Мамин сын

      - Запомни, А-Яо, чем красивее мужик – тем больше вероятность, что он козел.       Мэн Яо на всякий случай кивает, помогая матери уложить волосы в подобающую прическу.       - Поэтому никогда не пытайся ничего поиметь с красивого мужика – у него таких, как ты, целая очередь, и он об этом прекрасно знает. Лучше насядь на средненького, но позажиточнее – и он положит к твоим ногам весь свой мир.       А на следующее утро Мэн Ши прячет в простенькую деревянную шкатулку новую шпильку из резного серебра, достает из тайника свиток бумаги и бисерным почерком выводит окунутым в тушь куриным пером непонятные закорючки, похожие на набор палочек с завитками. А-Яо, с грехом пополам, умеет их читать – правда, через раз, поэтому знает, что мама записывает данные клиента. Имя или отличительная черта, что подарил, что понравилось, краткий пересказ разговоров. Когда этот мужчина придет в следующий раз, Мэн Ши встретит его во всеоружии – с нужной шпилькой в волосах и маской томящейся от любовных чувств к своему «благодетелю» дамочки, жадно ловящей каждое сказанное в ее сторону ласковое слово.       Почему-то каждый очарованный ею клиент свято уверен, что он у нее единственный особенный, самый-самый, и что она за ним и в огонь, и в воду… и что влюбленная образованная шлюха – зрелище достойное того, чтобы к нему возвращаться раз за разом, тратя на забавную игрушку баснословные суммы денег.       Мэн Ши – самая знаменитая, самая прибыльная, и самая эпатажная шлюха на всю Поднебесную, несмотря на десятилетнего сына, нетоварный возраст и непомерную наглость. Причем прибыль она приносит всему городу скопом – тавернам, чайным домикам, ювелирным лавкам, и небеса знают чему еще, куда сворачивают гости, прибывшие в Юньпин специально ради известной красавицы из ивового терема. А ведь благородных господ почти всегда сопровождает свита – охрана и слуги, которым нужно где-то ночевать, пока их хозяин изволит развлекаться весенними играми. И всем им приходится раскошеливаться, ведь цены в Юньпине столь же высоки, как и самомнение его главной примы. О, Мэн Ши знает свою стоимость, как никто другой – потому не стесняется наседать на Хозяйку борделя и на кормящихся буквально с ее рук ремесленников, требуя себе содержание по высшему разряду.       - Вы хотите богатеньких клиентов, которые принесут вам еще больше золота, или чтобы я обрюзгла, покрылась морщинами и померла от дизентерии? – всегда прямо говорит она, усмехаясь в лицо недовольной ее тратами Хозяйке. Удивительно, но та всегда уступает, предоставляя и горячую ванну с лечебными травами каждый день, и лучшего в городе массажиста раз в неделю (плюс раз в полгода курсы по десять дней), и фрукты с мясом в рационе питания.       За все это счастье она слыла привередливой зазнавшейся сукой, повредившейся прелестной головушкой после рождения ребенка. С другой стороны, она так же слыла сукой расчетливой и чрезмерно умной – А-Яо серьезно поражался, когда понимал, что при всей ее двоякой славе мужчины неизменно велись на влюбленный взгляд и смущенную улыбку.       - Да все просто, - смеялась Мэн Ши каждый раз, когда ее сын пытался разобраться в человеческой психологии. – Ни один мужчина в местном махровом патриархате не сможет устоять от желания сломить и подмять под себя женщину, которая мнит о себе слишком много. Они все хотят показать мне мое место – и самоутвердиться за этот счет. Стоит только немного поломаться, а потом пасть под натиском их «харизмы, силы и правоты»… И все. Мужик твой. Бери его готовеньким. Умных женщин, А-Яо, не любят, будь они хоть шлюхами, хоть заклинательницами. Поэтому такие, как я, должны быть либо чертовски сильными, либо чертовски хитрыми.       Потом она добавляла:       -…Но ты, А-Яо, мужчина. Поэтому ты должен помнить еще кое о чем: для тебя умная женщина может стать в первую очередь проблемой. Если ты хочешь быть единолично главным в своей семье – и думать не смей о таких, как я. Равноценного союза у вас с такой девицей не выйдет, как ни старайся, а ты у меня слишком умен и амбициозен, чтобы позволить подавить себя и отдать всю власть ей. Но и совсем глупышек не выбирай, глупая женщина еще страшнее, чем умная. Да и генофонд попортишь, я не хочу тупых внуков, понял?       Мэн Яо обычно блеял в ответ что-то согласное, понятия не имея, как на подобные уроки стоит реагировать и нужна ли матери его реакция в принципе.       Сына Мэн Ши учила всему, что знает сама. А знает она столько, что иным мужчинам и не снилось, пусть и знания ее весьма… специфичны. Мэн Яо под руководством любимой матушки быстро понял, почему нужно мыть руки перед едой и почему нельзя есть с пола. А также, что раны можно обрабатывать крепким алкоголем и что сотрясение мозга не лечится пляской с бубнами, а еще немного вник в методы маркетинга, клиентоориентированности, пропаганды и концепцию, что все люди на земном шаре, в общем-то, идиоты. Особенно если старательно их убеждать в их же непревзойденной гениальности.       - Не знаю, будет толк от твоего папаши или нет, - говорила мать в промежутках между уроками, раскладывая перед отполированным медным зеркалом кисти для макияжа и придирчиво принюхиваясь к пудре. – Но ты у меня и без этого вашего магуйства в люди выбьешься. На крайняк, очаруешь какую-нибудь госпожу или господина побогаче и будешь альфонсом местного разлива.       Быть альфонсом Мэн Яо не хотел, поэтому изо всех сил налегал на книжки по заклинательству, которые мама покупала ему в несметном количестве и периодически сама же почитывала, в какой-то момент увлекшись медитациями и комплексами упражнений, комментируя их примерно так: «жаль, до йоги еще не додумались, а ну-ка, сын, иди сюда, щаз мы тебе растяжку устроим». На счастье, в деньгах Мэн Ши не нуждалась, позволить себе баснословно дорогие учебники могла. И даже нанять своему ребенку преподавателя, как какому-нибудь наследнику клана, чтобы лично обучил чтению, письму и «ёпт-твою-у-меня-в-глазах-от-этих-палочек-рябит-сам-учи» счету. Музыкальные искусства и живопись А-Яо осваивал прямо в борделе. Девушки, которые относились к Мэн Ши достаточно приветливо, чтобы она с ними общалась на равных и понемногу делилась опытом своего «успешного успеха», честно старались привить мальчишке навыки игры на цине и эрху, и у него даже, вопреки ожиданиям, получалось. В отличие от матери, которая задорно бренчала на гуцине что-то, что именовала «собачим вальсом» и самокритично признавала, что клиентам свои скудные навыки лучше не демонстрировать. Никогда. С живописью у них не складывалось у обоих – что у Мэн Ши, держащей в руках кисточку только для того, чтобы нанести себе боевой раскрас куртизанки или каким-то чудом нарисовать себе новое лицо (полезный навык, впоследствии не раз А-Яо пригодившийся), что у ее ребенка, прекрасно овладевшего каллиграфией, но физически неспособного нарисовать что-то хотя бы симпатичное. Мама советовала продвигать свои художественные потуги, как инновационный стиль и уверяла, что успех – дело правильной рекламы. А-Яо методы на всякий случай запоминал, но в свою криворукость верил больше.       Так и жили. У матери Мэн Яо учился даже большему, чем она давала ему осознанно, просто потому что по-детски искренне восхищался ей. Мать, со всей своей экстравагантностью, вычурностью, не наигранным пренебрежением к заведенным устоям и порядкам, была той, на кого не грех было равняться. Она всегда смотрела собеседнику в глаза и не гнула спину больше необходимого. Она бесстыдно оголяла плечи и высмеивала «коллег», которые пытались приструнить ее бесстыдство. Она гордилась тем, каких высот достигла в своем деле и не стеснялась напомнить об этом окружающим.       - Если ты, милочка, - презрительно цедила она сквозь зубы, глядя сверху вниз на очередную девицу, вздумавшую попрекать ее властностью и грамотностью, мол, заигралась ты в благородных дам, старая шлюха. – Не способна предложить своим клиентам ничего, кроме своей потасканной пилотки, то это не мои проблемы. Ко мне ходят получать удовольствие – эстетическое, моральное, телесное. А к тебе – трахаться. Улавливаешь разницу?       Девицы обычно не улавливали, но под напором авторитета краснели и сливались, неспособные возражать. Иногда они пытались ей подражать – но, насколько мог судить А-Яо, получалось у них… фальшиво. В них не было той естественности, которой сквозило от Мэн Ши. Там, где девицы всегда заставляли себя – переступать через остатки воспитания, игнорировать вековые устои – Мэн Ши просто жила, не прилагая никаких усилий.       Она была той, кто она есть и умела этим наслаждаться.       …а потом Мэн Яо стукнуло пятнадцать лет и мать, сунув в руки отцовскую жемчужину, выперла его из дома на вольные хлеба, выдав напоследок сомнительное напутствие помнить, что он красивый юноша, а значит – обязан быть козлом. Самым роскошным козлом в Поднебесной, чтоб мать не опозорить.       Лучше б денег побольше отсыпала, стерва старая.       К Цзинь Гуань Шаню у Мэн Яо отношение было, если честно, двоякое. С одной стороны, он мог бы забрать их с мамой из борделя к себе в Орден, чтобы они жили, как приличные люди. С другой стороны, мать от приличного человека далека, как Вэнь Жо Хань от милосердия, так что все равно бы не пошла, даже если б позвали и паланкин к порогу борделя подогнали. В среднем арифметическом выходило, что А-Яо обиду на папеньку не держал, и в какой-то мере даже уважал. Сильный заклинатель! Глава Ордена! Ух! Круто же! И на влюбленный вид матери не купился, что говорило еще и о том, что папенька умный. Правда, в таком случае А-Яо не совсем понимал, почему мать вообще позволила себя оплодотворить. Ребенок при ее статусе – едва ли не смерть, и хотя она успела наглядно доказать, что ни гуя подобного, она и с постреленком за спиной еще охо-хо и местами даже ого-го, все равно при зачатии никаких гарантий на счастливый исход у нее не было. Мать же, при попытке выяснить правду, саму себя всегда называла дурой, но сына гладила по голове ласково, смотрела с искренней любовью, и заверяла, что ни о чем не жалеет. И цинично добавляла, что мужик в процессе воспитания ребенка элемент, конечно, желательный, но далеко не обязательный.       И все же, Мэн Яо жаждал отцовского признания. В его не таких уж тайных мечтах, вызывавших у матери закатывание глаз и печальные вздохи, все было сладко-золотисто. Вот он приходит в Лань Лин Цзинь, вот преклоняет перед отцом колени и протягивает ему жемчужину, как символ кровного родства. Потом он облачается в золотые одежды, получает от папеньки вежливое имя и становится за его правым… ладно, левым плечом. За правым пусть остается законный наследник, он не претендует. Возможно, конечно, еще придется доказать, что он достоин и левого плеча, но да ладно. В жизни только срамные болячки даром достаются, можно и потерпеть парочку испытаний. Мать на него денег не жалела, не сильно-то А-Яо орденцам и уступает, прорвется как-нибудь.       Ну… не стоило ему забывать, почему мама была крайне невысокого о папаше мнения.       В реальности вместо золотых одежд Мэн Яо получил пинок с лестницы и повод на папеньку обидеться. Только он все равно не обиделся. Оскорбился – да, возжелал любыми путями доказать, что он достоин фамилии «Цзинь» – тоже да, но не обиделся. Мама учила, что обиды нужно смывать слезами, деньгами и кровью, а на такую рыбку, как Цзинь Гуань Шань, у А-Яо хватало мозгов не зариться. Пока что.       Домой возвращаться было идеей откровенно паршивой, Мэн Ши его со свету сживет саркастичными подначками, да и светлая мечта стать заклинателем никуда не делась. Так что А-Яо, тщательно все обдумав, отправился в путь куда глаза глядят, надеясь, что жизнь подарит ему возможность проявить себя и доказать отцу свою значимость.       Ага.       А мама говорила – бойся своих желаний, А-Яо. Они имеют свойство исполняться и бить по голове разводным ключом.       Не то, чтобы А-Яо понимал, что такое разводной ключ, но полагал, что война с Вэнями под это определение вполне подходит. Впрочем, говоря откровенно, он мог бы с чистой совестью свалить из зоны боевых действий и отсидеться в том же Юньпине, благо, мирных жителей боевые действия коснулись мало, а шлюхи во все времена для армии являлись ресурсом не менее ценным, чем еда и боеприпасы… Но Мэн Яо жаждал подвигов, приключений и оторваться от маминой юбки, так что выбор оказался сделан еще до того, как вопрос вообще успел сформироваться.       Война наглядно показала, что красивого козла из Мэн Яо так и не выросло, зато шлюхин сын – еще какой. Он с легкостью врал всем встречным-поперечным; играл спектакли, то прикидываясь невинным агнцем, то показывая лицо расчетливого целеустремленного юноши; помаленьку шпионил; привлекал внимание сильных мира сего и старательно нравился людям. Правда, люди особо не хотели, чтобы он им нравился, и все норовили за глаза обсудить его семейные связи и личную жизнь – его это раздражало и бесило, но не обижало. Да, его мать – шлюха из ивового терема, но извините-подвиньтесь, ни у кого из тех подонков, что треплют языками за его спиной, а то и в глаза, никогда в жизни не хватит денег, чтобы провести с Мэн Ши даже одну тлеющую палочку времени, не то, что целую ночь, как им мечтается. Пф. Фантазеры.       Но натравить на них Не Минцзюэ А-Яо все-таки не постеснялся. Ибо нечего судачить почем зря.       Собственно, Глава Не и оказался тем самым красивым козлом в жизни Мэн Яо, о котором его неоднократно предупреждала мать. А Лань Сичэнь – просто красивым. Первый Нефрит на козла не тянул, с какой стороны ни посмотри (ох, с каких только сторон А-Яо не отказался бы посмотреть и, желательно, пощупать…), но ситуацию это не улучшало. Мэн Яо, тогда еще даже не успевший самозаслаться к Вэнь Жо Ханю под бок, слюнями исходил и мотался от одного к другому, не в силах выбрать между здравым смыслом и типичным «ка-а-акой роско-о-ошный муда-а-ак». Самое обидное, что те двое в выборе не помогали, начисто игнорируя потуги сына шлюхи привлечь к себе внимание определенного рода. Небеса, он иногда подозревал, что даже если он пройдется перед их носами голышом с табличкой «возьмите мою хризантему» на шее, эти два идиота все равно его усилий не заметят.       …возможно, Лань Сичэнь все-таки тоже немножечко козел.       У Вэней было даже относительно хорошо. По крайней мере, Мэн Яо перестал просыпаться по утрам с каменным стояком и начал радоваться уже тому, что вообще проснулся живым и в своей постели, а не в Огненном Дворце на какой-нибудь дыбе. Нет, он мог на эту тему пошутить… но при взгляде на Главу Вэнь как-то не очень хотелось отпускать двусмысленные шуточки. Даже с учетом того, что Вэнь Жо Хань у матери в покоях тоже успел отметиться, а значит, вполне себе человек из крови, плоти и любопытства.       Вот только мама, эта самовлюбленная женщина, больше всего ценящая деньги и комфортную жизнь, после его единственного визита еще полгода мечтательно вздыхала, что только добавляло Мэн Яо здравых опасений и начисто отбивало последнее желание скабрёзничать. Мало ли. У него там еще Глава Лань не пощупанный, Глава Не необлизанный… Ну его, этого Вэнь Жо Ханя, к гую.       К гуям он, что характерно, и пошел. Мэн Яо лично поспособствовал, чуть не получив за это зуботычину от все еще необлизанного Главы Не. Но «чуть» не считается, так что, получив наконец-то признание отца, титул «Лянфань-цзюнь» и статус названного брата своих красивых козлов, А-Яо с тем самым упорством, что уже успел проявить при достижении поставленных самому себе целей, взялся за штурм неприступных крепостей Цинхэ Не и Гу Су Лань. Обоих сразу, ибо выбрать одного так и не получилось, а мама в таких случаях советовала не заморачиваться и брать, что дают. Мэн Яо честно собирался очень сильно постараться, чтобы ему дали всё.       В конце концов, он не просто сын шлюхи – он сын самой талантливой шлюхи во всей Поднебесной!       А папеньку он, пожалуй, все-таки убьет. Политика у него какая-то гнилая, да и возиться с остатками Вэней, рассылая их по трудовым лагерям, Мэн Яо элементарно некогда. Он занят попытками убедить Чифэн-цзюня, что игры в тучку и дождик можно проводить не только посредством взаимодействия янского корня с хризантемой, есть и другие, не менее приятные способы. И Стигийская Тигриная Печать А-Яо тоже даром не нужна. Пусть вон, Цзысюань разбирается с родичами своей жены, а ему и так хорошо живется, особенно когда Цзэу-цзюнь соглашается на расслабляющий массажик.       Нужно же оправдывать маменькины ожидания и не позорить имя знаменитой ночной бабочки Мэн Ши.       Кстати, надо бы ей письмо написать, наверное. Обрадовать новостью, что внуков она в этой жизни не получит...