Наше лето

Валентин Стрыкало — Наше лето.

У Тартальи длинные костлявые пальцы, кожа огрубевшая, сухая, трескается и шелушится. Костяшки налившиеся кровью, набитые об рожи бандитов, подушечки болезненно розовые, с содранной кожицей, под короткими ногтями плотно забилась грязь вместе с кровью. Дрожат. Гитара, которую Аякс, не думая, стащил у Синьянь на вечер, трогательно плачет под его пальцами. Он играет без медиатора и похрипывает в такт мелодии. Медленной, в не лучшем исполнении, конечно, но Люмин слишком влюблена, чтобы акцентировать на этом внимание — раньше парни ни разу ей на гитаре не играли. Раньше у Люмин парней в принципе не было. Она знает, что она многим нравится, но эти многие еще ни разу не нравились ей. Чем таким отличился Тарталья, она не знает — он вредный, шутит слишком глупо и не умеет делать комплименты. Прошлая она, поговорив с нынешней собой, лишь покрутила бы пальцем у виска на заявление, что по-глупому влюбилась в первого встречного гитариста. Для Люмин гитаристы в принципе были красным флагом — все ебанутые, как под копирку, и Аякс особо ничем от них не отличается. Совсем ничем. Что в нем можно было углядеть? Что он мог углядеть в Люмин? Что они вообще могли углядеть между собой? Люмин даже не смотрит на него, когда он тихо напевает себе под нос — настолько застенчиво, что ее кроет. Он смущается перед ней. А она даже не смотрит. У Люмин щеки горят — красные под насыщенным закатным солнцем. Цвета шарфа Тартальи. И в руке спелый закатник. Аякс хотел отдать ей свой шарф, но Люмин отказалась — ей хотелось знать, что когда они снова встретятся, она узнает его лишь по краю ярко-красной ткани. Он спросил, будет ли она выглядывать его шарф, и она не смогла солгать. Будет. Он ответил, улыбнувшись как-то по-печальному красиво, что в таком случае никогда его не снимет. У горизонта на волнах качается маленькая лодочка местного рыбака. Тарталья ложится на траву, в его волосах путаются маленькие травинки, которые Люмин будет заботливо нежно выбирать из рыжих прядей чуть позже. Он обласканный солнцем, красиво эксцентричный, предательски тихий рядом с ней и громкий в чужой компании. Он не такой, каким хочет казаться. И голос у него певческий, но Люмин хотела бы быть единственной, кто может его услышать в таком манере, а Аякс никогда и никому не будет петь, кроме нее. Когда они тихонько пытались ускользнуть от чужих глаз, Паймон сделала вид, что очень занята сбором лесных иназумских ягод. О, Архонты, как Люмин ей благодарна! Аякс стесняется даже при этой маленькой фее, оно и понятно — Паймон его недолюбливает; но вообще-то она супер-поддерживающая и защищает его перед другими. — Яхта, парус, в этом мире только мы одни, — Аякс трогательно завершает песню последним припевом, — Ялта, август, и мы с тобою влюблены… Влюблены, — повторяет он последнее слово, и Люмин мысленно с ним соглашается. Да, влюблены. Играют последние аккорды, затем музыка затихает, гитару Тарталья откладывает в сторону, и в конец смутившаяся Люмин наконец осмеливается повернуться к нему. Он лежит, закрыв ладонями лицо, но она точно знает, что его губы украшает чуткая, мягкая улыбка. Им обоим нужна передышка в пару (столетий) секунд, чтобы снова взглянуть друг другу в глаза. Люмин ложится рядом, накрывает его запястья ладонью и открывает его лицо своему взору. Аякс не сопротивляется и позволяет ее золотым глазам скользить по своему лицу. Сам он судорожно мечется взглядом туда-сюда, не зная, куда его пристроить, но в конце концов достигает зрительного контакта. Его обычно мертвые, пустые глаза сейчас кажутся замыленными, взволнованными, но вместе с тем — более яркими, чем обычно. Люмин убирает с его виска волосы, открывает лоб, обжигает щеку ладонью. — На тебя чихнуло солнце, — шепчет она. Кроны деревьев перебивают ее своими лесными сплетнями. Наверняка обсуждают их на своем, древесном. Аякс хрипло смеется, сжимает ее ладонь в своей, но все еще держит ее у щеки, - Весь в веснушках. — Тогда я заразился звездной болезнью? — Надеюсь, что нет. Не хочу, чтобы к концу жизни ты взорвался. — От меня останется черная дыра. — От тебя останется космическая туманность. — Я побывал в Бездне, она изуродовала меня. Мне никогда не стать чем-то таким красивым. — Странно, тогда почему я не могу оторвать от тебя взгляд? — Наверное, странное тебе уже не чуждо, ведь ты и сама многое пережила. — Я научилась видеть в странном уникальное. Аякс уставше замолчал и улыбнулся. Люмин опустила взгляд, подперла голову рукой, а второй, все же освободив ее, зашебуршила по траве, пока зеленой, но уже с примесью фиолетового оттенка. Интересно, как в Иназуме проходит зима? — Это ты уникальная, — наконец, отвечает он, — И мне повезло, что ты не отшила меня. — О, святая Семерка, я ему слово, он мне десять! Ты вообще везунчик по жизни, не заметил? Удача преследует тебя. Тарталья фыркнул: ну да, конечно. — Настолько удачливый, что упал в Бездну? Пока что преследуешь меня только ты одна. Люмин подняла на него скептический взгляд, выгнув бровь. Под ним Аякс смутился и глупо хихикнул. — Я тебя? Это ты появляешься везде, куда бы я не направилась! — Нас притягивает друг к другу, все просто. — Я южный полюс, а ты — северный? — Все верно. Люмин срывала цветочки и вплетала их в рыжие волосы Тартальи. Как они потом будут доставать их оттуда — проблема Люмин и Тартальи из будущего. Как и конец августа, как и начало сентября, как и отбытие из Иназумы — Тарталья снова возвращается в Снежную, может быть снова ненадолго, может быть снова начнет разъезжать везде, где прикажут, и может быть их следующая встреча состоится только через год, а то и два-три, но Люмин точно знает, что рано или поздно все-таки состоится, потому что решения судьбы закономерны. Потому что она южный полюс, а Аякс — северный. И их тянет друг к другу так, что даже решения Царицы не смогут их развести в разные стороны. Куда бы Люмин не пошла, Тарталью нелегкая закинет в то же место. Может быть, через неделю ее погребет в Разломе под камнями, а Тарталья поможет ей выбраться из-под завала, или они будут целоваться на спрингвейлском фестивале, а может он будет ждать ее в чайнике каждый божий день, и они будут любить друг друга по прохладным вечерам немного сильнее, чем в полуденную жару. — Куда ты теперь направишься? — В Сумеру. Буду выглядывать твой красный шарф в толпе каждую секунду. — Обещаешь? — Его голос ломается. — Обещаю, малыш. Это конец августа, и завтра они уже не увидятся, но это привычное дело — сто раз встечаться, сто раз расставаться и сто раз встречаться снова. Они оба — оба — путешествуют, и такова их доля. К сожалению, путешествие Тартальи заключается в грязных приказах, темных делах, исключительно тайных вопросах. Путешествие Люмин — в том, чтобы разобраться в себе, в этом мире и в причине, почему Итер отвернулся от нее. Она не уверена, что и Аякс не отвернется от нее тоже; точнее, она знает, что между работой и ней он выберет работу. Но если этот выбор сделает его счастливым, она вовсе не против. — Я найду тебя, — шепчет он, и кроны деревьев снова сплетничают о них. — Ищи, — устало улыбается она.