Попытки вырваться из обыденности приводят к совершению ошибок.
Но главная из ошибок – это уверенность в своих действиях.
Сцена первая.
«Отречение от прошлого»
«Говорят, что в нашем мире никогда не было правителей, которые желали бы уничтожения другим народам. Но столетия идут и времена меняются. На когда-то существовавших полях царило спокойствие, пока в один момент не случилось то, что переменило историю моего племени. На земли, где всегда цвёл мир, пришли Дорматы. Но их латные доспехи и гордые лица не были запачканы кровью в эти беспокойные дни. Целью легиона чужаков оказалась лишь одна вещь – секрет сулы, той силы, что раскрывает ино изнутри. Дорматы были цивилизованным народом, и их знания о мире превосходили воображение нашего древнего народа. А долгое сокрытие от внешнего мира не сулило нам ничего хорошего. Так, по прошествии встречи разных миров, обе стороны протянули друг другу руку помощи. Впоследствии, став небольшим вассальным государством, что не видно на карте, мы обрели технологии и погрязли в новом обществе, теряя миг за мигом традиции, что тянулись когда-то в умах каждого. Взамен же, всему миру открылась загадка, о которой когда-то лишь гуляли слухи и догадки. Сула – есть ничто иное, как состояние ино. Она несёт в себе мощь всего спектра эмоций, мыслей существа, что запечатлевает сие силу на страницах книг. Эти книги мы называем — Зларивники. Зларивники, к сожалению, не дались другим расам, от чего мастера данного дела стали востребованы во всех уголках света. Секреты, что скрываются за такой загадочной силой, всегда меня интересовали, от чего моей целью с самого детства являлся поиск ответов. Именно сегодня, в моё пятнадцатилетие, я отправляюсь увидеть этот мир, чтобы написать собственный Зларивники.» — Юным писателям ни что не помеха. Сидишь в потёмках за письменным столом, жмуришься во всю за своей книжкой. — За мною сегодня важный день. Потом, и матушка всегда говорила, что голова работает лучше всего с первыми лучами солнца. — Что бы матушка не говорила, а завтрак тебя ожидает. Советую долго не распыляться перед страницами, а то всё остынет. — Хорошо, я обязательно подойду. Прохладное утро располагало настроению озорницы, от чего в доме не было места полному спокойствию. И лишь только задатки летнего зноя, что только нарастали вместе с суматохой улиц пригорода, беспокоили тишину этого дома помимо неё. — Сестрица, а когда я покину тебя, будешь ли ты по мне горевать? — А как тут не горевать? Убежишь, а хозяйство всё на меня. — Ну не стоит держать на меня обиду. Вот найду себе известность в мире и вернусь. — Подобное мне сил не придаёт. На утеху разве то, что на один рот станет меньше в доме. — Вот всегда ты так со мной. И даже слезинки не прольёшь, когда я уйду, верно? — Это решение не за день принималось тобою, — слова слышались с лёгким вздохом. — Все мы однажды покидаем родное гнездо. — Однако, ты никогда не решалась сама покинуть даже границ города. — Не все мы имеем волю на подобное. Некоторым проще жить с тем укладом вещей, который есть, — руки сестры протянулись к старому комоду, откуда показался платок, — но таким, как ты, этот мир даёт право стать новыми людьми. Возьми же этот платок и дай себе имя, с которым ты пойдёшь по свету. — Я последую желанию матушки и выберу одно из имён нашего народа. С сегодняшнего дня я никто иная, как Франка – дитя, оберегаемое шестью звёздами под началом судьи Ино. Да определит он моё предназначение в непростом пути, что я выбрала. — Красноречия тебе не занимать, как загораешься чем-то, — хоть это и было сказано с усмешкой, но лицо сестры излагало иные эмоции. — Ты только не докучай своему спутнику сильно. — Не всегда же мне быть проблемным ребёнком, — Франка улыбнулась, надеясь, что её голос звучит достаточно убедительно. — Я всё это время собирала всю свою ответственность ради этого момента. — Тогда я не имею права задерживать вас ни минутой дольше, о мисс Франка. Когда свобода была действительно получена, теперешняя Франка получила некое опьянение, хоть, просто-напросто, и покинула родной квартал, устремившись по улицам вдоль оживленных дорог к своему будущему спутнику. Дорматы изменили быт до основания, и с тех времён городок, в котором живёт Франка, стал слоёным пирогом. Сословия, места деятельности и народы в нём распределялись крайне закономерно. Ноги юной девушки подрагивали, когда она проходила вдоль каменистых стен рядом с мастерскими Ильмир, что могли в один мах прибить дитя и не заметить. Но, несмотря на их величественные и угрожающие тела, традиции этого народа ведали о преданности тем, кому они обязаны. Поэтому воины Ильмир были зачастую великими воинами королей Дормат, возлагая свои головы без сомнений за правителей. Уходя всё глубже в недра города, Франка охватывала взором всё, понимая, что вернётся сюда крайне нескоро. Пригород, где люди занимались собственным хозяйством, ремесленные дворы выше, рынки, дом справедливости и лечебница — вот те места, где девица обычно ошивалась и не имела желания вспоминать что-либо о двух последних зданиях. Но даже прожив всю жизнь в нём, ей было неподвластно распространение его границ. Улицы и здания вростались день за днём в этом удивительном городке, образуя всё больше вернакулярных районов, будто подобие паутины плелось от главных артерий каменной столицы, что устремлялись к стенам истинных правителей, разбредаясь и размываясь в ново растущих трущобах. Вот оно, наследие Дормат, что следовало за ними. Даже не проливая крови, они уничтожали то, что принадлежало великим народам — их самосознание, самоопределение. Так и умирают автохтонные языки в их деснице глобализации и шуйце повиновения. Сама же Франка толком и не помнила даже пары десятков слов на своём родном языке, отрывисто держа в голове некие образы из детства. Языком всем головам давно уже стал салица, на котором общались все подвластные Дормат. Десятки зданий сменяли друг друга в веренице переулков, и вот уже виднелось здание дона Казе, в чьём семействе и находилась персона, которая всегда жаловала Франке. Именно благодаря ей Франка и получила возможность вырваться за границы того мира, что она знала на протяжении всей жизни. Девушку приветствовали двустворчатые двери, покрытые напылением из драгоценных металлов, за которым скрывалась слегка обветшавшая тёмная древесина, похожая на раху. На них же весели и дверные молотки, не уступавшие по роскоши дверям. Хозяева просили не использовать их и аккуратно стучать рукой. Спустя буквально пару мгновений после стука, не заставив себя долго ждать, показался пожилой мажордом по имени Эрнест. — Здраствуйте, юная леди, я могу полагать, что вы явились к господину Амеди, — его впалые круги под глазами и морщинистое лицо, на котором не проявлялось ничего, кроме слегка натянутой улыбки, коя особо и не тянула на улыбку, создавали ощущение некой глубокой печали, нашедшей на старого дворецкого, однако его вежливость и спокойствие всё же заставляли не зацикливаться на подобных мыслях. — Да, вы правы, мистер Эрнест. Я надеюсь, что мой ранний визит не застал вас врасплох, — эти слова разбавили печаль на лице Эрнеста. — Что вы, мисс Франка, господин уже вас ожидает. Пройдёмте за мной. Семейство Казе старалось относится к Франке учтиво, не препятствуя желаниям младшего сына. Беря в расчёт, что Амеди имел неплохую успеваемость и не уступал своим братьям в интеллигентности, родители позволяли ему свободно вести свою жизнь, пока это напрямую не вредило доброму имени их рода. Франка знала это и, будучи взращённой в семье, в которой не забывали давнее происхождение, идущее от истых представителей высокородного семейства этих земель, имела некоторые знания манер. Это облегчало ситуацию для общения с Амеди. Вдобавок, Франка имела возможность завоевать к себе доверие со стороны его родственников и окружения, перекрывая изначальные сомнения и предвзятости. — Сюда, пройдите в комнату для гостей, господин вас ожидает там, — Эрнест указал на дверь и, было, собирался уходить, но к спеху добавил. — Кажется, у него важный разговор для вас. — Благодарю вас за всё, Эрнест. Франка вошла в комнату и увидела Амеди, который сидел, погруженный в раздумья, от чего он не сразу обратил внимание на посещающего. — Ох, дорогая Франка, простите моё бескультурье, — юноша вскочил с места, подошёл к девушке и, чуть ли не схватив её за руку, внезапно произнёс. — Простите, что я меняю правила договора, но это вынужденная мера. Мы отправляемся прямо сейчас. Никакой прислуги с нами не будет. — Амеди, я всё понимаю, но к чему такое беспокойство и спешка? У вас что-то случилось? — Отнюдь… Прошу, дайте мне время, и я вам поведаю всё. А пока, позвольте оставить вас в неведенье, доколе я не посчитаю это нужным, — Лицо его никогда не выставлялось на вид таким неуверенным и потерянным перед Франкой, что повергло её в смятение. — Я надеюсь, что вы в праве поручиться за то, что ничего плохого не случится из-за вашей тайны, — с одной стороны, эти слова могли означать неуверенность и беспокойство, с другой — показать, что Франка имеет доверие к Амеди, позволив себе опираться лишь на его слова. — Сказал бы я так, будь моя воля лгать моему единственному другу, но, увы, обещать сейчас я этого не могу, — отстранившись к окну, Амеди замолк, склонив голову. — Возможно, вы допустите ошибку, приняв согласие отправиться со мной, положившись лишь на одно только доверие, поэтому я ставлю перед вами выбор. Вы можете обдумать это. Франка ответила на выдохе, чувствуя, что Амеди, как бы он не старался всегда справиться со всеми заботами сам, сейчас надеялся больше всего на её поддержку. — Услышали бы вы от меня отказ, не будь я подобно птице, запертой в клетке, что рвётся наружу. Увы, я не вижу иных путей, кроме как пойти с вами и начать новую жизнь, как мне и полагалось, — окончив свою речь и погрузив комнату в безмолвие, Франка решила отвлечься от некой напряженности, что веяла вокруг их разговора. — Знаете, если бы я не ведала о вашем характере, то, думаю, что кому-то пришлось бы отправиться одному на дилижансе в этот длинный путь, но я не могу позволить себе бросить вас на растерзание какой-то кучке воров. — Хахаха, наверное, это какая-то неудачная шутка, я полагаю. Чем бы ваши слова не являлись, шутки в сторону, нам стоит уже скоро отправиться в путь. Прошу, — Молодой господин открыл дверь и указал рукою, пропуская Франку, на что она ответила ехидной улыбкой. За ней последовали несколько слов. — Я польщена вашей смелости бросить вызов миру, — Эти слова будто поймали врасплох молодого человека, но тот на них ответил молчанием и отвёл взгляд в сторону. Дальше всё случилось так, как и было сказано: они спустились, дилижанс был погружен, а лошади запряжены, Амеди о чём-то недолго разглагольствовал с Эрнестом, а Франка тем временем успела посетить один неприметный, скорее даже уродливый своим видом, ларёк, что был не так и далеко от имения дона Казе, после чего Амеди и Франка были готовы отправиться в путь. «Что есть ино в нашем мире? То, что следует с каждым существом до его последнего вздоха? То, что является истинной стороной людей? То, что оставили нам судьи? Для большинства это не шибко важные вопросы или лишь напрасные содрогания воздуха. Но лично я с самого детства чувствовала, будто у нас, Матахари, есть некое расположение к сути данных вопросов. Предназначение повести силу, что дана нам, на исцеление мира? Но есть такое ощущение, что мы ей пользуемся неверно. Не так как должны были. Слушая истории о великих владельцах Зларивники, ими можно вечно восхищаться, но все эти истории имеют плачевные концовки, о которых не любят говорить вслух. Что же за тайны открывались им, что ни один из великих Матахари не смог преодолеть порог десяти лет после написания Зларивники. Это были люди, что искали ответы, своё место в мире. Но что они нашли? Смогли ли обладатели успокоить своё рвение к постижению того, что под силу только им? На поиск ответов я и ставлю свою дальнейшую жизнь.» Дилижанс, на котором мы отправились во внешний мир, являлся далеким от слов “комфорт” и “безопасность”, ведь это была простая кибитка, чья суть заключалась в отторжении лишнего внимания. Но хотеть многого в нашем случае – неприемлемо, ведь теперь мы сами по себе, и стоит привыкать к ситуациям, которые бросает мир. — Прошу прощения, что отвлекаю вас от раздумий, но какие дальнейшие цели у вас? Не просто же двигаться, куда глаза глядят? — Даже если и так, то мне было бы всяко лучше двигаться без цели, чем оставаться в вечном погребении в том необъемлемом каменном гробу. Какие же причины у вас, Амеди? Вы ведь имеете большой потенциал в продолжении дел семьи, но вдруг в спехе покидаете всех, беря с собой меня. Что же они могут под… — Франку перебил относительно грубым тоном Амеди. — Подождите, выслушайте, вы не имеете к моим решениям никоим образом никакого отношения. У меня, как и у вас, есть свои цели. Это уж вы можете принять, в отличии от моего отца. — Больше звучит, будто это вынужденная мера, нежели личное желание. Не упоминая состояние, в котором прибывал Эрнест сегодня, — молодого человека данные слова разгневали. — Всё не так. Эрнест совершил проступок перед отъездом отца. Не успело и пройти часа, как мы покинули город, а вы уже пытаетесь обвинить меня в чём-то. — Он вас любит всем сердцем, и отпустить вас на произвол судьбы для него, скорее всего, сравне потере собственного сына, — Амеди остановил повозку и твёрдой поступью приблизился в упор к зачинщице, начав её отчитывать. — Да как вы смеете! Наглая, напыщенная девчонка. Вы его не знаете даже в половину от того, как знаю я. Прошу, избавьте меня от ваших колкостей и давления в мой адрес. Я стараюсь следовать своим манерам, но если вы не прекратите сей сюр, то наши пути с вами разойдутся. Франка ничего не произнесла в ответ, держа свой взор на его дрожащих глазах. Но содрогались они далеко не от злости. То был испуг, который вырывался сквозь маску, которая не могла удержать всей правды, непроизвольно пуская течи сквозь щели. Амеди, не услышав возражений, вернулся обратно на своё место, приведя телегу в движение. Он не мог себе позволить более срываться на неё. — Прошу извинить меня за грубость. Как бы долго мы не были с вами знакомы, но преступать мои личные границы я не позволю никому. Включая вас. Всё, что я прошу сейчас – время. Тон юной девицы сменился, став равнодушным, а её речь звучала так, будто ничего и не происходило. — Возможно, вы и могли бы стать замечательным наследником, но ваши взгляды на мир слишком отличны от взглядов главы семейства. — Верно, признать мои успехи для него чуть ли не приравнивается к удару лицом в грязь. Отец всегда имел архаичные взгляды на уклад жизни. Его место занял бы старший брат, как ни крути, ведь их взгляды ушли недалеко друг от друга. — Что бы они не решили в этом вопросе, теперь вам нет пути назад, мой дорогой друг, от чего и беспокоить вас подобное не должно. Разумеется, ситуация вокруг попутчика остра. И увидеть его впервые в таком нестабильном состоянии не иначе, как в новинку. Не тот вечно невозмутимый юноша, что держал эмоции подальше от себя, сидел на месте кучера. Весь его образ разошёлся по швам о то, что имело силу заставить такого человека настолько сильно потерять себя. Только одним судьям известно, что могло принудить Амеди бросить всё и пуститься в бега. — Если у вас есть план на ближайшее время, то куда мы направляемся? — Юг. Желательно добраться до Айнвайс. Там будет всё необходимое для пути на восток. — Не слишком ли далеко вы хотите отправиться? Там же империя вечных бурь. — Это не только в моих интересах, — Амеди развернулся к Франке и из его уст прозвучало то, что могло заинтересовать её. — Если конкретнее, там находится библиотека одного из предвестников. Полагаю, подобное вас заинтересует. — А вы, я вижу, используете мою падкость до знаний, — Франка устроилась поудобнее на своём месте и, не долго томя, продолжила. — Амеди, вы верите в магию? Этот вопрос крайне озадачил паренька, на что он только замешкавшись выдал. — Позвольте. Разве Зларивники не то, что мы называем силой судей? — Может это и так. Но вы видели, чтобы эти люди правили другими? — Трудно сказать, их способности всегда были крайне специфичны. Подобное и не применить для подчинения государств. — К этому я и клоню. Если бы судьи поделились частью своей силы, разве это не сделало обладателей могущественнее остальных? — В ваших словах есть доля правды, но судить об этом то же самое, что и надеяться на дождь в пустыне, — возможно это прозвучало и оскорбительно, но не задело девушку. Она повернулась на бок и негромко пробурчала. — Поездка предстоит долгой, а наши с вами диалоги утомляют до жути. Я прилягу. А как проснусь, заменю вас. — Пусть будет так, однако вам ожидается путь в ночь. — Не волнуйтесь. Я люблю любоваться звёздами. Можно сказать, они направляют меня, так что можете не расстраиваться. Одиноко мне явно не будет. Дорога обещала ничего кроме нескончаемых полей и лесов, изредка разбавляя путь деревушками, где не всяк мог связать на салица и предложения. Подобная ситуация, к сожалению, предвещала продолжаться вплоть до города под названием Глерад. Вспомнив о том, что Франка перед отъездом куда-то уходила, Амеди решил узнать, что за дела так срочно посетили её. Оторвав своё внимание от дороги, он перевёл его на юную девицу. Казалось, будто ещё недавно Франка была ни в одном глазу, но стоило ей прилечь, как пелена бескрайних миров захватила её сознание, отправив в глубокое состояние покоя. Подобное привело Амеди в небольшое недоумение. Кем бы она ни являлась, но это всё ещё подросток. Чувствую, такая персона доставит ещё немало проблем. Мне никогда не удавалось понять, что у неё в голове. Так вдобавок, она будто ведёт игру со всеми, кто окружает её. Хилая девчушка из небогатой семьи Матахари, что всё детство дралась в переулках с соседскими детьми, а после “подружилась” со мною, выходцем из знатной семьи. Звучит, как детская сказка, не иначе. Да и общались мы не так много, но она всегда относилась ко мне так, словно я тот, кому она готова доверить своё сердце. Подобного мой мозг не в силах понять, но из жизни я её так и не выкинул. Может хитрость и подвешенный язык заинтересовали меня тогда… И разве не абсурдно подобное? Абсурднее, пожалуй, наши взгляды на мир. Она гонится за правдой, пытаясь ухватиться за неё. Но для меня правда всегда лежит где-то там, в недосягаемости. Впрочем, я за ней никогда и не гнался. Меня не волнует подобное. Возможно, в этом и вся моя проблема. Я не собираюсь перекраивать под себя весь мир или раскрывать все его тайны. Но таких людей, как она, не остановит даже страх перед смертью. И силу, что несут подобные ей, стоит бояться. Такие персоны готовы растоптать других во имя своей правды и надуманной справедливости... Часы шли не то медленно, не то быстро, но для юноши прошедшего времени оказалось достаточным, чтобы прийти в себя и вернуть обыденное состояние. И когда солнце уже начало скрываться за горизонтом, на дороге показался контур, что так и напрашивался оказаться под копытами. Амеди схватился за упряжку, спешно остановив лошадей. — Простите, господин, вам не жаль лошадей? Раздави они вас, их бы охватила паника, а мне с ними ещё предстоит долгий путь. — А что мне, старому, облезлому сиромаху. Всё, что мне нужно от этого мира, уже дали Судьи, и терять мне давно уже нечего. — Так значит вы бродите по миру? И куда вас ведёт путь? — Эта дорога ведёт лишь к одному городу, вам и самим известно. Для меня же она значит большее. Все дороги ведут к покаянию и очищению. Однажды и я обрету прощение. — Раз наши пути с вами одинаковы, почему бы вам не присоединиться к нам, пока мы не прибудем в Глерад? Я бы хотел послушать вас, да и мне есть, что замолить перед Высшими. — И даже в грешной душе разгорается пламя надежды. Мне, глупому старику, уж не понять, куда движется этот мир, но пока есть такие великодушные люди, как вы, всё не так уж и плохо. Вы не пожалеете о своём поступке, — пожилой человек взобрался в кибитку и смиренно уселся рядом с багажом, прямо напротив спящей Франки. Немного похрипев, он начал. — С возрастом всё больше понимаешь, как мало ты значишь в этом мире. А жизнь и смерть – словно соседи. Никогда не знаешь, кто из них постучится к тебе в дверь. — Этот мир не отвечает добром на добро. С возрастом сердце гниёт, но люди имеют право жить сами по себе. — Я вижу, как вас переполняет сожаление. Я помогу вам загладить вину перед собой, но сначала ответьте. Девица, что вы везёте это ваша рабыня? — Извините, данная девушка моя спутница и друг. Сиромах охнул, язвительно продолжив. — Какая гадость. И каких только народов не встретишь в наши времена. Когда-то таких, как она, считали еретиками и прислужниками разрушения. Они против великой воли Судей. — Такие устои были до объединения государств. Я вижу, вы человек старой закалки, но воздержитесь от оскорблений в её адрес. В нынешние дни пособников старой церкви считают убийцами. Я же не жалую лишних проблем для себя, господин... — Селигат, — шипя проговорил старик. — Да, Селигат, — внезапно по всему телу Амеди прошлась подобно сверкнувшей молнии, менжа, заставив его сразу же смолкнуть после осознания. Он медленно обернулся и заметил руку, что копалась в сумке Франки. То была рука старика, что своим сморщенным лицом перевёл взгляд с сумки на юнца, представ пред ним с беззубым оскалом. Новый попутчик тут же вынул из-за пояса ржавый нож, на что Амеди вскочил с места и бросился на деда, придавив тому руку, держащую нож. Замахнувшись кулаком, юноша ударил пожилого мужчину в лицо с крайней жестокостью, впечатав его затылком в доски, после чего тот перестал сопротивляться. Из его смятого, уродливо смазанного носа начала лить кровь, а по щекам непроизвольно потекли слёзы. На этом Амеди не остановился, крепко начав сдавливать шею старика, пучащего глаза от глубокого отчаяния. Он давил всё сильнее, на что сиромах весь начал трястись, будто в конвульсиях. Теперешняя жертва кряхтела в удушье на последних издыханиях. От крови, что медленно стекала в его сдавленное горло, заполняя рот умирающего металлическим привкусом. Неужто я вновь убью кого-то? Зрачки ареда бегали по орбитам, а сосуды в белках медленно окрашивались багрянцем, будто сейчас лопнут. Я так низок, что снова совершаю это. Я хотел другого. Силы мужчины, казалось, начали покидать его, а лицо синело от застоя, как вдруг из той самой сумки неожиданно показалась его вторая рука со свёртком, с которого в тот же миг слетел платок, оголив волнистое лезвие, впившееся юноше в предплечье, когда тот потерял бдительность. Раздался вопль, стихнув раньше положенного, и дорогу укрыл покой. — Замолкни сейчас же, если хочешь жить.Существует только два образа жизни. Жить и осознавать, как мало ты значишь для остального мира, или как мало значит весь мир для одного тебя — иного не дано.