* * *
эша линкса не раз сравнивали с дикими кошками. совершенно справедливо, вообще-то, — за небольшой период жизни с ним я прекрасно рассмотрел эту его сторону. беспокойный сон, настороженность и готовность к нападению — плечи эша часто были напряжены до предела, хотя внешне он и выглядел равнодушным. я отчаянно хотел помочь ему чем-то — но почти всегда ничего не мог сделать. я был тем, кого нужно было защищать. мне всегда казалось удивительным то, как напряжение не мешало ему оставаться грациозным. красивый, гневный, стремительный — он вселял настоящий ужас, когда начинал действовать; в то же время любые глаза поневоле завороженно следили за каждым его движением. это было его даром и его проклятием — когда пелена первого удивления спадала, противники свирепели. мало кому приходило в голову, что почти женская красота и молодость могут быть так опасны. мои размышления резко контрастировали с тем, что я видел перед собой. под приглушенный шум дождя эш задремал; тонкие тени отражались на его лице. на этот раз я не смог отвести взгляд и так и смотрел на него во все глаза — он был абсолютно расслаблен. умиротворение мягкими волнами растекалось по его лицу. от вечной морщинки между бровями не осталось и следа, и сейчас эш выглядел совсем как ребенок. невольно я подумал о том, что настоящего детства у него и не было, но с горечью отогнал эти мысли: эш доверял мне. а мне во что бы то ни стало хотелось оправдать это доверие. я аккуратно опустился рядом и принялся разглядывать потолок. вскоре я почувствовал на себе чей-то взгляд и повернул голову — эш смотрел на меня. я улыбнулся ему. эш лениво потянулся, запутавшись в тонком пледе; зевнул и придвинулся ближе ко мне. я развернулся к нему. его лицо оказалось совсем близко; на миг у меня перехватило дыхание. я дотронулся до его щеки и осторожно провел по ней рукой, задевая непослушные пряди светлых волос. он все еще был расслаблен, и я до смерти боялся спугнуть эту дикую птицу; хрупкое равновесие могло рухнуть в любой момент. эш, видимо, чувствовал то же самое. отвечая на мое движение, он перехватил мою руку и осторожно поцеловал тыльную сторону ладони. поднял на меня цепкий взгляд и незаметным движением добрался до губ. легкий, невесомый. мы будто знакомились заново — струйки дождя перестали стекать вниз по стеклам; время больше не стремилось к следующему моменту. не было ни прошлого, ни будущего, ни тех нас, которых мы оба знали; передо мной расстилалось выжженное солнцем поле, и свет медленно заполнял полутемную комнату, окутывая нас теплыми лучами. эш целовал мой нос, глаза, щеки и неизменно возвращался к губам; я зарывался пальцами в его волосы и притягивал его еще ближе, как если бы это было самое дорогое, что у меня есть. мне хотелось рассказать ему все; вывернуть себя наизнанку и тихо раствориться; окутать его всем своим существом и доверить все свои силы, чтобы хоть на минуту поделиться тем, что захлестнуло меня с головой. «о чем ты думаешь там?» эш обхватил меня руками и ткнулся носом мне в плечо. я чувствовал, как его сердце отбивает гулкие удары. мое, конечно, не отставало. «где?» я спрятал лицо в его волосах и глубоко вдохнул; запах эша окутал меня с головой и безнадежно застрял в сознании. запах пороха, кофе и опасности. я не боялся его ни минуты с нашей первой встречи. «в небе, конечно!» я разбегался, отталкивался, одним рывком переносил свой вес на тяжелый шест и взлетал. я проводил в воздухе чуть больше двух секунд, но за эти секунды я бы, не раздумывая, отдал все и больше. «ни о чем конкретном» ибе долго удивлялся такому ответу, а для меня не было ничего естественней. это было одно из тех чувств, которые не поддаются рефлексии; обуздай его — и ты потеряешь момент. сердце над мозгом, чувства над разумом, — ты весь — ощущение, и время в который раз превращает секунды в часы и годы, пока ветер ласково треплет тебя по волосам. я думаю, он это понимал. «но для того, кто так говорит, ты выглядишь очень счастливым» понимал и эш, улыбку которого я чувствовал в складках своей мятой рубашки. я сгреб его в охапку и спрятал от всего мира.* * *
слезы капнули на зеленые шторы. вторя струйкам дождя, побежали, прокатились по дивану и шлепнулись на пол. комната покачнулась и скрылась в дымке. эйджи наскоро вытер глаза и снова уставился на фотографию. на стареньком широком диване перед ним растянулся светловолосый парень. во время съемки эйджи даже не заметил, как он похож на эша — высокий, сухощавый, с как будто вечно растрепанной стрижкой. правда, чуть веснушчатый. и не он. эйджи откинулся на спинку стула и оглядел завешанные фотографиями стены. он любил разглядывать их, с каждым разом находя что-то новое — пятна света, особенное выражение или случайного человека в толпе. но больше всего любил чувства. оглядываясь назад, он мог воскрешать в памяти любые моменты; они прокручивались в его голове бесконечным окутывающим видеорядом, одним и тем же днем и ночью — оранжевый свет заката, вкус горчицы и таблетка под языком; мокрая кожа эша и металлический холод его револьвера; шелест библиотечных страниц и спутанные одеяла. иногда воспоминания нарушались случайными грезами, и эти грезы были для эйджи всем. возникая из тени привычных предметов, они были порой отчетливей, чем все то, что пыталась сохранить память. они не были искажены или преломлены временем — их края не стирались и не рассыпались, подобно старой бумаге. теперь эйджи мог превратить любой снимок в кусочек собственной жизни — ненароком и почти всегда неожиданно. это заглушало боль и удерживало чувство. он не раз вспоминал ту первую выставку, которую посетил в токио; на долгие годы она стала его ориентиром и главной надеждой. он возвращался к ней после травмы, навсегда отрезавшей его от профессионального спорта, во время путешествия по америке и в самые темные минуты отчаяния, наступавшие по ночам. он отчетливо видел ее и теперь, глядя на сотни и тысячи фотографий, рассыпанных по стенам. он не понаслышке знал, что, если улучить момент — всего лишь крохотное нужное мгновение, — можно показать человеку такого его самого, которого он не узнает. момент, случающийся лишь наедине или в полном увлечении; будто ни единой живой души вокруг, все маски сняты и отложены до той самой секунды, когда кто-то войдет в комнату. момент свободы и настоящего, который эйджи научился мастерски выхватывать из потока времени. запечатывать и сохранять в глянцевом снимке. ибе подарил ему эту мечту в тот самый день, когда показал фотографии на выставке; эйджи не узнавал себя, легко перелетающего длинную перекладину. выражение чистейшего счастья. такого же счастья, что воскресил в эйджи эш. на бегу хватая его за руку; прикасаясь к непослушным волосам и зарывая в них пальцы, пока эш, как пригревшийся на солнце кот, довольно щурится; смеясь, стоя на причале в окружении белых чаек и шума волн; да черт возьми, просто находясь с ним рядом — эйджи взрастил в себе чувство, не только вернувшее ему полет, но и подарившее нечто большее. щелчок затвора воображаемого фотоаппарата, который с легкой усмешкой направил на него эш, создал совершенно нового эйджи — застигнутого врасплох и незнакомого ему самому. прекрасного и живого, как никогда. душа переливалась, как калейдоскоп, глаза будто видели больше и ярче; эйджи не смог бы, наверно, описать это словами — но научился выражать в картинках, которые сам теперь бережно вешал на стены. пришедшее на помощь увлечение, осторожно постучав в дверь, предложило ему спасательный круг — и эйджи судорожно схватился за него, не зная, да и не предполагая другого выхода. фотография стала его эскапизмом; собственным миром, в котором эйджи мог заключить свой калейдоскоп, а заодно запереть и себя — чувствующего слишком много, чтобы просто смириться. сохранить прошлое и остаться живым, выкинув ключ к реальности.* * *
небольшая комната тонет в полумраке. светло-зеленые шторы скрывают окна лишь наполовину; просачиваясь сквозь них, неяркий свет тоже слегка зеленеет. обстановка сохраняется в комнате много лет — вечный дождь, вечные бегущие тени, вечная сонливость и теперь уже вечно расслабленный парень на диване. он слегка приподнимает голову и удивленно смотрит на подсохшие следы слез, оставшиеся на плотной ткани. проводит по ним рукой. — эйджи… я поворачиваюсь к нему, и он прижимает меня к себе. снова осторожно целует в лоб, и я стискиваю его в объятиях так сильно, как только могу. я знаю, что дымка рассеется; что времени мало и нужно сделать все, чтобы вернуться без сожалений. я держусь за его футболку, а он укачивает меня, как ребенка. я снова абсолютно беззащитен. я сопротивляюсь, но покрасневшие глаза закрываются сами собой. сознание затихает, и я невольно поддаюсь окутывающему меня теплу. я снова вижу ржаное поле, и последнее, что я чувствую, — ровный стук сердца эша под своей ладонью.* * *
маленькая фотография с тихим шелестом падает на пол. настольная лампа освещает темную шевелюру эйджи, уснувшего прямо за столом, подложив под голову локоть. эш усмехается и нежно гладит его по спине, окидывая задумчивым взглядом тысячи снимков. затем растворяется в предрассветных лучах и оставляет комнату в тишине.