливо, отпуская одну из рук комаеды и обвивая своей его талию, на что тот слабо вздохнул. — помогают держать добычу, чтобы не рыпалась в процессе поедания. вот как. нагито едва слышно усмехнулся, выгибая спину под чужим прикосновением. почему-то сравнение с добычей заставило и без того сильный жар в его теле вспыхнуть только сильнее. — к-камукура-кун, — промурчал комаеда, жмурясь и откидывая голову на подушки. — я был бы не против, если бы ты съел меня целиком. за этим последовал глухой, протяжный стон и еще одно голодное движение худых бедер вперед. поблескивающие от выступивших слез глаза нагито устремились на его партнера, почти умоляюще, с полной покорностью и обожанием. я готов, я весь твой, мне совсем не больно, я так хочу этого, возьми меня, возьми меня, возьми меня, хаотично метались мысли в воспаленном сознании комаеды. тело горело, практически зудело от необходимости почувствовать изуру внутри по-настоящему, слиться с ним в единое целое. освободившаяся рука легла на тело нависшего над ним камукуры в каком-то отчаянном, голодном жесте — скользнула снизу вверх, жадно оглаживая, сжала плечо, легонько царапнула ногтями, мазнула по лицу. все это в сочетании с обессиленными толчками бедер, мокрым покорным взглядом и глухими стонами, кажется, возымело какой-то эффект. красные вспышки глаз сузились до щелок, и хватка щупалец стала еще туже, заставляя чувствительную и поврежденную присосками кожу гореть. комаеда слабо ахнул, когда его прижали к постели всей массой тела, оказываясь так близко, как это было возможно. щупальце вышло из него, оставляя наедине с холодным ощущением пустоты, и, хотел было нагито только обиженно ахнуть и нашарить щупальце рукой, чтобы заставить то вернуться, как нечто другое, более твердое и горячее, прижалось к его входу. — а-а? — вопросительно вздохнул юноша, поднимая взгляд и чувствуя, как на его губах расцветает широкая, довольная улыбка. красный язык скользнул между бледных губ, собирая остатки чужой вязкой слюны с них, и комаеда горячо зашептал: — да, именно так, продолжай, пожалуйста, вставь в меня это, пожалуйста, пожалуйста… долго умолять не приходится — с каким-то рычанием изуру вошел и вырвал из груди нагито хриплый вскрик. серые глаза чуть подкатились, и нагито быстро, тяжело выдохнул и вдохнул, пытаясь переварить дискомфорт. это было толще и причиняло боль, в отличие от подвижного склизкого щупальца, и его поверхность была не ровной, а дополненной как минимум одним рядом гладких жестких выступов. это больно, и комаеда не променял бы эту боль ни на что другое. не дав полностью освоиться, камукура сделал небрежный толчок и заставил своего партнера выгнуться под ним дугой и вновь застонать. — дыши, — рыкнул вдруг изуру, изучая горящими глазами искаженное лицо нагито. когти угрожающе царапнули плоть там, где его руки держали юношу, и тот, кое-как сфокусировав взгляд, торопливо закивал. — хорошая добыча. не отключайся. не успел комаеда опомниться от сладкого наваждения, которое нахлынуло, когда он услышал прозвище, толчки возобновились. не слишком быстрые, но интенсивные, сотрясающие все его тело. жмурясь от ощущений, зарываясь в чужие щупальца-волосы, нагито послушно попытался продолжать дышать глубоко и правильно. концентрация на дыхании самую малость помогала не терять рассудок, видимо, но все в разуме у юноши все равно начало плыть. даже вид красных глаз напротив его собственных, стоило тому их открыть, будто подернулся рябью. щупальца все так же крепко сжимали его — обвивались вокруг талии и сжимали бедра, держа те раздвинутыми. пара из них скользнула к груди, проходясь по соскам и прижимаясь к ним. в ответ на это нагито хрипло ахнул, закусывая губу. присоски чуть сочились вязкой жидкостью, заставляя их прикосновения ощущаться как прохладные жадные поцелуи. они, наверное, смогут пометить все его тело синяками, подумал комаеда и улыбнулся дрожащими губами. изуру тем временем сумел обнаружить идеальный угол проникновения, и следующее его резкое, сильное движение пришлось по нужной точке. комаеда вскрикнул вновь, извиваясь, и одно из щупалец в ту же минуту проползло по его боку, обвило шею и толкнулось в рот, заставляя замолчать. в какой-то момент худые ноги комаеды были закинуты на чужие широкие плечи, и тело его практически сложилось пополам. где-то за поволокой отключенности, если прислушаться к себе, комаеда мог ощутить, как ноют все мышцы у него внутри, как горит кожа и трясется от напряжения каждая клетка. но его это не волновало. ничто его больше не волновало. ох, даже в своих самых больных фантазиях, в которые он погружался, оставаясь наедине с собой, с изуру не было так райски хорошо. все, что существовало теперь в его мире — это жгучие вспышки удовольствия, удары бедер изуру о его собственные, месиво разнообразных мокрых звуков. в какой-то момент он, будто сквозь транс, понял, что по его подбородку стекает месиво слизи и слюны, пока верткое щупальце толкается глубже в его глотку и сжимается на шее крепче. его могли убить прямо там, в любое мгновение — и мысли о смерти в этой жадной хватке, о последующем поедании заставляли дрожать, скулить, мысленно умолять о продолжении. изуру же, пока нагито медленно тонул в полном забытье, склонился над его ухом и обвел то длинным языком. ряды острых зубов прикусили раковину, и затем он зашептал, опаляя влажную кожу жарким дыханием: — мой, мой, моя добыча, моё. его? в самом деле его? нагито застонал что-то вокруг толкающегося ему в рот щупальца, умирая от желания сказать, что да, его, только его, никого больше и желать не смеет. все тело от удовольствия уже колотило крупной дрожью, и от этих слов по нему будто прошли разряды электричества, которые сделали этот экстаз только ярче. следующий оргазм накрыл его такой неожиданной и яркой вспышкой, что могло показаться, будто от одного только этого удовольствия комаеда мог умереть. если все предыдущие жертвы камукуры сходили с ума от его рук, комаеда не видел в этом ничего удивительного. он сам, кажется, был на грани, но обещание сохранить рассудок держало его у земли. толчки изуру после очередной кульминации нагито не прекратились; со временем они наоборот, будто стали еще агрессивнее и голоднее. тело комаеды же, обессиленное и измотанное, постепенно стало реагировать на них слабее и слабее — видимо, флюиды начали полноценно оказывать на него свое действие. за ослепительным туманом удовольствия сознание комаеды медленно растворялось, оцепенение накатывало волнами, боль и удовольствие ощущались притупленно. расфокусированный взгляд человека едва улавливал смутный темный силуэт над собой, жжение щупалец на коже почти сошло на нет. нагито не мог сказать, как долго это длилось; в какой-то момент он перестал распознавать, что именно с ним делают. мысли его текли медленно — юноша с трудом сумел осмыслить, в каком он состоянии и что, вероятно, он разочаровал своего хищника неумением выстоять перед его потребностями. а потом боль вернулась. сначала как едва уловимый дискомфорт, будто иголки, царапающие внутренности нагито; но нарастала она стремительно, так, что скоро игнорировать ее было невозможно. попытавшись двинуться, комаеда страдальчески застонал — и заметил, что больше в его рту ничего нет, кроме густой и вязкой слизи. осязание и зрение медленно, вспышками возвращалось, и тогда нагито обнаружил близость чужого тела, жаркую и тяжелую. цепкая хватка была теперь не только скользкой и мокрой; просунув руки под его поясницу, изуру крепко сжимал его в объятиях и припечатывал к постели. его тяжелое дыхание комаеда мог ощутить где-то в районе шеи. — прости за это, — рычаще, хрипло заговорил камукура, прижимаясь только крепче и царапая когтями ребра человека. и прежде, чем нагито успел вновь собрать силы и разлепить губы, чтобы спросить, за что тот извиняется, боль вспыхнула с новой силой. жгучая, пульсирующая, нарастающая внизу живота, она заставила комаеду скривиться и затрястись. дыхание, прежде замедленное, стало поверхностным сбивчивым. зрение его окончательно прояснилось, но в сумраке он мало что мог видеть, кроме скользкой плоти щупалец и красноватого блеска на них. — что… это, — не сумев вложить в слова вопросительной интонации, пробормотал нагито. глаза жгло при попытке переместить взгляд; через какое-то время он ощутил текущие по щекам горячие слезы. — кульминация, — немногословно пояснили ему. — теперь твоя задача — выжить. одна из рук изуру скользнула по боку комаеды и нажала на низ его живота, вырывая из легких юноши сдавленный крик. за болью он мог ощутить странное, непривычное чувство наполненнности, чуждое и тошнотворное. под жесткими пальцами камукуры, под раздраженной и воспаленной кожей, нагито мог смутно ощутить, как перекатывается упругое, тяжелое нечто. тут, впервые за эту лихорадочную ночь, ему стало по-животному страшно. ему и правда некуда бежать. хватка изуру — мертвая, с ней он не смог бы побороться и в нормальном состоянии. он не отпустит и не остановится, и если комаеда не выдержит, он просто умрет. и пусть его больная любовь говорила все это время, что готова на это, тело, вопреки воле прошлого нагито, боялось. но даже несмотря на это все, толчки внутри него, давление инородной субстанции на его внутренние органы, близость чужого тела по-прежнему сквозь боль отзывались приторным, больным удовольствием. ровно настолько же, насколько комаеде было плохо, ему было хорошо. дрожь усилилась, теперь его попросту трясло. — изу… ру… — давясь рыданиями и дергаясь, протянул он. без какой-либо цели, скорее от безысходности, надеясь, что камукура волшебным образом избавит его от боли, как сделал это прежде. но тот предупреждал его, тот взял то, что ему предложили добровольно. оставалось только терпеть. камукура не отвечал ему. кажется, теперь в трансе был он, почти неподвижный, загипнотизированный процессом. его хватка ослабла, щупальца лениво шевелились, лежа кольцами на конечностях комаеды. наверное, ему было хорошо. оставалось надеяться, что ему хорошо. в ушах загудело от напряжения; нагито казалось, что он вот-вот просто отключится и умрет, но приливы адреналина поддерживали его в сознании. должно быть, происходящее длилось куда меньше, чем показалось, но для комаеды пытка, по ощущениям, растянулась в вечность. в какой-то момент угол прониновения скосился, и в несколько грубых, собственнических толчков изуру снова заставил его кончить, в этот раз болезненно, почти мучительно. тело сковала судорога, к горлу подступила невыносимая тошнота и, дернувшись в сторону из ослабевших объятий, нагито навис над краем постели. его вырвало скользкой и вязкой слизью; это подарило секундное облегчение, но боль никуда не делась. дрожа и дыша тяжело, он снова опустился на кровать, не глядя на изуру, и закрыл глаза. пусть это закончится, пусть закончится, пусть-- со стороны камукуры раздалось какой-то глухой стон-рычание. он, кажется, потерся лицом о шею комаеды. и отстранился, садясь перед ним на колени. когтистая рука легла на все еще мокрую от слез щеку нагито, поглаживая ее с мягкостью. от этого человеку почему-то захотелось в голос разрыдаться. жаль, сил не было. — ты отлично справился. комаеда промычал что-то в ответ, судорожно вздыхая. стоило камукуре отпустить его, как медленно, но верно, боль стала отступать. стараясь дышать глубже и лишний раз не шевелиться, нагито прислушивался к своему телу и тому, как то медленно приспосабливается к чужеродной тяжести и наполненности. в конце концов он даже нашел силы поднять веки и взглянуть на изуру. тот все так же сидел над ним большой, темной, подвижной тенью. и касался, почти заботливо. это заставляло таять. комаеде подумалось, что, возможно, произошедшее с ним было не так уж и плохо, если вознаграждалось такой нежностью. удача как обычно обласкала его, прежде дав пощечину. камукура склонился над ним ниже, и нагито почувстовал, как чужой языка коснулся его лица. на секунду ему снова стало страшно, но он быстро почувстовал, что в прикосновении нет ничего опасного. широкий, почему-то прохладный язык медленно стер с его губ и подбородка остатки горькой слизи и спустился ниже, проводя по шее и груди. обожженной щупальцами коже от касаний становилось легче, они были приятными и успокаивающими. опустив дрожащую от усталости ладонь на макушку изуру, нагито улыбнулся. собрав со внутренней стороны бедер комаеды следы прозрачной, красноватой, густой жидкости, смешанной с белыми каплями и следами крови, камукура на этом закончил, и опустился на бок на кровати рядом с комаедой. прислонившись щекой к его плечу, на котором постепенно расцветали следы укусов, он снова опустил руку на живот человека. — видишь, я справился, — со слабым смешком произнес нагито, поворачиваясь к изуру и заглядывая ему в глаза. — я удивил тебя, камукура-кун? в ответ ему что-то проворчали и мягко притянули его ближе. комаеда не совсем понимал, заботятся ли о его собственной сохранности, или же о том, чтобы не повредить отложенные внутри него яйца, но в любом случае, это было приятно. чувствовать себя таким защищенным, нужным, любимым, в объятиях своего сильного, пугающего и восхитительного возлюбленного — приятно. от долгожданного комфорта нагито быстро начало клонить в сон. — спи, — пробормотал ему изуру. — никто не побеспокоит тебя в ближайшее время. я обещаю. что-то в глубине красных глаз сверкнуло угрожающе. комаеда нежно усмехнулся от такого стремления защитить его. убаюканный чужим глухим, теплым дыханием и цепкими объятиями, нагито все же позволил себе опустить веки и расслабиться. кожу все еще чуть жгло, от каждого неаккуратного движения яйца внутри него причиняли дискомфорт, а глаза горели от выплаканных слез. но даже несмотря на все это, засыпая в тепле чужих касаний, нагито едва ли мог вспоминить ночь, которая ощущалась бы настолько правильно. видимо, он и правда был прав, что на земле не было никого, кто мог бы подарить ему такую желанную любовь и нежность. но, в конце концов, изуру, его ручное кровожадное и хищное чудовище, и не был землянином.