Ненависть была последним, о чем он думал

— Только попробуй... Я тебя возненавижу. Слышишь меня? Убери руки, — доносился хриплый голос той, что теряла последние жизненные силы. Ненависть к нему была последним, о чем он думал. Хрупкое тельце сейчас лежало на полу, полностью обмякнув, лишь губы шевелились время от времени. Капелька жизни ещё таилась в обладательнице синих, как океан глаз, но и та уже медленно угасала, словно тлеющий огонёк. Но её огонёк всегда так ярко горел! Как же ему не хотелось, чтобы он покинул её тело навсегда. И эта боль, что испытывала Скворцова... Ему самому было больно, безудержно больно. Хотелось плакать, видя, как страдает эта хрупкая девушка, но он не проронил ни слезинки. Как же ей было больно! Ах, только вот уже она смирилась со своей участью и просто ждала кончины. Мучений не было, осталось лишь смирение и повиновение смерти. Рвение спасти её, желание жить самому... Как же это мешало сделать выбор. Как же хотелось осуществить собственную мечту! Только он теперь может это знать. Но ведь у милой Ксюши тоже есть мечта. Но, увы, она уже забыла о ней, поскольку ждала смерть. — Отойди от меня. Немедленно... — Все продолжала шептать дама, пытаясь хоть как-то отдалиться от блондина. — Я тебя возненавижу. Я буду проклинать тебя. Пожалуйста, уйди. Фил не мог. Проклятья и ненависть — последнее, о чем думал парень. Брюнетка должна жить! Огонёк должен вспыхнуть с новой силой. Он должен разгореться сильнее и стать костром. Ксюша уже закрыла глаза. Снова в груди эта ноющая боль, не дающая здраво мыслить. — Дура ты. Слышишь? Молчание. Блондин вздохнул и достал из кармана ручку. Взяв в руки бледное и тонкое запястье синеглазки, он нервно начеркал «прости». В почерке читались истерические нотки. Руки парня дрожали. Было сложно осознанно убивать себя! Но что не сделаешь ради... Неё. И кем же она ему была? Простая подруга. Но однако такая родная, такая близкая! Так хотелось, чтобы жили оба, так хотелось вновь услышать её смех. Но в любом случае Черных его не услышит. Ну что же, не услышит он — услышат другие. Она должна жить, и это он уже твёрдо решил. — Надеюсь, ты простишь меня. Все-таки жизнь тебе спасаю, — нервно хмыкнул юноша, пытаясь хоть как-то смириться со своей скорой кончиной. Положив свою руку на плечо Ксюши, тот вздохнул. «Прощай, мир. Надеюсь, вы победите Моргарта и все вернётся на свои места.» Загоревшись желтым, татуировка медленно сползла на предплечье Скворцовой, а сам герой отправился туда, где будет лучше ему. Лучше для Ксюши. Нестерпимая боль. Еле разлепив глаза, девушка даже не поняла, где находится, что происходит и что было. Небольшие капельки слез скатились с щёк, поскольку тело болело уж очень сильно. Словно был какой-то бой, ну или драка, где её знатно потрепали. Встав, та чуть не упала, но все же смогла удержаться на своих двух, что неистово тряслись. Что-то не давало покоя, но что именно Скворцова понять не могла. Почему-то хотелось плакать. Так сильно хотелось, что слезы уже навернулись и стали сверкать на ресницах, но понимание остановило её. Охватившая её истерика больно давила в области груди, не давая и вдоха сделать. Дама в панике стала осматривать своё тело, надеясь на то, что у неё был лишь летаргический сон, но увидев надпись, такую нервную, истеричную, девушка все поняла. «Прости». Хоть что, он мог написать вообще что угодно, но он попросил прощения. Уже понятно за что. Такое тяжёлое дыхание, будто камни на груди. Истеричное состояние, дрожащие руки и мокрые от слез щеки. Девушка перевела взгляд на предплечье — то место, которое Фил часто выделял. Оно ему почему-то особенно нравилось. Тату в виде жука было серого света. Обессиленная и полностью потерявшая всякую надежду, Ксюша села на пол и обняла свои ноги.