Спойлеры

Пыль покрывает Какаши толстым слоем. Она въелась в кожу, в волосы и одежду настолько, что Какаши сомневается, сможет ли отмыть ее за один прием душа. Два месяца продлилась миссия — так далеко от дома, от уже милых сердцу удобств… Будучи АНБУ, Какаши даже подумать не мог, что когда-нибудь так привяжется к собственной постели. Спальный мешок он выкинет, едва доберется до помойки. Но сначала — отдать свиток. Три недели за ним гонялся, попал в две засады — из одной вышел с потерями. Один рукав походной тонкой куртки у Какаши оторван по самое плечо, а все предплечье туго обмотано белоснежными бинтами. Эти бинты — единственное, до чего не добралась вездесущая дорожная пыль, ведь менять их приходится дважды в день. Едкая мазь, которую Какаши вынужден наносить на рану, прекрасно исцеляет такие глубокие рваные порезы, какой нанес ему кривоносый отступник из страны Волн, но при этом невероятно гнусно воняет и пачкает все вокруг. Использованные бинты Какаши был вынужден всякий раз сжигать. Спа-а-ть… Их было трое, выжил только Какаши. Забрать с собой обоих он не смог бы: свиток на момент смерти товарищей был еще не добыт, поэтому пришлось похоронить по пути. Копать могилы пришлось кунаем и собственными руками. Хорошо, что беспрестанно идущий дождь помогал Какаши ковырять жирную землю. Снятые налобные повязки Какаши пристроил на плоском камне, водруженном между могилами. Вот и маленький мемориал… Этот свиток был оплачен жизнями двух молодых людей. Одному еще восемнадцати не стукнуло, только-только получил джонинский жилет. Это была первая его миссия в качестве джонина. Он так радовался… Какаши еле волочит ноги. Чакры в бесполезном теле осталось на одну, максимум две техники. Еще немного — и начнется истощение, и тогда Пятая обязательно уложит Какаши в Госпиталь. Есть только один шанс на то, что Пятая не заметит состояния Какаши и его покалеченную руку: если она занята тренировкой с Сакурой. Девочка делает успехи, и Какаши даже стыдно за то, что он первым не разглядел в ней талант к целительству. Команды, в которых есть медик, всегда на голову выше остальных команд — им и миссии даются посложнее, но и спрос с них больше… Однажды Наруто вернется и притащит с собой за шиворот Саске. Притащит добром или силой, и тогда их команда снова будет вместе и еще более сильной, чем раньше. И однажды, Какаши уверен, он будет гордиться своими детьми. Потом. Если сегодня ноги все-таки донесут его до городских ворот. Котетсу и Изумо, бессменные стражи ворот, приветствуют Какаши одобрительными взмахами рук. Какаши не хватает сил ответить тем же, поэтому он только кивает. Кое-как расписавшись в журнале — порядок должен быть во всем! — Какаши начинает свой невыносимо долгий путь к Резиденции. Сотня шагов, не более, но каждый отдается кинжальным ударом в покалеченной руке. Еще немного — и Какаши стоит перед массивной дверью Резиденции. Сейчас — два лестничных марша, отдать чертов свиток и спать. Прямо так, в пыли и грязи, только бы спать. Спа-а-ать… — Йо, — Какаши стучит в дверь чисто символически, сразу приоткрывая створку. Хорошо, что усталым или нет, Какаши всегда мог похвастаться отменной реакцией. Стул пролетел над головой смертельным снарядом, врезался в стену и рассыпался щепками. — Простите за опоздание, — извиняется Какаши, не спеша вставать с четверенек. — Опять заблудился на дороге Жизни? — рявкает Пятая, целясь в Какаши пресс-папье и даже не замечая повисших на руках Сакуру и Шизуне. — Тебя два месяца не было! Два месяца! Мог бы весточку послать! Хоть одну закорючку, Какаши! Я уже хотела снаряжать отряд на ваши поиски! Это же в соседней стране! Неделя, максимум две! Где эти двое бездельников, я им головы оторву! — Простите, Цунаде-сама, — тихо говорит Какаши, меняя позу и вставая на одно колено. — Им… Уже. Пятая замолкает, и в этот момент становится ясно видно, что она — вовсе не молоденькая девочка, под которую маскируется. Никто так мастерски не носит Хенге, но глаза… Глаза изменить невозможно ни одним Хенге. — Оба? — тихо спрашивает Пятая, подчиняясь попыткам ученицы и помощницы посадить ее в кресло. — Как они… — Как вы и сказали, — так же тихо, в тон отзывается Какаши. — Им оторвали головы. Засада. Двенадцать против троих. — Почему ты не вытащил их? — Пятая даже не знает, какую боль причиняет этой фразой. — Ты — командир. Почему… — Меня вырубили первым же ударом, — кривит лицо Какаши, радуясь, что маска съедает большую часть его эмоций. — Это моя вина и я готов держать ответ перед их семьями. Пятая молчит долго. Сакура, молча замершая за левым ее плечом, встревоженно переводит взгляд с одного учителя на другого и обратно. Наконец, Пятая стучит аккуратным ноготком по полированной столешнице. Какаши понимает ее без слов и приближается, чтобы передать свиток из рук в руки. Не спеша распечатывать, Пятая оставляет свиток в покое и переводит взгляд на Какаши. Точнее, на его левую руку. Черт. — Что с рукой? — резко спрашивает Пятая. — Снимай бинты. — Она уже заживает, — спешит уверить Какаши. — Я ее час назад забинтовал. — Снимай, сказала, — цедит Пятая сквозь зубы. Какаши, вздохнув, тур за туром начинает сматывать бинты. В воздухе разливается непередаваемая вонь. Шизуне остается равнодушной, а вот Сакура, не совсем привычная еще, слегка зеленеет. Какаши исподлобья глядит на нее: напугана. Но не раной. Боится за Какаши? Черт, это даже мило. — Сакура, — Пятая кивает на рваную рану Какаши, бегло ее осмотрев. — Что скажешь? Какаши хочется заступиться за побледневшую девчонку — рано ей такие раны видеть! — но Сакура лишь мотает головой и храбро подходит ближе, чтобы вцепиться Какаши в запястье. Он едва слышно выдыхает сквозь зубы: хватка Сакуры за те два месяца, что он не видел ее, стала куда крепче. Такое ощущение, что Пятая тренирует Сакуру не только лечить, но и убивать… — Твой диагноз? — повторяет Цунаде-сама настойчиво. Сакура не спешит с ответом. Внимательно осматривает криво сросшиеся рваные края раны, ковыряет ноготком почти вросший в мясо узелок — Какаши пришлось самому накладывать шов, благо, он пользовался обеими руками одинаково хорошо. Не поморщившись, нагибается и нюхает. Какаши едва терпит ее прикосновения: Сакура старается действовать нежно настолько, насколько вообще могут быть нежными девичьи руки, но даже так причиняет невыносимую боль. — Яда нет, — выносит вердикт Сакура, еще раз храбро обнюхав страшную рану с измочаленными краями. — Но заживает плохо, госпожа Цунаде. Я помогу? — Хорошо, — кивает Пятая. Какаши кажется, что «хорошо» относилось скорее к работе Сакуры, чем к его состоянию. Или нет? Впрочем, поразмыслить ему не дают: Сакура крепко ухватывает сенсея за руку и… А что это блеснуло в ее маленькой ладони? — Тише, тише, — Какаши сам не замечает, как сзади подходит Шизуне, чтобы обхватить поперек груди и удержать, пока Сакура ловко снимает грубые швы. — Не знаю, Какаши-сенсей, откуда вы взяли мазь, которой пропитаны ваши бинты, но она только хуже сделала. Найти бы этого горе-лекаря, кто ее составлял, и руки с ногами местами поменять, чтоб неповадно было. Вы простите, что вот так, на ходу. В Госпитале сейчас полнейший завал. — Ничего страшного, — цедит Какаши, пытаясь не уехать в спасительный обморок. Тем временем Сакура работает быстро и четко: вот уже она очистила рану от узелков и обрывков ниток, и вокруг ее маленьких пальцев загорается светло-зеленое марево. Какаши хорошо помнит ощущения, которые приносила эта целительская чакра, когда его лечила после мелких ранений Рин: колючие, прохладные, но ласковые. Сакура тоже действует ласково — но заметно волнуясь. — Хорошо, — удовлетворенно говорит Пятая, пристально глядя на работу своей ученицы. — Здесь немного увеличь частоту. Зеленое свечение становится ярче — а Какаши кажется, что на обнаженную плоть его нанесли мятную зубную пасту. — Не так сильно, — тихо подсказывает Шизуне. — И больше коротких волн, чем длинных. Так… А теперь добавь здесь. Хорошо… Какаши хотел бы отвернуться и не смотреть, но не может. Он широко распахнутыми глазами наблюдает, как то, что было только что гниющей дырой в руке, заполняется молодой плотью буквально на глазах. Вот уже начинает срастаться кожа, и Шизуне снова подсказывает одними губами: — Теперь больше длинных… Не то оставишь шрам. Не торопись. Хватает чакры? — Д-да, — цедит Сакура. Ее пальцы уже заметно дрожат и даже побелели от натуги. — Не перетрудись, — пытается влезть Какаши. — Шрамом больше… Сакура так сердито зыркает на сенсея, что он оставляет всякие попытки вмешаться в процесс. Уродливый толстый шрам, похожий на ветвящуюся по коже молнию, постепенно белеет, истончается, превращается в ниточку. Он все еще немного заметен, когда Сакура мешком валится вперед. И снова реакция Какаши не подводит: припав практически к самому полу, он успевает подхватить потерявшую сознание девчонку, пока та не разбила лицо. Шизуне, опоздавшая буквально на четыре секунды, издает встревоженный возглас, помогая повернуть Сакуру лицом вверх и прикладывает к ее вискам засветившиеся чакрой ладони. Только Пятая остается задумчиво сидеть в кресле, обняв пальцами подбородок. — Простите, сенсей, — с трудом говорит Сакура, едва открыв глаза. — Я только учусь. — В чем была твоя ошибка? — требовательно спрашивает Цунаде-сама, не давая Сакуре возможности хоть немного оклематься. — Я… Я не знаю, — опускает Сакура голову. Ее лицо прячется за тонкими прядями волос, и Какаши внезапно очень хочется пожалеть и погладить Сакуру по голове. Ну, старалась же девочка, зачем так строго-то? — Контроль чакры, — чеканит Пятая, вставая и подходя к Сакура. Она поднимает ее рывком и заставляет положить обе ладони на все еще обнаженное предплечье Какаши. Ее пальцы с накрашенными красным ноготками, ложатся поверх пальцев Сакуры. Такой контраст — аккуратный маникюр и обкусанные короткие ногти его ученицы… — Вот так, — вокруг рук Пятой загорается чакра. — Поняла? Пропускаешь через себя, дожидаешься отдачи, забираешь излишек. Пропускаешь, отдача, забираешь излишек. Ты тратишь на элементарную технику слишком много сил, но половину теряешь впустую, поэтому вышло так медленно. Подбирай за собой хвосты. Давай теперь сама. Сакура пытается активировать технику, но мерцание, окутавшее ее пальцы, быстро рассеивается и девчонка снова опускает голову. Видно, что она едва сдерживает слезы. Пятая вздыхает и потирает лоб: — Иди спать отсюда, — устало говорит она. — Завтра чтоб была в восемь. И еще раз не позавтракаешь перед тренировкой — шкуру спущу. Свободна. — Пойдем, Сакура, — вмешивается Шизуне, ловко подхватывая Сакуру под локоток. — Зайдем в Ичираку. Так есть хочу! Когда Шизуне уводит не сопротивляющуюся Сакуру и закрывает за собой дверь, Пятая одним пинком выталкивает из-под стола низенькую табуретку и кивает на нее. Какаши ничего не остается, кроме как сесть. — Ты ЭТО видел? — заговорщическим голосом спрашивает Пятая, требовательно наклонившись к Какаши. — Она — сокровище! Таких слов Какаши не ожидал, и поэтому он удивленно таращится на Цунаде. — Шизуне эту технику знаешь, сколько учила? Четыре года! Четыре! — Пятая для верности показывает Какаши четыре пальца, помахав ими в воздухе. — А знаешь, когда я научила ей Сакуру? — Э-э? — не рискует предположить Какаши. — Позавчера, — от избытка чувств Цунаде-сама хлопает по столешнице руками. — Позавчера, Какаши. Я тебе говорю, она — сокровище! Я из нее сделаю ирьенина высочайшего класса! — Вы только что ее отчитали, как генина, — не удерживается Какаши от взгляда за спину, на закрытую дверь. — Она же чуть не плакала, когда ушла! — А-а, — Пятая машет ладонью. — Не хочу хвалить. Боюсь сглазить. Ты не понимаешь, Какаши, эта техника… Боже, зачем я тебе объясняю, ты же не медик, ты не поймешь. Такие раны всегда очень сильно болят. Как ты вообще еще был в сознании? — Самоконтроль, — криво ухмыляется Какаши. — Пятая-сама, если ко мне больше нет вопросов… — Нет, вопросов нет, — успокаивается Пятая. — Иди уже. Отоспись. Хотя стой! Пятая резко дергает ящик стола и принимается там активно шарить. Вытащив на свет пачку бланков, она силой пихает их в руки Какаши: — Ты пойдешь мимо Академии, я знаю. Зайди, передай Ируке. — Ируке Умино? — уточняет Какаши, мельком заглянув в ворох бланков. — У нас что, еще один Ирука есть в Конохе? Умино, конечно. Чуунин с хвостиком на затылке, у него еще шрам через переносицу. — Да, я знаю его, конечно, — с досадой кивает Какаши. — Ма-а, Пятая-сама, я так спать хочу, я третьи сутки на ногах… — Бегом! Рык Пятой сносит Какаши к стене, и он спешит покинуть Резиденцию так быстро, как только возможно. К счастью, хотя бы рука теперь не болит. Какаши смотрит на предплечье: шрам все равно остался, только теперь о жуткой ране напоминает след толщиной с нитку. Может быть, будет иногда ныть к перемене погоды, как пересекающий глазницу след. Сакура, Сакура… Как же так вышло, что Какаши тебя НАСТОЛЬКО недооценил? Ругая себя на все корки — сенсей, называется! — Какаши неторопливо плетется по сонным улочкам Конохи. От усталости он не чувствует ног, не узнает проходящих мимо горожан, уважительно кивающих ему головами. Вот и Академия — сонная, безлюдная. А где детишки-то? А, точно, воскресенье… Неужели Ирука кукует на работе даже по выходным? Какаши уже открывает дверь аудитории, когда вспоминает о манерах. Эх, надо было хотя бы костяшкой фаланги в косяк постучать! Какаши уже собирается выпалить: «Вот ваши бланки, хорошего вечера, до свидания», но фраза, которой Какаши собирался отделаться от задания Цунаде, вязнет в зубах. Так же, как никто не видел Какаши без маски на людях, никто и никогда не видел Ируку-сенсея с распущенными волосами. Но вот — Ирука дремлет, навалившись на учительский стол, и его волосы, обычно затянутые в хвост, свободно лежат на плечах. — Ирука-сенсей? — наконец нарушает тишину Какаши. Спит. Даже не пошевелился. Как шиноби Какаши не видит оправданий такому крепкому сну. Даже дома, под защитой родных стен и стаи нинкенов, Какаши спит чутко, готовый вскочить при малейшей опасности. А если бы на месте Какаши был вражеский шиноби с клинком в руке? Ируку-сенсея уже через полминуты укоротили бы на длину головы… — Ирука-сенсей? — Какаши позволяет себе подойти и прикоснуться к плечу заспанного учителя. — Эм… Вы в порядке? Вот теперь, кажется, Ирука проснулся. Резко оборачивается, чуть ли не до хруста в шее, вскакивает, роняя стул, заливается краской: — Какаши-сенсей, извините, я… Добрый вечер. Вы уже вернулись с миссии? — Как видите, — хмыкает Какаши сдержанно. — Цунаде-сама просила передать вам бланки. Ирука-сенсей непонимающе таращится на стопку бумажек в руке Какаши, но вскоре спохватывается и выхватывает их каким-то чересчур резким движением: — Извините, я немного устал. В голове все путается. Благодарю вас. Смутившись окончательно, Ирука-сенсей бросает бланки на стол — они рассыпаются цветным веером — и хватается за свои волосы, торопясь убрать их в хвост поскорее. Наверное, Какаши как-то странно смотрит на Ируку, потому что тот спешит оправдаться сквозь зажатую в зубах резинку для волос: — Я вообще-то только дома их распускаю, просто устал за день… Извините, Какаши-сенсей. Какаши не спешит уточнять, за что должен извинить Ируку, просто зачем-то смотрит, как скользят между его пальцами каштановые пряди, как ловко накручивается в три оборота тонкая резинка и как пружинисто вздрагивает свежесвязанный хвост, когда Ирука заканчивает возиться с волосами. Внезапно он чувствует себя еще более грязным и пыльным рядом с чуунином, который явно каждое утро надевает свежую водолазку под форменный жилет. Надо бы домой, в душ и спать. — Я, пожалуй, пойду, — отмирает Какаши, наконец. — Хорошего вам вечера, Ирука-сенсей. — И вам… — рассеянно отвечает Ирука. Какаши успевает дойти до двери, как слышит вдруг: — Какаши-сенсей, извините, могу я задать вопрос? — Да? — Какаши вздыхает, останавливаясь в шаге от желанного порога. — Конечно. — Эм… — Ирука выглядит донельзя смущенным. — А… Простите, вы только что с миссии, а я тут с вопросами… А когда следующая? У Какаши даже нет сил удивиться странному любопытству Ируки. Он поднимает глаза к потолку, пытаясь понять, какой сегодня день недели. Видимо, мысленные усилия, которые прилагает Какаши, видны невооруженным глазом, потому что Ирука любезно подсказывает: — Сегодня среда, Какаши-сенсей. — Что? Я был уверен, что воскресенье. Но разве у вас не должны быть занятия в это время? — Я… Отдал свой класс на неделю другому сенсею, — смущается Ирука. — Много долгов по документации. Не успеваю. — Ясно. Что ж, если сегодня среда… Получается, у меня четыре отсыпных дня и снова на миссию, — говорит Какаши расстроенным голосом. — Н-да, я хотел бы отдохнуть побольше, но… — И надолго вам уходить? — сочувственным тоном спрашивает Ирука, зачем-то стиснув край рабочего стола. — Думаю, не меньше, чем на месяц-другой, — пожимает плечами Какаши. — А что? — Так долго? — почему-то голос Ируки кажется донельзя расстроенным. — Вы совсем не отдыхаете… — У Конохи сейчас не лучшие времена, — вяло отвечает Какаши. — Ирука-сенсей, я пойду? Очень устал после миссии, до кругов перед глазами. — Какаши-сенсей, погодите! — Ирука вдруг подается вперед и хватает Какаши за пропыленный рукав. — Извините, я… Хотел бы кое-что попросить. Точнее, я хотел бы вам сделать… подарок. Выдавив из себя эти слова, Ирука заливается краской так, что становится практически бордового оттенка. Как же он легко краснеет, даже забавно… — Подарок? — переспрашивает Какаши. — Но мой день рождения еще не скоро. — Это… не ко дню рождения, — мямлит Ирука. — Это… так… просто… Какаши понимает, что Ирука вконец пал духом, и решает не смущать беднягу и далее, поэтому просто вежливо отзывается: — Что ж, мне было бы очень приятно, Ирука-сенсей. Но что такого вы хотели мне подарить? — Это… — Ирука впивается взглядом в кончики форменных сандалий. — Это… В общем… Черновики Джирайи-сама. Если бы Ирука посулил Какаши какое-то коллекционное оружие, которое есть только в сокровищнице даймё или свиток с суперсекретной техникой, Какаши и то не был бы так сражен. Из легких со свистом выходит весь воздух, и Какаши не сразу вспоминает, как нужно дышать. Колени начинают желеобразно трястись, руки, способные удержать самые тяжелые клинки, превращаются в вату, в глазах собирается туман. Какаши слышит свой голос будто издалека: — Откуда… Откуда они у вас… — Когда Джирайя-сама был еще в Конохе, я от нечего делать поспорил с Наруто, что смогу ходить за Джирайей-сама в его облике под Хенге сутки, не будучи разоблаченным, — Ирука принимается ковырять кончиком сандалии дощатый пол. — Было несложно, Джирайя-сама тогда был увлечен новым романом… Я ходил за ним и, подражая Наруто, канючил, чтобы «меня» начали обучать, но он… В общем… Вечером Джирайя-сама почему-то выбросил исписанные страницы и расстроенно сказал сам себе, что этому роману не место в печати. И я решил… Вы любите его книги… — Ирука-сенсей, вы… — Какаши непроизвольно подается вперед, хватая Ируку за руки. — Вы! Я за всю жизнь не смогу отблагодарить вас! К черту миссию, скажусь больным на недельку… Ирука-сенсей, вы, вы!.. От волнения Какаши даже начинает заикаться. Действительно, книги Джирайи-сама — его слабое место. Не просто слабое! Покажи Какаши новую книгу Джирайи-сама и бери голыми руками! Ирука — золотой человек, что подумал о Какаши, увидев выброшенные листки! Если роман не увидит печати, это же такой эксклюзив, коллекционная вещь! Каждое кандзи на этих черновиках — бесценно! — Я буду рад подарить вам эти черновики, — сдавленно улыбается Ирука, отчего-то не спеша отнимать свои ладони. — Только… Пожалуйста, простите меня, Какаши-сенсей, но я… Кое-что хотел бы получить за них. — Сколько? — автоматически выпаливает Какаши, мысленно подсчитывая свои сбережения. — Нет-нет, — отшатывается Ирука, — что вы, не деньги, нет… — Но что тогда? — недоуменно склоняет голову набок Какаши. — Ирука, все, что угодно, молю! Ирука мнется, нервно ломая пальцы, потом выдыхает себе под нос что-то, подозрительно похожее на «Я чудовище» и решается наконец: — Какаши-сенсей, я… В общем, я знаю о ваших сексуальных предпочтениях. На этих словах Ирука краснеет так, что на его лице можно спокойно жарить барбекю, так оно пылает. Удивленный словами Ируки, Какаши, поразмыслив, отвечает: — Я не делаю из них секрета, Ирука-сенсей. Хотя и не афиширую. Будьте уверены, мои предпочтения никак не затронут моих учеников. Если вы беспокоитесь о Наруто, я… — Нет, что вы, — мямлит Ирука. — Конечно, нет. Я знаю, что вы не заводите отношений внутри деревни… Только на длительных миссиях, иногда… — Интересная информация, — медленно произносит Какаши. Он наконец отпускает ладони Ируки и отходит от него на два шага. Разговор перестает ему нравиться, а обостренная интуиция так и кричит о какой-то подставе. — Я случайно узнал, — сконфуженно уточняет Ирука. — Услышал в банях. Я даже не знаю, кто это вас так активно обсуждал, Какаши-сенсей, слышал только голос, но лилась вода, и я не понял, чей это был голос, и… — Дальше, Ирука, — цедит Какаши, впервые забыв о вежливости и суффиксах. — К чему все это? Ирука вдруг набирается храбрости и упрямо вздергивает подбородок, впиваясь взглядом в лицо Какаши. Шагнув вперед и стиснув кулаки, Ирука оттарабанивает, как по написанному: — Какаши-сенсей, я прекрасно понимаю, как это звучит, но за черновики Джирайи-сама я хотел бы получить… Вас. В повисшей тишине Какаши явственно слышит, как звенит в углу аудитории попавшая в ловушку стен муха. Ирука-сенсей, заметно волнуясь, бестолково дергает собственные пальцы, не зная, куда деть руки. — Ирука-сенсей, повторите, что вы… Мне показалось… — Я отдам вам черновики, — тихо повторяет Ирука, снова боясь поднять глаза, — если вы… займетесь со мной сексом. Один раз. Так, будто вы… будто вы… любите меня. Какаши внезапно становится душно. Ему кажется, или стены заметно приблизились и давят? Может, это игра воображения, созданная усталым мозгом? Или же это выброс адреналина, который спровоцировали слова Ируки? Скорее всего, именно так. Только вот виной этому выбросу вовсе не возбуждение, хотя Ирука и прав насчет особенной ориентации Какаши. На самом деле Какаши в ярости. — Ирука, вы понимаете, чего требуете от меня? — стиснув зубы, цедит Какаши, стараясь контролировать руки, чтобы не ударить. — Знаете, как это называется? — Знаю, — гулко сглатывает Ирука. — Шантаж. — Зачем??? — Я не собираюсь раскрывать своих причин, — тихо, но твердо отзывается Ирука. — Поверьте, они есть. — Если это какой-то глупый розыгрыш Гая… — Нет, — мотает головой Ирука. — Гай-сенсей тут ни при чем. Я сам все придумал. Я знаю, чего хочу и как это выглядит. И знаю, что не требую невозможного, учитывая, что вы… предпочитаете парней. — Кого бы я ни предпочитал, — шипит Какаши, — я уж точно не предпочитаю шантажистов. Простите, Ирука, я был о вас лучшего мнения. Даже самая интересная книга в мире не стоит того, чтобы покупать ее за такую цену. Едва удержав при себе неблаговидные слова, которыми хотел окрестить Ируку, Какаши кидается к выходу — не к двери, сейчас Ирука загораживает ее, но к окну. И снова в спину ему прилетает фраза, заставляющая оступиться: — Какаши-сенсей, я… Читал эти черновики. И если вы мне откажете, боюсь, мне придется прибегнуть к спойлерам. Мысленно взвыв, Какаши замирает на месте. Его хладнокровие трещит по швам. Да что там! От хваленой выдержки не остается ни клочка — он готов придушить Ируку прямо здесь и сейчас. Не приведи боги, Ирука откроет рот и выдаст хоть самый маленький факт из этих черновиков! Какаши знает, как непостоянны писатели: сегодня Джирайя-сама выбросил черновики, а завтра на основе этого текста создаст бестселлер, выпустит в печать, книга разлетится по всему миру, а Какаши… Какаши… Уже будет знать чертов сюжет… Ярость застилает глаза алой пеленой. Какаши разворачивается, умоляя себя не делать глупостей, и, крадучись, как кот, возвращается к замершему у рабочего стола Ируке. Медленно-медленно он приближается к нервно дышащему чуунину, пока между их губами не остается совершенно мизерное расстояние. Ирука гулко сглатывает, поднимая подбородок — Какаши выше него и сейчас нависает, подобно готовому обрушиться на голову валуну. — К спойлерам? — шелковым голосом уточняет Какаши, мазнув взглядом по побледневшей физиономии Ируки. — Вы уверены в своих… угрозах? — Да, — выговаривает Ирука деревянными губами. — То есть… Если я вас… — Трахнете, — услужливо подсказывает Ирука, забывая дышать. — Если я вас трахну… Какаши делает еще шаг — последний. Теперь он стоит практически в обнимку с Ирукой. Тот пятится, но быстро упирается задницей в стол. — Вы ничего не знаете обо мне, — голосом Какаши можно резать стекло, но одновременно с этим тон его обманчиво-мягок. — Это не столь важно, — шепчет Ирука. Он прикрывает глаза, сипло выдыхая, будто ждет, что Какаши прямо сейчас набросится на него — знать бы, убивать или… Какаши выбирает «или». Ирука издает слабый писк, когда Какаши прижимает его к столу. Бедром Какаши чувствует, что Ирука возбужден. По крайней мере, о своих желаниях Ирука явно не шутит. Но зачем это ему? Какой-то странный спор? Может, его прямо сейчас снимают на скрытую камеру, чтобы донести Цунаде-сама о его наклонностях, особо настаивая на том, что детям не стоит обучаться у такого падшего человека? Какаши никогда не делал секрета из своих предпочтений. В конце концов, «Ича-ича», книги, которые он не выпускал из рук со своего восемнадцатого дня рождения, были в том числе и о мужской любви… Но в Конохе Какаши строго блюл себя — не заводил отношений и даже интрижек на одну ночь, предпочитая быструю дрочку в ванной между миссиями… Кто обсуждал Какаши в банях и зачем? Знать бы… Но что делать с Ирукой сейчас?! Какаши приближает прикрытые маской губы к уху Ируки и тихо, чтобы никакая подслушивающая техника, если она есть в аудитории, не смогла зафиксировать шепот, говорит: — Не сейчас, Ирука-сенсей. Мне нужно принять душ. У вас будет еще время передумать. — Я не передумаю, — выдыхает Ирука, подаваясь вперед. Черт, да у него действительно стоит! И сейчас этим «оружием», спрятанным в форменных штанах, Ирука толкается в бедро Какаши! Да что происходит?.. — И приготовьте мне мой подарок, Ирука-сенсей, — цедит Какаши. — За удовольствие, знаете ли, нужно платить. — Когда вы… придете? — Ирука вцепляется в стол так, что едва не сминает край добротной столешницы в ладонях. Какаши криво усмехается, радуясь, что Ирука не видит, как перекосило его лицо под тонкой тканью. Желая доконать Ируку совершенно, Какаши касается губами места за его ухом и одновременно ласково и зло выдыхает: — Спойлеры…