Две каменных госпожи

Солнце уже садилось, и закат был весь красно-золотой, чисто яшма, какую Иван видел в руках старых мастеров, резчиков по камню. Край солнца сиял так, что глазам было больно смотреть, — а всё же не удержался Иван, замер, загляделся на золотое сияние. Хоть и ранёхонько ему завтра вставать, хоть и идти в забой робить, а хочется порой посмотреть, какие в мире чудеса бывают. До того, как засмотреться на закат, Иван шёл по лесу ходко, думал, что дома ждёт жена Дарья и дети — две девки да трое ребят. Думал, что старшую дочь Марусю пора бы уже замуж выдавать, она девка ладная, видная, да и в работе скорая — матери по хозяйству помогает, за младшими братьями следит. Думал, что новый приказчик Демьян Данилыч — хуже собаки, чуть что сразу лается, люди для него будто скот какой... Вспомнив про приказчика, Иван нахмурил кустистые брови, опустил голову, потёр глаза — в них после взгляда на закат плясали пёстрые пятна — да и хотел уже было дальше идти, но услыхал неподалёку шаги. Шаги были лёгкие — лишь слегка шуршали листья и похрустывали ветки. «Если и зверь какой крадётся, то невеликий», — подумал Иван, но спине отчего-то стало холодно, и он покрепче сжал каёлку. Из-за деревьев, однако, вышел не зверь — вышла женщина, с ног до головы закутанная в тёмно-зелёный, точно малахитовый, плащ. Ивану бы тут и выдохнуть, а в груди тесно стало — вспомнил он рассказы бывалых заводских, что тут, мол, сама Хозяйка ходит. Старики много чего рассказывали — и про Огневушку-Поскакушку, что среди пламени появляется да пляшет, и про козла, что серебряным копытцем по земле бьёт, а из-под того копыта драгоценные камни летят, и про Великого Полоза, что может человеком оборачиваться. Иван над их байками посмеивался — а теперь, стало быть, сам Хозяйку встретил. Сдёрнул Иван шапку, поклонился — к нечисти этой надо со всем почтением относиться, а то может сгубить — в лесу закружит или вовсе в ящерицу превратит. — Ты ли это, Медной горы Хозяйка? Дело у тебя какое до меня есть? Хозяйка кивнула. Потом прижала к шее руку — тонкую, бледную, с длинными пальцами — и заговорила. Голос у неё — не то хрип звериный, не то шипение змеиное, и слова выговаривает чудно, не по-нашему. Иван не робкого десятка был, а вздрогнул. — Сскажи своим... Сскажи приказчику Демьяну... Пусть уходит с Красногорки. Не будет там больше руды. Сскажи, Хозяйка на него зла. Хоть вечер и тёплый был, а Ивана дрожь пробрала. Шутка ли — такое самому приказчику сказать! А не сказать — как бы не прогневалась Хозяйка на самого Ивана! Вон она и лицо прячет, и слова лишнего сказать не хочет. Ивану бы развернуться да домой бежать со всех ног, а ему совестно стало, что он перед девкой трусит, пусть даже девка эта — сама Хозяйка. Да и любопытно стало — на Хозяйку-то поглядеть. Старики сказывали, она собой краше всех заводских девок, краше даже барынь, а платья на ней из шёлкового малахиту, такие, что самой царице не снились! Вот он набрался смелости и говорит: — Что это ты лица не показываешь, Хозяйка? Что говорить по-нашему разучилась? Бывалые, кто тебя встречал, говорили, ты за словом в карман не полезешь. Да и нехорошо это, неприветливо — в глаза человеку не смотреть! Она промолчала, а потом вновь зашипела: — Я не Ххозяйка... И потом, ещё немного помолчав: — Я — Бессердечная. И открыла лицо. Вот тут-то Иван и рванул без оглядки, так что только сучья под ногами трещали, и мчался до самой опушки — едва в овраг не слетел, чуть шею не свернул, да и того не заметил. Лицо у нечисти этой, кем бы она ни была — Хозяйкой или ещё какой неведомой тварью — было всё белое, исполосованное чёрными шрамами, словно её зверь какой когтями рвал, на горле тоже шрам, будто её кто зарезать пытался, волосы седые, как у старухи, а глаза синие и словно огоньками светятся. И пятна по всей коже, будто она уже в земле полежать успела. Бежал Иван, бежал, крестился на бегу, молитвы шептал — а губы будто каменные, не слушаются, — и думал, что он лучше всё Демьяну Данилычу расскажет и десяток-другой плетей получит, чем заново с таким страхом встретится.

***

Уолдер Фрей по прозвищу Чёрный возвращался в Близнецы. До замка оставалось всего ничего, конь его шёл ровно, звуки леса ничем не отличались от обычных — хруст веток, шелест листьев, перекрикивание птиц; иногда в густой листве мелькал огонёк беличьего хвоста, а с ветки на ветку перепархивал дятел в красной шапочке или чёрно-белая молния — сорока. Ходили слухи, что Братство без Знамён совсем распоясалось — нападают на людей средь бела дня, похищают лордов, чтобы требовать выкуп, — но Чёрный Уолдер чувствовал, что никого из людей рядом нет. Он ощущал это кожей, спиной, волосами, всем телом — его никак нельзя было застать врасплох, подкрасться сзади и всадить кинжал в спину. Со свадьбой, которую в народе уже прозвали Красной, всё вышло не так удачно, как планировали Лотар, Уолдер Хромой и другие. Волк Робба Старка оказался поистине адской тварью, Меррет не сумел справиться с простейшей задачей — споить Большого Джона Амбера, вдова Старка схватилась за нож и отправила на тот свет дурака Динь-Дона… Но всё-таки Фреи своё дело сделали. Уолдер видел, как прислуга, отмывавшая от крови пол в зале, боязливо косится на него, слышал, как они шепчутся у него за спиной о проклятии, павшем на тех, кто нарушил законы гостеприимства. Глупая Рослин твердила о том же — и плакала, плакала целыми днями. Чушь собачья все эти проклятия и кара богов! Он бы потолковал об этом с Рослин в укромном уголке и может, даже сумел бы утешить её — известно, какое утешение нужно всем женщинам! Но вряд ли старик Уолдер Фрей это одобрит, ведь Рослин теперь носит в животе наследника дома Талли — и молится, чтобы это была дочь, подумать только! Слева мелькнуло какое-то яркое пятно, и Чёрный Уолдер резко осадил коня. Пальцы привычно легли на рукоять меча, но опасности он не ощущал. Пятно оказалось ярко-зелёным платьем, а одетая в него женщина лёгким шагом шла по тропинке, огибая кусты и отводя от лица ветви деревьев. Со спины было видно только длинную, до пояса, чёрную косу, но вот незнакомка обернулась, и Уолдер увидел её лицо — белокожее, с высоким лбом, чёрными дугами бровей и красными сочными губами. Ох и хороша она была — высокая, тонкая станом, но со спелой грудью, видневшейся под платьем — даже красивее, чем кузина Уолда Светлая, иногда скрашивавшая Уолдеру ночи. — Эй! — он натянул поводья, направляя коня в сторону женщины. Та обернулась на оклик, но не испугалась, не ускорила шаг — однако и не замедлилась. Только улыбнулась ясной улыбкой и продолжила идти. Чёрный Уолдер поколебался — не заманивает ли она его в логово к разбойникам? Но Братство не посмело бы подобраться так близко к Близнецам, да и где им найти такую красотку? Платье на ней было зелёное, изумрудно-переливчатое, похоже что шёлковое — на своих сёстрах, кузинах и жёнах старого лорда Фрея Уолдер ничего подобного не видел. Даже Рослин в день своей свадьбы была одета куда скромнее. И покрой странный, не как у вестеросских женщин — впрочем, Чёрный Уолдер плохо разбирался в этих тонкостях. Он был уверен, что в платье важно одно: легко ли его сорвать! — Кто ты? — он пришпорил коня и поравнялся с женщиной, но та даже не оглянулась, продолжая пробираться между зарослей. Уолдер даже облизнулся, глядя на её ловко покачивающиеся бёдра. Леди из знатной семьи она быть не может — кто бы отпустил её одну в лес? Скорее всего, обычная шлюха, а платье ей подарил особо щедрый поклонник. То-то она так оглядывается на Уолдера — видит, что он знатный лорд, и ждёт богатых подарков. «Ну жди-жди», — ухмыльнулся он, спускаясь с коня на землю. Уолдер Чёрный в несколько шагов догнал женщину, схватил её за плечо, развернул к себе... и словно ударился о камень. Вся она была холодная и твёрдая — и губы, и грудь, и даже коса, которая больно хлестнула его по лицу. Уолдер попытался разорвать платье, но оно оказалось таким же холодным, а ещё прочным и скользким. Незнакомка выскользнула у него из рук, Уолдер рванулся за ней — и вдруг понял, что не может сделать ни шага. Ноги словно увязли в земле. Он в смятении опустил глаза — земля, только что бывшая твёрдой и надёжной, теперь расходилась у него под ногами, в одно мгновение превратившись в болотистую топь. — Эй ты, сука! — он рванулся сильнее, но бесполезно. Уолдер выхватил меч, размахнулся, но женщина каким-то неведомым образом оказалась вне пределов досягаемости. — Отпусти меня, шлюха! — Я не шлюха, — она впервые заговорила, и голос её звучал странно, словно общий язык не был ей родным. — Я Хозяйка. А ты уже почти мертвец. — Я выберусь отсюда и покажу тебе, кто тут хозяин! Я Чёрный Уолдер Фрей! Я примчусь сюда с конниками, и они сожгут твой дом, а с тебя кожу сдерут! Ты будешь молить, чтобы я перерезал тебе глотку! Женщина расхохоталась. — Коли сюда кто-нибудь и примчится, они и следов моих не найдут, — она похлопала в ладоши, и Уолдер увидел, что по земле ползёт множество ящериц, а кое-где даже промелькнули змеи с блестящей чешуёй и ромбовидными головками. Тут же он понял, что погружается в землю ещё сильнее. — Ведьма, — прохрипел он, охваченный внезапным страхом. — Мейега… Чего ты хочешь? Золота? За меня дорого заплатят! — Я-то что, я ничего не хочу, — почти беззаботно отозвалась Хозяйка. — А вот Катерина хочет. Хочет, чтобы вы за убийство её сына отплатили сполна. Хочет, чтобы вороньё вами насытилось. Я-то её понимаю — у меня у самой дочь... — Катерина? — Уолдер не сразу понял, о ком идёт речь. — Кейтилин Старк? Не может она ничего хотеть, она мертва! — Была мертва, да воскресла. Только говорить почти не может — вы же ей горло перерезали. Но ничего, я за неё скажу. У нас с ней уговор — я её врагов в землю вгоню, а она моих недругов от моей Горы отвадит. — В землю? — Чёрный Уолдер барахтался, отчаянно пытаясь выбраться, но его засосало уже почти по грудь. Он бросил меч, хватался за землю руками, сыпал проклятьями вперемешку с обещаниями, но земля осыпалась и затягивала его всё глубже, а Хозяйка смотрела на него сверху огромными мерцающими глазами — теперь он видел, что они зелёные, того же цвета, что и платье, — и приговаривала: — Так в ваших обычаях гостям хлеб-соль подносить, а потом мечами их рубить? В ваших обычаях бабам да девкам глотки и животы резать, а парням головы рубить? В ваших обычаях человеку волчью голову на плечи приставить да ещё и потешаться над этим? Нелюди вы, истинно нелюди, уж куда больше, чем я. И казнь вам будет лютая, хоть и бескровная — полно уж вы крови пролили. Когда крики Чёрного Уолдера наконец-то затихли, а поглотившая его земля вновь стала ровной, Хозяйка перебросила косу через плечо, подошла к коню, который всё это время тревожно фыркал и иногда оглашал воздух громким ржанием, и хлопнула его по крупу. Заржав ещё громче и тревожнее, жеребец пустился прочь. Посмотрев ему вслед, Хозяйка развернулась и исчезла в зарослях — как и говорила, без следа. Ни единая травинка не примялась под её ногами, и только юркие ящерки сновали туда-сюда, следуя за своей госпожой.