Дожди

В восьмой год правления императора Лунаня ранняя весна на востоке Великой Лян выдалась холодной. Над столицей нависли свинцовые тучи, которые целыми днями поливали улицы дождем. Вода стекала по каскадам крыш и изогнутым карнизам, а в лужах на широких мостовых плавали тысячи лепестков, сбитых ливнем с цветущих деревьев. По улицам, многолюдным в обычные дни, редкие прохожие бегали по делам, прячась под разноцветными зонтиками. Ведь правильно говорят, что в такую погоду хороший хозяин и собаку из дома не выставит. Такого же мнения придерживался и Гу Юнь. Сегодня, после визита на утреннюю аудиенцию у Императора, он уже успел промокнуть до нитки, пока бежал из экипажа до поместья. Надо же было забыть зонтик! А дождь, назло ему, начал лить ещё сильнее. И в итоге весь промокший, замёрзший и злой, он вернулся в поместье Аньдинхоу и планировал и носа из дома не совать до тех пор, пока боги не сжалятся над Великой Лян и не перестанут ее оплакивать. Тем более, раз уж он ненадолго вернулся в столицу, хотелось побыть дома. Родные стены помогают, так ведь? И ещё он очень надеялся, что Ли Фэн не будет надолго задерживать Чан Гэна и тот вернётся домой пораньше. Но вселенная сегодня не хотела слушать надежды великого маршала. День шел так медленно, что казалось, будто время остановилось. Остался только шум дождя, плотной белой пеленой скрывшего зелень гор на горизонте. Хо Дань уехал по поручению Чан Гэна и до сих пор не вернулся, а дядя Ван был занят домашними делами, поэтому, за неимением другого собеседника, маршал пожаловался братцу Мышонку на свою нелегкую судьбу. Ему было совсем неинтересно слушать поток сознания своего болтливого хозяина, и он спрятался в клетку, чтобы в тишине продолжать жевать рисовые зерна. Спустя один большой час маршал наконец-то обсох, согрелся, перестал сокрушаться на погоду и стал думать, как скоротать время до прихода Чан Гэна. В поисках какого-нибудь занятия Гу Юнь так измаялся от скуки, что обошел все поместье несколько раз. Поместье Аньдинхоу было скромным и не отличалось богатым убранством - ведь большую часть года Гу Юнь не появлялся в столице, а Янь-ван, выше головы загруженный работой, в отсутствие своего ифу дни и ночи проводил в здании Военного совета. В своём кабинете маршал нашёл детскую каллиграфию Чан Гэна, сохранившуюся с тех самых времён, когда он старательно подражал почерку великого Аньдинхоу Гу. Гу Юнь вспомнил того упрямого подростка, который каждый день тренировался на Генеральском холме, когда они жили в Яньхуэй. И который, после переезда в столицу, раз за разом сбегал из поместья, желая отправиться сначала на границу вместе с ифу, а потом - странствовать по Цзянху вместе с плешивым ослом Ляо Жанем. В конечном счете он решил, в лучших традициях жизни в приграничном городке Яньхуэй, лениво развалиться на кушетке и потягивать разогретое вино, дожидаясь возвращения Чан Гэна. Чан Гэн вернулся только вечером. К этому времени дождь почти прекратился. Капли с резного карниза падали вниз, разбиваясь о каменную плитку со звонким «кап», и стекали с верхушек деревьев, заставляя покачиваться листья. Янь-ван славился своим непоколебимым спокойствием, которое распространялось от него на тысячи ли, но Гу Юнь и подумать не мог, что маленький паршивец успокоит даже природу! Чан Гэн стряхнул с зонтика редкие капли. - Ифу, я дома! К этому моменту почти позабытое во время ленивого дня романтичное настроение Гу Юня заиграло новыми красками. Ему больше не хотелось лежать завернувшись в одеяло и изображать ворчливую гусеницу, поэтому он накинул верхний халат и буквально выпорхнул встречать своего благоверного. От Чан Гэна пахло успокоительным и свежестью весеннего дождя. Гу Юнь был готов отдать целый мир ради того, чтобы просто бесконечно обнимать Чан Гэна и наслаждаться этим запахом. Неожиданные объятия прямо на пороге застигли Чан Гэна врасплох. Весь день ему очень хотелось вернуться домой и вдоволь натешиться со своим ифу, но кто бы мог подумать, что он сам кинется ему прямо в руки? Прижавшись губами к уху маршала, он прошептал: - Мой Аньдинхоу, своим пылом ты переломаешь мне все ребра. Губы скользили по щекам и подбородку, и, замерев на мгновение, он тихо сказал Гу Юню прямо в губы: - Тогда я не смогу показать тебе то место, о котором говорил в своём письме. А ведь я так ждал возвращения ифу с границы… Дождь прекратился ненадолго. Я бы хотел отправиться туда с тобой прямо сейчас. До недавнего возвращения в столицу Аньдинхоу как обычно нёс службу на северо-западной границе. Этой зимой было относительно спокойно: восемнадцать варварских племён оправлялись от прошлых столкновений, да ещё, если верить слухам, ко всему прочему погрязли в своих политических проблемах, и не ясно, был ли ещё жив Цзялай Инхо. Поэтому варвары не рисковали соваться к Чёрному железному лагерю. Неприятности доставляли только мелкие стычки с разбойниками. В целом жизнь текла своим серым чередом, и в перерывах между патрулями Гу Юнь писал военные отчеты в столицу, каждый раз прикладывая к ним личное письмо для Чан Гэна, и получал его письма в ответ. В одном из таких писем Чан Гэн писал, что однажды, возвращаясь в поместье после встречи с барышней Чэнь, ему по воле случая пришлось поехать новым маршрутом, и там он увидел красивое местечко с удивительно умиротворяющей атмосферой. Гу Юнь редко бывал в столице, и из «красивых» мест знал только разного рода увеселительные заведения, поэтому ему было интересно, что же такого невероятного Чан Гэн нашёл. Гу Юнь отпустил его, чинно и благородно встав напротив и поправив слегка помятый воротник парадных одежд. Для полноты картины он заправил за ухо свисавшую перед лицом Чан Гэна прядку чернильно-черных волос и серьезно сказал: - Давай сначала поужинаем. Ты сутками разгребаешь дела в Военном совете и много времени проводишь с Императором. А о себе ты подумал? Барышня Чэнь ведь говорила тебе хорошо питаться и не забывать об отдыхе, а ты ни секунды не сидишь на месте. Разве так можно? Успеем посетить твоё место, но ты должен отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы дядя Ван приготовил что-нибудь поесть… Чан Гэн на это лишь тихо рассмеялся и заметил: - Ифу многое перенял у генерала Шэнь. От этого замечания у Гу Юня аж волосы на голове зашевелились. Он сразу представил себя в роли квохчущей наседки, этой старой девы Шэнь, и ему стало настолько дурно, что могли помочь только самые сильные успокоительные барышни Чэнь внутривенно. За то время, что они с Шэнь И дружат, он вдоволь наслушался нотаций о своём здоровье, что сам стал так же нудеть. Видимо, это заразно. Чан Гэн поспешил его заверить: - Ифу не стоит об этом беспокоиться. Я поужинал с господином Ду. Но я могу составить тебе компанию, если ты голоден сейчас. А потом нежно промурлыкал: - Или мы можем сходить туда, куда ифу захочет? Все заведения столицы будут рады угостить великого маршала. Опять он за своё. Гу Юнь не умел отказывать Чан Гэну больше трёх раз. Особенно если тот пускал в ход тяжелую артиллерию под названием «я буду смотреть щенячьим взглядом и тем самым выну из тебя всю душу». Гу Юнь не хотел посещать никаких других мест, поэтому согласился поехать с Чан Гэном. Спустя одну курительную палочку экипаж уже стремительно направлялся к северо-восточной окраине столицы. На северо-востоке расположились небольшие, но живописные горы, между которыми вдоль реки пролегала дорога. По опутанным зелёным плющом скалам стекали большие и малые водопады, а после затяжных дождей они стали особенно бурными, наполняя водой реку, которая протекала через всю столицу Великой Лян, уходя дальше на запад. Оставив позади последнее столичное здание, которым была какая-то лавка, экипаж двигался в тоннеле, с одной стороны которого и над головой были скалы, а с противоположной - стена из водопадов. Гу Юнь уже вдоволь насмотрелся на падающую с неба воду, особенно сегодня утром. Гораздо интереснее ему было смотреть на Чан Гэна, лежащего у него на коленях. Тот закрыл глаза и позволял рукам ифу гладить его лицо. Нежно, словно его пальцы были крыльями стрекоз. Рука очертила линию подбородка, блуждала по шее и спустилась под ворот одежд, сминая пальцами ткань, и спускалась всё ниже, от чего Чан Гэна будто ударило молнией. Его уже изрядно потряхивало, когда Гу Юнь вдруг спросил: - Долго ещё ехать? Чан Гэн из последних сил открыл глаза и приподнял занавеску: - Мы проехали половину пути. Прибудем совсем скоро. Удовлетворившись ответом, маршал хмыкнул, и усадил Янь-вана себе на колени, крепко прижав к себе и впившись поцелуем в его шею. Его Высочество дрожал как осиновый лист, обнимая Гу Юня за шею, и низко прошептал ему на ухо: - Неужели ифу так хочет меня, что не дождался прибытия и готов взять прямо здесь? После этих слов Гу Юню захотелось его прибить и выкинуть из экипажа. Во-первых, за обращение «ифу» в такой интимный момент. Во-вторых, ну да, он хотел его, ужасно хотел, но ради всего святого, не здесь!! В-третьих, где он только так разговаривать научился? Лысый осел Ляо Жань точно учения Будды ему преподавал? Словно прочитав его мысли, Чан Гэн поцеловал его в уголок губ и мягко сказал: - Цзыси, не сердись. Там, куда мы едем, будем только мы вдвоём. И тогда ты сможешь делать со мной всё, что угодно. Спустя совсем немного времени экипаж наконец-то остановился. Как ни в чем ни бывало, Аньдинхоу и Янь-ван вышли наружу, будто это не они только что занимались непотребствами, пока никто не видит. Перед глазами маршала предстала огромная арка, украшенная орнаментом из цветов и диких зверей. Широкие каменные ступени вели внутрь, на дорожку из голубого камня, уходящую далеко вглубь сада. Со всех сторон было слышно тихое журчание воды и пение птиц, радующихся перерыву между сильными дождями. Яркое закатное небо окрасило все вокруг в розовые и сиреневые оттенки, создавая тёплую и умиротворяющую атмосферу. Гу Юнь невольно затаил дыхание, пока Чан Гэн вёл его за руку по сырой каменной дорожке. Вдоль неё было много разных растений, и рядом с каждым стояла табличка с названием и кратким описанием. Были и деревянные дорожки между маленькими прудиками, в которых свою песню пели лягушки, и виднелись беседки с изогнутыми карнизами крыш. Жизнь на границе не отличалась изяществом, а природа там была скудной и суровой. Да и поместье Аньдинхоу было обставлено максимально просто. Гу Юнь любил красивые вещи, красивые места и красивых людей, но ему было попросту некогда на всё это смотреть. Сад, который показал ему Чан Гэн, и правда был удивительно красив. Он завораживал и затягивал, а узкие тропки блуждали между композициями из растений и камней, будто хотели, чтобы случайный путник потерялся и больше никогда не нашёл отсюда дорогу, любуясь садом до самого своего конца. Все проблемы вылетели у маршала из головы, а его мысли занял этот сад и тёплая ладонь Чан Гэна в его руке. И, как Чан Гэн ему обещал, здесь не было ни души. Ни посетителей, ни садовников, ни слуг. Путь к саду пролегал не по казенному тракту и шёл мимо всех основных дорог. Сам сад был отдалён от столицы, и сюда нельзя было забрести случайно. Он больше напоминал убежище, в котором не достанет ни одна живая душа. Поэтому Гу Юнь подверг большому сомнению историю Чан Гэна о том, как он возвращался от барышни Чэнь и «совершенно случайно» сюда попал, но не спешил задавать вопросов и просто шёл рядом с принцем. А потом Гу Юнь кое-что припомнил. Так они дошли до самого большого пруда. Через него раскинулся горбатый каменный мостик, ведущий к небольшому павильону. К этому времени уже опустились сумерки, накрывая всё вокруг синевой наступающей ночи. Фонари покачивались на ветру и мягко звенели колокольчики под углами крыши. Карпы кои плавали между стеблями белых лотосов. Они молчали всю дорогу, наслаждаясь прекрасными видами. Янь-ван первым прервал тишину, сказав: - Этот павильон предназначен для господ, желающих остановиться в саду на ночь. Сегодня я такой господин, и буду очень рад, если ифу составит мне компанию. Ночевать здесь в одиночестве будет очень холодно. «Не беспокойся, любимый, ифу тебя согреет», - подумал Гу Юнь, и без лишних слов потащил Чан Гэна внутрь. Он ещё должен поквитаться с ним за ту фразу, сказанную в экипаже. «Кажется, ты хотел чтобы я «взял тебя прямо здесь»? Что ж, я исполню твоё желание». Чан Гэн хорошо знал расположение комнат в павильоне, поэтому быстро сориентировался и нашел самую просторную комнату с широкой кроватью и видом на тот самый лотосовый пруд. Как жаль, что им обоим сейчас было плевать и на пруд, и на лотосы, и на карпов. Столкнув Чан Гэна на кровать, Гу Юнь навис над ним, прижав руки над головой, и, наклонившись совсем близко к лицу, как бы между делом произнёс: - Ли Фэн как-то обмолвился, что Его Высочество Янь-ван занялся бонсаем. Но я и подумать не мог, что твоё увлечение будет столь грандиозным. Чан Гэн явно не ожидал, что его ифу уже давно обо всем знал, и капризно протянул: - Брат-император испортил такой сюрприз… Но он точно не говорил тебе, что та лапшичная, которую мы сегодня проехали, оставив позади столицу, тоже принадлежит мне. Несколько лет назад, на день рождения Гу Юня, Чан Гэн в шутку предложил ему бросить всё, открыть свою лапшичную и жить обычной мирной жизнью. Вот это признание Гу Юня уже удивило. Его Янь-ван, оказывается, не только политик, интриган, лекарь и садовод. Он ещё и торгаш-лавочник. Гу Юнь развёл его ноги коленом. - Завтра накормишь меня своей лапшой, а сейчас у нас есть дело поважнее. Юный бизнесмен не забыл, что за ним остался должок? После чего принялся слой за слоем снимать с него одежды, целуя шею и ключицы, оставляя яркие отметины там, где их не будет видно под высоким воротом, который Чан Гэн обычно носил. Находясь в горячих объятиях маршала, Его Высочество едва слышно произнёс: - Мой Аньдинхоу, брат-император не знает, что я построил этот сад для тебя. Гу Юнь развязал свой тканевый пояс и, недолго думая, крепко привязал его руки к изголовью кровати. Это признание тронуло сердце Гу Юня. Длинные ресницы Чан Гэна едва заметно подрагивали, а дыхание стало тяжелым и прерывистым, пока губы Гу Юня спускались ниже, а руки ловко стягивали нижние штаны. Неожиданно он остановился, включил лампу и, пошарив в своих вещах, выудил флягу с цветочным вином. Сделав небольшой глоток, он изо рта в рот передал вино Чан Гэну. Вышло не очень аккуратно, и часть вина потекла по губам. Маршал вылизал дорожки вина, не оставив ни капли. Он целовал низ живота и внутреннюю сторону бёдер. Он не оставил без внимания ни один сантиметр его тела, но даже не прикоснулся к члену. Гибкое и стройное, как молодой бамбук, тело Янь-вана выгибалось под руками великого маршала, а с губ слетали короткие вздохи. Сгорая от желания, он тихо звал: - Цзы… Цзыси…. Но Гу Юнь продолжал его мучить, и вскоре вздохи заменили стоны и жалобные всхлипы. Он пытался высвободить руки, но узел оказался крепким. Всё-таки сам Аньдинхоу вязал, не абы кто. - Ваше Высочество, вы ведь сами сказали, что я могу сделать с вами всё, что угодно. Чан Гэну казалось, что душа вот-вот покинет его тело. Гу Юнь смотрел на его заплаканное лицо сверху вниз, и его сердце переполняла нежность. Его маленький Чан Гэн, его капризный и упрямый ребёнок, построил для него, только для него одного, гигантский сад, полный лекарственных растений. В укромном месте, где не достанут ни люди, ни призраки. Смахнув ладонью его слёзы, он улыбнулся и сказал: - Спасибо тебе. Гу Юнь повторил трюк с глотком вина, а после опустился между его ног и взял в рот его истекающий смазкой член. Теперь душа Чан Гэна точно была где-то очень далеко отсюда. За окном вновь зашумел дождь. Цветы лотосов закрыли лепестки, а карпы кои ушли ближе ко дну. Тихо покачивалась паровая лампа над кроватью. - Моё дорогое Высочество… Я правда… очень люблю тебя. Утром следующего дня. Хо Дань встретил экипаж хозяев у ворот поместья. - Великий маршал, к вам с визитом пожаловала лекарка Чэнь. Она дожидается вас внутри. Чэнь Цинсюй экспериментировала с лекарствами для Гу Юня и принесла несколько новых рецептов на пробу. Гу Юнь в обычные дни не носил плотные высокие воротники, и стоило ему наклониться, как ткань съехала, явив свету пару небольших багряно-красных следов любви. Чан Гэн находился рядом и с самым серьёзным видом внимательно изучал пузырьки с лекарствами. Высокий светлый воротник с золотыми птичками был застегнут до самого подбородка. Взгляд Чэнь Цинсюй перешел с засосов на Янь-вана и обратно. За то время, пока она объясняла, что она принесла и как это пить, ее лицо бледнело, краснело, зеленело, и бедной женщине самой едва ли не требовался доктор. Наконец, отдав указания, она сослалась на важные дела и умчалась прочь с такой скоростью, что в дверном проеме только и успел сверкнуть край ее белоснежных одежд. В спешке она даже оставила свою шляпу доули. Чёрт на плече Гу Юня ликовал, едва завидев эту шляпу. Барышня Чэнь не спешила за ней возвращаться, поэтому Гу Юнь отправил Хо Даня в поместье Шэнь, передав шляпу и записку: «Это шляпа барышни Чэнь - мой трофей, который я тебе великодушно дарую. Поспеши и верни её госпоже. Будешь мне должен». Проклиная Гу Юня на чем свет стоит, Шэнь И вернул шляпу хозяйке. Чэнь Цинсюй была готова рыдать от счастья, когда поняла, что ей не придётся позорно возвращаться в поместье Аньдинхоу. Спустя две недели затяжные дожди прекратятся, и на смену им придёт дым сражений. Аньдинхоу будет разрываться между северо-западом и юго-востоком, а Янь-ван очередным законопроектом запустит тысячи волн при дворе. Шэнь И вернётся к обязанностям командующего юго-западом, а Чэнь Цинсюй уедет на север, в бескрайние варварские степи. Только тихий сад на окраине столицы будет ждать возвращения своих хозяев.