Что скрывается под майкой и за лифчиком, За кожей и под рёбрами? За красивым личиком? За тысячами её подписчиков и за смешными пикчами? (DICKPICK’ами ей в личку)
"Опять ушел? Зашел в другую комнату? Но к дверям ближе всего ванная...", — рассуждал Шварц, уже захлопнув книгу и отложив её в сторону. Жене стало плевать, если он теперь как-то потревожит Халилова: странное беспокойство овладело им. Он скинул книгу в сторону и медленно пошел в сторону коридора. В глаза сразу же бросился небрежно кинутый на пуф рюкзак и разбросанные кроссовки - Анар будто в спешке снимал их, совсем не заботясь о порядке... От чего Жене по-настоящему стало не по себе. Халилов обожал порядок, он старался сохранять его везде - даже в отношениях, - что сначала бесило Шварца, но потом он привык и ему даже понравилась такая размеренность партнёра. Женя опустил взгляд: один кроссовок лежал носком в сторону ванной, Шварц сначала кинул обувь на полку, а потом пошел в сторону ванной.Боль, что скрывают глаза цвета льда? Что скрывает свет в окне, когда вне — темнота? Что скрывает дверь комнаты ванной? Что скрывают пластыри, бинты и вата? Когда вокруг нет никого… Она приходит домой, входит домой
Осторожно прильнув ухом к двери в ванную, Женя замер и прислушался. Он слышал тихо льющуюся воду, какую-то мелодию, включенную явно на телефоне, и тихое бормотание, которое было практически неразличимо в какофонии звуков.И кричит мобильнику: «Пой, ты слышишь? Пой!»
— Анар? — тихо позвал он и вздрогнул, когда за дверью что-то упало. Женя сразу же подёргал ручку - заперто. С каких пор Анар запирается?Свежей бритвой вырезает из себя всю свою боль.
Капли слишком большие, он никогда не знал меры, а ещё трясущиеся руки... Ему страшно, но он слишком долго терпел, он слишком долго держал всю свою боль в себе. Ему нужно её выпустить, ему нужно...Танцы лезвия по коже с красными следами, Ты делаешь мне больно тоже, хоть это не знаешь. И каждый прохожий видит улыбку, но представь, Улыбку, что оставил нож… Selfharm...
Он обязательно отмоет всё, обработает и замотает - у него всегда готова аптечка в ванной. Всё будет хорошо, просто замечательно, как всегда. Он будет улыбаться и хвалить своё идеальное тело, на которое тратит несколько часов в фотошопе.Не видно следов на красном платье. Не видно слез в бокале безо льда. За легкость в грудной клетке каждый чем-то, да платит. Не убирай лезвие в рот, ты не разрежешь своих драм.
Анар нервно улыбнулся, смотря на кровавую лужу, в которую всё-таки упал. Голова пульсировала, отдаваясь болью и чем-то вроде наслаждения... Это неправильно, это всё неправильно. В такие моменты он всегда чувствовал себя лицемером - показываешь одно, а на деле другое. "Я люблю себя, но я уродую себя до неузнаваемости..." — усмехнувшись, подумал Халилов, смотря куда-то перед собой. Лезвие прошлось в районе шеи, но кожа осталась целой - нельзя. Он носит открытые рубашки, ему нельзя трогать грудь и шею и лицо... Зимой можно, но немного, чтобы к лету ничего не было... Стук в стороне отвлёк его и Анар повернул голову к двери. Женя, точно. Нельзя, чтобы он увидел, чтобы услышал... Халилов дрожащей рукой взял телефон и прибавил громкость...Когда вокруг нет никого… И ты приходишь домой, входишь домой И кричишь мобильнику : »Пой, ты слышишь пой» Свежей бритвой вырезаешь из себя всю свою боль.
— Анар! — Шварц уже откровенно бился в дверь. Он знал, что ему её не выбить, но ему было страшно из-за осознание, которое на него накатило сейчас. Анар заперся в ванной, Женя видел там вторую аптечку и всегда задавался вопросом: зачем она там? если на кухне есть полная, с таблетками. Но в аптчке в ванной были только пластыри и бинты... Пластыри и бинты. — Анар! Ответа не было. Только громко играющая музыка. Он отключился? — Анар, открой! Солнышко, давай поговорим!Танцы лезвия по коже с красными следами, Ты делаешь мне больно тоже, хоть это не знаешь. И каждый прохожий видит улыбку, но представь, Улыбку, что оставил нож… Selfharm…
Шварц чувствовал себя беспомощным, но продолжал биться в дверь, не слыша, что он говорит, и постепенно переходил на шепот... Но дверь резко открылось и Анар выглянул оттуда, у него на лице была улыбка, но Женя смотрел только на плохо стёртые дорожки от слёз. — Котёнок... — Я сейчас выйду, хорошо? — тихо с улыбкой сказал Халилов. — Я тоже соскучился... мне помыться надо. — Можно я с тобой посижу там? — Женя схватился за дверной косяк так, чтобы Анар не смог закрыть дверь и не придавить его пальцы. — Зачем? Шварц поджал губы. — Я очень устал, зайчик, — сказал Анар и вздохнул, — я сейчас помоюсь и мы ляжем спать, хорошо? Приготовишь постель? Женя отрицательно покачал головой и второй рукой схватился за дверь, чувствуя как крепко ту держит Халилов. — Я хочу помыть руки. — Жень, на кухне... — Анар, — Шварц посмотрел ему прямо в глаза. Он с силой толкнул дверь, раскрывая её на растопашку. Анар что-то тихо проговорил и замер вместе с Женей. На полу было множество красных разводов, Женя увидел вскрытую пачку новых лезвий, на раковине лежала вата и пластыри и всё было перепачкано в крови. Раскрытая аптечка лежала в ванной пустая - всё её содержимое лежало рядом.Я не хочу писать своей рукой буквы и ноты, О том как ты хочешь своей рукой делать себе больно.
Шварц медленно повернул голову к затихшему Анару - тот забился в угол и слёзы беззвучно текли их его глаз. Все его руки и ноги были в глубоких порезах - он мог легко задеть вену, - пара полос были на торсе, а рядом с ними множество белых следов от затянувшихся ран.Я готов целовать твои раны, слышишь, но мой свет, Боль, что вырежет одну боль, от первой боли оставит след. Танцы лезвия по коже с красными следами, Ты делаешь мне больно тоже, хоть это не знаешь. И каждый прохожий видит улыбку, но представь, Улыбку, что оставил нож… Selfharm…