Ты моё одиночество

      Свет софитов бьёт прямо в глаза. Адриан стоит на сцене, запрокинув голову, и обнимает руками пустой зал. В воздухе висит напряжение, нить которого грозится лопнуть под натиском отзвучавшего из колонок аккорда. Кажется, что пустота глотает музыку, не оставляя от неё ни ноты. Она только давит на плечи Адриана, заставляя в очередной раз переживать ощущение потерянности.       Он здесь совершенно один, такой привыкший к этому. Так почему хочется сбежать, забиться в угол подоконника и смотреть на Париж, утопающий в серости дождя? Непривычная картина, которая существует лишь в его голове, но по которой он по необъяснимым причинам скучает. Там, где Адриан сейчас находится, куда дождливее, чем в иллюзорном мире, однако это место по-прежнему остаётся чужим. Адриан не чувствует ничего и в то же время чувствует слишком много, чтобы выразить: растерянность, скуку, равнодушие, тоску, холод, боль.       А ещё ему чертовски одиноко.       Каждому известно его имя: Адриан Агрест. И это на самом деле странно, будто всякий раз стоит ему посмотреть в зеркало, он увидит не себя, а кого-то другого. Куклу в картонной коробке. Марионетку, нити которой тянет призрачный кукловод. Невидимку без желаний и стремлений. Адриан живёт с этим день изо дня: с дырой в груди, с грудой мусора и пустыми стульями в сердце.       Вроде жизни Адриана-подростка и Адриана-взрослого в корне отличаются, ощущаются иначе, но он остаётся неполноценным, незавершённым, несовершенным. Чего-то не достаёт, но он не может найти этого. Если ему повзрослеть ещё чуть-чуть, всё закончится, да? То, что не даёт спать ночами, что наслаивается в тишине, что молча убивает. Одиночество.       Адриан опускает голову и направляется в гримёрку, чтобы подправить макияж. Всего лишь личная репетиция перед официальным прогоном, но он обязан поддерживать имидж безукоризненного айдола, идеального во всём. Цепи на его шее и джинсах позвякивают при ходьбе. Капля пота застывает у виска, держится силой воли. Он сильный. Он справится. И плевать, что некому позвонить и выговориться, некого позвать на помощь.       ...У Адриана есть всё, но ему так чертовски одиноко. Вот бы хоть кто-нибудь понял. Ему нужен один-единственный человек.       — Чего уши повесил, котёнок? — тонкие женские руки появляются перед его лицом. Сказанные слова пропитаны вежливой заботой и украшены дружелюбной улыбкой.       — Снова колдуешь над моим образом, Тикки? — Адриан усмехается. Он отлично справляется сам. Так зачем ему визажист?       Тикки присаживается рядом и кладёт руки ему на плечи.       — Разве ты не знаешь своего отца? Всё должно быть...       — ...идеально, — с приторным оскалом заканчивает Адриан.       — Рада, что ты понимаешь, — она поспешно встаёт и направляется к столику.       — Слушай, а ты точно не дочь Натали? Или её сестра? — пока Адриан осыпает Тикки вопросами, она перебирает кисти, палетки и тюбики. — Больно вы похожи.       Тикки цокает, закатывает глаза. Её острые ногти едва царапают его подбородок, когда слой за слоем наносится косметика на веки, щёки и губы Адриана.       — Не язви, котик. Скоро Плагг придёт, он тебе устроит.       — Боже, спаси меня от твоего придурка-парня!       — Он твой менеджер вообще-то. И не дергайся, пожалуйста, а то нарисую кривые стрелки.       — Ты ещё и стрелки рисуешь?!       — Шучу, — Тикки убирает руки, отходит на полшага и оценивает проделанную работу. Чудесно.       Дверь гримёрки неслышно открывается. Из проёма показывается чёрная голова. На секунду Адриану мерещатся кошачьи уши, торчащие в разные стороны.       — О, вот вы где, — смуглое лицо озаряет глуповатая улыбка.       — Пла-агг, — Тикки игриво растягивает гласные. Адриан хочет повеситься от неловкости. — Адриан тебя заждался.       — Правда? Что ты натворил на этот раз, пацан? — Плагг опирается о косяк. Ехидство так и сочится.       Адриан только бурчит в ответ, молясь, чтобы его не услышали:       — Связался с тобой и твоей подружкой.       Молитвы были напрасны.       — Эй, мы же о тебе заботимся! — лицо Тикки принимает столь озабоченный вид, что Адриан чувствует себя виноватым.       Они оба всегда искренне переживают о его благополучии. Как старшие брат и сестра, которых у него не было. Как родители, которых он потерял. Адриан безмерно благодарен им: они скрашивают одиночество. Его две маленькие причины, чтобы жить.       — Я знаю, — два слова и чистая улыбка.       Будто в их мире не существует ничего, кроме этой странной дружбы между звездой и его менеджером и визажистом.

***

      Сейчас каждому известно прошлое Адриана Агреста: его мать, известная актриса и пианистка, пропала, когда он учился в средней школе. Отец бросил все силы и средства на её поиски, забыв о сыне. Когда Адриан закончил старшую школу, тело его матери нашли в маленьком французском городке. Эмили Агрест была неузнаваема: вместо зелёных глаз зияли две чёрные дыры, розовые губы побледнели, иссохли и с трудом угадывались на мертвенно бледном лице.       «Вправду мертва», — холодно подумал Адриан, давно смирившийся с потерей матери.       В отличие от отца, который не выходил из депрессии около полугода и чуть не загремел в психбольницу, но вовремя одумался. Он оставил карьеру дизайнера и реформировал компанию, основав развлекательное агентство «EA Entertainment». В честь любимой жены Эмили Агрест.       Вот такой «стеклянный» дом был когда-то у Адриана Агреста. С июня, прошедшего три года назад, у него не было ни дома, ни семьи. Лишь контракт с директором агентства месье Агрестом.       Вероятно, именно это является ценой славы — грёбаное одиночество. Так Адриан платит за деньги в раннем возрасте: своей слабостью и невозможностью получить поблажку. Непрекращающейся критикой в адрес глупого-ребёнка-Адриана.       Чёртова. Жизнь. Знаменитости.       Адриан скрывается в ночи, разъезжая по всему городу на мотоцикле, чёрном, как его мысли и душа. Сквозь чернильно-угольное небо пробивается лунный свет. Он затапливает Адриана, скользит лучами по его фарфоровому лицу. Ветер на ста двадцати гудит в ушах хуже фальшивой ноты. Адриану нравится: быть оторванным от мира, быть свободным от золотой клетки, быть обманчиво счастливым. Он пускает фантомы гулять по лёгким и, пересчитывая рёбра, распевать песни. Наверное, вот такие одинокие приключения — тоже часть популярности.       После полуночи на мосту случается волшебство. Город примеряет яркие одежды: красочными пятнами расплываются фейерверки, фонари задорно хохочут и скалят зубы. Сотни крошечных огней освещают улицу и сердце Адриана.       Наконец, он видит её, девушку с иссиня-чёрной косой и вплетёнными в неё звёздами. Что-то давно забытое колышется в груди. Тёплое и родное. Так ощущается дом.       — Привет, — улыбка рвётся наружу, и он не в силах сдержать её, — Маринетт.       Она оборачивается, её лицо сияет ярко-ярко, а в синих глазах пляшут смешинки.       — Адриан Агрест, ты опоздал.       Наверное, Маринетт следует обидеться, но не выходит. Всё-таки любовь — она такая, простит что угодно.       Адриан подходит к Маринетт близко. Очень. Между ними лишь пара ненужных сантиметров. Он уничтожает их одним движением, целуя сладкие губы любимой. Да-да, любимой. Ведь чтобы жить, ему недостаточно двух причин. Маринетт — его главная причина. Причина любить.       Целая вечность проходит, прежде чем Маринетт и Адриан берут передышку.       — Знаешь, — начинает вдруг Адриан, — ты моё одиночество.       На лице Маринетт недоумение выглядит слишком забавно.       — В каком смысле?       — Когда я с тобой, мне не одиноко. Но когда тебя нет рядом, одиночество чувствуется ещё сильнее, чем если бы мы никогда не встречались.       Она касается его горячей руки.       — Ты жалеешь? — её голос дрожит и надламывается.       В ответ Адриан только крепче сжимает её ладонь. Вместе они со всем справятся.