За пятьдесят часов Курапика прогоняет всю неловкость, которую испытывала после той сцены с отморозком, возомнившим себя достаточно крутым, чтобы ставиться рядом с Гёнэй Рёдан. Куруте казалось, что на секунду, на мгновение, которое ей потребовалось, чтобы положить преступника, она обнажила перед друзьями своё нутро. Словно своими словами по отношению к сопернику она абсолютно вывела их из колеи, вывернула себя наизнанку и поочередно показывала каждый орган, детально рассказывая о каждом. Они не должны были засвидетельствовать всплески её эмоций. Они пришли сюда не за этим.
Это был момент, когда Леорио видит что вокруг Курапики горячо. Даже жарко. Она злится, кипит, сжатые пальцы белеют, глаза краснеют, и Леорио практически видит пар, исходящий от её тела. Но, почему-то, сейчас Курапика выглядит ещё более отстранённой, чем до этого. И экзаменатор с ирокезом, парой телохранителей и коробкой с карточками совершенно не решает ситуацию. Леорио думает много, думает долго. Она думает о своей цели охоты, думает о Курапике и о её цели. Думает о Курапике. Ей кажется, что фарфор трескается с каждым этапом. Они коротко переговариваются на корабле и Курапика уходит с расслабленным и, будто, немного успокоившимся выражением лица, что заставляет губы Леорио расплыться в глупейшей улыбке. Докторше кажется, что она бредит всё больше после каждого разговора с этой девушкой. Фарфоровые, гладкие и миниатюрные руки Куруты вертят головой Леорио, перебирают пальцами её сознание, перемешивают все мысли, сводят с ума. Паладинайт находится в полном контроле этой леди, и совершенно этого не отрицает. Прибыв на остров, они все разделяются.***
— В первую очередь тебе не следовало обманывать людей! Леорио моргает раз. Моргает два. — К… Курапика? Курапика, чтоб её, Курута, мгновение назад сбившая здорового Тонпу с ног, заставив его сделать несколько оборотов в воздухе сейчас смотрит на Леорио такими глазами, будто она — самое прекрасное, что ей приходилось видеть в жизни. И Леорио… действительно не уверена, что сможет сейчас связать слова в предложения. Где-то на подкорке она волнуется, что Курапика могла сломать ногу, но быстро забывает об этом, когда с ней начинают разговор. — Леорио, — начинает Курапика, не обращая внимания на изнывающего в стороне Тонпу, — Не хочешь работать в команде? О, Леорио чувствует, что если бы сейчас Курапика предложила ей ограбить банк или спрыгнуть с крыши, то,да, Леорио бы пошла за... нет, с ней куда угодно. — Хочу, — всё ещё пребывая в лёгком шоке отвечает докторша и ловит маленькую, почти не заметную, но до мурашек нежную улыбку теперь уже полноправной напарницы. На какое-то время Леорио напрочь забывает о хрупкости Курапики. Может, это связано с её поведением при встрече с Хисокой. С её невероятным умом и рассудительностью, которые она показывает уже не в первый раз. С её готовностью противостоять кому-то вроде Хисоки. С её храбростью и силой, стоящими за миловидной внешностью. То, как Курапика разговаривает, как движется — всё в ней внушает Леорио доверие и такую же готовность сражаться. Сражаться бок о бок с Курапикой, потому что с ней не страшно. Глубокой ночью Леорио думает об этом, пока стоит на посту. Она не уверена, о чём «об этом», не уверена, думает ли, но когда она оборачивается, чтобы проверить спящую Курапику, в ней что-то надламывается. Она немного мнётся, будто собирается сделать что-то смущающее, и садится рядом с девушкой, всё ещё держась на позволительной дистанции. Курапика тихо посапывает, пока Леорио наблюдает за ней, оперевшись подбородком на колени, то внимательно рассматривая каждый участок кожи, то и вовсе уводя взгляд, словно её могли застать за такой непристойностью. В очередной раз отвернувшись и став разглядывать землю, Леорио практически засыпает. Однако, окончательно и бесповоротно её будит громкий болезненный стон. Леорио распахивает глаза, будто её окатили ледяной водой и оглядывается в первую очередь на напарницу. Брови её подняты кверху, рот открыт, дышит часто, пульс, судя по всему, учащённый. По её лицу стекает пот, а руки начинают неопределённо дёргаться и елозить по земле в поисках чего-то. Леорио, среагировав, подлетает к ней, касается плеча и зовёт негромко: — Курапика. Курапика, ты слышишь? Курапика издаёт звук, напоминающий Леорио крик с уже потерянным голосом, она вздёргивает плечом, хмурится, отчего Леорио, как ошпаренная убирает с плеча руку. Странно, но температура тела действительно высокая. Она склоняется над Курапикой, всё ещё держась на расстоянии и слабо дёргает её лишь за ткань одежды. — Прости, прости, прости, — как бесконечную мантру повторяет Леорио. — Прошу, Курапика, прошу тебя, — отчего-то голос Леорио сам надламывается, когда она наблюдает за стекающей по чужой щеке слезой. — Проснись. Курапика дёргается, но не просыпается, и Леорио почти чувствует собственные горячие слёзы. Что вообще произошло? Это же не из-за неё? А в первый ли это раз происходит или Курапика каждую ночь так страдает, пока Леорио спокойно наслаждается сновидениями и игнорирует свою прямую, профессиональную обязанность? — Проснись, пожалуйста, — повторяет Леорио в отчаянии. — Пожалуйста, Курапика, что мне сделать? Как мне помочь тебе? — спрашивает Леорио скорее у себя, чем у пребывающей в кошмаре девушки. Докторша проводит тылом ладони по глазам, из-за чего видеть становится чуточку легче. Курапика стискивает зубы так же, как обычно дети делают во время прививки, или когда мама больно расчёсывает волосы. Сейчас у Курапики как раз такой вид: детский и беспомощный. Но она сдерживает голос, хотя по ней видно, с каким трудом ей это даётся. Леорио нервно ухмыляется в ответ на свои мысли и ей становится чуть спокойней. Да, не смотря ни на какие обстоятельства, Курапика остаётся храброй и гордой, почти на грани безрассудности. Она, во чтобы то ни было, дотерпит. Досидит до конца, после прививки получит кислую конфету, а мама в конце концов сделает красивую косу без петухов. У неё не стекает краска с глаз от слёз, не трескается голова, когда она напрягает мышцы челюсти. Её мягкие волосы не сделаны из лошадиного хвоста и не нуждаются в показушной кукольной завивке. А ещё она не носит платья Викторианской эпохи! Ей в самом деле гораздо больше подходят народные одеяния. А ещё глаза её… живые. Да, всё же живые. Это Леорио осознаёт полностью, окончательно и бесповоротно, когда Курапика просыпается, и глаза её светятся алым-алым. Леорио страшно за неё, но она не может ничего спрашивать, пока Курапика первая не проявит интерес к откровениям. Курапика смотрит напротив себя, прямо на лицо Леорио. Затем она смотрит на свои дрожащие руки, и глаза её, живые, вновь наполняются слезами. Она падает головой на грудь Леорио и тихо всхлипывает. Та осторожно обнимает её за дрожащие плечи и, не встретив сопротивления, прижимает ближе к себе. Не потому что Курапика хрупкая, а потому что Курапика человек. Она настоящая, живее всех живых и саму Леорио наверняка переживёт! И она тоже испытывает эмоции, она тоже нуждается в поддержке. Она же прямо сейчас так доверяет Леорио. Сидит в её объятиях, цепляется за рубашку, пока Леорио целует её в макушку и накрывает её ладонь своей – широкой – такой же тёплой, медленно унимая дрожь, и плачет-плачет-плачет. Делает что-то настолько несвойственное куклам, но настолько обычное для человека. И её теперь можно касаться без страха разбить. Если спросить Курапику позже, то, на самом деле, её всегда можно было касаться, если бы это была Леорио.