симфония планид

      Взгляды-иголки впиваются в затылок, в руки, в грудь - во всё тело, стоит Кадзухе появится в очередной деревушке. Он шагает тихо, скрывает алые глаза под полями шляпы, но и без того привлекает лишнее внимание.       Воздух здесь в одно мгновение стал тяжёлым - жители деревни напряглись и поближе подобрались к домам, подобно птичкам, учуявшим дух хищника рядом с их гнездом.       Кажется, он должен привыкнуть к этому. Но горло всё равно жжёт - дышать труднее с каждым шёпотом, где скользит: — Чужак. — Да-да, вон, в какой одежонке забрёл. — На нём кровь и куча бинтов. — Самурай? — Неважно, чужак и есть чужак. Гони детей в дом.       Кадзуха замирает у перекрёстка. Ставни оглушительно захлопываются, улицы средь бела дня пустеют. Ночлега ему явно здесь не найти.       Сжимает потухший Глаз Бога крепче в руке, обмотанной багровыми бинтами. Сегодняшним утром у него пытались забрать единственное упоминание о товарище - пришлось бороться и вновь проливать чужую кровь. — Добрый день, — говорит тихо, подходя к забору, за которым женщина поднимает пустое ведро. — Где я могу найти но... — Уйди от моего дома! — истерично верещат в ответ и исчезают в под соломенной крышей, хлопая дверью.       И их не трудно понять.       Потому Кадзуха продолжает свой путь по дороге, слышит, как женщины просят мужей достать вилы. Не решается подойти к кому-нибудь ещё раз - шум наводить тут будет лишним.       Находит за деревней дерево, на самую толстую ветку которого взбирается и уходит в чуткий сон. — Дяденька, ягод не хотите?       Кадзуха вздрагивает, смотрит вниз, а там, у самых корней, стоит мальчишка. — Ягод? — Вы ведь голодны?       В маленьких ладошках несколько жёлтых ягодок, одну из которых Кадзуха скромно принимает. Сладкий сок оседает на языке, и горло перестаёт жечь, когда мальчишка спрашивает: — Вы путешествуете, да? А были в Ли Юэ? Я слышал, там золотые деревья! — Нет, не был. Но раз уж там деревья в золоте... Возможно, я туда и направлюсь, — Кадзуха мягко улыбается. — А расскажете потом об увиденном?       Мальчик не дожидается ответа - его крепко-крепко хватают за плечо и уводят за дерево, а после исчезают. — Уходите и не тревожьте мирных жителей, — по ту сторону - голос "дяденьки". — Мы их не тронем, если спокойно отдадут всё, что нам нужно, — группа нобуси берётся за рукоятки клинков. И мальчик выглядывает тогда, когда один из бандитов едва успевает вскрикнуть, как на его горле, подобно цветку на рассвете, раскрывается алая рана.       Словно ветер, странник оказывается то перед одним, то перед другим, пронзая катаной тела, под которыми багровеет трава.       Мальчик напугано икает, стоит последнему бандиту замертво упасть на землю. Его лицо сравнимо с белым полотном, когда самурай подходит к нему и со вздохом прячет катану в ножны. — Тебе не стоило это видеть. Но главное, что ты цел и твоя деревня в безопасности.       Слова странника для мальчика - что-то мутное, не доходящее до сознания. И когда он в сопровождении покрытого чужой кровью самурая добирается до калитки своего дома, сразу срывается на бег и, завывая, зовёт свою маму. — Почему на твоей руке такой синяк? Кто тебя тронул? — и женщина смотрит в окно. Видит Кадзуху, а после кричит: — Милый, он ударил нашего мальчика!       Из дома выходит мужчина с вилами, его примеру следуют жители соседних строений.       Скоро понял, что ему в тягость такая жизнь.       Камни летят со всех сторон, попадают в виски и плечи, оставляя ссадины, жжение которых - ничто, по сравнению со стоном ноющего сердца. Под рёбрами пожирает пустота, поглощая все чувства и ничего не оставляя.       Вилы оказываются в опасной близости к артерии.       В один раз склевала труп стая птиц.       Хлопок воздуха - Кадзуха исчезает, оставляя после себя звенящую тишину.       Жителям сразу же стало легче дышать - отобрали у странствующего самурая способность к спокойному существованию.       Стая чёрных птиц.