как дружить, не влюбляясь

Сан любил Уёна. Любил его волосы, мягкие-мягкие, такие, что через них не пальцы — душу приятно пропускать; любил губы, чуть пухловатые, кроваво-алые и будто созданные Богом для поцелуев; любил шею и руки, из-за которых и он, и многие фанаты теряли сердце, ведь смотреть на них и просто продолжать спокойно жить невозможно. Любил глаза, в которых только топиться. В них искрится искреннее веселье, после проделанной шалости, и много-много любви. Немного опасной, кусачей, как сам Уён, и донельзя домашней. Сан утоп и выплывать не собирается. — Ты чего? — Чон льнёт к чужому широкому плечу и вертит головой, стараясь заглянуть в глаза. Стараться не надо — Чхве смотрит, не отрываясь и не отрывая [себя]. — Я? — с задержкой говорит он, слегка смешавшись. — Разве что-то не так? — Глаза у тебя странные. Не всегда, — Уён машет рукой на приподнятые в удивление брови, — когда я встречаюсь с тобой взглядом. Он всегда был поразительно честен. — Смущаюсь, — со смешком отвечает Сан и улыбается. Он не врёт. Не совсем. — Хэй-хэй! Прекрати, — друг возмущённо толкает в плечо и тут же замолкает, выпрямляясь. Создавая расстояние между не телами — сердцами. — Ты ведь знаешь, что можешь мне всё сказать? Amicus ad aras, все дела. Да-да, «друзья до смерти». Возможно в этом-то и дело. Сан жует губу, подбирая слова, что не заберут его человека. Не заберут Уёна. — Слишком много думаешь. На тебя не похоже, — тон у него привычно язвительный, но всё ещё тёплый, как солнце в конце лета. — Ты слишком строг ко мне, — смеётся Сан и хлопает по руке. Чон ловит его ладонь и переплетает пальцы, чуть сжимая, будто поддерживая и давая силы на откровение. Это неловко и не помогает, только сбивает и наполняет страхом. Хочется солгать, но Чхве только это и делал в их отношениях. Чаша малодушия переполнена и превращается в корыто. — Я влюбился. «Люблю» — точнее, но уязвимее. Уён приподнимает подбородок и косится на него, по-лисьи щурясь. Молчит некоторое время; у Сана пальцы дрожать начинают. Рукава кофты кажутся отличным решением проблемы и предметом отвлечения от тягостной тишины. Непривычной, когда рядом этот человек. — В меня, что ли? Это должно было прозвучать грубо, но звучит неуверенно, с глупой надеждой на «нет». — Да? Да. — Плохо, — Чон слегка [ещё больше] отстраняется и между ними не метр — чертов световой год, который пересечь — это от души клочки оставить. — Мне нельзя чувствовать вину, ты знаешь. Но и ты… Ты не виноват тоже. «Просто химия, просто гормоны», — очевидно хочет сказать он, но обрывает себя. В комнате неуютно, холодно и хочется в танцевальный зал. Подальше от чужих тонких пальцев, что запутаны в его, и кофты, которая фантомно колит и жмёт. Фантомно только болит. Чуть-чуть, даже незаметно на первый взгляд, но Сан знает и этого знания достаточно, чтобы падать всё ниже в глаза, прячущие от него правду, неуместную и дурацкую, как Уён и его ответные чувства.