Косы Юй Цзыюань

Мэйшань рождает крепких людей. Влажные холодные ветра зимой несут рассекающие кожу острые кусочки льда, а летом – удушливую жару. Они вытачивают в живущих здесь прочный стержень, шлифуя характеры бойцов, готовых вырывать жизнь из рук противника и смерти жёстко и беспощадно. Именно здесь много веков назад зародилось искусство ковки оружия заклинателей. Долгим путём проб и ошибок мастера пришли к золотому соотношению материалов и техник обработки металлов, способных создать крепкую основу и уникальный отпечаток личности владельца, выбитый на оружии собственным именем в окружении тонких узоров. По этой земле ходят сильные мужчины и женщины, которые сами похожи на оружие: в изящной и прочной оправе тренированных тел не сокрыта, но и не выставлена на показ мощь человеческого духа. Юй Цзыюань гордится своими предками, их историей, которую ей рассказывали вместо сказок. Она помнит имена героев, своих далёких прапра-, и хочет назвать в их честь своих детей. Но матушка треплет её по волосам и говорит, что этот выбор касается не только её, но и супруга. Цзыюань младшая дочь и пока не имеет жениха – её старшие сёстры должны выйти замуж и только после них – она. Таковы правила семьи, но она не возражает. Ей нравится выходить в лес вместе с Иньчжу и Цзиньчжу, бегать у подножья гор и изображать события далёкой древности, когда не было заклинателей и небожителей. Они тратят стрелы, стреляя в зайцев и кабанов, представляя на их месте врагов. Родители хмурятся на эти ребячества, но они приносят результат – Цзыюань попадает в подвижную мишень с расстояния сотни чжанов. Она обходит двоюродных братьев, вместе со служанками тренируется с ними, видя довольную улыбку отца – он гордится ей. Её ладони никогда не были нежными, они покрыты незаживающими мозолями, кажется, с того момента, как она смогла впервые натянуть тетиву. Матушка наблюдает за ней несколько месяцев до дня рождения, а в памятный день надевает на палец своё кольцо. Цзыдянь трещит, коротко вспыхивает и сам сжимается до нужного размера, садится, как на её руку литый. Цзыюань чинно благодарит мать, но после торжества утягивает двух верных подруг на тренировочное поле и даёт им надеть его. Она знает, что делает – привязанность к друг другу они, кажется, впитали с молоком, пускай и лишь две из них родные. Выбегать в лес уже неинтересно: добыча слишком лёгкая. Они оттачивают навыки в бесконечных спаррингах, подстраиваясь друг под друга, работая как слаженный механизм музыкальной шкатулки, достойной императора. Кнуты ритмично щёлкают, рассекают воздух и искрятся молниями, будто взятыми с самих небес и заточёнными в холодную сталь. Они падают и поднимаются, золотые ядра ярко сияют, разгоняя духовную энергию по телу и усиляя удары. Цзыюань уже может раскрошить одним ударом камень шириной в пять цуней. Пыль и мелкая крошка осыпаются ей на сапоги, когда она это делает впервые. Иньчжу и Цзиньчжу удивлённо оборачиваются на звук, прекращая отработку приёма Она находит себе цель и начинает тренироваться. Раз за разом, пока тело не запомнит, не сможет повторить с быстротой трещащей по кнуту молнии и угрозой грохочущего грома. Она откладывает лук, потому что интереснее стоять с противником лицом к лицу, а не прицельно выпускать стрелы с безопасного расстояния, и берёт в руки меч. Он кажется слишком жёстким, прямым и прямолинейным, ей сначала не нравятся его атаки, совсем не похожие на змеиную гибкость Цзыдяня, но она начинает входить во вкус на вторую неделю тренировок. Старшая сестра заматывает кровоточащие мозоли, просит быть осторожнее, но Цзыюань ждёт, пока с ран снимется корка, а под ней окажется нежная розовая кожица – и возвращается к прежнему ритму, убегая на тренировки с первыми лучами на рассвете и возвращаясь с них лишь к семейному ужину, который нельзя пропускать. В уставших руках подрагивают палочки, но она лишь сжимает их крепче и подносит еду ко рту. Ей исполняется пятнадцать, жениха всё ещё нет и она этому всё ещё рада – доводилось выехать за пределы Мэйшаня, а там мир совсем другой, дев принимают не более, чем за милое украшение, способное родить наследника. Цзыюань этим недовольна, но понимает, что скорее станет вдовой, чем будет так жить. Отец всё чаще отлучается, сватая третью дочь, а она, сочувствующе смотря на неё, по уши влюблённую в красивого, но бестолкового юношу, снова идёт на поле. Её служанок нет рядом, потому что матушка отдала их на обучение своим: детство заканчивается, понимает Цзыюань, впереди замужество четвёртой сестры, а потом и её. Но это будет через год, может через полтора. А сейчас ей пятнадцать и сердце впервые бьется как попавшая в клетку птица не от бега или сражения, а от другого человека. Чжоу Чжулю двигается красиво, но смертоносно. В стиле его боя прослеживается определённый упор на руки, ноги выполняют роль крепкой опоры, вовремя опускающей или поднимающей тело, смещающей его в сторону от воображаемого удара. Его грация великолепна в своей опасности, когда она предлагает ему поединок. После этого они скрещивают оружие раз за разом, каждый вечер встречаются на одной и той же площадке. Закатные лучи красят его тёмные радужки в цвет красной древесной коры и она пропускает удар лишь потому, что засмотрелась. Чжоу Чжулю не останавливается даже когда она падает, готовится нанести следующий – Цзыюань также нравится это уважение к ней, как к достойному противнику. Она не подала знак, что сдаётся, значит нет нужды её жалеть. Гибким движением она уходит вправо, кулак поднимает пыль у её уха, но она уже путает его ноги своими и валит на землю. Её противник чудом успевает перевернуться, но это его спасти не может – Цзыюань уже прижимает его своим телом, а Цзыдянь крепко прижимает руки к телу, посылая слабые электрические разряды – Паучиха, – шепчет он Любая женщина бы оскорбилась на это, но она заливается жгучим румянцем, потому что это первый юноша, сделавший комплимент не её внешности, а навыкам. Бой, очевидно, прекращён, пурпурные путы спадают и исчезают в кольце, Чжоу Чжулю поднимается на ноги. В его лице не меняется ничего, но тёмные глаза смотрят как-то по-особенному, когда он заправляет ей за ухо выбившуюся прядь волос. Тогда она первый раз не приходит на ужин с матушкой, но та, кажется, не в обиде. Лишь за завтраком просит не делать глупостей и не говорить отцу, но улыбается с пониманием. Но это только утром, а ночью они гуляют по темному лесу. Цзыюань впервые прикасается к юноше не для удара или захвата. Под луной они откидывают фамилии и обращаются лишь по имени, и это тоже ново – Чжулю во многом у неё первый. Он ведёт её по тропе в горы, прячет от чужих взглядов за густой порослью зелени, усаживает любоваться звёздами. Этот порыв в нём угадать невозможно, как и многое другое. Его горячие руки никогда не обжигают, а лишь греют, как и губы, но об этом она узнаёт много позже. Под светом солнца он снова становится искусным бойцом, но сыном пьяницы, а она пятой дочерью, чьё замужество с каждым полнолунием становится необратимо ближе. Снова Чжоу и снова Юй, но никогда не что-то одно. Она убегает ночами когда нет отца и сражается с Чжулю, дышит одним воздухом с Чжулю, целуется с Чжулю, пока он лежит спиной на пахучей траве, а она чувствует жар его бедер своими даже через многочисленные слои ткани. Светлячки летают вокруг них, пока он старательно заплетает ей волосы, потому что так хочется обоим. Целую декаду она не приходит на встречи, потому что нужно побывать на свадьбе сестры. Четвёртой. Отец всё чаще берёт её с собой на мероприятия, где она чувствует себя ручной зверушкой на продаже. Её навыки, то, что она сильнее большинства молодых господ своего возраста, воспринимается, скорее, как что-то забавное. Когда-то в детстве они с Иньчжу и Цзиньчжу нашли огромного паука и внимательно его рассматривали. Она тогда воскликнула: "Смотрите, у него жвала! Такие большие!". Теперь этим пауком была Цзыюань. Возвращаясь домой она проводит неизменный ритуал чаепития с матушкой, рассказывает обо всём, что было, вспоминает длинный список имён и фамилий, с одной из которых может быть связана её жизнь, говорит, что никто из них ей не нравится – матушка имеет определенной влияние на отца. Юная Цзыюань рассматривает дно чашки, а не её лицо, потому не видит печального излома бровей и опустившихся уголков губ. С последним лучом солнца она тихо выскальзывает из окна и идёт на место встречи, как делала много раз до этого. Чжулю после разлуки, кажется, в чём-то неуловимо изменился, но все еще родной. Они снова бредут по лесу, доходят до их поляны, но в пути сильнее хватаются друг за друга, потому что оба чувствуют, что время утекает сквозь пальцы, как прозрачная вода. Она знает, что их женитьба невозможна, даже не пытается представлять их в красных одеждах – и вместе, но всё равно щёки горят, когда Чжулю сплетаёт все её волосы, не оставив ни одной свободной пряди. Такие причёски делают лишь замужним женщинам. Она трогает сплетения кос и пучков пальцами, а после не противится возникшему желанию и жар молодых тел связывает их, но не столь крепко, чтобы Цзыюань могла понести. Руки, что так мастерски делали ей прически, касаются там, где до этого не казался никто, пока она в ответной ласке сжимает ладонью его плоть. У обоих липкие пальцы, но это почему-то кажется правильным, а не мерзким. На прощание Чжулю целует её дольше, чем обычно вкладывает в руку деревянный гребень с тонкой резьбой. А её интуиция, обычно работающая исключительно во время боя, истошно вопит. Утром отец сияет как начищенная монета, но молчит, а матушка держит деланно-спокойное лицо. Цзыюань не хочет думать о причинах, лишь нервно крутит кольцо на пальце и сразу после завтрака уходит на тренировку с Иньчжу и Цзиньчжу. Она уже несколько лет разделяет сутки на день и ночь, потому рука не дрожит ни на одном взмахе кнута, хотя отгонять мысли теперь сложнее. За ней часто наблюдают, сидя в тени раскидистого дерева. Несколько раз она видела, как её движения зарисовывали, но сегодня её двоюродный брат широкими шагами идёт к ней и на лице его такая серьёзность, что её сердце на миг сбивается с ритма. Что-то случилось, понимает. Но брат ничего не объясняет, лишь мягко просит идти за ним и отдаёт приказ её служанкам: собираться в путь. Они стоят неподвижно за её плечами, потому что вышколены матерью и знают, кто их хозяйка. Иньчжу и Цзиньчжу должны игнорировать приказы всех, кроме её родителей. – Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь мне, что происходит. Она говорит твёрдо и в голосе звенит сталь. Держать голову поднятой, а плечи расправленными она научилась у госпожи этого места, а показывать превосходство взглядом, держа лицо льдисто-спокойным, будто ничто её не может тронуть – у Чжоу Чжулю. Её брат тушуется, смотрит на неё сверху вниз, но не выдерживает и отводит глаза. – Мне это поручил дядя и я сам ничего не знаю. Сказал, что тебе нужно собрать всё необходимое и ценное и идти к пристани. Цзыюань думает недолго, но понимает – к каким бы выводам ни пришла – противиться отцу нельзя. Потому кивает и машет рукой служанкам. Смотрит на свою комнату, аскетично простую и думает, что же ей взять. Меч и так на поясе, Цзыдянь тоже всегда при ней. Она достаёт из-под подушки гребень, вдыхает его древесный запах и прячет в рукавах. В цянькунь отправляется сменная одежда и обувь, пара любимых заколок. Из угла печально выглядывает колчан со стрелами и лук, но он сейчас он оказывается слишком маленьким для неё, потому так и остаётся на своём месте. Не зная точно причин поездки она также не знает, что ей брать. По дороге к речке на неё оглядываются чаще, чем обычно. А Иньчжу и Цзиньчжу молчаливы как никогда. Они даже не смотрят на неё, просто следуют двумя тенями за спиной. Тревога снова колышется внутри, но она уверена, что о её ночных прогулках узнать не могли. Точнее, о самом факте отсутствия в кровати - может и да, но вот с кем она была в это время - точно нет. У причала мерно раскачиваются два корабля. Они не гигантские, потому что дно здесь не настолько глубокое, чтобы они могли пройти, но выглядят роскошно и являются своеобразной гордостью отца. Цзыюань понимает, что впереди очередной приём, потому что иных причин добираться с такой медлительной помпезностью вместо быстрого полета на мечах просто нет. Отправляются они как-то поспешно, раньше они тратили на это вдвое больше времени. Ей начинает казаться, что она пропустила что-то, быть может, прослушала разговор? Потому и не пришла вовремя. Это очень маловероятно, но всё же. Её служанки не разговаривают даже между собой. Это подозрительно, но если кто-то из её родителей велел им молчать - они ведь не ослушаются. Цзыюань опирается руками на резные перила, смотрит на приближающиеся пейзажи и положение солнца на небосводе и понимает – течение и ветер принесут их в Пристань Лотоса. Смутное беспокойство проклёвывается в разум, но она его с огромным усилием отгоняет. Это всего лишь очередная скучная встреча, после которой она снова вернётся домой, выпьет чаю с матушкой и ночью убежит в лес. Пускай будет так... Корабль мерно стучит кормой о причал, богаче и шире, чем в Мэйшань Юй. Цзыюань ступает на него сразу после отца, осматривая всё вокруг. Оно ново и интересно, архитектура здесь отличается, одежда на людях из более легких тканей, а по воздуху плывёт сильный аромат специй. Она втягивает его глубже в лёгкие и чувствует, что даже вода здесь пахнет по-другому. Их встречает Глава Цзян под руку с женой и стоящим рядом с ними сыном примерно её возраста. Цзян Фэнмянь. Жаркое солнце светит ему прямо в глаз, немного прищуренный, но на тонких губах всё равно играет мягкая улыбка. В давно знакомом ритуале приветствия все друг другу кланяются, ведут незначительную беседу и как-то слишком заметно оставляют их идти рядом. Цзыюань держит на лице намёк на улыбку, но не более – её глаза холодны, она это знает, а Цзян Фэнмянь отводит от неё глаза слишком часто. – Молодая госпожа, эти лотосы похожи на вашу заколку, но блёкнут на фоне смоли волос. Она осматривает его задумчиво: Чжулю легко приучил её принимать ласку именно к волосам, только её она не воспринимала в штыки. А этот юноша удивительно легко это отгадал. Но сделай он куда более простой комплимент хоть украшению на её ножнах – она была бы более довольна. Местные останавливаются на них посмотреть, шумят и голосят, но расступаются перед процессией. Главы Орденов удаляются внутрь здания, а Цзян Фэнмяня, видно, проинструктировали, что нужно делать: он ведёт её в беседку, с трёх сторон окруженную водой и здесь удивительно прохладно. Внизу плавают рыбки, не красные карпы, как в резиденции Ланьлин Цзинь, а самые обычные рыбёшки, какие могут завтра попасть к кому-нибудь на стол. Они игриво прыгают над блестящей гладью, пуская круги и дергая хвостами. С другой стороны нежным розовым цветом раскрылись лотосы. Их листья влажно блестят, пока крупные бутоны слабо раскачиваются от движения воды. Цзыюань признаёт, что вид красивый. – Теперь я понимаю, почему это место называется именно так. – Сейчас только начало сезона цветения, – тут же поддерживает разговор Цзян Фэнмянь и встаёт рядом, но держится на почтительном расстоянии. – Через пару недель отсюда откроется по-настоящему прекрасный вид. Она ничего не говорит, потому что надеется не увидеть. Тишина снова заполняет беседку, оставленный слугами чай стынет, но никто из них пока даже не садится за столик. С разных сторон открывается разный вид и сейчас её взгляд устремлён в сторону Пристани. То, что скрыто за оградой, теперь можно детально рассмотреть. Там, отделённые узким мостиком, снуют люди, много людей. Они активно жестикулируют и шумно говорят – это не похоже на Мэйшань Юй. Но зато женщины здесь держатся иначе, чем во всём том же злополучном Лан Лине – в них чувствуется крепкий стержень. Какой-то юный удалец дёргает девушку за длинную-длинную косицу, одно из многих, собранных в сложную причёску, но тут же отшатывается и падает, получив знатную оплеуху. Цзыюань тихо хмыкает от этой картины, а губы сами расходятся в улыбке. Цзян Фэнмянь тоже наблюдает за этой картиной и вдруг его чуть позолоченная солнцем кожа слабо краснеет. – Эта молодая госпожа - Цансэ-саньжэнь, очень талантливая заклинательница. До меня дошла молва, что вы увлекаетесь боевыми искусствами и я полагаю, что знакомство с ней будет для вас интересным. – Полагаю, что да, – подтверждает она и оставляет саньжэнь разбираться с наглецом. Исход и так ясен. Где-то в той же стороне мелькают фигуры её служанок, но она не хочет сейчас смотреть на них. По небу пролетает птица, мощно размахивая широкими крыльями. Они уносят её ввысь с такой лёгкостью, будто нет никаких преград, и Цзыюань провожает аиста взглядом до тех пор, пока он не исчезает за изогнутыми крышами. Как бы ей хотелось сейчас также расправить крылья и улететь куда захочется. Но она вынуждена твёрдо стоять ногами на досках этой беседки и просто ждать, не зная, до чего договорится её отец. Как паучиха, которая плетёт-плетёт свою паутину, а потом её старания рвут метлой, а её саму выкидывают в другой угол. – Она предпочитает меч или лук? Дымка в глазах Цзян Фэнмяня быстро рассеивается, а взгляд фокусируется уже на ней. – И то, и другое. А вы? – Кнут, – она неосознанно крутит кольцо, как делает это всегда, когда нервничает или думает о своём оружии. – Цзыдянь? Я слышал, что Госпожа Юй отдала его одной из дочерей, но не знал кому именно. Позволите рассмотреть поближе? Она с короткой заминкой протягивает ему ладонь. Едва тёплые сухие руки касаются её подушечками пальцев, чуть приподнимая к глазам. Горячие выдохи приходятся на кожу, пока Цзян Фэнмянь рассматривает артефакт. Она видит эту детскую заинтересованность, но не может понять к чему: к изящности, делающей это оружие похожим на обычную побрякушку или сокрытой в тонком ободке стали смертоносной мощи? Она пускает по нему фиолетовую искру, повторившую узор изображённой змеи и её рука тут же оказывается на свободе. – Красота и опасность, чудесное сочетание... Где-то в глубине души она рада, что всё же оба варианта. Разговор об оружии ей нравится, потому она поддерживает его с искренним интересом: – Не забудьте практичность, молодой господин Цзян. Цзыдянь связан с двумя моими служанками и им также может воспользоваться моя матушка. Цзян Фэнмянь кивает, принимая к сведенью. – Связан? – уточняет он. – Они могут использовать часть его силы даже не прикасаясь к кольцу. Цзыюань бы не рискнула говорить это первому встречному, но с этим человеком ей, видно, придётся видеться часто: отца нет уже довольно долго. Она отталкивает мысли о вероятном соглашении, к которому он мог прийти, но они упорно лезут в голову. В любом случае, он не отпустит так легко возможность породниться с одним из четырёх великих Орденов. – А вы чем сражаетесь? – Мечом. – Прямота и простота, полная гибкости? – Именно. Это похоже на танец. Я восхищаюсь людьми, которые владеют этим оружием в совершенстве. – Существует ли оно? – спрашивает Цзыюань задумчиво. – Девиз моего Ордена: «Стремись к невозможному», так что, полагаю, да. Она усмехается: – Я думала, что достигла совершенства в стрельбе из лука и перестала упражняться несколько лет назад. Как думаете, насколько я отдалилась от него? – Тренировочное поле всегда в нашем распоряжении. Желаете проверить? Дурные вести снова настигают её в самом разгаре упражнения. Издалека замечая спешащего отца, ещё более радостного, чем утром, она уже предчувствует, что возвращение домой откладывается на неопределённый срок. – А-Юань, милая, я тебя поздравляю! Вас, дорогой зять, тоже. Свадьба вышла поспешной, но роскошной. Многие ритуалы были несоблюдены, что не предавалось огласке, но было прекрасно известно самой Цзыюань. Красные одеяния делали её совсем бледной, а убранные старой служанкой волосы больше не стекали по спине. Цзян Фэнмяню, однако, ничто не помешало одарить её комплиментами, хотя он сам сильно довольным этой ситуацией не выглядел. Постоянно оглядывался, ища кого-то, но молодой господин Вэй, его слуга, каждый раз указывал ему кивком головы в её сторону, мол, у тебя тут почти жена стоит рядом, а ты крутишься. Этот человек показался ей в какой-то мере бесцеремонным и слишком наглым для своего статуса, но, стоит признать, его полезность это компенсировала. Шустрый и ловкий, он успевал исправить многое, хотя, казалось, оно должно было вот-вот развалиться. Он же принимал в организации свадьбы очень активное участие. Торжество ещё не закончилось, но у неё уже начало противно покалывать в висках. Цзыюань вздыхала, проводила пальцами по непривычно оголенному затылку и пыталась отрешиться от усиливающегося шума. – Мы уже можем уйти, – наклонившись к её украшенному тяжелой серьгой уху, чтобы было слышно, сказал Цзян Фэнмянь. Она не была уверена, что хочет того, что должно последовать за их уходом, но это всё равно должно было рано или поздно случится. И лучше рано, чтобы нарастающее напряжение не мучило её. Цзыюань кивнула и приняла чужую чуть подрагивающую ладонь. Стило им обоим подняться со своих мест, как тут же начали разноситься по всему огромному залу разнообразные пожелания, но, к счастью, приличные, и просто звуки радости, которые исходили от пьяных, не слишком понимающих происходящее, но яростно его поддерживающих. В спальне с новой, пахнущей деревом и лаком кровати она заметила, что и Цзян Фэнмянь бледен, не смотря на алкоголь. Впрочем, он пил не так уж и много. Тёплая ладонь провела по её скуле, мягко скользнула в волосы и быстро вынула основную заколку, держащую причёску. Часть оставшихся шпилек посыпалась на подушки, другая так и осталась на месте. Цзыюань собралась с силами и повторила его действие, но со свойственным своему характеру жаром и, когда чужие гладкие пряди освободились от всех украшений, зарылась в них пальцами. Она притянула его к себе движением настолько привычным, что оно вышло неосознанным, но первое же прикосновение губ разрушило на миг возникшую иллюзию. Цзян Фэнмянь целовался почти невинно, слишком мягко, слишком нежно, слишком не так. Не было той тягучести, на которую ей нужно отвечать лёгким царапаньем зубами. Цзыюань первая скользнула языком по губам и её движение тут же зеркально повторилось. Осознание, что рядом с ней не Чжулю, уверенно ведущий её за собой, наконец устоялось и принялось. Ясность разума в этот момент поразила её, все мысли вдруг исчезли, но и не было цели, как в боевом трансе. Она просто поняла, что здесь вести придется ей – и надавила на чужое плечо, требуя перевернуться. Цзян Фэнмянь послушно перекатился на спину и с каким-то трепетным восторгом положил руки ей на бёдра. Огладил, поднялся вверх до талии, приятно сжал и снова спустил вниз, чуть задержавшись на напряжённой пояснице. Он раскинулся под ней, в белом свете луны выглядящий совсем юным и Цзыюань в очередной раз сглотнула горький комок, вставший в горле. Не тот человек, не то место, не то время. Чжулю далеко, на их поляну уже, пожалуй, никто не придёт, а ночи она будет проводить с другим мужчиной. Со своим мужем. Тонкие пальцы неуловимо прошлись до её коленей, проникли под подол, огладили внутреннюю сторону бедра и коснулись сквозь нижнюю одежду. Она чувствовала, как тело отзывается, игнорируя разум. Это упрощало практическую сторону вопроса. Быстро распутывая пояс и многочисленные завязки, откидывая лишние ткани, она наконец провела ладонями по чужой оголённой коже. Не в пример чуть тёплым рукам тело Цзян Фэнмяня было горячим, будто пышущим жаром. В груди мерно и сильно билось сердце, пока её собственное заполошно пыталось разбить клетку рёбер. Оно не успокоилось даже после, когда они вместе лежали на смятой постели. Сложно было сказать: понравилось ей или нет, но Цзыюань понимала, что теперь эта липкость и саднящее чувство будут преследовать её так же часто, как она будет проводить здесь ночи. От неё ожидают рождение наследника. Цзян Фэнмянь рассеянно поглаживает её волосы, пребывая в расслабленной дрёме, готовый вот-вот погрузиться в крепкий сон, когда она окликает его. – Я оставлю свою фамилию. Он ничего не отвечает на это безапелляционное заявление, лишь слабо кивает и снова закрывает глаза. Совершив утреннее омовение с местными служанками, она подзывает двух своих и требовательно смотрит на них. Иньчжу и Цзиньчжу смотрят прямо и не таясь, ожидая указаний. Они выросли втроём, порой едва ли не читают мысли друг друга и она ни за что не поверит, что они не догадываются о причине этого разговора. – Вы более не подчиняетесь моим родителям, так что я приказываю: расскажите мне всё, о чём умолчали на корабле. Они переглядываются, одинаково дёргают уголками рта и слово берёт старшая: – К вашему отцу приходил свататься один молодой господин. Цзыюань едва не давится вдохом, но продолжает грозно смотреть на сестёр, ожидая продолжения. – Чуть позже последнего письма от Главы Цзян. – Его избили за оскорбление чужой невесты и изгнали. Она вздыхает и прикрывает глаза рукой. Не прячет слёзы, но пытается укрыть от чужих взглядов свои глаза, в которых отражается всё. Она понимает, что виноваты в этой истории все – и в тоже время никто. Они с Чжулю не должны были встречаться, не должны были встречаться под звёздами, выходить за грань отношений между дочерью главы Ордена и сыном пьяницы; её родители бы никогда не согласились на этот брак, потому что даже матушка, позволяя ей некоторые вольности, требовала выполнения своего долга; Иньчжу и Цзиньчжу не могли нарушить приказ, потому что они в первую очередь слуги – и только потом подруги; Цзян Фэнмянь даже и не подозревал о существовании такого человека, как Чжоу Чжулю. И вся эта спешка со свадьбой была оправдана тем, что отец боялся, что она сделала глупость, отдавшись минутному чувству. И всё же она обижена. Ещё больше эта обида разрастается, когда она видит на плацу фиолетовые мужа, тёмные его слуги, и чёрно-белые, как у пролетающих над головой аистов, рукава Цансэ-саньжэнь. Все трое смеются, когда она размахивает руками, потирает подбородок и расхаживает из стороны в сторону, явно кого-то пародируя. Приближаясь, Цзыюань замечает, каким взглядом смотрит Цзян Фэнмянь, но не на неё. Она так смотрела на Чжулю, он отвечал ей взаимностью. Цансэ-саньжэнь крутится на месте, её рукава подлетают и становятся ещё больше похожими на крылья птицы. Она свободна, на ней нет обязательств перед кланом или семьёй, она никому ничего не должна, у неё даже нет фамилии. В отличие от Юй Цзыюань, которая крепко запуталась в своей паутине. Смех не прекращается даже когда она останавливается рядом с ними. Все в этой компании уже знакомы с ней и Цансэ приветственно машет рукой, прерывая пантомиму. – Госпожа Юй, ты знакома с младшим сыном Главы Лань, Лань Цижэнем? – Не было чести. – Ну, теперь-то ты его точно узнаешь! Она разговаривает с ней как с равной, хотя не имеет длинной родословной, но Цзыюань уже знает, что родители не всегда имеют влияние на своих детей. Она ближе знакомится с Госпожой Цзян, видит, в кого пошёл лицом и характером её муж, но всё же большую часть времени проводит в обществе друзей Цзян Фэнмяня. Молодой господин Вэй периодически оказывается в обществе Иньчжу и Цзиньчжу, между ними складываются крепкие деловые отношения, может быть чуть-чуть приятельские, но не более того. Спарринги с саньжэнь оказываются очень увлекательными, однозначной победительницы в них нет, потому счёт с каждым боем выравнивается. Цансэ танцует с резкостью журавля, вёртко уворачивается от хлещущих ударов Цзыдянем, но не может достать её, лишь бесполезно кружа вокруг и неизменно натыкается на парирующие её меч атаки кнута. За тренировкой, как и дома, наблюдают, а господские слуги расположились в одном месте, занимаясь наблюдением, но как-то расслабленно: Иньчжу и Цзиньчжу составляют стихи, активно споря, а сидящий слева от них Вэй Чанцзэ занят рисованием, периодически поглядывая в их сторону. Цзыюань снова сосредотачивается на поединке, а Цансэ решается на отчаянный шаг – она бросается вперёд стремительным движением, подныривает под удар, который, впрочем, всё равно попадает по ней, заставляя осесть на землю, но успевает пустить мощную волну духовной энергии прямо в меридианы Цзыюань. Цзыдянь от этого с треском сворачивается в кольцо,  а она чувствует, как в глазах стремительно темнеет и сама падает. За такое глупое поражение ей стыдно, ведь этот приём ей хорошо известен, но даже так, почему же он нанёс так много урона? По пробуждению её тут же хватают крепкие загорелые руки, которые и отправили на койку, а обеспокоенный голос начинает причитать: – Прости, прости эту Цансэ пожалуйста! Я правда не знала! У заклинательницы в глазах почти стоят слёзы, она искренна как никто. За её спиной Цзыюань смутно улавливает движение и пытается сфокусировать на нём взгляд. Чета Цзян, слуги и лекари сдержанно улыбаются. Так она узнаёт о беременности. Окруженная заботой и постоянным вниманием она начинает скучать без тренировок. Ещё несколько месяцев целители разрешают ей выбираться на охоту и стрелять фазанов, но после и на эти развлечения накладывается строжайший запрет. Не имея особого таланта к рисованию или музицированию, она не знает чем себя занять, потому решает провести время с максимальной пользой и просит Госпожу Цзян научить её управлению Пристанью Лотоса. Женщина добродушно соглашается и зовёт её в кабинет, в общество разнообразных документов. Цзыюань старательно постигает науку, видя в этом ещё и необходимость. Госпожа Цзян предлагает ей на время разделить обязанности, чтобы в дальнейшем было проще. Периодически в окно забирается Цансэ, с сочной ножкой фаза и коробочкой семян лотоса и протягивает их ей, ярко улыбаясь. Цзян Фэнмянь начинает понимать происходящее только когда живот уже хорошо заметен. Он широко гладит его, и мечтательно улыбается. Их отношения немного теплеют и однажды, пока Цзыюань занята расчёсыванием волос деревянным гребнем, он возникает в её комнате и протягивает маленькую продолговатую коробочку. В ней оказывается заколка тонкой работы, явно сделанная под заказ. До этого он никогда не дарил ей подарков, но теперь часто балует. Она не может сказать нравится ей это или нет, но вставляет их в причёски. Письма домой постепенно обрастают деталями, теряют холодность, но они всё ещё идут только к матери, отцу – ни единого слова, даже небрежно написанного. Рождению дочки она искренне рада и даёт себе обещание позаботиться о ней со всеми возможными силами. Цансэ принимает А-Ли от Цзян Фэнмяня руках под внимательными взглядами и бережно раскачивает в руках. Она улыбается ей как своему ребёнку, но, заметив, искрящийся взгляд прищуренных глаз Цзыюань возвращает малышку ей. Несколькими неделями позже она берёт маленькую ладошку, внимательно в неё всматривается, а после разглядывает детское личико. – Она будет похожа на папу, но в ней твой стержень, хотя на первый взгляд он не заметен. Вырастет мудрой женщиной, счастливо выйдет замуж. В подёрнутых серебряной дымкой глазах Цансэ на миг мелькает грусть, будто она увидела что-то ещё, но Цзыюань не успевает об этом подумать – заклинательница пускается в красочный рассказ о жизни и обучении у Баошань-саньжень. Заботой о ребёнке заняты служанки, но Цзыюань постоянно наведывается в детскую и подолгу сидит над кроваткой, рассматривая спящую дочь. Она надеется, что предсказание сбудется, потому что после родов Цзян Фэнмянь от неё отдалился. К малышке относится хорошо, но сама Цзыюань вдруг отходит в сторону – и она догадывается почему – она стала страдать бессонницей, от чего и так твёрдый характер стал ещё жёстче. Они расходятся по разным комнатам после внезапного горя, затронувшего весь Орден: глава погиб на охоте. Цзян Фэнмянь, бледный, как и во время свадьбы, занимает новый пост и под чутким руководством матери перенимает дела отца. Однако Госпожа Цзян вдруг усыхает, как сорванный цветок под палящим солнцем и отправляется вслед за мужем, однажды просто не проснувшись. Новые хозяева Пристани Лотоса печальны и совсем не похожи на прежних, между ними того трепетного тепла и все это видят. Люди также видят, что свободное время Цзян Фэнмянь проводит в компании слуги и бродячей заклинательницы, пока Цзыюань в одиночестве тренируется на плацу. Она хочет вернуться в прежнюю форму, снова стирает руки в кровь, выглядит устало и мрачно, потому что всё ещё плохо спит и по ночам гуляет по новому дому, который уже считается своим, но всё ещё выглядит чужим. Первый срыв происходит когда А-Ли исполняется два года. Глаз луны рассматривает своё отражение в идущей рябью воде, когда Цзыюань во время очередной прогулки замечает идущую вдалеке пару. Они не делают ничего предосудительного, но поднимаясь по деревянным ступенькам мужчина – и она с удивлением узнаёт в нём своего мужа – протягивает руку женщине. Мягкий белый свет заливает её профиль, который тоже хорошо знаком, когда она принимает помощь, хотя, очевидно, в ней не нуждается. По Цзыдяню проходится искра. Цзыюань знает, что Цансэ относится к людям так, как они к ней, она не отталкивает протянутую руку, улыбается в ответ на улыбку и потрясающе непосредственна. В этой её черте характера хорошо заметно, что она именно саньжень, выросшая неизвестной горе, где царят свои правила. И всё же, гневно, думает она, ей стоит знать меру. За ней хвостом таскается Вэй Чанцзэ – вот пускай с ним и ходит под луной. Она налетает на них хищной птицей. – Грязная девка! Это оскорбление слетает быстрее, чем она успевает его обдумать, но далее на это нет времени – Цзян Фэнмянь смотрит на неё рассерженно, пытаясь задвинуть удивлённо открывшую рот Цансэ себе за спину. – Юй Цзыюань! На него она не только рассерженна, но ещё и обижена. Почему? Почему он, женившись на ней, всё ещё может видеться с женщиной, занимающей особое место в сердце, а она не может даже узнать жив ли Чжулю По большому счёту, она уже забывает его голос, но сам факт вынужденной разлуки из-за замужества с другом человеком её окончательно выводит из себя. Она громко высказывает своё недовольство, под взглядами выходящих на шум людей, но ей хватает благоразумия не высказать свою тайну. На следующий день Пристань Лотоса гудит от слухов, обсуждая эту сцену ревности. Иньчжу и Цзиньчжу рассказывают ей, что в устах народа она стремительно обрастает новыми деталями: Цзян Фэнмянь вместо пощёчины получил удар Цзыдяня, Цансэ, на самом деле растворившаяся в ночной мгле с тихим извинением, – призналась ему в любви, а Юй Цзыюань отхлестала ещё и её. За неделю сюжет этой истории значительно меняется и она с удивлением слышит голос Вэй Чанцзэ, доказывающего лоточнику, что и половины описанного не было, он сам видел – пытается спасти репутацию хозяина и его супруги и, надо сказать, вполне успешно. Эти семь дней Цзыюань не видит даже тени Цансэ, а следующим утром за её мужем уже не следует его слуга. Иньчжу и Цзиньчжу тут же поясняют: она ушла из Пристани сразу же после ссоры, а Вэй Чанцзэ исправил ситуацию, как мог, и отправился следом за ней, попросив у Цзян Фэнмяня прощение. Она вздыхает, но не жалеет о сказанном и сделанном, пускай теперь атмосфера в их доме значительно мрачнее. На празднестве в Ланьлин Цзинь по поводу рождения наследника она старается отделиться от мужа как можно быстрее и сталкивается с мадам Цзинь. Так также не горит желанием провести вечер в обществе мужа, о чьём распутстве слухи доходили и до Мэйшаня во времена его юности. Они чинно беседуют, рассматривая друг друга, делятся мелкими проблемами А-Ли и А-Сюаня. К их беседе присоединяются ещё несколько женщин и именно таким образом Цзыюань начинает заводить знакомства не только на поле брани. По возврату домой она продолжает переписку и собирается в Башню Карпа уже без Цзян Фэнмяня – погостить у подруги. Он, разумеется, отпускает её – в общем-то, она и не спрашивала – просто поставила перед фактом. В своём багаже она неожиданно обнаруживает маленькую шкатулку, а в ней – три новых заколки. Мадам Цзинь тихо смеётся над её лицом, когда она откидывает их подальше. – Юй Цзыюань, у тебя нет выбора, кроме как простить его, – она обмахивается веером. – Полагаю, ещё немного – и он попросит у тебя сына. Красные губы женщины кривятся и Цзыюань догадывается, о чём она думает: госпожа Цзинь никогда не хотела выходить замуж за гулящего кобеля, но за неё всё решили родители. И, разумеется, она рада, что смогла произвести наследника с первого раза и более делить ложе с мерзким для неё человеком не придётся. Отдых идёт ей на пользу, она наконец-то начинает нормально спать без травяных настоев. А-Ли же просто рада новой обстановке и постоянно крутится возле неё. Мадам Цзинь смотрит на неё с умилением, задаривает подарками и кормит сладостями, постоянно расхваливая. – Какая маленькая красавица, ты посмотри! Девочка стоит перед зеркалом в новом рукуне, из нежно-розовой струящейся ткани, с лиловым поясом и пурпурными лентами в волосах. Цзыюань смотрит и видит в круглом личике черты лица своего мужа. В голове звучит голос Цансэ, она старательно его отгоняет, но не может не признать, что та была права: А-Ли и впрямь очень похожа на отца. Это немного усмиряет гнев на него и в Пристань она возвращается в приподнятом расположении духа. В основном это связано потому, что её подруга высказала желание породниться. Цзыюань считает, что знать своего супруга с детства и всю жизнь понимать, что вы связаны, намного лучше, чем выйти замуж за почти незнакомца. Цзян Фэнмянь, кажется, вышел из траура, встречает её с мягкой улыбкой на губах и она на всякий случай поручает служанкам выяснить не затесалась ли где-то одна бродячая заклинательница, хотя умом понимает, что это невозможно. Цансэ не подлая. Они снова вместе трапезничают, но теперь с ними сидит А-Ли. Она старательно пытается справиться с детскими палочками для еды. Цзян Фэнмянь наблюдает за этим с интересом, а после подсаживается к ней и направляет детские пухлые пальчики. Этот его поступок напоминает самой Цзыюань, что они и их брак скрепила алая лента. Она снова закалывает волосы подарком. Делить одну спальню они начинают внезапно. Она сама не ожидает от себя, когда с губ соскальзывает на выдохе дрожащее «А-Мянь». Не ожидает этого и её муж, сбивается с ритма и утыкается в шею. Ещё месяц их отношения теплы настолько, что она не возвращается в свою кровать. В этот раз о беременности она узнаёт сама и просто надеется, что это будет мальчик, потому что ещё раз проходить чувство переполненной бочки ей не хочется. Если в первый раз постепенно растущий живот вызвал любопытство, то теперь она знает чего ожидать. Сражаться ей нельзя, но это не значит, что она не приобщится: идея следить обучением адептов кажется ей интересной и она выделяет время на наблюдения. Думает, рассматривает стиль Юньмэн Цзян и отчётливо видит, что его можно улучшить, добавив жёсткости Мэйшань Юй. Она вместе с Иньчжу и Цзиньчжу берётся за подробное изучение стиля боя и даже набирает экспериментальную группу добровольцев, готовых попробовать новые тренировки. Цзыюань ходит по плацу и громко раздаёт указания, поправляет позы учеников и требует идеального выполнения, раздаёт тяжёлые оплеухи за нарушение дисциплины. За спиной ходят шутки, что этот её ребёнок будет иметь скверный характер. Она едко улыбается, когда рождается сын: он будущий хозяин этого места и пускай только эти шутники попробуют сказать ему что-то такое в лицо. Выбор имени Цзян Фэнмянь предоставляет ей и она серьёзно над этим задумывается. Не хватает сведущего в прорицании человека, но она сама садится за многочисленные трактаты и долго рассматривает маленькую ладошку. Понимает только, что жизнь у сына будет долгой и, более не теряя времени, называет А-Чэном. Снова восстанавливаясь после беременности и родов она присоединяется к тренировкам учеников. С начала их обучения у неё прошло полгода и она видит превосходный результат. Цзян Фэнмянь, как глава Ордена, подтверждает её предложение об изменении системы и полностью отдаёт под её руководство обучение бою. Для общественности это выглядит как широкий жест благодарности жене за сына, многие заклинатели стекаются в пристань посмотреть: кто же эта Юй Цзыюань, которой поручили будущее Ордена? Показательные сражения и ночные охоты пробуждают в ней всё больше и больше сил, она будто возвращается в молодость. Больше никто не называет её «госпожа Цзян», даже случайно, хорошо уяснив, что «мадам Юй» – не просто супруга главы Цзян, но и имеющая вес личность. На волне этого восхищения даже Цзинь Гуаншань обращает на неё внимание, но, к счастью, лишь настолько, чтобы заключить помолвку между своим единственным законнорожденным сыном и её дочерью. Мадам Цзинь этому рада, она поднимает А-Ли на руки и кружится по саду под смеющимся взглядом Цзыюань. Ей кажется, что её подруга и сама бы хотела дочь, но не собирается больше ложиться под мужа. Она сначала не понимает о какой Пурпурной Паучихе идёт речь, а потом узнаёт, что её уже начали так называть в Ордене Вэнь и этот титул стремительно распространяется по Поднебесной. Она наводит справки, узнаёт имена лучших бойцов и слышит о Вэнь Чжулю. Цзыюань читает описание его стиля боя, такого знакомого, но уже перенявшего от своих хозяев многое и закрывает глаза. Что ж, он во всяком случае жив, хорошо устроился в жизни и ему пока что ничего не грозит. Желания написать письмо или послать другую весточку не возникает – пускай она и не питает к Цзян Фэнмяню романтических чувств между ними наконец зародилось уважение и рушить его ради первой любви, давно отошедшей в прошлое она не собирается. Занятие по душе в какой-то мере смягчает её характер, всю злость она выплёскивает в бою и в какой-то момент замечает, что подарков становится больше, взгляды её мужа теплеют, да и его мелкие промашки уже не вызывают желание отвесить пощёчину. Мадам Цзинь в своих письмах открыто смеётся, шутя над ней. Она знает о том, что у Цзыюань когда-то давно был возлюбленный, но не более и сейчас поздравляет с принятием взрослых и спокойных чувств, непохожих на сжигающий дотла жар первой любви. Цзыюань чувствует её духи от дорогой бумаги и даже слышит тихий смех, будто сидит рядом. Качает головой, наблюдая за играющими рядом с ней сыном и дочерью, и думает: какая же это любовь? Приятная размеренная жизнь перестаёт быть таковой, когда её муж начинает пропадать в путешествиях, но не объясняет почему. Она опять вспоминает Цансэ и причина оказывается связана с ней самым тесным образом. На руках Цзян Фэнмяня мальчишка с её лицом, только грязный, зашуганный и в целом выглядящий так, будто его подобрали с помойки. Её муж взглядом просит подождать, знакомит детей и отдаёт ребёнка служанкам – помыть, покормить, обработать раны. Это первый их крупный скандал с рождения А-Чэна, и второй в жизни. Он снова связан с проклятущей Цансэ, которая, оказывается, успела получить фамилию Вэй, родить сына и погибнуть на охоте вместе с мужем. Цзыюань, во-первых, оскорблена тем, что Цзян Фэнмянь, оказывается, пускай и не поддерживал с ней связь, но знал обо всех её перемещениях. Аргумент о том, что он вёл переписку не с ней, а со своим старым другом и слугой она сочла приемлемым. Они могли бы закончить спор на этом, но случайная обмолвка о том, что Вэй Ин будет жить в их доме и расти с их детьми, как родной сын лишила её дара речи. – Моё мнение тебя, разумеется, не интересует? Разговор был закончен на этой ноте. За завтраком она наблюдала за спешно давящимся едой мальчишкой и пыталась понять свои чувства к нему. Ей было его жалко, потому что ни один ребёнок не заслуживает жизни на улице – стоило только представить своих А-Ли и А-Чэна, оставшихся совсем одних. Но Вэй Ин, щуплый и похожий на воронёнка, смотрел на мир подёрнутыми серёбром глазами, дышал прямым тонким носом и говорил со слишком хорошо знакомой привычкой выделять интонацией каждое слово. Она прикинула его возраст и время отбытия Вэй Цансэ из Пристани Лотоса и попыталась найти в его облике хоть намёк на черты Цзян Фэнмяня, но сколько бы она не смотрела на ёжащегося от пристального внимания мальчишку, сколько бы не сверлила его взглядом – ничего не видела. На нём был хорошо заметный отпечаток его матери, они были действительно похожи как две капли воды, но что-то другое заметить было невозможно. Она удручённо подумала, что с тем же успехом это может быть сын даже не Вэй Чанцзэ или её собственного мужа, а чей угодно ещё. Совесть болезненно кольнула, напоминая, что Цансэ-саньжень хоть и вела себя порой, как невежда, но отнюдь не была падка на всех увиденных ею мужчин – они интересовали её исключительно как возможные друзья и интересные противники. Что ж, подумала Цзыюань, пока что она не будет возражать слишком сильно, но пусть Цзян Фэнмянь соизволит научить свою приблуду хотя бы базовому этикету. Она тщательно наблюдала за Вэй Ином, быстро сдружившимся с её детьми и относилась к нему поначалу так же, как и к остальным младшим ученикам. Была требовательной в учёбе, заставляла повторять упражнения раз за разом. Проблема обнаружилась в том, что если раньше негласным лидером среди мальчишек был А-Чэн, то теперь эту позицию крепко занял сын слуги. Он залихватски руководил толпой, придумывал бесконечные шалости и подбивал на них всех вокруг себя. К детским проделкам Цзыюань относилась с пониманием – сколько раз её собственные стрелы летели не туда, пока она не научилась стрелять. Ошибки во всём – это нормально. И воровство лотосов здесь тоже популярная забава. Но время шло, страхи прежней жизни у мальчишки очевидно отходили на задний план, он перестал прятать еду под подушкой и стал действительно во многом походить на молодого господина из знатной семьи. Даже больше, чем её собственные дети, понимала Цзыюань, но убеждала себя, что завидовать ребёнку глупо с её стороны. Вэй Ин обошёл её А-Чэна в совершенствовании, сформировав золотое ядро раньше на целых два месяца. И дело было не в старании, а в природной склонности, она это видела. У него был живой и прыткий ум – благодаря этому они перестали попадаться совсем уж глупо. А ещё маленький поганец очаровывал всех вокруг себя – А-Ли уже чистила ему семена лотоса и готовила суп, пока он бессовестно дрых на плече А-Чэна. Сколько бы раз она не напоминала детям о статусе ничего не менялось. Наблюдая за взаимоотношениями детей в доме Главы Ордена, люди приходили к своим выводам и неизменно начинали вспоминать слухи десятилетней давности об их родителях. Встречая дочь на кухне, Цзыюань в очередной раз говорит ей перестать прислуживать Вэй Ину. А-Ли как раз в том возрасте, когда она сама стала принимать решения. Она поднимает на неё твёрдый взгляд, приостановив нарезку мяса и с мягкой улыбкой, но звенящей в голосе сталью отвечает: – Матушка, я не прислуживаю и никогда не буду. Это моё решение накормить моих братьев, всего лишь. Цзыюань замирает в удивлении, а нож снова стучит по доске, отделяя свиные рёбра друг от друга. Дочь внезапно оказывается куда более похожей на неё, чем она думала. А-Чэн упорно тренируется, выравниваясь в навыках с Вэй Ином, уже получившим имя в быту и собственный меч. Его имя и участие её мужа в этом выборе заставляет свести брови на переносице. «Какая разница»… это же надо было так придумать. Жаль, Вэй Усянь не выбирал себя второе имя. Похвала сыпется на него как из рога изобилия, Цзян Фэнмянь тепло улыбается первому ученику Ордена. Только вот у него есть родной сын, который стоит рядом и не понимает, почему ему не достаётся такое отношение? Цзыюань вызывает мужа на разговор, видя застывшую в глазах сына обиду. Ситуация почти двадцатилетней давности повторяется, только теперь его внимание неравномерно распределяется не между Цансэ и Цзыюань, а между их сыновьями. – Вся проблема в том, что я его мать? – спрашивает она, пытаясь задавить Цзян Фэнмяня взглядом, но он слишком привычен к этому приёму. – Почему обязательно должна существовать какая-то проблема? – Ты уделяешь ребёнку с улицы больше внимания, чем собственному сыну! Даже А-Ли не получала от тебя столько тепла, как это Вэй Усянь! – Ты не понимаешь, ему тяжело, у него погибли родители и Ин-эр был вынужден скитаться по улицам… – Ин-эр? – перебивает она. – К тому же он сын… – Твоей драгоценной Цансэ-саньжэнь, верно? – Моего друга Вэй Чанцзэ, я чту его память, – почти выплёвывает Цзян Фэнмянь и она впервые видит его настолько разгневанным. Когда дети отправляются на обучение в Гусу, чтобы получить иной взгляд на мир и завести полезные знакомства всё идёт совершенно не так, как должно. Вэй Усянь возвращается куда раньше срока, расстроив помолвку между её дочерью и Цзинь Цзысюанем, но она пытается себя успокоить тем, что, по крайней мере, А-Чэн без него под боком ничего не вытворит. Она следит, чтобы заскучавшее без верного товарища дарование не распоясалось совсем, но куда больше внимания привлекают не внутреннее дела Ордена, а политика. Вэнь Жохань набирает армию, уже было несколько стычек, в которых упоминалось имя Вэнь Чжулю, как Сжигающего Ядра. Цзыюань понимает, что назревает полномасштабная война и начинает готовиться заранее, но грянувший как гром среди ясного неба приказ об отправлении детей на обучение у Солнца всё равно потрясает её до глубины души. Она заявляет Вэй Усяню, что, конечно же, он должен отправиться вместе с А-Чэном, но какой-то смутный червячок тревоги грызёт её: он облажался в Гусу Лань, так что же можно ожидать от его путешествия Цишань Вэнь? Этот червячок продолжает расти всё то время, что их нет дома, но игнорирует его и готовится отправить А-Ли к себе на родину. Чтобы не происходило, а что-то явно будет, отдалённое расположение и репутация искусных мастеров должна спасти Мэйшань Юй. Отсутствие писем она воспринимает с тревогой, пускай и понимает, что именно на это делал  расчёт Вэнь Жохань. Сейчас Цзыюань была бы рада и коротенькой записочке от Вэй Усяня, где он бы начеркал, что всё в порядке, просто они обалдуи и забывали писать. Когда до Пристани Лотоса добирается А-Чэн, едва шевелящий ногами и истощённый настолько, насколько может быть истощён молодой заклинатель, она хочет никуда его не отпускать и спрятать под всеми барьерами Ордена, но понимает, что это невозможно. Слова о возможной смерти Вэй Усяня, который хоть и раздражал её порой так, что хотелось отхлестать Цзыдянем, почему-то заставляют тревожиться ещё больше. Его возвращению она рада, пускай и не показывает этого ни единым жестом, но радость эта быстро уходит, когда её муж в очередной раз игнорирует заслуги собственного сына. В этот раз выражает все свои мысли, не стесняясь лишних ушей, но даже так нужного результата не достигает. В ожидании грома проходит несколько дней, и он разражается, когда Цзян Фэнмянь ненадолго покидает Пристань, будто именно этого Вэни и дожидались. Именно они дали ей титул и именно они сейчас игнорируют все её заслуги, считая лишь подстилкой Главы. Скоро она понимает, непринципиально каким образом произойдёт захват Юньмэн Цзян – Вэнь Жохань просто уверен, что он будет удачен, несмотря на полную бездарность исполнителей. Цзыюань делает то, что считает нужным и защита Вэй Усяня также подлегает этому понятию. Пускай она так и не смогла принять его как сына, пускай иногда переходила грань, но он всё ещё её. Ученик, если изволите, потому что именно под её руководством он встал на меч, впервые взял в руки не тренировочное оружие и направил его на тщательно подобранного противника. И вэньская сучка хочет отобрать у её мальчишки это… Цзыюань понимает, что от её действий не зависит ничего, потому что установление власти в Пристани Лотоса в чужих планах отмечено едва ли не задним числом. Она призывает Цзыдянь и совершенно не удивлена тем, что здесь внезапно Вэнь Чжулю. Они оба узнают друг друга, быстро встречаются взглядами и видят, что если раньше фамилии так легко отбрасывались, то теперь они именно Вэнь и именно Юй – бескомпромиссно. Пока есть время, она хватает детей за шкирки и волочит к выходу из Пристани. Детей, потому что они выглядят совершенно потерянно: Вэй Усянь готов едва ли не разреветься от чувства стыда и вины, а её А-Чэн, милый маленький А-Чэн, смотрит на неё широко распахнутыми глазами, пока они втроём пробивают себе путь к дальнему причалу. Он понимает, но не хочет верить, видит Цзыюань. Что ж, она с таким же настроем прибыла в это место. Ей самой хочется плакать, она видит размеры той тучи, что несёт на них бурю и понимает, что нет – отразить её она не сможет, с мужем или без него, но продать свою жизнь подороже и утянуть вместе с собой в могилу как можно больше опутанных липкой паутиной врагов – да. И именно поэтому она снимает с пальца кольцо и надевает его на руку сыну. В этом бою Цзыдянь дал бы ей превосходство, но не так необходимую победу, а вот А-Чэну в дальнейшем он может спасти жизнь. Она говорит напутственную речь лишь потому, что хочет подольше остаться здесь, перед любимым младшим ребёнком, обнимает его на годы вперёд, всем сердцем желая, чтобы он был более счастлив, чем его родители. Ей печально, что она уже никогда не простится с А-Ли – и Цзыюань прощается с ним за них двоих, уже не сдерживая горячих слёз. Она вдыхает давно знакомый волос с родной макушки и отпускает. Течение подхватывает лодку, стремительно уносит её по водной глади вперёд, дальше от смертоносной армады Вэней. Дальше от неё самой. Встречаясь в бою с Вэнь Чжулю Пурпурная Паучиха жалеет, что он именно Вэнь, а не всё ещё Чжоу. Он слишком силён даже для её тренированных жёсткой рукой бойцов, и они падают один за другим, лишённые золотых ядер, когда она появляется на поле боя. Раньше их силы были примерно равны, но тогда она резво размахивала Цзыдянем. Юй Цзыюань призывает себе на помощь всё своё мастерство, старательно отшлифованное и вышколенное опытом, но даже так она едва ли справляется. Ей бы гордиться, что Вэнь Чжулю всё ещё видит в ней противника и не сдерживается, но она уже на пределе и от этого тошно. Это не слабость, понимает она, видя фигуру мужа, присоединившегося к защите, это просто недостаток сил. Она больше не вспоминает звёздные ночи и свежесть воздуха у подножья гор. На лицо падает выбившаяся из причёски прядь волос, тщательно расчёсанная гребнем и до этого держащая заколку. Она сдувает её, чтобы не мешала, но мгновение слепоты уже сыграло свою роль и жёсткие пальцы бьют её в дяньтянь. Она, кажется, слышит тихий хруст и меч в руках тяжелеет, а колени дрожат, когда он тяжело пытается подняться на ноги, от мощного удара отлетев прямо в сторону Цзян Фэнмяня. Они смотрят друг на друга, окровавленные, едва стоящие на ногах и вдруг вспоминают тот яркий солнечный день, когда сезон цветения лотосов только начался, а Пристань Лотоса, шумящая и пахучая, ещё не знала о поджидающих её бедах. Молодые, совсем юные и неопытные, идущие по тропе совершенствования свои последние дни в одиночку. И комплимент украшению, и рыбки, и птицы, и стынущий на маленьком резном столике чай, исходящий белым паром, который они тогда так и не выпили…