Ноль градусов по Цельсию

      Заглянув на следующее утро в кабинет своего личного врача, Леви не шипел и не ругался за её выходку со свиданием. Он просто тихонько прижал Ханджи к стене, приставив лезвие конька к её горлу, и не отпускал, пока она не поклялась, что больше ни с кем не будет его сводить. А что делать, если по-другому очкастая не понимает? Конечно, Аккерман бы не прирезал старую подругу и лучшего врача, так просто зубы показал.       Леви же говорил ей, что не хочет никаких знакомств и свиданий. А в итоге ему пришлось дать отставку хорошему парню. Эрен, конечно, переживёт, не развалится, но чёрт, почему-то Леви продолжал чувствовать вину и сожаление, думая о вчерашнем вечере.       И всё же ни одна мысль не могла владеть им долго, ведь рано или поздно её выместит фигурное катание. До прогона оставалось всего ничего, и Леви с Эрвином усиленно налегали на связки и переходы, чтобы программа смотрелась более целостной. Главное получить одобрение, а после они уже доведут выступление до ума, превратив набор элементов в красивый, грациозный танец.       Очередные пусть и короткие сборы, аэропорт, в котором Леви и его команда знают все углы лучше, чем в собственных домах, специфичный запах самолёта, и вот спустя два часа полёта команда прибыла в Орвуд. Безликий номер гостиницы, в котором Леви чувствовал себя уютнее, чем дома и бесконечные мысли о завтрашнем прогоне.       Пусть ему всего лишь нужно показать, что он справится с технической частью программы, но как уважающий себя спортсмен он не мог не думать об эстетической стороне своего выступления. Да, нужно лишь, как говорит Ханджи, «отпрыгать», но он ведь должен «отпрыгать» со смыслом. У его программы есть тема, которую Аккерман так до сих пор не может прочувствовать. Ох уж эти чувства, всё-то они осложняют. Уже почти погрузившись в сон, Леви всё продолжал думать о трепетных и нежных чувствах, в какой-то момент вспомнив блестящие, восторженные зелёные глаза.       Говорят, «пол работы дураку не показывают» и если так, то выходило, что в комиссии сидели сплошь одни дураки, что по мнению Леви полностью соответствовало действительности. Зачем устраивать прогон, когда программа готова едва ли на половину? Аккерман изо всех сил сдерживал себя, чтобы не подойти к каждому члену комиссии и спросить его об этом лично. Но вместо этого пришлось улыбнуться и мило, насколько это возможно, со всеми поздороваться.       Час на переодевание и разминку в зале, шесть минут на разминку на льду — всё как на любых соревнованиях, чтобы все спортсмены находились в равных условиях. Привычная музыка в наушниках, стандартный набор упражнений, экипировка. Леви недовольно фыркнул, когда пришлось надеть костюм прошлого сезона, но что поделать, если о новом даже думать ещё было рано?       Удушливый запах лака проник в нос и скребанул горечью горло, когда Эрвин от всей своей блондинистой души покрывал им волосы Леви, зачёсанные назад. Пофиг как он будет потом их отмывать, не впервой, главное, чтобы прилипли намертво. Надевая свои привычные коньки, Аккерман почему-то вспомнил убогую прокатную пару, весёлую, тёплую улыбку и тот контраст между холодным бортиком и прижимающимся к нему горячим телом.       Затянув шнурки, Леви выпрямился и поймал на себе странный взгляд Эрвина. Тот поизучал его несколько секунд и вдруг произнёс:       — Запомни это выражения лица и не меняй его во время выступления.       Спортсмен удивлённо хлопнул глазами и из любопытства глянул в зеркало. Туманный, мечтательный взгляд, спокойное, расслабленное лицо, но в уголках губ угадывалась слегка заметная улыбка, и если бы она стала чуть выразительнее, то сквозила бы едва различимой печалью. Таким видит Эрвин настроение этой программы? Нечто невинно-красивое, но при этом печально-одинокое? Ладно, пусть будет так.       Стандартный выход из подтрибунного помещения — длинный коридор, сначала тёмный и давящий, а в конце слепяще-чистый от белоснежного льда и прожекторов. Для каждого спортсмена это особый и очень символичный путь. Путь через тёмные переживания и давление, борьба с волнением в полутени и наконец чистое, идеальное выступление, к которому стремятся все спортсмены без исключения. Пройдя этот путь, Леви отбросил все лишние мысли, оставив их в подтрибунке. Осталась лишь его программа, лишь его нежная грусть.       Эрвин как всегда следовал за ним, не отходя ни на шаг, и, пока Леви снимал чехлы с лезвий, обычно говорил какое-нибудь напутственное слово в стиле «надеюсь сегодня ты облажаешься не очень сильно» или «не отбей зад, когда будешь падать». Кому что, а Аккермана перед выходом на лёд надо разозлить. Конечно не разъярить как быка, но кинуть пару уколов, чтобы зашипел, заскрежетал зубами. Вот тогда он будет сосредоточен и максимально собран, потому что для него нет ничего важнее, чем доказать всем и вся, что круче него только варёные яйца.       Невысокий парнишка из бедной семьи пробивался наверх сам и на протяжении всего пути слышал со всех сторон, что у него недостаточно данных, что он просто зря тратит время, что без больших трат в этом спорте не обойтись, а он не может себе их позволить. Однако Леви только сильнее хмурился и, стиснув зубы тренировался так, что искры из глаз летели. А спустя время все, кто говорил, что у него ничего не выйдет, аплодировали ему стоя, захлебываясь от восторга. Для Леви лёд — это место, где он каждый день доказывает, что не просто ничем не хуже других, а что он лучший. Самый лучший.       Смит хотел, как всегда, немного уколоть самолюбие Леви и даже начал говорить:       — Если ёбнешься… — но вдруг замолчал, всмотревшись в лицо своего подопечного, и неожиданно для себя тихо выдохнул. — …то забей, просто сделай красиво.       Аккерман улыбнулся уголком губ и, отбив кулаком традиционно подставленный кулак Эрвина, выехал на шестиминутную разминку.       — Что это с ним сегодня? — тихо спросила Ханджи, подкравшись к Смиту.       — Понятия не имею, — шепнул тренер, не сводя озадаченного взгляда с Леви. — Первый раз его таким вижу.       Члены комиссии расселись по креслам, заняв места судей, пока спортсмен разминался, не замечая ничего вокруг. Думая исключительно о тех чувствах, что должен был сейчас показать, Леви так глубоко погрузился в них, что почти ничего не видел и не слышал. С ним так всегда, за пару минут до начала программы он уже весь там на льду, в своей истории, которую сейчас будет рассказывать. Но сегодня он ушёл так глубоко в мысли, что едва расслышал сигнал, знаменующий конец разминки.       Аккерман выехал на середину катка и при торможении выставил ребро лезвия, от чего брызнуло ледяное крошево. Обнял себя руками за плечи так, что локти встали в одну линию, чуть согнулся вперёд и опустил голову, почти кладя её на согнутые руки. «Ну смотрите, если хотите», — фыркнул он, мысленно обращаясь к комиссии, и замер, не дыша, отсчитывая секунды до вступления музыки.       Первые нежные ноты полились под сводом стадиона, Леви медленно откинулся назад, запрокинув голову, и грациозно развёл руки в стороны, словно птица распахнула крылья. Он не понимал слов, что пела девушка в выбранной им песне, к тому же сейчас они звучали приглушённо, уступив первенство музыке, но Аккерман хорошо запомнил текст, что какой-то любитель перевёл с русского.       «Я помню, как открыл глаза       И встретил в них тебя».       В памяти снова вспыхнули прекрасные, восхищённые зелёные глаза, и душу наполнила странная нежность. Движения вдруг стали плавнее и легче, вспомнилось, как нежно он сжимал пальцы, когда Леви придерживал его за руку на катке. Заход на первый прыжок и сразу тройной аксель. Чисто. Дальше пируэты, а руки будто всё ещё чувствовали ласковое прикосновение, в голове, сплетаясь с музыкой, звучал бархатистый смех.       «Я помню лишь твои глаза,       А дальше пустота».       Изумрудные глаза будто проделали в груди дыру, и теперь прямо туда лилась музыка. Ещё прыжок, ещё одно вращение. Идеально. А дальше губ коснулся жаркий, настойчивый поцелуй. Щёки вспыхнули так, что захотелось лечь лицом на лёд. Наглый, украденный поцелуй. Их единственный поцелуй. Внезапно стало тоскливо, что этот поцелуй будет жить теперь только в воспоминаниях. Как нечто нежное и светлое, но потерянное.       «Лишь дай мне посмотреть в последний раз в твои глаза       Я потерял дорогу к ним, я потерял себя».       Последнее вращение, куда выразительнее, чем на тренировках. Леви, поддавшись порыву, слегка сымпровизировал, добавив красивый переход между элементами.       «Лишь дай мне посмотреть в последний раз в твои глаза       Я солнцем обернусь и в них останусь навсегда».       Дорожка шагов и выходящий из неё четвертной тулуп, такой же головокружительный, как ощущение тёплых губ и сильных рук на талии. Встать, плавно опустить руки ладонями наружу, словно уставшие крылья, замереть. Всё.       Обычно следует шквал аплодисментов, крики, свист, зычный голос диктора, напоминающий о том, кто именно только что выступал. Сегодня были лишь не очень многочисленные, но искренние аплодисменты от команды Леви. Он хотел бы повернуться к ним и отвесить такой же искренний поклон, но кланяться, конечно, пришлось членам комиссии.       Спасибо этим важным шишкам, что не стали долго томить и, пока Леви зачехлялся и пил воду, единогласно одобрили программу, напомнив, что через два месяца будут ждать на прогон произвольной. Обрадовали блин. Уже в подтрибунке подлетела Ханджи и звонко чмокнула в щёку, оставив на ней след от жирной бледно-красной помады. Неужто так понравилось?       Зайдя в раздевалку, Леви вдруг обнаружил себя в медвежьих объятиях Эрвина, который всю дорогу по коридору как-то странно на него смотрел.       — Я знал, — торжественно произнёс Смит и, отстранившись, продолжил удерживать Аккермана за плечи. — Знал, что ты на это способен.       — Дай хоть переодеться, — буркнул Леви и, скинув руки, двинулся к своему шкафчику.       Флёр воспоминаний и чувств слетел, стоило переступить порог катка. Выступление закончено, можно возвращаться в реальный мир, и в этом реальном мире Леви очень хотел скорее принять душ. Эрвин, однако ничуть не обратив на него внимания, продолжил радостно улыбаться.       — Чёрт, это было хорошо, даже очень. Я ещё не видел тебя таким, — он удивлённо всплеснул руками. — Умоляю, скажи, о чём ты думал, — тренер быстро сел на скамейку напротив Леви и приготовился слушать.       — Да ни о чём, — не оборачиваясь, бросил Аккерман. Теперь ему почему-то было неловко за то, что он чувствовал на льду.       — Да хорош заливать, — махнул рукой Эрвин. — Мы оба отлично знаем, чтобы так выразительно откатать надо капец как проникнуться, — при этих словах Леви бросил заинтересованный взгляд через плечо. Он не видел себя со стороны, поэтому не мог сказать насколько выразительно выглядел. — Давай, я твой тренер и должен знать, о чём ты думал во время выступления, чтобы знать в какую сторону нам двигаться.       — В эту сторону у нас двигаться не получится, — ответил Аккерман и, поймав вопросительный взгляд, отмахнулся. — Это долгая история.       — Я разве сказал, что тороплюсь? — кажется, Смит не собирался отступать.       — Я думал об одном парне, — сдался Леви, наконец стянув с себя костюм. — Точнее о его поцелуе. Мы познакомились на празднике у Ханджи, сходили на одно свидание, и он поцеловал меня.       — Поцелуй? — густые брови удивлённо взлетели вверх. — Серьёзно, один поцелуй? Лезвия мне в печень, я хочу познакомиться с этим парнем, — Эрвин выразительно хлопнул себя по колену. — Что это за гений, который одним поцелуем сделал из куска холодного льда чувственную натуру?       — Не выйдет познакомиться, — пробурчал Аккерман, надувшись на «холодный кусок льда».       — Почему?       — Потому что сразу после поцелуя я сказал ему, что у нас ничего не получится.       — Чёрт, скажи, что ты шутишь, а? — наверно, если бы комиссия сейчас «завернула» программу, Смит и то так не расстроился бы, как услышав, что Леви отшил парня.       — А тебе-то что? — дёрнув бровью, спросил Аккерман.       — Как что? Я столько лет пытался вытащить из тебя хотя бы намёк на нежность и трепет, а тут один поцелуй, и я едва узнал тебя на льду.       «Ну, про «вытащить хоть намёк» ты конечно погорячился, Эрв», — подумал про себя фигурист, а Смит тем временем выразительно развёл руками:       — Неужели ты не понял? Мы искали вдохновение, а оно само тебя нашло.       — И что ты мне предлагаешь? — Леви, кажется, разом разучился понимать Эрвина.       — Не отшивай его! — воодушевлённо ответил тот.       — В смысле? — Аккерман решил, что тренер просто шутит и в самом деле рассмеялся. — Хочешь, чтобы я встречался с ним, потому что от этого лучше катаюсь?       — Да! — абсолютно серьёзно сказал Смит, и улыбка сползла с лица Леви.       — Нет, — нахмурился он, поняв, что Эрвин не шутит. — Я не хочу с ним встречаться, у меня нет на это времени, и вообще он мне не понравился.       — Тебя с одного поцелуя так вштырило, потому что он тебе не понравился? — усмехнулся Смит, не поверив ему ни капли.       — Это его единственное достоинство, — буркнул Леви и поскорее отвернулся, избавившись наконец от всей экипировки, и намотал на бёдра полотенце.       — Ну так и воспользуйся этим.       — То есть? — Аккерману очень не понравилась усмешка, которую он услышал в голосе этого старого извращенца.       — Используй его, чтобы познать свою чувственность, — как ни в чём не бывало ответил Эрвин.       — Чего? — обернувшись, Леви уставился на абсолютно спокойное лицо тренера. — Ты мне предлагаешь вместо тренировок трахаться с каким-то парнем? Может мне и замуж за него выйти?       — Акер, остынь, — Смит примирительно поднял руки. — Это вовсе необязательно, просто пообщайся с ним ещё. Подержи за руку, поцелуй, почеши за ушком, — его губы растянулись в противной пошловатой улыбочке. — Ну, и если на то пошло, то вообще-то качественный и регулярный секс очень полезен для организма.       — Ты же понимаешь, что если бы мы не были знакомы столько лет, то я бы уже ёбнул тебя коньком по роже, — прошипел Аккерман.       — Вот об этом я и говорю, — не испугавшись его, Смит наоборот подался вперёд и ткнул в Леви пальцем. — Попридержи своё жало. Все отлично знают, каким ты можешь быть грубым и дерзким, а нам надо показать, каким ты можешь быть нежным.       — Думаешь, этот парень мне поможет? — немного подумав, спросил Леви, считая эту идею просто абсурдной. — Что я по-твоему ему скажу?       — Зачем что-то говорить? Просто скажи, что решил дать вам шанс или то, что обычно говорят в такой ситуации, — заметив, как чёрные брови нахмурились ещё сильнее, Смит попытался его успокоить. — Ты просто попробуй, если не сработает, то бросишь его.       — Тебе не кажется, что это жестоко?       — Жестоко — это если бы он по уши влюбился, а ты его просто использовал и бросил беременного, — тренер хохотнул, видимо считая свою шутку удачной. — Просто сходи с ним ещё на пару свиданий, ничего страшного не произойдёт, — видя, что Леви всё ещё сильно сомневается, Эрвин многозначительно добавил. — А ты, возможно, узнаешь о себе что-то новое.       — Мне не нравится эта идея, — покачал головой Аккерман.       — Я не заставлю, но, по-моему, это отличный шанс, — произнёс Смит примирительным тоном. — Ничего другого не сработало.       — Я подумаю над этим, — бросил Леви и, наконец, отправился в душ.       После возвращения из Орвуда, он немного «выдохнул» и продолжил работу, но уже не в таком бешеном темпе. Теперь можно уделить внимание занятиям в зале, бассейну и хореографии, а то Нанаба уже начала дуться, что он игнорит занятия с ней. Дни потекли в обычном режиме, но Аккерман почему-то чувствовал себя немного растеряно, и чем дальше, тем больше росла эта растерянность.       Очередной заход на двойной сальхов, разворот, толчок, два еле докрученных оборота и… падение. На этот раз Леви чуть не впечатался головой в бортик. Нет, ну это уже совсем никуда не годится. Даже во время такого простого прыжка он не может сконцентрироваться, летая где-то в облаках. Распластавшись на льду звездой, Аккерман накрыл глаза предплечьем, пытаясь отдышаться и привести мысли в порядок.       И хотелось бы сказать, что он не может сосредоточиться потому, что слишком много думает о соперниках, давлении со стороны болельщиков, несовершенствах своей программы, но это не так. Вместо этого все его мысли обращены к одному единственному человеку. Он сказал Эрвину, что подумает над его идеей, и чего не ожидал так это того, что все его мысли будут занимать слова Смита.       Это неправильно. Неправильно использовать парня для своих целей. Но, с другой стороны, сходить с ним ещё на пару свиданий, чтобы зарядиться чем-то тёплым и светлым, это то же самое, что переспать с ним, чтобы удовлетворить потребности тела. И Леви, быть может, даже подумал бы о том, чтобы с ним переспать, если бы Эрен сам по себе был проще и… Не таким хорошим что ли?       С Эреном хотелось гулять по парку, взявшись за руки, есть мороженое и украдкой целоваться в фотоавтомате. И именно это пробуждало в Леви какие-то неведомые доселе чувства, которые он может использовать в новой программе. Но дело тут было не только в выступлении. Ещё ни с кем Аккерман не чувствовал себя так легко и свободно как с ним.       Возможно причина была в том, что Эрен не знал двукратного олимпийского чемпиона, четырехкратного чемпиона мира и так далее и тому подобное Леви Аккермана. Он знал просто Леви — менеджера ледового дворца, а значит с ним можно быть самим собой, не оглядываясь на титулы и репутацию. Одного этого факта уже хватало, чтобы Леви так и подмывало написать ему. Но ведь рано или поздно Эрен всё узнает, и очаровательная аура неведения покинет его. Не превратится ли он тогда в обезумевшего фаната или наоборот испытает презрение?       Какого хрена он вообще об этом думает? Какая разница ведь он уже решил, что у них ничего не получится. Но что насчёт сходить ещё на парочку свиданий, чтобы подзарядиться его энергией и чувствами? Едва ли парню понравится, что его используют как аккумулятор, но ему ведь не обязательно об этом знать. Ещё раз встретиться с ним, уловить эти чувства, правильный настрой, понять, как этим пользоваться и оставить его в покое. Ничего ведь не случится за пару свиданий, верно?       Но почему у Леви внутри разливается нехорошее предчувствие, когда он думает о том, чтобы набрать номер Эрена? А самое паршивое, что он хочет позвонить ему. Сам не знает зачем, ведь он уже решил, что это плохая идея. А если всё решено, то зачем он думает об этом снова и снова, и снова уже целых две недели? Хватит! Пора с этим заканчивать.       Ударив ладонью по льду, Леви решительно поднялся с холодной поверхности и, подъехав к бортику, достал из рюкзака свой телефон. Непонятно зачем он взял номер Эрена у Ханджи, едва не придушив её за то, какие она кидала на него при этом взгляды. Зачем он это сделал? Наверное, на всякий случай. Зато так он узнал, что фамилия парня Йегер. Эрен-охуенное-имя-Йегер.       Под именем контакта высветились функции вроде «позвонить», «отправить сообщение», «переименовать», «удалить». Дольше чем нужно Аккерман смотрел на функцию «удалить» и, наконец, сделав свой выбор, нажал на нужную иконку. Тяжело вздохнув, он поднёс телефон к уху и спустя два длинных гудка услышал бодрый голос.       — Алло.       — Привет, Эрен, это Леви. Говорить можешь? — собственный голос отразился от высоких сводов и казалось прогремел как гром, знаменующий собой свершившийся рок.       — Привет! Да, конечно, — радостно пролепетал Йегер.       — Ты вроде хотел встретиться на выходных, — и не важно, что он говорил о выходных, которые прошли две недели назад. — Ещё не передумал?       — Нет, не передумал, — Леви конечно не видел его лица, но точно знал — Эрен сейчас улыбался во все свои тридцать два зуба.