Билет к птичке

Когда-то давно, ещё в детстве, отец, неизменно сидя по вечерам за бутылкой, размеренно учил его жизни, вдалбливал необходимые истины в детскую голову. Он был военным, как и все мужчины в их роду – такая участь готовилась и ему. Мужчина, чуть растягивая гласные, рассказывал о воинской чести, о преданности, о заслугах его родственников перед Великой Песчаной Страной. Не то, чтобы он не любил подобные моменты – со временем эти разговоры просто приелись, и он спешил покинуть компанию захмелевшего отца. Долг с возрастом всё-таки заставил пойти его в королевскую армию, надеть мундир вместо холщевой рубахи и дать присягу в верности, склонив в толпе колено перед королём Арабасты. Случайный взгляд на высокий балкон уцепил крохотное голубое пятнышко – маленькая принцесса, сжимая в кулачках подол платьица, выглядывала из палат и неотрывно следила за отцом, с интересом разглядывая статную величественную фигуру. Он растерялся, даже забыл о том, что пора уже подниматься на ноги – сосед зло толкнул его, замешкавшегося, в бок и сердито шикнул что-то.Когда он вновь осмелился поднять глаза, голубая макушка принцессы уже скрылась внутри, словно растворилась в знойном воздухе. Девочке был год, не больше, но она уже умела ходить. Многочисленные няньки в униформе и накрахмаленных белых передниках ходили по пятам за шустрой принцессой, которая успела излазить весь дворец и даже заскучать среди величественных стен. Она словно запертая в клетке птичка просилась на волю, и ему до боли захотелось дать ей этот шанс. Фигура Шакала – кажется, того звали Чака, - стоящего за спиной короля, дала подсказку, как сделать это. Он поставил себе цель – добиться карьерного успеха и стать приближенным к королевскому двору. И никогда не забывал маленькую голубоволосую принцессу, чей любопытный нос показался в проеме дверей королевского балкона лишь на пару секунд – она стала для него символом свободы. Он не знал, почему так запала в душу веселая по-детски курносая девчонка, которая и говорить-то не умела, зато с любопытством глядела на мир смышлеными глазками и напоминала ему не то канарейку, не то жаворонка, не то быстрокрылую колибри... Даже её имя было свистящим, звонким – как ветер или как птичий свист: Ви-ви. Он нашёл газетные выпуски годовалой давности – на каждой странице мелькала круглая мордашка новорожденной принцессы; бережно вырезал каждый из них и спрятал под подушку. Как кто-то хранил революционные листовки, он в тайне ото всех берег её фотографии. Стать кем-то, чтобы приумножить честь их и без того привилегированной семьи... Наверно. Отец дружески похлопал его по плечу, услышав смелые планы. А торговец на чёрном рынке, оглядываясь, протянул ему Дьявольский Фрукт – его билет ко дворцу. Он не стал спрашивать, сколько крови пролилось за это чудо моря; просто отсыпал нужную сумму золотом и забрал покупку. Витиеватые узоры на нем заставили сердце сжаться отчего-то: не то предвкушения изменений, не то предчувствия беды … Слишком уж легко, как ласковая кошка, давалась ему в руки мечта. Он сомневался, стоит ли оно того. Бережно завернутый в парчу Дьявольский Фрукт лежал под подушкой нетронутый, рядом со свежими снимками маленькой принцессы, а он же подолгу гипнотизировал взглядом свою личную удачу и искал ответ, отчего же так стремится к королевскому двору. Кажется, честь его рода была не главной целью, а, скорее, приятным бонусом… День, когда у него впервые выросли крылья, на удивление не запомнился – но долгое время по ночам он с ужасом просыпался, заново переживая одно и то же: всё приближающаяся земля и тягучее, непроходящее ожидание соприкосновения с ней. Ответ на вопрос «стоило ли…» по-прежнему терялся среди прочих мыслей, среди обыденных вопросов и ежедневно возникающих всё новых и новых проблем. Зато тот день, когда он решил, что готов, воистину относился к тем, что зовут самыми счастливыми в жизни и обводят в календарях красным. Удача правда приняла облик любвеобильной домашней кошечки и ласково потерлась у него в ногах. На памятный балкон опустилась тяжелая как грозовая туча тень, а на перилах появилась странная птица, тут же обратившаяся в человека, склонившего перед королём колени. Мужчина не перебивал нежданного гостя, пока тот, изредка сбиваясь, просил то, чего так отчаянно жаждала душа. Монарх выслушал его молча, с уважением, а когда он замолчал, отчитал за вторжение и, удаляясь уже, дал самый важный в его жизни шанс. Вторым отцом с той поры Сокол называл Шакала. Тот научил его многому: и военному искусству, и хитростям их общего дара; да и просто помог освоиться во дворце. А настоящий отец даже пустил слезу, узнав, как высоко поднялся его сын – в переносном смысле, разумеется; о его трансформациях он и не подозревал, да и не хотел подозревать, наверно. Только счастливо восклицал, какого умелого воина вырастил, и как его внуки продолжат семейную традицию. Маленькая принцесса не жила во дворце, как оказалось – её детское личико он видел лишь на старых снимках и на портретах в коридорах, а спросить о девочке не решался. Боялся, что его поймут не так. Люди – они странные… Он был почти счастлив, отдавая себя службе целиком. Отец регулярно интересовался его карьерными достижениями, наградами, оружием, которым снабжена королевская армия; всем, кроме родного сына. Любовь – не удача, она не крутилась под его ногами, как кошка; скорее, вела себя как дикая пугливая олениха. Возможно, её страшил блеск ружий и холодность – увы, этого не дано знать никому. Голубоволосая принцесса появилась во дворце неожиданно, как снег на голову. Она ворвалась в палаты с шумом, криком, визгами и повисла на шее у отца, целуя его в обе щеки и щебеча как птичка. Уже не такая, как на его пожелтевших фотографиях: она сильно выросла, стала тоненькая как веточка, но всё так же задорно улыбалась и не говорила – пела. Ей так подходило то звонкое, свистящее имя, что дали ей родители… Фью-фью… Ви-ви… Как ветер в волосах… Как тонкоголосая птичка… Она не заметила его – умчалась, преследуемая прислугой, вглубь дворца, оставив за собой лишь грязные следы от босоножек и звенящую из-за отсутствия детского смеха тишину. Шакал посмотрел на него искоса, но промолчал – а он и не заметил. Маленькая принцесса словно оглушила Сокола своим птичьим голосом, она молчаливо звала его - не на помощь, зачем-то ещё. Он был глух к голосу сердца и не расслышал её конкретнее, только почувствовал. Нечто сродное тому, что услышал от годовалого ребенка, но в разы мощнее и ярче. К отцу он ходил всё реже: сначала два-три раза в неделю, потом от силы раз в месяц. Тот и не хотел больше – каждый раз он ждал лишь рассказов о военных подвигах, таких захватывающих, какие пересказывали из уст в уста веками, ждал королевских медалей или дипломов. Он однажды заикнулся о маленькой принцессе с голубыми волосами, а тот бесцеремонно встал и ушёл за новой бутылкой. Визиты не были праздником для него, неприятной, увы, обязанностью. Из другого конца страны пришло во дворец сообщение о том, что на очередном задании Сокол погиб. Оно было случайностью, банальной ошибкой, но успело опередить его возвращение на сутки. Любимец судьбы, он посчитал это знаком, подвернувшейся под руку удачей, и не стал переубеждать отца, который уже восхищался героически погибшим сыном. Сокол впервые нанес на лицо грим и сменил военную форму на белый балахон, чтобы тот не узнал его. Удача и правда любила его, заботилась, и, держа за руку, прочищала путь в будущее: маленькая Виви, наткнувшись на необычного парня в коридоре, восхищенно приоткрыла рот и заговорила с ним сама. Она задавала вопросы один за другим, смеялась и с радостью замечала ответную тихую улыбку. Игарам помешал тогда разговору – увел принцессу на примерку нового бального платья, но Виви не забыла нового знакомого. Спустя несколько дней, стоя на посту, он вдруг почувствовал, как сзади что-то налетело на него и счастливо взвизгнуло: голубоволосая девочка с разгона не вписалась в поворот и повисла на нем, зацепившись за одежду. Она всегда открыто улыбалась людям – и ему тоже. Сокол был счастлив. Когда-то он дал обещание защищать Великую Песчаную Страну и её народ, в душе, про себя, же добавил: «…и птичку». Маленькая принцесса по-прежнему напоминала ему птичку, желтоклювого птенчика, какую именно – он не мог определиться, как и не мог расслышать зов, что обращала к нему маленькая принцесса, сама того не ведая. Виви по вечерам часто выбиралась посидеть на тот самый балкон, где впервые Сокол увидел её. Она звала и его составить компанию, отказа «по-королевски» не принимала – шутила, конечно, а он был рад. И когда Шакал перенимал у него пост, он тут же летел к маленькой принцессе. Она смотрела на разливающийся вишней закат и красно-бордовое небо, говорила что-то… и потом попросила взять её в полет. Так просто, легко, как могут только дети. Голубоволосой птичке было уже пять, ей давно пора воспарить над остывающими к ночи песками. Отказать ей было невозможно. Да и какое право Сокол имел отказать особе королевских кровей?.. Она крепко обнимала его за шею и впервые секунды визжала громко и пронзительно, зажмурив от страха глаза. Но он летел ровно, не петляя и не пикируя, и Виви, осмелев, смотрела на уходящее солнце, цепко хватаясь за одежду, за перья и в восхищении открывала рот. Воздух срывал резинку с её волос и вьющиеся пряди волнами нежно били девочку по лицу, гуляли по ветру, сияя в последних лучах умирающего светила. Года шли, он старел, Виви росла. Она походила на птичку куда меньше, но для него всё ещё оставалась тем птенчиком, который летать не мог, но хотел. Он даже осмеливался называть её своим другом – единственным, исключая Шакала. Виви очень изменилась, и он почти расшифровал её зов. Храброй принцессе не нужна была защита теперь, он уже сыграл в её жизни свою роль – голос её сердца не стих, он изменился. Теперь ей был нужен не охранник – друг. Взрослая птичка с тем же звонким певчим именем… Ви-ви…