Выше

Агата, безусловно, была особенной. Обычно так говорят про инвалидов или детей солнца, но в её случае это слово точно описывало всю её сущность. Рысь с кремовой шёрсткой и смешными кисточками на ушах, россыпью шоколадных пятен по телу, коротким хвостом и вечным следом от слёз под глазами привлекала внимание, может, и не всех, но парочки человек точно. Она всегда рассуждала вслух, и чаще всего на русском языке, рисовала на полях тетрадей, расчёсывала руки и ноги в кровь, косила глаза, дёргалась от звуков и щурилась просто так. И если это нельзя назвать чем-то особенным, то Джинджер находил это действительно примечательным и милым. У Агаты были проблемы. Какой бы способной и умной ее не называли раньше, проблемы были точно: её отец, постоянное кровотечение из носа, астма, расчёсывание кожи и, в первую очередь, её характер. Никогда не поймёшь, что у неё на уме. И, на самом деле, никому, в том числе и ей самой, это не особо мешало. Солнце лениво перекатывалось за горизонт, окрашивая небо в розовый и оранжевый. Закат в этот вечер был безумно красив, но Джинджер точно смотрел не на него. — Каждый раз, когда пытаюсь сфоткать закат, свет отражается и изображение засвечивается, — цокает Агата и крутит что-то в настройках. — Только это и спасает, но блин, это супер неудобно! Почему, не знаю… Нельзя фоткать глазами? — Потому что ты рысь, а не киборг, Агги. Хотя я бы посмотрел на тебя-киборга, — тихо хихикает Джинджер в ладонь, заставляя подругу улыбнуться. — Конечно, учитывая то, как ты на меня постоянно пялишься, — от этой фразы сердце Джинджера упало в живот и глухо стукнулось о дно. — Что? Думаешь, я не вижу? У меня глаза везде, Харпер. — Звучит стрёмно, — вздыхает побеждённый рыжик. — Давно ты заметила? — М-м, дай-ка подумать… — Агата задумчиво прикладывает палец к губам и молчит ещё несколько минут. — Ха! Всё наше знакомство! Ты просто копия дяди: скрываться совершенно не умеешь. — Ладно, ладно, сдаюсь, Сойер, ты победила, — Джинджер позорно поднял руки вверх и Агата выстрелила в него пистолетом из пальцев. Было тепло, просто потому что она рядом. И как бы много раз она не повторила, что ей не холодно: конец августа выдался ужасно мёрзлым, и пока Харперу было тепло от одежды и присутствия рыськи, самой ей было холодно. Именно поэтому на её плечах так скоро оказалась его куртка. Она уже привыкла к этому и, тихо поблагодарив, убрала телефон, так и не сфотографировав закат. Набраться смелости никак не выходило, а в сентябре времени не будет. В такой лиричный день у Джинджера в голове уже давно зрел план, который Агата рушила каждым своим движением: то она развернётся, то встанет с этой чёртовой лавочки и понесётся за голубем или пойдёт к фонарному столбу бог знает зачем, то начнёт что-то говорить про квантовое бессмертие. — Ты знаешь, — резко повернулась к Джинджеру рыська, снова заставив его опешить и одёрнуть руку. — Если бы детям давалась не фамилия отца, а совмещённая, то у нашего бы была фамилия Хайер. — Чего…? — Ну, я просто подумала, что совмещать фамилии весело и совместила наши. Хайер переводится как «выше», вроде, — на ломанном русском сказала Агата. Джинджера всё ещё смущала часть про ребёнка. — Я хотела бы стать выше, типо, мой рост сто пятьдеся… — Агата, — Харпер берёт её за плечи и разворачивает к себе лицом, заставляя замолчать. Несколько секунд они просто пялятся друг на друга, а потом рыжик наклоняется и стыдливо клюёт её в губы. Она молчит. Не реагирует. Поцелуй неловкий, но тёплый и милый, и, кажется, она начала отвечать. Джинджер отстранился от Агаты, боясь увидеть её реакцию, но свой план он, наконец-то, осуществил. — Будь по-твоему… Хайер звучит здорово. — И я буду выше этого всего, — тихо хихикает Агата и чмокает Джинджера в щёку, заставляя его замолчать и покраснеть до кончика хвоста. Да, безусловно, она была особенной.