за руки.

У Якова сбитый режим сна. Точнее, у него вообще нет режима. Немо не знает точно, когда Яков ложится (очевидно, позднее него), и когда встает (и очевидно, раньше, потому что когда Немо просыпается, то зачастую видит уже полностью собранного Якова). У Якова сбитый режим сна и огромные мешки под глазами. По утрам он держит кружку свежего кофе в руках, приготовленного им лично (и где Яков только он умудряется находить всё необходимое? ― Немо порой задается вопросом). В свой напиток Яков тайком добавляет три ложки сахара: Немо думает, тот любит сладкое, но Яков в этом ни за что не признается. У Якова сбитый режим сна, и он тихо по ночам спускается со своей кровати, мышью выныривает из комнаты. Немо делает вид, что спит, но тайком наблюдает, как силуэт исчезает в темноте. Немо иногда тоже не может уснуть. У Якова сбитый режим сна, и Немо думает, что это из-за паранойи. Он не знает, что сделала с Яковом жизнь, доведя до такого. А может, Яков сам себя довел. У Якова сбитый режим сна, и именно поэтому он ворочается сейчас из стороны в сторону, а Немо это слышит. Немо не спит. У Немо нет бессонницы, просто в эту ночь не получается отключиться, сколько не лежи с закрытыми глазами. Яков вздыхает, видимо, осознавая, что в сон его никак не клонит. Немо не видит его выражение лица, но ему интересно, какое оно: уставшее, недовольное, раздраженное? Немо становится неловко на своей кровати, будто он подслушал что-то, чего не должен был. Увидел нечто личное. Хотя Немо уже которую ночь знает, что Яков не спит. Он поджимает губы. Наверное, это не его дело. Но Якова всегда хочется узнать ближе. Он скрытный, неподатливый, и желание разгадать его сильнее, чем к другим. Заглянуть в скрывающие столько тайн черные глаза, которые наверняка прикрыты. Или, наоборот: распахнуты, пустым взглядом устремлены в потолок, как Немо сейчас лежа смотрит на кровать сверху. Но Немо лица Якова не видит Вместо лица Якова Немо вдруг видит свисающую сверху руку в перчатке. Она безвольно покачивается из стороны в сторону, словно ее отделили от владельца. Эта мысль заставляет ежиться. Немо молчаливо наблюдает. Он лежит, не шевелясь, не издавая никаких звуков, и, наверное, поэтому Яков считает, что Немо спит. Но отнюдь. Чем дольше Немо смотрит на ладонь в перчатке, тем больше нарастает зудящее желание к ней прикоснуться. Ведь когда-то эта рука задевала его плечо, а Немо до нее не дотрагивался сам. Рука Якова аккуратная, даже в какой-то мере изящная с этими длинными бледными пальцами. Есть ли на их подушечках мозоли? Немо никогда их не видел, но ему хочется узнать. Кожа перчатки тонкая, но, как Яков говорил, надежна, и защищает от тысячи токсинов. Яков как-то перечислял всё, когда Руф заговорила о бесполезности его перчаток и маски. Немо бесшумно садится, одеяло сползает с него, и он замирает на пару секунд. Прислушивается. Немо не понимает, что делает. Немо колеблется, прежде чем всё-таки в глупой затее, как загипнотизированный, тянет руку, касаясь пальцев Якова. Рука в перчатке тут же дергается в сторону, оставляя под пальцами Немо лишь воздух. Немо почти не дышит. Он чувствует, как от страха бешено колотится сердце, но пошевелиться не может. Застывает в той позе, в которой сел. Лунный свет попадает в комнату едва-едва, но Немо и не нужно: глаза уже привыкли к темноте. Рука Якова всё еще в поле зрения. Но совсем чуть-чуть. Быть может, это не часть руки, а игра теней, или у Немо начались галлюцинации. Он сглатывает. Глупо. Как же глупо. Немо не может сообразить, как будет отвечать на вопрошающий взгляд Якова, и что говорить. Он сидит, проходят секунды, а разум Немо будто не хочет ничего обрабатывать. Немо просто смотрит в одну точку. Спустя какое-то время Яков разгибает руку в локте, и та снова, на первый взгляд, безвольно свисает. Немо моргает, смотрит удивленно. Рука маячит перед ним явно не потому, что Яков решил, будто Немо спит. У Немо волоски готовы встать дыбом, ни о каком спокойствии и речи не шло. Но рука тут. Немо принимает это за приглашение. Он опять тянется, и аккуратно хватает своими пальцами пальцы Якова. Легко-легко. В какой-то мере даже ненавязчиво. Быть может, он и впрямь под гипнозом, потому что сейчас не в силах оторвать от этой изящной руки взгляд. Собственное дыхание кажется очень громким, а Немо всё смотрит, смотрит, смотрит... Яков начеку: Немо чувствует его напряжение в пальцах. Он слегка оглаживает их в каком-то милом жесте. До ушей доходит легкое фырканье, и Немо мысленно закатывает глаза. Любые звуки — тихие-тихие — растворяются в ночи. Он держит Якова за руку, пока конечность не затекает, а поза не становится неудобной, и Немо, в конце концов, решает спать. С колотящимся сердцем отпускает руку, и та сразу же исчезает из поля зрения. Ворочаний сверху больше не слышно. Немо засыпает быстро и спокойно. С легким мандражем внутри и улыбкой на губах. На следующий день Яков делает вид, что ничего, конечно же, не было. Только смотрит дольше обычного и щурится чаще, будто Немо стал очень подозрительным. Подозрительнее обычного. Немо сталкивается с взглядом черных глаз на завтраке. Яков стоит у окна в другом конце столовой и медленно попивает свой кофе. Под глазами такие же мешки, но на вид он собран. Яков хмурится, смотря на него, и спустя долгое время отворачивается. Немо опускает взгляд на свою тарелку. Их гляделки остаются на уровне изучения друг друга. На следующую ночь Немо очень, очень долго не может уснуть, потому что Дорис напоила его каким-то бодрящим (и не только от ужасного вкуса) напитком. Ему кажется, лицо все горит. Немо раньше удавалось вежливо выкручиваться из таких ситуаций, что Дорис не обижалась, а даже наоборот: благодарила Немо — Омена, точнее, — за то, что тот натолкнул ее на уникальную идею (Немо без понятия, что сделал). В этот раз Дорис сунула ему под нос кружку с, как он думал (ха, наивный) чаем, но это оказался совсем, совсем не чай. Немо кажется, сейчас второй час ночи. А он всё не может уснуть. Немо от бессилия утыкается лицом в подушку и шумно выдыхает. Лежит так, пытаясь заставить себя провалиться в сон, но тщетно. Когда дышать становится нечем, он переворачивается на бок. На другой. Снова переворачивается. Сверху слышится раздраженный вздох, и Немо вздрагивает. Он на секунду чувствует, будто его поймали с поличным, хотя это не имеет смысла. Он абсолютно чист. Он просто не может уснуть. Поэтому Немо на вздох Якова демонстративно фыркает, мол, не возмущайся. Он слышит ещё один вздох, а затем видит руку свисающую сверху. Она опускается так, словно Яков делает Немо большое одолжение. Немо не обращает на это внимание. Он просто берет Якова за пальцы и держит. Сидит с подогнутыми коленями близко к краю, вытянув руку, и держит. Шероховатая ткань ощущается так же непривычно. Немо хочется кожей к коже, а не кожей к ткани. Он рассматривает руку Якова, долго таращится на оголенную бледную кожу, и не выдерживает: поднимает пальцы чуть выше, касаясь незащищенного перчаткой участка. У Якова на удивление теплые руки. Так и не скажешь: кожа его на вид бледная, и становится ещё бледнее под светом луны; в какой-то момент кажется, что это не рука ― произведение искусства, сделанное из мрамора. Ладонь под его пальцами мгновенно напрягается, ― не то, чтобы она до этого была расслабленна; просто сейчас становится как камень, мрамор ― и впрямь произведение искусства, ― и Немо тушуется. Он хмурится. Он не хочет отступать. Пальцы Немо в миллиметре от кожи Якова и слегка подрагивают. Немо прикрывает глаза, тихо выдыхает, и надавливает сильнее, ненавязчиво оглаживает участок. Ладонь всё ещё будто каменная. Но на следующую ночь, когда Немо делает то же самое, рука Якова в каком-то доверительном жесте слегка расслабляется. И Немо, осознавая это, на секунду забывает, как дышать. С каждым разом напряжение постепенно спадает, а Немо с каждой ночью увереннее касается голых участков кожи. И даже запястья. Это продолжается каждую ночь. Молча. Они общаются лишь редкими звуками, едва слышными: фырканье, вздохи, либо усмешки — единственное напоминание о том, что это действительно они, что это Немо держит Якова за руку, а Яков сжимает руку в ответ, и это не сон. Они держатся за руки, когда кто-то из них не может уснуть. Они держатся, пока конечности не устают и не затекают, а потом наступает тишина. Не слышно никаких беспокойных ворочаний в попытках уснуть. Немо замечает, что теперь по утрам Яков пьет не так много кофе (но сахар туда все же добавляет — Немо тайком это увидел и не говорил). Днем никто не упоминает о том, что ночью. Здесь происходит четкое деление. То, что было ночью — остается ночью. Разговор в кастелянной постепенно рушит все грани. Однажды они держатся за руки, не потому что кто-то из них не может уснуть. Точнее даже, не держаться, а касаются своими ладонями друг друга. И потом их пальцы переплетаются в замок, когда они целуются. У Немо внутри словно кто-то революцию устроил: все переворачивается с ног на голову, а сердце делает кульбит. Он сидит на этом пыльном кресле в архиве, и активно сминает губы Якова в ответ, не желая уступать, пока сам Яков, наклонившись, упирается коленом о край. Яков легко кусает губы и довольно улыбается, чувствуя возмущения Немо. Немо в ответ зарывается свободной рукой в светлые волосы, углубляя поцелуй. Он чувствует, как от этого сильнее напрягается Яков, и оглаживает своим большим пальцем его ладонь, которую сейчас держит. Яков выдыхает. Немо, кажется, скоро сойдет с ума. Но поцелуй тоже был ночью. Днем Яков если и упоминает о чем-то, так только о расследовании. Немо Якова часто не понимает. Да и возможно ли вообще разобраться в нем? Немо хочется Якова изучить, узнать ― как это пытается делать Яков, только проблема в том, что Немо и сам о себе ничего не знает. Расспросить про интересы, прошлое. Немо познает Якова медленно, иногда через редкие, но желанные поцелуи. Но это не совсем то. Немо хочет собрать пазл, отвечающий на бесконечные вопросы. Хотя бы почему Яков такой. Но Яков отводит взгляд, переводит тему. Молчит. Позже Немо узнает, почему. Немо не может уснуть. Беспокойство внутри прожигает. Он чувствует себя брошенным в яму, из которой теперь ему самому выбираться, а потом ещё на развилке выбирать дорогу. Немо не знает, что делать. Немо долго думает над тем, что сегодня узнал, что рассказал ему Элиас. Немо долго вспоминает виноватый взгляд Якова, который он увидел, прежде чем выбежать с подвала. Его сердце до сих пор громко колотится, и он не может унять беспокойство. Немо дергает край одеяла, пытаясь куда-то выплеснуть эмоции. Он тупо пялится на кровать над ним и невольно думает о Якове. От этого ещё хуже. Горло словно что-то сдавливает. Немо видит вновь свисающую руку и вздрагивает. Он смотрит на неё, обдумывая, как поступить. Интересно, каково Якову было своими руками добивать труп Бернальда Шульца? А потом выводить тот самый знак? Или он уже не помнил, потому что пелена гнева полностью застилала его? Немо смотрит на свои руки. Он тоже убивал. Душил. Бил до крови. Но это другое, — раздраженно думает он. Немо хочется досадно вздохнуть, но он сдерживается. Протяни Немо руку, посчитает ли Яков, что Немо принял решение? Но Немо не готов. Немо не хочет. Немо не тянет руку в ответ. Он упрямо смотрит на неё, но не приближается. Остается только вздернуть подбородком, заявляя о независимости. Правда, Яков этого не увидит. Спустя время разочарованный вздох долетает до ушей. Немо сглатывает и жмурится. Все в комнате, кроме них двоих, спят. Немо долго не шел в спальню, бродил по казарме, потому что не был готов встретиться с взглядами ребят. Особенно с глазами Якова. Черными. Бездонными. Затягивающими. Немо смотрел в эти глаза, находясь к Якову близко-близко. В паре сантиметров. Они слегка соприкасались ладонями, опаляли друг друга дыханием, и играли в гляделки то ли на уровне изучения, ― наверняка Яков думал о скрытых мотивах Немо, ― то ли на уровне борьбы, ― ну, как долго ты выдержишь, шпион? Немо трясет головой, прогоняя мысли. Нет. Он не может. Просто. Не может. Яков не так поймет. Немо ещё не готов. Но как только рука в перчатке собирается исчезнуть из поля зрения, ее останавливает другая. Яков замирает. Немо дышит тяжело, словно пробежал марафон, канул в пропасть, совершил преступление (какая ирония). Немо шумно втягивает носом воздух, широко распахнув глаза, глядит на их ладони. Словно не верит. Пальцы одновременно сами собой переплетаются, руки скрепляются в замок. Немо чувствует кожу ладони Якова, не скрытой перчаткой, и от этого ощущения тело прошибает ток. Но вместе с тем приходит спокойствие. Немо выдыхает, глядя на их замок и думает, что, несмотря на хаос в мире, они все равно будут держаться за руки.