Карма по договоренности

Я все еще помню твой яд, Не останавливаясь они говорят: Моя, это моя, это твоя вина.

Билл Шифр остаётся зашифрованным. Мейбл тыкает брату в ребро и смеётся, как в первый раз, кидает неосторожную фразу, что у дохляков редко получается что-то грандиозное. К примеру, залезть в голову к психопату. Зашифрованный Билл Шифр, ха-ха. * Начинается все с Пайнсов; впрочем, как всегда. Мейбл бешеная, как говорит Пасифика. Советует начать вести список чокнутых родственников, которым запрещён доступ к «нормальной части родословной» и добавить Мей на первое место. …а ещё добавить туда всю семью Пайнс, Мейсона и его работу — как она тоже однажды говорит. Они расстаются легко и просто: она говорит, что беременна, а он, что больше не хочет её видеть. Да, ему хватило смелости. Вечером она закрывается одна на кухне и долго сидит в телефоне, листает новостную ленту и выглядит напряжённой. Он запоминает каждую мелочь: Пасифика начинает утро рано, несмотря на поздний уход ко сну, долго расчесывается и не говорит ни слова. Они разъезжаются и живут так, как жили до, сведя контакты к нулю. Да, он плохо спал весь последующий месяц. Нортвесты сильные, хоть и чахлые, как бананы, помещенные под дорогое стекло. Отвратительный пример взаимоотношений, как семьи, но Дип уверен, что семейный бюджет не потерпит крах от медицинского вмешательства. И от вмешательства нового члена семьи не потерпит тоже. Дома родители, как пример здоровых отношений, не разрушенных браком и временем, испекают тыквенный пирог и планируют шоппинг-атаку на морковь. Пайнс закрывается в комнате, отодвигает кипу тетрадей и оседает на столешницу, принимая поражение. Факт: ему придётся признаться, и чем раньше, тем лучше. Не врать родителям и всё такое. Пасифика ведь нормальная, Диппер нормальный. Просто дерьмо случается. В силах пройти его вместе не каждый, и почему-то он слепо был уверен, что такое дерьмо их минует. Наивно. Мей возвращается с работы под ночь, рассказывая новости: как протек потолок, как в тему оказались декорации на рыбный день, как напрягает мытьё полов, как легко завести беседу с покупателями и прожить очередной день; их вечерняя традиция. Допивает стакан молока и засыпает за считанные минуты, ожидая будильник. Дипп тоже его ждёт. Лежит в соседней комнате и от стресса перечитывает параграф из анатомии. Погружается в рефлексию с таким фанатизмом, что жалкие шесть часов прилетают быстрее обычного. Утро начинается с поставленного на рингтон клипа Пару раз и варёных яиц. Разговор о бывших отношениях оттягивался, как струна, готовая треснуть по глазу. Никто, кроме самого Диппа, это не ощущает, и слава Господу. Вечером Мей приходит раньше из-за выходного графика работы, приносит новую упаковку молока, и весь семейный ужин с морковным печеньем и варёным на пару рисом с овощами проходит в тёплой обстановке. Ровно до тех пор, пока Дипп не открывает рот. Мейбл сначала не верит, что он поступил так. Мейсон сначала сам не верит, что поступил так. С подачки сестры, отреагировавшей остро, резко негативно и, возможно, разочарованно, он решает, что стоит двигаться от проблемы к её решению. Родители, провожая Мей взглядом до выхода с кухни, синхронно тянутся уведомить, какой его поступок жалкий. Завуалированно, в мягкой форме, но факт остаётся фактом. Он поступил грубо. В социальных сетях Нортвесты предпочли остаться на дистанции, допустимой в их положении. Особенно Пасифика, ограничевшая доступ к своей странице. Звонить ей лично он собирался спустя время, чтобы дать ситуации несколько угаснуть. В конкретный день с поставленным заранее будильником и уведомлением из календаря Пайнс планировал вежливо поинтересоваться, какое состояние у его бывшей девушки, как она себя чувствует, и стоит ли беспокоиться. Факт: беспокоиться стоило, притом сильно, поскольку со стороны Дипа, как мужчины, закрыть глаза на их проблему — поступок низкий. Единственное, что его действительно интересовало — её последующие действия. Пасифика выглядит, как кто-то, у кого есть план. По крайней мере, хорошо делает вид. Если план будет, значит, не всё потеряно. * Плана не оказалось. Она отвечает спустя сутки после того, как прочитала сообщения. Пишет «Привет» и вновь пропадает на неделю. Ожидание душит, особенно осознание, что время быстротечно и беспрерывно. В час ночи, будто в романтическом фильме с плохим концом, Пасифика звонит сама. — Мать сказала, что твои гены — пятно в нашей родословной. Отец не стал с ней спорить. Он ожидал чего-то подобного. Она говорит, что было страшно, и больше больно от отсутствия кого-то рядом. Когда в первый раз делают прививку, не столько пугает укол, как давящее одиночество. Когда тебя обследуют для мини-аборта и готовят целый список рекомендаций, аналогичная ситуация. Дип не знает, что ответить. «Стыдно» и «жаль» — никчёмные слова, типизированно обязанные прозвучать в подобном разговоре, и ему самому противно, что искренне передать свои ощущения он не способен. Пасифика вешает трубку и больше ничего не говорит. Отправляет «Извини». Но сообщение не доходит в последней оставшейся социальной сети. * Стенли приезжает из Гравити Фолз, занимает почетное место — диван в гостиной, и первые пару часов рассказывает о Рамирезе из Хижины, который перенял практически все должные знания от её обладателя. Вечером он с Мей раздаёт карты и отпивает вишневого сока — говорит, как давно не наслаждался проведённым временем в кругу семьи. Говорит, что более, чем польщён. Стенли напоминает, что Стенфорд вернётся из рабочей поездки в клинику и работать будет недалеко от Гравити Фолз. Предпочтительное насиженное место, подходящая обстановка и всё в таком духе. Намёк в его словах читался практически напрямую: Мей берет отгул после выходных и на все эти дни уезжает с братом обратно. В пучину их тринадцатого дикого лета. * Стенфорд приезжает вскоре, закрывается в кабинете, как их отец в свое время, и изредка сталкивается с братом у холодильника. Они делят на двоих бутылку пива и молча, как полагается в проблемной семье, расходятся по своим комфортным зонам. Больше ничего не происходит. Возможно, и не стоит происходить большему. Мей с Дипом благодарны торжественно встретиться с родственником, накрывают стол по пожеланию организатора и по её же требованиям готовят закуски к варёному алкоголю и для пущего праздника стирают занавески, протирают полы и достают бокалы на высоких ножках. Единственное яркое событие. Зус Рамирез комментирует ситуацию единожды, сказав, что они похожи на гнездо взрослых птиц, которые не имеют понятия, чего хотят друг от друга. Тупая аналогия? Да, и что? От пассивного негатива в доме становится противна каждая минута, каждый час. Мейбл отказывается проводить время с братом, поскольку единственное, о чём ей действительно хотелось поговорить, и на повышенных тонах, об отношении к девушке, которая для него изменилась, а он не посчитал весомым их ребенка. Дип не хотел поднимать эту тему, а Мейбл воспринимала его отказы, как отречение от своих чувств. Безответственно и эгоично. По вечерам Мей уходила в небольшой ретро-клуб в самом сердце Гравити Фолз, и возвращалась, когда начинало темнеть. Днём она предпочитала теряться в любых занятиях, развлекаясь так, чтобы запомнить выходные. Скоро она уезжает из-за работы. Мейсон не помнил, сколько раз они с сестрой успели поговорить, не считая утренних сборов и готовки завтрака. Аналогичная ситуация происходила только с братьями Стенами, и опасения, что однажды холод в отношениях затронет и их, заставляли покрываться липким страхом. После уезда Мей Стенли теряет основную занятость и обращает внимание на Зуса. Тем самым, обрезает шанс коротать время Дипу. Рамирез полон своих забот, тем не менее, находит время для всех. Дипперу даже завидно. * Вечером появляется Стенфорд и пересекается с ним на кухне. Дипп достаёт бутылку молока и остатки куриного супа и игнорирует повисшее в воздухе напряжение. — Хочешь помочь? * Стенфорд ставит перед фактом, что для работы с потенциально опасными больными нужна подробная техника безопасности, знание базы и подстраховка на стороне. Стенфорд много чего говорит, периодически прерывается, чтобы поинтересоваться в намерениях Диппа, но спотыкается о его желании быть полезным. Совсем скоро следующий курс института, а лишняя практика никогда не мешает. Утром они вместе едут на работу, пропустив завтрак. Билл Шифр, двадцать девять лет. Ближние родственники не выходят на связь, информации на них крупицы. Откос от тюремного заключения за наркотические вещества коррупцией и шантажом. Вождение в нетрезвом виде и соответствующие последствия. Сам Билл порядочный мальчик, не считая множество жалоб на порчу имущества и подстрекательство к революции. Встретил совершеннолетие в исправительной колонии, перебрался в клинику для психически больных по молодости и прыгает по рукам с тех пор. Вспышки неконтролируемой агрессии, нарушение социализации и отречение от государственно заложенной нормы поведения, бурная фантазия и отсутствие связующей, которая отвечает за человечность. Пациент эгоцентричен, проявляет садизм и не способен к самоанализу. Обычный идиот, пропагандирующий новый устрой государства, требующий революцию и божественную чистку от неправильных людей, которые отказываются верить в новую религию и идти по пути истины, — думает Дипп. Встречающиеся на каждой оживленной улице фанатики, поглощённые своим превосходством над смертными и считающие, что им даровано, как когда-то Иисусу Христу, принести в мир свою Библию, — думает Дипп. Такой, как все. * Он не такой, как все. Билл Шифр посещает групповые терапии в коммуникационных целях, но больше пропагандируя свои идеи, чем социализируясь. Он замечает знакомое лицо Пайнса старшего, но не подаёт светлых эмоций от ожидаемой встречи. Он говорит: какие люди! Стенфорд ничего не говорит. Дипперу советует то же самое. Его образование в институте психологии, к которому подтолкнул дядя, сыграло свою роль: Мейсон встал по правую руку от Форда и старательно исполнял обязанности лаборанта. По крайней мере, всего того, что ему позволяли. Пайнс старший не торопился сталкивать лбами племянника с двинутым на голову пациентом, поэтому многие данные, которые поступали к Дипу, не вынуждали личной встречи. До одного дня. На тот момент Дипп многое знал о Билле, а Билл, заметивший присутствие постороннего так же пассивно, как обычно, даже не повернулся в его сторону. На Билле смирительная рубашка, рядом список лекарств, стакан Форда и вонь больницы. Отвратительное окружение, отвратительная ситуация. Он буквально один с психом в кабинете. Форда не было. Поэтому, возможно, его попросили найти его и передать флешку. Тот день закончился не так плохо: Форд появляется, когда в башке Билла щелкает мысль, что заменить тряпичную куклу на новую, неизношенную, было бы прекрасной идеей. Он только открывает рот, как племяш исчезает в дверях, и после продолжается сеанс. Потом Билл начинает спрашивать у Форда про пацана, и как-то оно само начинается. Стенли говорит, что Биллу в хижину прохода нет. Стенфорд не участвует в воспитании и бытовухе, поэтому никак не реагирует и не пытается повлиять на решение брата. Тем более, что полностью с ним солидарен. Просто в подвале он давно держит процедурный кабинет, своё собственное рабочее поле, и оно не совсем хижина, поэтому всё схвачено. Пациента переводят под личное усмотрение Форда, поскольку он взял полностью его в ответственность. Билл не в хижине, Форд в работе, Стен не ругается, и племяши в безопасности. Идилия. …рушимая периодически Диппом. Он спускается, когда выведывает у Рамиреза код, и приводит уже свои махинации, чтобы понять, что движет парнем. Ему кажется логичной мысль, что выбор Форд сделал не простой, лишь бы подобрать молодому специалисту первого рокового пациента. Ему кажется, что Форд достаточно компетентен в таких решениях, как установка уровня такому, как Мейсон. Тем более, что Пайн старший занят большую часть времени, в том числе из-за обязанностей, накладываемых его ученой степенью по умолчанию. Как Дипп мог подумать ещё? * Случилось то, что случилось. Пайнс младший устанавливает, что Билл легко идёт на контакт, особенно, когда тема касается его самого. Ожидаемая запись. Шифр представляет, какой чудесный мир будет, стань он чище и чуть свободнее. Подумаешь, кто-то должен пожертвовать, чтобы кому-то стало лучше. Как он предполагал первое время, у Шифра среднестатистические мысли для фанатика заговоров и тайного правительства, направляемым божественной силой. Стандартная ситуация, запущенный случай. Билл неплохой, думает Дипп в первое время. * Билл бешенный, думает Дипп в последнее время. Он просит свободы и обещает вести себя образцово, быть нежным и хорошим мальчиком. Диппу достаточно практики и самостоятельных выводов, чтобы знать, насколько чреват будет его неверный выбор. Билл безумный и часто сально улыбается. В глазах напротив, зажигаемые искренним желанием поставить мир на колени, есть маленькая мысль, поставить на колени одного конкретного. Билл говорит: я убью тебя последним. Дипп такой: мужик, твои идеи подразумевают под собой идеальный мир, лишённый правосудия и законности, ведомый только имеющимися семью грехами и многими другими, ещё не причисленными к смертным. Концепция убийства каждого не вписывается в теоретическую часть, которая раскрывает, собственно, эти идеи. Билл отвечает: забей, так говорят в фильмах. Они вместе смеются; Мейсон нервно, скорее, но Билл забирает веселье за двоих и наслаждается каждым таким проведённым «сеансом». А потом наступает очередь Форда, и Биллу назначают лечение с новыми содержащими. * Во сне у Диппера уже давно нет места эротике и духоты, поскольку он предан работе и стыду за последний неудачный опыт. Даже в отношениях, серьёзных, как ему казалось, не нашлось места для Пасифики с полагающим рейтингом. А теперь нашлось. Шифр оказывается с ним ночью в кабинете, как обычно, в рубашке и с оружием Форда на случай. Только каждый такой случай почему-то становится роковым и оборачивается в невероятный сюжетный фильм с прелюдиями и неоновым жёлтым блеском. * — Диппер. В глазах Форда нет положительных черт. Они ему не присущи, особенно сейчас. В момент истины. — Не стоило подвергать себя опасности и лично разбираться с тем, что должен делать я. Мейсон кивает, ведь, как оказалось на самом деле, это не проверка, второго дна нет, и решение Форда забрать пациента в свой рабочий кабинет подразумевает личный комфорт в работе. В планах Форда места Дипперу, как оказалось, нет и не было. Как оказалось, ему не следовало лезть. Кто знал? * Проходит около недели, как Биллу надоедает скудный график, и он требует хотя бы прогулки на свежем воздухе. Обездвиженно оказаться рабом опытов не входило в его планы, о чём он оповещает каждую, мать его, секунду. Форд кидает взгляд, полный отвращения, поскольку заткнуть его не в силах. Он не в списке приоритетов. Однажды он позволяет Дипперу спуститься и под своим чутким контролем в подвал и провести некоторое время в его рабочем месте, просто потому что иногда нужны дополнительные руки и мысли. Устаешь думать об одном и том же на протяжении долгого времени — нормальный и объяснимый факт. Даже отражение в зеркале меняется, если пристально смотреть. Билл Шифр, безумный и неусидчивый, воспринимает появление Пайнса младшего иначе и замолкает. Дипп говорит: доброго дня, мужик. Стенфорд подслушивает, будто мелкий ребёнок за трахающимися родителями, и несколько затормаживает свой выход из ванной. Список приоритетов Билла Шифра пополняется. К сожалению? * Мейбл возвращается в хижину, когда родители начинают спрашивать, куда делся её брат. Она долгое время сохраняет с ним дистанцию и проводит досуг со Стенли, играет с ним в карты, явно щекотящих азарт, доставшийся им в генах. Они остаются наедине под самую ночь. Встречаются в спальне на втором этаже, в тишине стелят вторую постель и сохраняют нейтралитет. Мейсона грызла совесть, а Мейбл забыла думать о Пасифике и ситуации, сложившейся вот так, спонтанно и неожиданно. Она пересекалась с ней, когда находилась недалеко от их семейного поместья. Жалкая картина, и наблюдение со стороны ничем не лучше. Было время — она считала, что Пасифика мусор. Потом оказалось, что наступило иное время — она исправилась. Но, как положено цветам в строгих условиях, выросло из неё то, что взращивали. Под строгим и неоспоримым воспитанием. Очередная Нортвест. До брата эту мысль хотелось донести максимально нетравматично, хоть женская солидарность требовала внимания к мудацкому поведению. Разговор заводится сам. Они же семья. Им нельзя ссориться вот так — навсегда. Засыпает Дипп с мыслью, что, возможно, он на пути прощения. Возможно, ему дадут второй шанс. И дома его ждут родители со вкусной едой и запахом уюта, ведь, как оказалось, у него критический недостаток спокойствия. * В следующий раз, когда Мейсон нарушает негласное правило и спускается в кабинет к пациенту, его ожидает картина маслом: Билл улыбается и сидит на прежнем месте, как неживой предмет изучения. Единственное, что неизменно на нём находилось — рубашка. Либо иные способы сдерживать рвущегося на свободу монстра. Сейчас их не было. Билл спокойно встаёт и идёт на него, как волна, надвигающаяся с бешеной скоростью на город, как в фильмах о мировых катаклизмах. Страх сковывает движения, хотя вырваться из предсказуемой охоты на себя не получилось бы в любом случае: Дипп провёл достаточно времени с Шифром, чтобы быть уверенным. Он не кинет свою цель даже спустя десятки лет. Он двинутый, с этим реально ничего не сделать. Он ставит его на колени, как и хотел сделать с миром. В другой ситуации, возможно, это звучало романтичнее. Дипп буквально замирает, когда его впечатывают в стену и прокусывают губу. Он плюётся кровью и надеется, что карма, нашедшая его здесь, в кабинете собственного дяди, больше не даст сбоя. Потому что он, вроде как, уверен, что достоин большего. Например, не быть жертвой психа. Хотя. Немного неотступная вина колотила атеистические убеждения, что он достоин. Билл держит его за руки и исполняет явно собственные задумки: наносит поразительно точные удары по открытой спине, давит на шею и не даёт свободы. Какая странная смена позиции, казалось бы. Банановый вкус крови, вспышки перед глазами и недостаток кислорода против полноправного доминирования. Его используют, как тряпичную куклу для собственного кайфа, как старую игрушку для маленьких детей. Развлекаются в своё удовольствие, и максимум, возможный ему — скулить от боли и глотать воздух. Не дышать. Буквально искать способы не сдохнуть. Билл эгоцентричный и не имеет сострадания, поскольку оно присуще развившемся единицам социума. Билл заключённый в четырёх стенах на протяжении большей части своей жизни, такие слабости характера к нему не относятся. Конечно, он грубый и не терпит промедлений. * Форд чувствует, что «готов на любые жертвы» имеет исключение, но, ха-ха, не время думать об этом сейчас. * Билл находился на расстоянии вытянутой руки чаще, чем Дипп мог себе представить. Он спускался заведомо ожидая, что Шифр на месте. Теперь казалось, что он везде: между стен, под половицами, среди эха пустых ящиков и в трубках холодильника. Это замечает и Стенли. Он говорит: я, мать вашу, против наличия мудаков в хижине. Один здесь уже обосновался, и лимит на этом истёк. Он говорит: какого черта, Диппер, разберись с этим, как настоящий мужчина. Он говорит: ненавижу Форда. Дипп не уверен, имеет ли Билл конкретную цель, но Стенфорд иногда просыпается, поднимается на кухню и долго говорит, какой Билл редкостный биомусор. Каковы шансы, что этот кусок дерьма станет частью общества, и как хорошо, что ему могут это запретить. Дипп такой: что? Форд не отвечает на этот вопрос, только отпивает пива и пропадает в подвале, заваленный работой. Их общение неожиданно сократилось до натянутого обсуждения общих тем, как у встретившихся одноклассников в одном супермаркете. Причину изменения он не находит. * Оружие Форд разложил особым образом, благодаря чему доступ к самообороне становился возможным из любой точки кабинета. В лишний раз рисковать он не собирался. Ошибок наделано достаточно. Опиоидные в рецептах Шифра превышали желаемое для Форда наказание, поэтому формировать собственное и по возможности контролировать образованность, скрытую под жирным слоем безумия, оказалось интересне и, по крайней мере, полезнее. Он предпочитал называть свою работу так. — Не устал меня изучать? — задаёт вопрос Шифр. — Я не шкура из Красной Книги и не лабораторная крыса. — Ты ещё хуже. Договор был проще и, как Пайнсу показалось, выйгрышнее, чем казался. Он исполнял прихоти Билла, а Билл говорил то, что ему недоступно. И податливо шёл на контакт, что немаловажно в работе специалиста, изучающего с головой проблемы чужих голов. Только запросы оказывались выше. Но росла ответная услуга. С ролью лабораторной крысы Шифр справлялся образцово. Что только не сделаешь, просидев под строгим наблюдением всю осознанную жизнь. Договор губил в нём человека. Форд знал это. И ничего, мать его, не делал.