— Sin querer, sin querer, lo de ayer fue sin querer… — Pero parecía queriendo. Lali feat. Mau y Ricky, «Sin querer queriendo» *** — Ненарочно, ненамеренно, то, что было вчера — было случайностью… — Но по тебе казалось, что ты этого хочешь.
За родным лесом Авидья занимался рассвет. С балкона Алькасар-сарая его можно было рассмотреть особенно хорошо: там, где безоблачное голубое небо встречалось с морем пышных вечнозеленых шапок, миской пролитого карри потихоньку растекалось ослепительное золото восходящего солнца. В садах вокруг особняка-дворца, несмотря на такой ранний час, жизнь тоже била ключом: бледно-йогуртовые падисары и лиловые махровые розы вытягивали стебельки, готовясь окунуться в живительное солнечное тепло, а в воздухе звенели предвещающие птичьи трели. Сюда, в Алькасар, рассвет еще не добрался, но над городом Сумеру, который находился на противоположной границе леса, оно должно было уже палить в полную силу. Длинные темно-зеленые уши Тигнари от этой мысли заранее поникли: городскую жару он не любил, предпочитая ей более комфортную лесную прохладу. Хоть он фактически и происходил от пустынных полубогов-гандхарв, современные поколения ушасто-хвостатых потомков так называемых валука шуна уже давно превратились из песчаных собак в древесных. И если бы не Академия, то он бы вовсе не покидал никогда свой тенистый рейнджерский Гандхарва-вилль. — Доброе утро, — раздался молодой мужской голос за его спиной. Тигнари обернулся: в раскрытой двери балкона стоял полураздетый беловолосый студент, в руках держа по дымящейся кружке. — Утра, Кавех. — Тоже в Академию спозаранку? Он утвердительно мотнул головой. — Я тут кофе подогрел, будешь? Хотел бы сказать, что неплохой, но это и правда ужасная бурда, намешанная на переносной печке, — Кавех хохотнул. — Уж извини, профессор. Издержки строительства. — Внештатный научный сотрудник, — ворчливо поправил рейнджер, — Говорил же. Я не преподаю, только выступаю на конференциях и курирую амуртские дипломы. А вот за кофе спасибо. «Бурда» действительно оказалась отвратительной. Но Тигнари не проронил ни слова на этот счет: во-первых, как опытный скаут-разведчик, он привык питаться всем подряд, а во-вторых, Кавеха он прекрасно понимал. В Алькасар-сарае, его амбициознейшем выпускном проекте, только-только приступали к внешней отделке, внутри большая часть мебели стояла нераспакованная вдоль стен, и архитектор располагал всего-то парой матрасов на полу гостиной и тем немногим из вещей, что смог перетащить сам. По словам Кавеха, заказчица проекта, — не кто иной, как противоречиво известная и неприлично богатая негоциантка Дори, — великодушно разрешила ему пользоваться своим будущим дворцом, пока идет стройка, и потому он временно переселился из студенческого общежития сюда, чтобы лучше контролировать процесс. Да, удобств по сравнению со столичным общежитием здесь было меньше, но тот не жаловался: и без того с головой ушел в проект, а возможность буквально жить им (в нем) ему оказалась как нельзя кстати. Тигнари, с другой стороны, спать на матрасах не понравилось. Ему, так-то, вообще нигде не нравилось, кроме как в своей маленькой уютной хижине в Гандхарва-вилле. Но здесь почему-то было особенно непривычно, что он даже встал на полчаса раньше обычного, несмотря на соловелую тяжесть и ломоту во всем теле. Особенно чуть пониже спины. Хотя почему «почему-то»? Вполне понятно почему! Не то, чтобы он привык просыпаться между двух обнимающих его голых мужчин, да еще и явственно ощущая опухшее под хвостом! Свободная ладонь непроизвольно взлетела к левому плечу, туда, где незаметная на ощупь, но визуально отчетливая, красовалась старая метка. Та самая, которая цепочкой непредусмотренных последствий в итоге и привела его к рассвету на балконе недостроенного Алькасар-сарая и плохому кофе из рук едва знакомого студента даршана Кшахревара, тем не менее вчера определенно точно бравшего его член в рот, а сегодня свободно обращающегося к нему на «ты». — Тигнари, ты как вообще? Нормально? — нарушил молчание Кавех. — Если нужно отлежаться, лучше останься. Я заберу Хайтама с собой, а ты спокойно соберешься когда захочешь, тем более сегодня у рабочих выходной и здесь будет тихо. Можешь записку для Академии написать, я передам. Перспектива свободного дня звучала заманчиво, но из-за течки он и так уже несколько дней переносил обещанную своим дипломникам консультацию, и отложить ее снова было бы слишком некрасиво. Даже с учетом всех извиняющих его как омегу обстоятельств. — Не могу. А то потом мои скажут, что это я как нехороший научрук им защиту не вытянул. Вам, студентам, только дай повод — вы виноватого везде найдете, — фыркнул рейнджер. — Только так и выживаем, — Кавех понимающе ухмыльнулся. — Но я серьезно, если что. Все-таки это из-за нас ты тут. И раз уж Хайтам пока спит, то извиняться за него буду я. — Не стоит. Тигнари, конечно, был бы не против повесить всю вину за случившееся на аль-Хайтама, но, если честно, он ведь и сам не подумал, когда согласился на его «эксперимент». — Я потом сам с ним поговорю. Обсудим, так сказать, результаты опыта. — Хорошо. Но я хочу присутствовать. Все-таки я тоже не в стороне вчера стоял. Думаю, меня даже можно назвать катализатором данного эксперимента? — Допустим, — оценил шутку он. — Но все еще не понимаю, зачем тебе это надо. Попрощаться и сказать спасибо за помощь это ведь дело пяти минут. — Попрощаться? — архитектор почему-то заметно развеселился. — У-у, профессор, не хочу огорчать, но недостаток входных данных у вас с Хайтамом был гораздо большим, чем вы думали. — Да ладно? Ну и что я еще упускаю, господин эксперт? — Метка альфы, а тем более, я уж не знаю какой это уровень невероятных совпадений, но по всей видимости метка твоего альфы — не разовое развлечение. — Ну и? — И теперь вы с ним очень надолго. Проще говоря, блокаторы свои можешь выбросить. И настраивайся, что с нами увидеться еще придется. — Так это каждый раз так будет?! Рейнджер чуть не подавился кофе. Архонты, а он-то уже решил, что больше о такой болезненной течке, как эта, волноваться не придется! — Вот дерьмо. — Эй, чего ты, побольше энтузиазма! — Кавех с насмешливым состраданием похлопал его по плечу. — Зато сколько материалов соберете, горе-исследователи. На несколько подшивок научных журналов хватит! Под громкий смех собеседника Тигнари спрятал лицо в перчатку. Видит Селестия, если бы он знал, что все так обернется, он бы тридцать раз подумал, прежде чем брать аль-Хайтама в лес! И пусть аль-Хайтам ему правда нравился, и пусть и его сожитель Кавех за прошедшие сутки оставил о себе впечатление человека максимально приятного, и пусть этот секс был в разы лучше того самоудовлетворения, которым он обычно довольствовался во время течек, да пусть даже сами юноши были не против принять его третьим в свои отношения, — совсем не на то он рассчитывал, когда соглашался провести лесную экскурсию какому-то очередному желающему новичку!***
— Интересные у тебя уши. Смешно дергаются. Именно с такого бесцеремонного замечания полгода назад началось его знакомство с аль-Хайтамом, недавним выпускником Хараватата и уже подающим большие надежды лингвистом. Тигнари много слышал о его научных успехах и его дипломной работе, в свое время наделавшей много шуму в Академии из-за неожиданно резкой критики существующих методов дискурсивного анализа. Но, как он понял, предложенный аль-Хайтамом альтернативный алгоритм анализа оказался настолько удачным, что на следующий же год его стали преподавать официально, а начинающий лингвист заработал себе весомый авторитет. Тем не менее, принять его запрос об экскурсии рейнджер решился далеко не из-за диплома (гуманитарные науки лежали в стороне от его интересов), а из-за пометки к цели этого запроса. Выпускник хотел искать в лесу следы аранар. Тех самых аранар, которые были давно признаны детскими сказками! Разумеется, шанса поехидничать над бесплодными поисками он упустить не мог. — А у тебя плащ дурацкий, без смеха не взглянешь, — заявил Тигнари в ответ, решив, что прямолинейного выскочку надо ставить на место. — В чащу ты в таком виде не пойдешь, сразу говорю. Или надевай нормально, или снимай полностью. — Без проблем, — Аль-Хайтам стянул висевший на одном плече короткий плащ, перекидывая его через бревно рядом. Рейнджер невольно скользнул взглядом вдоль рельефного торса, мышцы которого эластичная черная безрукавка совсем не скрывала. Он, конечно, сразу же опомнился и поднял голову, но ему показалось, что светлый глаз нахально подмигнул из-под серебристых вихров. — Ну что, идем? Я хочу пройти по вот такому маршруту, отсюда и вокруг деревни Вимара, — молодой ученый показал карту, расчерченную линиями и крестами. — Сопроводишь? — По такому не получится, — опытный Тигнари с первой же секунды опознал в пунктире несколько непролазных мест. — Но заведу как можно ближе. Если будешь хорошо себя вести. — Меня устраивает, — согласился тот, не переставая при этом улыбаться. — Надеюсь, поход получится продуктивным, и я найду рунические памятники аранар. Как оказалось, ухмылка и загадочный блеск в глазах не зря показались чуткому стражу подозрительными. Примерно половину пути они проделали без инцидентов, разумеется, ничего не найдя, хотя аль-Хайтам всю дорогу крайне подробно распинался про какие-то известные древние камни с аранарскими рунами. Но вот на привале вскрылась и другая, более реальная причина этого похода: он был нужен ему наедине. Аль-Хайтам подкрался к нему сзади, пока он разжигал костер, и прежде чем он успел что-то сделать, прижал нос к лохматой макушке, между ушами, вдыхая полной грудью. — Ты что делаешь?! — Тигнари инстинктивно дернулся в сторону, едва не потушив только что затеплившийся огонь коленом. — Грибная солянка, пряные вяленые зайтуны, влажная листва после тропической грозы и лотосы нилотпала, — вместо ответа отчеканил тот как на экзамене. — То, чем ты пахнешь. Любопытное сочетание. Не понимаю, как такие вещи могут гармонировать, но как-то умудряются. — Ты…? — зрачки рейнджера расширились в удивлении, и он даже забыл, что только что хотел на него рявкнуть. — Ты все это чувствуешь? — Да. И насколько я понял, кроме меня больше никто. Ни твои бывшие одногруппники, ни люди из Гандхарва-вилля. — И что ты хочешь этим сказать? — стоячие уши настороженно дернулись. — Неужели веришь в чушь про какие-то там особые запахи Истинных? Хотя да, спросил человека, который бегает за аранарами… — В аранар не верю, признаю. Всего лишь подумал, что такой предлог вероятнее привлечет твое внимание. А вот насчет Истинных… Буду честен, мне интересно. Я твой запах запомнил еще с поступления, и он с тех пор так ни капли и не изменился, ни в одном компоненте. Ты же омега, верно? — получив кивок, парень удовлетворенно хмыкнул. — А мой можешь определить? Если теория верна, то и ты должен что-то ощущать. Тигнари повел носом и обомлел. От аль-Хайтама действительно пахло так агрессивно, что он поразился, как не почувствовал раньше. Зато теперь, когда у него спросили прямо, он окунулся в стойкий чужой запах буквально с головой. — Сладкий, — ляпнул он прежде, чем смог что-либо осознать. — Грибной. И что-то еще. — Отлично! Значит, про обоюдность это правда. — И что дальше? Ты же не думаешь, что я брошусь к тебе в объятья только по причине каких-то там ароматов? — Конечно нет. Вообще, у меня уже есть романтический партнер, студент из архитекторов. Он бета, как и большинство, но меня вполне устраивает. Отчасти поэтому я сомневаюсь в валидности слухов об Истинных, и раз уж нашел тебя-омегу, подходящего под определение, то хочу сделать деловое предложение. Один небольшой опыт, чтобы окончательно опровергнуть гипотезу. Нахал знал, чем его зацепить. Перспектива сенсационного доклада по малоисследованной теме маняще замаячила перед глазами, и Тигнари вопросительно наклонил голову. — Слушаю. — Я хочу проверить, делает ли что-то так называемая «метка альфы». Ты о такой знаешь? — Нет. Что это? — Сведения об отношениях альф и омег в библиотеке весьма отрывочны, так что я не утверждаю наверняка, но вроде как это такой особый укус, которым альфа признает омегу как «своего». — Антинаучно, — категорично отрезал Тигнари. — Мало ли кто что там признает. И я могу это доказать. Я всегда буду принадлежать только сам себе, даже если позволю немного грубости в постели. — Вот видишь, во мнениях мы сходимся, — обрадовался выпускник. — Так что насчет моего эксперимента? Позволишь укусить тебя? Исключительно ради науки. — А кусай! — Тигнари решительно рванул вниз кофту вместе с водолазкой, открывая плечо, и тихонько охая от того, как в кожу над ключицей тут же без колебаний врезались чужие зубы. — Но мое соавторство в научке будет обязательным, договорились? — Договорились. А ты отписывайся обязательно, если заметишь какие-то изменения. — Ладно.***
И он действительно держал это обещание последующие пару месяцев, до тех пор, пока они оба не признали, что, судя по всему, свойства метки никак не подтвердились. Потом, ввиду отсутствия нового материала, их научная деятельность как-то сама собой загнулась, и они только периодически общались в сохранившейся между ними переписке и при редких пересечениях в коридорах Академии. Правда, после того разговора в лесу Тигнари больше не мог игнорировать все тот же сытный влажно-цветочно-грибной запах, теперь отчетливо различая его каждый раз, когда аль-Хайтам проходил мимо или присылал очередное письмо. Однако на этом все заканчивалось, и разочарованный как ученый, он вместе с тем радовался, что никаких волшебных привязок не случилось. За время переписки рейнджер познакомился с ним немного ближе, и даже мог признать, что напористый, немного бесцеремонный лингвист ему понравился, и в какой-то степени он к нему прикипел, — но вместе с тем он отдавал себе отчет, что в плане отношений тот был занят, а потому вполне довольствовался обычными беседами. Тем не менее, спокойствие его продлилось всего четыре месяца, аккурат до следующей течки. Потому что когда он уже был готов привычно проглотить блокаторы и продолжить готовиться к грядущей конференции, он вдруг обнаружил, что блокаторы помогают далеко не так хорошо, как должны, а в последнее время уже подбешивающий сладкий запах не только пробрался за ним в Гандхарва-вилль, чудясь изо всех щелей, но и вдруг резко перестал раздражать. Наоборот, усилившийся аромат волнующе кружил голову, заставляя неосознанно приподниматься на носках и вилять хвостом, как взявшая след гончая. А самое главное, из-за отказавших препаратов ничем не приглушенная течка застигла его врасплох, настолько, что пришлось через верного Амира переносить встречи со студентами: в первые пару дней он даже в патрулирование не мог выйти, не то что сидеть часами в душной многолюдной Академии. На третий день он таки умудрился заварить остаток трав в хоть немного действующей пропорции, и, кое-как собравшись, поплелся в город: если и не встречаться с дипломниками, то хотя бы покопаться в библиотеке и узнать, есть ли для течных омег еще какие-нибудь альтернативы, чтобы облегчить симптомы. И именно в библиотеке его, забившегося в угол, обложенного старыми свитками, обнаружил Кавех. — Эй, вы в порядке? Профессор! — из-за бумажных завалов внезапно вынырнуло обеспокоенное юное лицо в круглом студенческом берете с серой бляшкой, из-под которого свисали длинные белые пряди. — Добрый день. Это вы скулили? Он скулил?! Какой стыд! А он даже этого не заметил, изо всех сил пытаясь вчитаться в очередную рукопись, потому что из-за периодических спазмов и все приливающего жара буквы вместо осмысленных слов путались, разбегаясь по бумаге горсткой чернильных жуков. — Нет, — слишком поспешно отрезал Тигнари. — То есть, это не твое дело! У меня все отлично. — Но у вас все лицо красное! Вы точно себя хорошо чувствуете? Студент наклонился ближе, и его взгляд упал на свиток, который ушастый держал в руках. Сопоставил детали он моментально — сразу видно, технарь, а не филолог. Со складыванием простейших чисел у него все было отлично. — Эй, погодите, а вы случайно не омега? У вас, — он понизил голос до шепота. — Течка? — И что с того? — Тигнари нервно отклонился в другую сторону от чужого любопытного носа. Внутри него беспокойный омега от подобной физической близости неудовлетворенно возился, но при этом чувствовал в белокуром юноше бету, а не альфу, а потому держался относительно прилично. — Протестировать укус мне уже предлагали, больше не надо, спасибо. — Укус? — не понял тот. — Всмысле, метку? Подождите, мастер Тигнари, так вас уже пометил альфа?! — Типа того? Но оно не сработало, так что какая разница. Мастер Тигнари… Его имя на губах студента прозвучало знакомо, и он внезапно вспомнил, где уже слышал этот голос: беловолосый парень из Кшахревара с год назад приходил к нему в Амурту, чтобы одолжить парочку коллекционных гербариев для дизайна цветочных орнаментов. Как же его звали… Кави? Или Кавех? Да, точно, Кавех. — Кавех, если у тебя есть какая-то важная информация, не тяни ришболанда за хвост, — Тигнари сурово сдвинул брови, стараясь не потерять лицо «мастера». — О, так вы помните меня? Здорово. Понимаете, я просто уже давно интересуюсь темой альф и омег, так что, кое-какие теоретические знания у меня и правда есть, и я могу постараться помочь, если хотите… Позволите посмотреть ваш «укус»? — Он давно уже исчез, это было несколько месяцев назад, — дернул плечом рейнджер. В этот момент живот снова скрутило, и ему пришлось быть несколько более сговорчивым, если он не хотел расползтись перед молодым человеком совсем уж жалкой лужей. — Но если это необходимо, то ладно. Кавех, к его удивлению, очень резво перемахнул через стол, чтобы в один момент оказаться рядом. Тигнари кое-как распутал шнурки кофты, — тело любые поползновения раздеться упрямо пыталось воспринять как сигнал к действию, — и разрешающе нагнул голову. Он хотел было поинтересоваться, что именно тот собирается рассматривать на сто лет как зажившей коже, как вдруг Кавех переменился в лице. Он наклонился сильнее, вдыхая прямо у его шеи, словно хотел убедиться в чем-то — и резко распрямился с выражением, которое рейнджер истолковал как нечто среднее между неверием, негодованием и сочувствием. — Хайтам! — воскликнул он, емко вложив в одно имя все эти эмоции разом. — Ты знаешь аль-Хайтама? — спросил Тигнари, и под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия. Он начинал подозревать, каким будет ответ. Ученик Кшахревара, бета, с первой же секунды определивший запах аль-Хайтама — кем еще он мог быть, кроме как тем самым бойфрендом, про которого Хайтам рассказывал. — Конечно я его знаю! — подтвердил его догадку возмущенный студент. — Я с ним сплю!***
— А ты уверен, что это хорошая идея? Тигнари, задыхаясь, едва поспевал ковылять за Кавехом, решительно идущим в сторону окруженного строительными лесами Алькасар-сарая. Как тот сказал, аль-Хайтам сейчас был именно там, переехав на недельку в поисках спокойствия для редактуры последней статьи. Вообще Тигнари знал, что у ученого была жилплощадь в Порт-Ормосе, купленная на отложенные за время учебы сбережения. Но на то Порт-Ормос и славился как крупнейший порт Сумеру, что жизнь там не замирала ни на минуту. Они только что практически бегом совершили марш-бросок от Академии к западной границе джунглей Локапал, и теперь Кавех быстрым шагом направлялся по тропинке прямо к дворцовой двери, почти что таща с собой за руку миниатюрного рейнджера. — Абсолютно, — отозвался он, но таки сбавляя скорость и услужливо подставляя локоть, чтобы ушастый смог немного прийти в себя. Пробежка совсем не понравилась тугому узлу в его животе, хотя может виновата была и не пробежка, а близость личной встречи с Хайтамом. — Болвану пора взять на себя ответственность! И за то, что поставил тебе метку, и за то, что ни слова не сказал об этом мне. — Но метка все это время ничего не делала, может она и совсем не причем, — запротестовал Тигнари. — К тому же, мы тестировали метку только как научный эксперимент. Он сам мне сказал, что в романтическом плане ничем таким не заинтересован, так как у него есть ты. — Так это еще и «научный эксперимент» был?! Мастер Тигнари, не обижайтесь, пожалуйста, но только не говорите, что вы тоже повели себя как последний болван, согласившись на метку без какого-либо понимания ее сути. Особенно для омеги. — Ну, аль-Хайтам сказал, это что-то вроде какой-то «привязки» омеги к альфе… Но мы согласились, что это ненаучный бред. И собственно, так и есть? По крайней мере, могу ручаться, что никаких любовных чувств к твоему партнеру не испытываю. Слукавил, конечно. Какие-то чувства у него были, которые он как-раз таки из уважения к Кавеху и к их с аль-Хайтамом личной жизни запрятал глубоко внутри. Тайные мимолетные желания, шальной птичкой иногда вспархивающие в сознании. Искренняя симпатия, проросшая из написанных идеальным почерком строк в простом академическом конверте без печатей и горячей, но переперченной шаурмы на обеденных перерывах в кафетерии. Однако это было его личное дело, усугубленное, увы, далеко не меткой, а собственной несознательностью. Он был готов это признать. — Да в это-то я верю, — отмахнулся архитектор. — Это не любовное зелье, она не так работает. Но с чего, во имя архонтов, вы решили, что если что-то нелогично, то этого не существует? Оставив Тигнари самому разбираться с этим в общем-то риторическим вопросом, Кавех дернул на себя золотую ручку и поднялся по прикрытым старыми тряпками лестницам и коридорам на второй этаж, откуда из крайней распахнутой двери доносилось шуршание перекладываемых бумаг, и скрипело перо. — Хайтам, ты ничего не хочешь мне сказать?! — громко выкрикнул Кавех, бесцеремонно прерывая рабочую тишину комнаты. Аль-Хайтам, сидевший за выщербленным столом, судя по его страдальческому виду явно по-студенчески одолженному парнями на какой-то свалке, отложил перо и поднял голову. — Привет, — кивнул ученый, и перевел невозмутимый взгляд на ушастого. — Добрый вечер, Тигнари. У вас с Кавехом какое-то дело? Я вам не помешаю, если здесь останусь? Я почти закончил вычитку. — Да, у нас с Тигнари есть одно дело, — еще больше распалился студент. — К тебе! Будь добр, поясни, что ты сделал с профессором! Тигнари, поймав брошенный ему взгляд, намек понял и сам сдвинул ворот кофты к плечу — иначе ему бы определенно в этом помогли. — С научным сотрудником, — буркнул было он, порядком устав от «профессора» (тем более от Кавеха звучавшего не просто неверным званием, а какой-то совсем уж кличкой), но осекся и замер. Он был уверен, что следов чужих зубов на плече уже давно не было, он сам видел, как затягивались ранки — но, к его изумлению, на месте укуса проступили темнеющие пятна, словно полгода как рассосавшийся синяк сейчас, на его глазах, наливался вновь, стягивая лиловую краску обратно под кожу. — Это твоя метка! — обратился Кавех к Хайтаму, сам никак не удивившись проявившемуся следу. — Видишь, бревно ты зеленое! Метка на тебя реагирует! Не понимаю, как ты можешь быть альфой и при этом не иметь ни капли ни ответственности, ни здравого смысла. Цапнул омегу и благополучно забыл об этом, да?! — Ого. Аль-Хайтам тоже заметил укус. Он свернул бумаги и вышел из-за стола, в два широких шага сокращая расстояние между собой и резко покрасневшим Тигнари. — Любопытно. Очень любопытно. Значит, метка альфы имеет какую-то взаимосвязь с циклами течки омеги? Такую гипотезу мы не рассматривали. На этот раз буднично-лабораторный тон взбесил не только Кавеха, который, очевидно, уже еле-еле сдерживался, чтобы не влепить старшему отрезвляющую пощечину, но и самого лесного стража. Конечно, ему, как альфе, было гораздо проще так спокойно рассуждать обо всем этом! Это не его практически складывает пополам от болезненной нужды, не унимаемой никакими подавителями, не его душит сгустившийся донельзя лотосово-грибной дурман, не его щеки горят ярким пламенем просто потому что между ними осталось всего лишь метра полтора, и в голове назойливо скребется постыдное желание напрыгнуть и со всей дури притереться пахом! Тигнари оттолкнул протянутую к плечу руку и дернул кофту обратно, неуклюже прикрываясь. — Я вижу, ты много чего не рассматривал, когда предлагал мне эту штуку! — прошипел он, больше расстроенно, чем злобно, обнимая себя руками крест накрест, чтобы наружу не прорвался очередной жалобный скулеж. — Дурак. — Тигнари… На лице аль-Хайтама наконец понемногу проступило что-то похожее на понимание. — Тебе больно? — Догадался наконец! Конечно ему больно! — вновь вмешался Кавех. — Течка и так вещь не из приятных, а ты к тому же умудрился сделать его своим омегой! И теперь он не только не может прибегнуть к каким-либо альтернативам кроме естественного секса, но и у него нет варианта лечь с другим альфой, кроме как с тобой! В комнате повисло молчание, прерываемое только сбивчивым дыханием дрожащего рейнджера. Под негодующим взглядом Кавеха аль-Хайтам выглядел обескураженным, а Тигнари внезапно почувствовал себя очень неловко. Неуютно было и до этого, когда они обсуждали укус, но только что прозвучавшее слово «секс» одновременно и расставило все по своим местам, и подняло градус неловкости совсем до максимума. Он не мог. Он чувствовал по интонациям Кавеха, куда тот ведет, но, слава архонтам, еще мыслил достаточно адекватно, чтобы отказаться. Кавех не должен был жертвовать своими отношениями с Хайтамом ради него. Он же не дикий зверь, который не постесняется переспать с чужим партнером ради своих потребностей! — К-кажется, мне лучше уйти, — пробормотал он, с видимым усилием делая шаг в сторону выхода. Он не имел ни малейшего понятия, как именно будет добираться до Гандхарва-вилля, и доберется ли вообще, когда ноги как ватные и подгибаются, но об этом решил думать позже. — Тигнари, нет. Кавех, к сожалению, моментально разгадал его намерение. — Ты не будешь играть в благородство. Не надо. — А какой у меня выбор? — в отчаянии простонал ушастый. — Не заниматься же мне этим с твоим парнем прямо на твоих глазах! Так нельзя! — Я понимаю. Дай нам с Хайтамом минутку. Мы кое-что обсудим, ладно? Только никуда не уходи. — Куда ж я денусь. — Вот и хорошо. Белокурый студент кивнул и потащил Хайтама за воротник в коридор, в дверь напротив. Тигнари, оставшись один, опустился на корточки и зажал хвост между коленями. Слабенький эффект настойки выветрился еще утром. Неприятные стягивающие ощущения во всю пульсировали у него во внутренностях, как жгучие дендро-грибы, и даже его самое надежное детское средство против всех неприятностей, — свернуться в комочек и уткнуться носом в хвост, — не работало. Заняться любовью с аль-Хайтамом… Чтобы его руки касались его в таких местах, до которых раньше дотрагивались совсем немногие, а в последнее время вообще только Амир, единственный в Гандхарва-вилле знавший о природе начальника. Но Амир не был его альфой. Он не был даже его партнером. Тигнари задумался об этом только сейчас, но да, от Амира он никогда не чувствовал никакого запаха, кроме обычного рейнджерского: травы, пайков и кожаных ремней. Аль-Хайтам же сочетал в себе самые бесподобные ароматы, бессовестно дразнящие обостренное звериное чутье, заставляющие хотеть распробовать их еще и на вкус, по-собственнически собрать языком с чужой кожи. Амир для Тигнари был просто… удобным. Не задавал лишних вопросов, вел себя вежливо, уважительно, молча опрокидывал на походную кровать. И уходил по первому же слову. Самый подходящий вариант, когда от таблеток приходилось делать перерывы. И, видимо, Кавех был прав: теперь, с меткой Хайтама, он не мог обратиться за помощью даже к Амиру. Поэтому-то его и охватило то странное отвращение к напарнику-разведчику, когда после сбоя блокаторов другим вариантом он подумал о нем. Блестяще, просто супер! От такой несправедливости рейнджер чуть не расплакался. Зажмурившись, он глухо всхлипнул, и начал потихоньку раскачиваться на пятках, убаюкивая тупую боль.***
— Тигнари. Он не сразу сообразил, что его зовут. — Тигнари! Не спи, Тигнари! Уши встали торчком. Кавех с аль-Хайтамом закончили? Ему показалось, что он задремал, но, видимо, на самом деле просто на пару минут забылся. — Тигнари, подойди сюда. Голос точно принадлежал аль-Хайтаму. Ощущая себя словно все еще в полудреме, Тигнари пересек коридор, толкая прикрытую дверь. — Что- Это точно был плод его перевозбужденного воображения. По-другому он просто не мог объяснить. Он ущипнул себя за руку, — больно, — но комната на удивление не пошла рябью, и две фигуры на сдвинутых в один большой лежак матрасах никуда не делись, и даже никак не изменились. Тигнари нахмурился. Хотя бы одежда-то на них должна была появится, наверное? — Тигнари. На этот раз его окликнул Кавех. Архитектор сидел в позе лотоса на краю лежака, полубоком, и его белые пряди в теплом пляшущем свете единственного декоративного светильника в углу казались кремовыми, даже золотыми. Больше не прижимаемые форменным беретом, они свободно рассыпались по голой спине, доставая практически до ягодиц. Без униформы он вообще вдруг показался гораздо старше, что и без того чувствовалось по поведению, но раньше как-то немного терялось в складках студенческого балахона. Когда же балахон и шапка исчезли, они с Хайтамом будто бы стали ровесниками. — Подойди, не стой. — Мы приняли решение, наиболее оптимальное в данных обстоятельствах. Оно должно удовлетворить нас всех. Сам аль-Хайтам полулежал правее, опершись на локоть. Такой же голый, и с таким же выжидательным выражением в глазах. Его серебристые волосы, будучи коротко стриженными, не могли струиться вдоль тела так же, как локоны Кавеха, и Тигнари ничто не мешало обвести взглядом каждую линию и каждую выделяющуюся мышцу на его широкой груди. Кубики пресса. Сильные бедра. Левое колено он согнул, поставив ступню под таким углом, чтобы закрыть обзор на пространство между ног, но почему-то сомнений не было, что он возбужден не меньше его самого. — Стесняюсь спросить, что же это за решение, — пробормотал рейнджер. Язвительность не оставляла его даже в такой момент. — Разве не очевидно? — Аль-Хайтам слегка улыбнулся. — Мы переведем эксперимент в следующую, активную фазу. — Но Кавех- — Я не возражаю, — Кавех отвел с глаз длинную челку, тоже в свою очередь ободряюще ему улыбнувшись. — Если мы будем втроем. Мои знания могут пригодиться, да и за таким нерадивым альфой глаз да глаз нужен… Считай меня вашей лакмусовой палочкой, в общем. — Лакмус используется в форме бумажных полос, Кавех! Не существует никаких «палочек», даже я это знаю, — Аль-Хайтам потянулся, чтобы назидательно ткнуть тому кулаком в плечо. — А языкознание от алхимии даже еще дальше, чем черчение. Не позорься. — Учитывая обстоятельства, ты бы лучше помалкивал, — поднял бровь студент. — Позорник у нас именно ты. — Ладно, ладно. Не суть. Тигнари, раздевайся скорей, а то не исключено, что мы с мелким опять поссоримся. — Мелкий здесь только твой индекс цитирования, — мстительно прошептал Кавех неслышно для партнера, зато стражнические уши-локаторы уловили все прекрасно. Тигнари одобрительно усмехнулся ему, прежде чем перевести взгляд на аль-Хайтама. И вдруг утонуть в изумрудной зелени чужих глаз. Он как будто мог совершенно отчетливо различить эту грань между собой-научным сотрудником Амурты и собой-омегой. Вот он только что посмеялся саркастичному замечанию Кавеха, как сделал бы и в любой другой день, просто потому что ему нравились такие едкие шутки, а вот его сердце уже бешено подскочило, стоило развернуться лицом к лицу с Хайтамом. С его альфой. Пусть ставшим им по случайности, но тем не менее. Откуда-то (вероятно, это на него действовали гормоны) появилась уверенность, что так и должно было быть, что он и должен был в итоге оказаться здесь, в этой комнате. Строптивый, свободолюбивый омега, думавший, что победил натуру, и спустя столько лет все же сдающийся на милость альфы и его беты. Аль-Хайтам снова протянул руку к его плечу, на этот раз без слов. И Тигнари, наконец перестав бороться с голосом инстинкта, ставшим уже невыносимо-оглушительным, не отстранился. Вместо этого он опустился перед ним на колени. Ладонь ученого озадаченно притормозила, но всего на секунду. Связка работала в обе стороны, и вид покорного омеги закономерно подстегнул и его тоже. В следующий момент он уже развязывал плетеный шнур пояса и раскреплял ремень заплечной лупы, вещь за вещью стягивая с ушастого всю верхнюю одежду. Пояс звякнул об пол слабо светившимся в полумраке Глазом Бога, круглая лупа с цветными линзами, — самое дорогое сокровище рейнджера, — легла поверх узорчатого шарфа, а следом в куче оказались и плотные тканые перчатки, и уже потасканная сегодня туда-обратно черная кофта с зеленым орнаментом и довольно спорно отрезанным рукавом. — Без сотни слоев снаряжения ты совсем хрупкий, — вполголоса задумчиво произнес аль-Хайтам, ведя руками вверх вдоль одной оставшейся легкой майки. — Маленький фенек. «Я буквально на пару сотен лет старше тебя», — так и вертелась ответная колкость на языке, но вслух потомок божественных фамильяров только судорожно вздохнул, когда Хайтам прильнул влажным ртом к шее над воротом совсем рядом с местом старого укуса. Тигнари запрокинул голову, хватая его за затылок, зарывая пальцы в рассыпчатое густое серебро. Не верилось, что это происходит наяву. Он ведь так часто прогонял подобные несбыточные фантазии, не решаясь даже тайком подрочить на них! А теперь аль-Хайтам взаправду держал его в своих объятьях и прижимал зубами шею — слишком, слишком реально. — Валука шуна, — второй голос скользнул вдоль стоячего уха, превращая общее название легендарных гандхарв во что-то внезапно очень личное, предназначавшееся только для него одного. Ему пересели за спину, и еще одни ладони, не такие большие, скромнее, коснулись его боков, забираясь под свободно болтающуюся ткань. Руки архитектора, действительно — нельзя было сказать о них по-другому, когда пальцы так уверенно пересчитывали его ребра, очерчивая каждую косточку, постепенно задирая майку все выше и добираясь до темных вишен сосков. Никогда не отличавшийся особой чувствительностью там, Тигнари оказался не готов к тому, что именно могли сделать эти изящные пальцы — и лопатками врезался Кавеху в грудь, выгнувшись до хруста в пояснице от того, как тот смело зажал набухшие бугорки, царапая ногтями и оттягивая. Пробежавшие до кончиков пальцев крохотные молнии приятно покалывали. — Тихо, тихо, — весело шепнул студент. — Такой нежный. — Он да, — согласился Хайтам, придвигаясь ближе и помогая ему протащить пушистые уши стража через поднятый ворот, оставляя омегу полуобнаженным. — Неудивительно, что шрамов столько. Очень любопытно. Ну-ка, посмотрим… Губы Хайтама коснулись двух белых полос идущих от левой ключицы наискось, тщательно исследуя поврежденную кожу. — Похоже на когти, — прошептал он в его грудь. — Ришболанд, — отрывисто выдавил Тигнари. — Стажеры неудачно спугнули. — А ты благородно защитил, как и положено ответственному наставнику, — похвалил лингвист, целуя край шрама. — А это? — П-пробный образец эфирного масла. Не рассчитал, что колба так сильно нагреется, и пролил, — видя, куда смещается голова Хайтама, он не сдержал очередного скомканного выдоха. На животе тонкая кожица была особенно уязвимой. Горячий язык прошелся вдоль следа от ожога, будто стремясь зализать. Тигнари от такого жеста мелко-мелко задрожал, спиной крепче вжимаясь в надежного Кавеха. — А тут, профессор? — его правую руку приподняли, рассматривая рваный шрам под локтем. Кавех тоже заинтересовался игрой. — Спускался в ущелье за нилотпалами, а лиана порвала- ах! Отвлекшись на второго, он пропустил момент, когда аль-Хайтам оторвался от живота и бесцеремонно сжал его рукой через штаны. Ощущения получились настолько внезапными, что он взбрыкнул, удержанный на месте только перехватившим его под подмышки студентом. — Хайтам опять не соблюдает правила, — шутливо-недовольно протянул Кавех. — Эй, может нарушишь их еще? — С удовольствием. Ученый приподнялся на коленях, подаваясь вперед, и поймал губы беловолосого в поцелуй. Целовались они долго и жадно, громко постанывая прямо в уши оказавшемуся сплющенному между ними Тигнари. Вздернув подбородок, он даже смог увидеть эту картину, выглядящую не менее развратно, чем представляющуюся по звукам. То, как властная рука удерживала челюсть вдохновленно зажмурившегося беты, как он увлеченно засасывал его язык — рейнджер сам невольно облизал пересохшие губы, не в силах оторваться от зрелища. Впрочем, его при этом тоже не оставили без внимания: аль-Хайтам руку никуда не убирал, наоборот, рыбкой запустил ее за пояс широких шаровар, на ощупь приспуская всю ткань и обхватывая мокрую горящую плоть не менее жаркой ладонью. Мешковатая одежда удобно скрывала все неприличное на людях, но эрекцию, разумеется, никуда не девала, поэтому даже подобная небольшая дрочка показалась практически блаженством. К тому же, Хайтам явно знал, что делал, и хватило буквально минуты, чтобы Тигнари начал беззастенчиво пыхтеть, цепляясь за его бока и приподнимаясь навстречу кулаку. Поцелуй оборвался шумным выдохом Хайтама и неразборчивым любовным ругательством Кавеха. Последний отстранился, позволив ушастому мягко упасть на накрытый простыней матрас, и перелез ближе к партнеру, с интересом наблюдая за процессом. — Возьми вместе, как мы делали. Ему понравится. — Можно, — согласился альфа, и прежде чем Тигнари успел спросить, как именно «они делали», одним рывком придвинул его плотнее, вжимая в его член свой. Рейнджер сдавленно охнул, а Хайтам, мазнув пальцами по промежности, стиснул ладонью сразу оба. О, Кавех не ошибся — такое ему еще как понравилось. Это было теснее, горячее, растертая между пальцев смазка позволяла поддерживать довольно жесткий темп, от которого по телу стреляли все те же маленькие молнии. Головки переодически соприкасались, и тогда в них вдавливался большой палец, массируя, а молнии становились еще ярче, аж потрескивая в ушах. — Такой очаровашка, — хихикнул архитектор, по-тигриному лениво вытягиваясь рядом с раскрасневшимся, запыхавшимся стражем. — Кто бы на твоем факультете поверил, что ты можешь делать настолько симпатичное личико, а? — Услышу хоть од… Хоть одну сплетню, и завалю з-защиту всем, — сбивчиво пригрозил тот. — Даже с других даршанов. — Уже и пошутить нельзя. — Шуток мне хватает от нашего мах… махаматры. А ты, студент, осторожнее. Тигнари предупреждающе зыркнул, — насколько мог себе это позволить, — и вдруг, неожиданно даже для себя, из любопытства протянул руку к его паху, собирая в ладонь мошонку и затем легонько проходясь вдоль твердого ствола, стараясь повторить все то же, что в этот момент делал с ним ученый. — Профессор? Вот это я понимаю, доступное предупреждение, — Кавех прозвучал удивленно, но явно не возражал. — Хочешь мне подрочить? Он согласно прикрыл глаза, стискивая пальцы плотнее. Довольный вздох, сорвавшийся с чужих губ, ободрил, и движения постепенно стали более уверенными. Рядом с его ухом Кавех снова тихо засмеялся, щекоча дыханием короткую шерстку, и дорожка легких поцелуев расцвела от скулы к плечу. В отличие от Хайтама, бета вел себя с ним сдержанно и в какой-то степени можно было сказать, что по-дружески: даже эти поцелуи ощущались не страстными, как если бы с альфой, а скорее теплыми и поддерживающими. «Не соперники», — как будто бы говорили ему эти маленькие ласки. «В одной лодке». И Тигнари был за это искренне ему благодарен. Первая кульминация ознаменовалась практически щенячьим взвизгом со стороны рейнджера и на мгновение замершим в ступоре Хайтамом. Они одновременно посмотрели друг на друга. — Как руккхашава вообще оказались в одной тарелке с филанемо? — пораженно спросил аль-Хайтам. — Каким образом это вкусно? — Не знаю. Магия солянки, наверное, — Тигнари тоже почувствовал этот сногсшибательный взрыв аромата томленых грибов, разлившийся по комнате секунды назад. — На природе все уплетается только так. Кавех, которого он отпустил немногим раньше, после этого короткого разговора едва заметно молча поджал губы, но непонятная тень исчезла с его лица так же быстро, как и появилась. Что бы его не смутило, архитектор предпочел оставить это при себе. Омеге дали пару минут прийти в себя: несмотря на климакс, ушастый все еще был далеко от настоящего финала, который должен был случиться только вместе со сцепкой. В то же время альфа наконец вернулся и к бете. Разумеется, главной целью обоих в эту ночь было помочь Тигнари, но это не значило, что им совсем нельзя было позволить себе ничего вдвоем. Ученый привычным движением потянул партнера к себе на колени, забирая полные пригоршни золоченых локонов, а Кавех с поразительной для беты легкостью принял его в себя без всякой дополнительной смазки. Он прижался лбом к его лбу, прошептав что-то совсем уж беззвучно, и сам повел бедрами наверх. Смотря на то, с каким неподдельным чувством Хайтам и Кавех обращались друг с другом, и зажав рукой меченое плечо, Тигнари впервые позволил себе мысль не о том, что не хочет портить их отношения, а о том, как было бы здорово, если бы они могли разделить эту любовь втроем. Да, он не был человеком, и в этом заключалась главная причина, почему он не стремился ни к кому привязываться. Мысль о том, что после сравнительно недолгого счастья придется своими же руками это счастье похоронить, не прельщала его ни сотню лет назад, ни сейчас. Но, в то же время, такого как аль-Хайтам ему отвергать по понятным причинам еще не приходилось. Он пока что не торопился верить в Истинных, но если допустить, что и эта часть легенд об альфах и омегах была правдива… Он даже не знал, что и думать. А Кавех? Кавех тоже ведь был славным мальчиком. Он действительно нравился аль-Хайтаму, Тигнари это видел невооруженным глазом. Он казался приятным и самому Тигнари, чего скрывать. Вопрос был лишь в том, обернется ли это все двойной тяжестью на сердце после, или наоборот, тот факт, что эти двое были друг у друга, смягчит его чувство вины, если у них все вдруг сложилось бы. Но долго рассуждать об иллюзорном будущем у него не получилось. Потому что Кавех тоже кончил, пачкая живот ученого, впечатал в его губы еще один крепкий поцелуй и, разгоряченно вытерев лоб, жестом пригласил рейнджера подползти. — Тигнари. Аль-Хайтам наскоро вытер ладонь об уголок простыни, чтобы обхватить его за щеку, поглаживая от нее вверх, сквозь растрепанное каре к основанию пушистого уха. — Как насчет немного помочь? Прежде чем я смогу взять тебя как следует. — Ты не обязан, если не хочешь, — вставил Кавех. — Я… Что от него хотели, было понятно без слов: иначе Хайтам не сидел бы настолько откровенно раздвинув перед ним ноги, демонстрируя напряженный донельзя член с выделяющимися тоненькими веточками вен. Но ему было неловко признать, что до этого у него не было в привычке ублажать своих случайных партнеров. Обычно он считал подобное излишним, когда о продолжении речи не шло. — Я могу попробовать, — неуверенно протянул рейнджер. — Но я не знаю, насколько это удачная идея. Плюс еще и вот с этим. Тигнари открыл рот, показывая острые клычки хищника. Мясу он обычно предпочитал грибы и хлеб, это правда, но валука шуна совсем не были безобидными вегетарианцами. — Ух ты, — выдохнули юноши почти одновременно. — Солидно. Наверное, то, что омега смог заставить альфу почтительно содрогнуться, должно было ему польстить. — Я готов рискнуть, — все же не сдался ученый. — Я хочу верить, что ты ничего не откусишь. — В случае чего я опубликую твои черновики посмертно, дорогой, — со смехом пообещал студент. — На правах вдовы. Рейнджер не удержался и тоже насмешливо фыркнул. Да-а, если бы они с Кавехом объединились, аль-Хайтаму точно пришлось бы несладко за любым общим столом. Улыбнувшись представленной сценке, он не глядя скинул штаны полностью, — чтобы не мешались, — и опустился между ног альфы, устраиваясь поудобнее. Член был совсем близко, в одном небольшом наклоне головы, и влажно блестел, покрытый смешанным секретом обоих: как омеги, так и беты. Аппетитным в привычном понимании подобное сложно было назвать, но тем не менее, отвращения он тоже за собой не заметил. В нем даже вновь проснулся исследовательский энтузиазм натуралиста. Он едва коснулся кончика носом, быстро облизывая на пробу. На вкус оказалось гораздо лучше, чем могло бы: отдавало нейтрально-солоноватым, и как будто бы со знакомыми нотками тропической зелени и сладких речных цветов. А может быть рецепторы уже просто ему отказывали, за сегодня окончательно перегруженные наплывом сильных запахов. Во всяком случае он мог продолжить. И теперь, когда он увидел промелькнувшее в лице аль-Хайтама беспокойство, дразнить его нарочной демонстрацией острых зубов вокруг беззащитной плоти стало практически обязательством. Тигнари, не смотря на принадлежность к омегам, любил ощущать власть над другими — академическую, возрастную, природную, любую. К тому же, ученый просто до безобразия мило жмурился и кусал губу, когда багровая головка опасно исчезала у него во рту. Даже если и знал, что страж никогда бы не навредил ему всерьез. Он работал головой максимально осторожно, оборачивая нежную кожу языком и касаясь клычками разве что чуть-чуть и совсем незаметно. Заглатывал неглубоко, инстинктивно чувствуя, что иначе подавится, и приятного для обоих будет мало, но зато помогал себе рукой, по наитию стискивая пальцами у основания. Под его подушечками упругая пульсация постепенно росла, и желание ощутить эту пульсацию не под пальцами, а внутри, пропорционально тоже. Сверху аль-Хайтам то и дело вздрагивал, и краем глаза Тигнари видел, как судорожно вцеплялись в простынь его руки, скребя ногтями по матрасу. Значит, его слабость — минет, отметил про себя он, в этот момент крайне довольный собой. Не то чтобы это бы ему пригодилось, конечно, но любая информация лишней не бывала. Даже однозначно бессмысленный факультатив на Спантамаде пару раз оказывался полезным, — а тут такая интимная подробность про восходящую звезду научной плеяды Сумеру! По участившимся отрывистым вздохам ученого можно было бы предположить, что тот на грани, но кончить он не позволил себе сам. На макушку омеги опустилась ладонь, взъерошив челку, и мягко, но крепко оттолкнула. Рейнджер едва удержался, чтобы не недовольно зашипеть: во-первых, потому что никто не имел права толкать его как новорожденного щенка, а во-вторых потому что он вошел во вкус, и от прерванного так внезапно занятия осталось пустое ощущение незаконченности. — Ты умница, коллега, — Аль-Хайтам ласково потрепал его по ушам. — Ну что, готов к финальной фазе? — Спрашиваешь, — ему не надо было даже смотреть себе за спину, чтобы сказать, что под хвостом натурально хлюпало от затянувшегося ожидания. Все его существо уже успело оценить внушительное достоинство альфы, и теперь больше всего жаждало зажать наконец его в себе. — Тогда разворачивайся. Кавех, а ты помогай. Тигнари запомнил только то, как одна пара рук ухватила его за ягодицы, отводя в сторону яростно мечущийся хвост, а вторая поймала кончик хвоста в щепоть, укладывая густую лоснящуюся гордость стража вдоль спины и по пути растирая лопатки. Затем в него вторглись сразу два пальца, растягивая и без того неприлично свободный из-за обильно льющейся смазки проход, а громкий вскрик от подобного маневра потонул в аккуратно зажавшей рот ладони. — Рановато, — прошелестел над макушкой медовый голос Кавеха. — Извини, заткнуть поцелуем без твоего согласия не могу, но надеюсь так тоже хорошо. Он угукнул, с закрытым ртом не имея другой возможности выразить одобрение, да и потому что сосредоточен был сейчас не на Кавехе, а на аль-Хайтаме, и том, как проворачивались его пальцы, раз за разом безошибочно попадая в ту самую сверхчувствительную точку. Жадно подмахнуть ему однако не дали, хотя он несколько раз попытался двинуть тазом им навстречу: альфа осадил его внезапно резко, впившись ногтями в талию если не до царапин, то точно до белых и быстро пунцовеющих полос. Возмущенное рычание быстро переросло в жалобное хныканье, пока Кавех утешающе поглаживал по ушам. Ему не было так уж больно, на самом деле, но отсутствие члена альфы в положенном тому природой месте с каждой секундой перерастало в смертельную необходимость. — Сейчас все будет, сейчас, еще немного, — прошептал ему студент, видя, как лихорадочно рейнджер дрожит. — Приготовься. Если что, можешь укусить мою руку. Кусаться Тигнари, конечно, не собирался, но когда пальцы ученого наконец выскользнули из мокрого сфинктера и вместо них к нему прижалось нечто гораздо более объемное и толстое, потихоньку проталкиваясь вдоль скользких стенок и раскрывая так широко, как не мог ни Амир, ни кто-либо еще, он не выдержал. Он дернул студента за ближайшую прядь, нагибая ближе, и сам прильнул в отчаянном поцелуе, выстанывая все переполняющие эмоции ему в рот. Кавех, на его счастье, приглашение истолковал правильно, и ответил тем же, тщательно сцеловывая каждый перевозбужденный всхлип, пока желание, все множащееся и роящееся, как насекомые в фазе имаго, не поглотило его сознание окончательно, унося с собой и мимолетную боль, и все остальные связные мысли и чувства. Насчет того, что было дальше, память его увы подводила, словно он надышался неправильно раскуренного борнеола (чем часто грешили неуклюжие желторотые ученые, но точно не он). В голове кружили только пара каких-то обрывков без начала и конца, которые он не смог собрать воедино даже с помощью горького кофе. Два крохотных слайма в тесном сосуде толстого стекла, — фиолетовый комочек электро и ярко-рыжий шарик пиро, — копошились и терлись друг о друга, рождая каскады слабых всполохов. Тигнари смотрел прямо на декоративную лампу, их единственный источник света, щекой вжавшись в скомканную простынь, и лампа раскачивалась туда-сюда вместе с ним, хотя и все это время надежно стояла запертая в четырехногой клетке отодвинутого к стене стула. В прыгающем свете живого светильника трое мужчин тоже находились будто бы под постоянной реакцией перегрузки, когда было одновременно и жарко, и ослепительно, и удовольствие в мозгу просто взрывалось сплошным потоком электрических разрядов. Тигнари растянулся спиной на матрасе, ногами обняв бедра Хайтама. Ученый придерживал его под колено, нещадно вталкиваясь в омегу насколько хватало брызжущей во все стороны смазки, и переодически откидывал голову назад, чтобы в несколько глотков набрать в легкие как можно больше воздуха для очередного рывка. Кавех прижался сбоку, каким-то неведомым Тигнари образом параллельно партнеру умудряясь заглатывать член стража до самого корня и еще и делать с ним языком что-то такое, от чего каждый раз сердце сначала пропускало удар, а затем начинало бешено ломать ребра. А то, что Хайтам вытворял со своим бетой второй рукой, так, что Кавех иногда практически выл сквозь забитый рот, он старался вообще не представлять: фантазии все равно бы не хватило. Главное, что ушастому было ужасно хорошо здесь, с ними, пока они практически уничтожали его нижнюю часть удвоенным вниманием. Лампа куда-то уехала, и все что осталось — смутные блики на деревянных ящиках с нераспакованной мебелью. Хотя нет, лампа стояла на месте, это просто он развернулся к ней спиной, куском сливочного масла обмякая в крепко обнявших его руках альфы. Аль-Хайтам держал его поразительно легко, и также легко подбивал вверх, затем с силой опуская, насаживая на горячий орган, вновь и вновь до предела раздвигая тугие стенки. Жар копился и копился, разливался от живота к конечностям, ударяя в голову, заставляя кровь в ушах стучать, а хвост — рваться из рук страхующего его студента. Он уже не мог даже нормально дышать через нос, отрывисто хватая воздух ртом и думая только о том, как бы не поплыть сейчас, когда до разрядки осталось всего ничего. — Тигнари, — из последних сил прохрипел ученый, судя по сиплому, уставшему голосу испытывающий примерно то же самое. — Тигнари, чтоб ты знал, я действительно восхищаюсь тобой. Кавех за спиной рейнджера вздохнул и саркастически пробормотал «очень вовремя». Сам же Тигнари невольно весь подобрался от этих слов, а в груди сердце пережало будто шипастой лозой: если бы Хайтам сейчас сказал хоть одно лишнее слово о симпатии, он знал, он бы не смог удержаться. Наплевал бы на последствия и бросился в пропасть невзаимных чувств просто так, ради пары минут безумного счастья полета прежде чем разбиться об острые грани утренней реальности. — Когда я… Когда я напросился с тобой в лес… Я выбрал тебя. Не верь, запах — только второстепенная переменная, я выбрал тебя не поэтому. Я рассчитал, что если вдруг существует процент вероятности, что все это правда, то именно с тобой, с гением, которого я уважаю, мне было бы приятнее всего… И это было главным аргументом. Но! Но честно, я не лгал тебе. Я действительно не предполагал, что во время течки метка может просто не дать тебе выбора. — Хайтам, я не злюсь, — поспешил заверить его страж. — Точнее, я злился, да, дураком назвал, вслух, а мысленно и как покрепче… Но это закономерная пер… первичная эмоциональная реакция, так что не важно, проехали. По-хорошему то и я тогда много чего не предполагал из того, что должен был бы. И вообще, как он мог злиться, когда в это же время получал самый яркий и восхитительный секс за всю свою жизнь? — Спасибо. Взгляд аль-Хайтама наполнился искренней благодарностью. Тигнари в очередной раз рассеянно отметил, какие красивые у него были глаза, причем, невероятно похожие по цвету на его собственные, но при этом лучше, глубже, насыщенней. Такие, какими в зеркале он свои не видел никогда. Его бирюза у него превращалась в изумруд, а пыльный песчаник — в благородную охру. Тигнари не был геологом, но если бы да, то наверняка бы нашел в этих глазах профессиональный экстаз. — Я надеюсь, что все сегодняшнее не помешает нам продолжить? Нашу переписку? Терять такой ценный контакт… в твоем лице… Было бы крайне досадно. — Конечно нет. — Хорошо. Шипы увяли, облетев вместе с цветочной лозой. Рейнджер услышал то, что хотел, да. Никаких обязательств, никаких договоров, все вернуть в привычный круг. Но вместе с освежающим облегчением в душу пролилась и непрошенная ложка разочарования. Жаль, что он услышал то, что хотел, а не то, на что втайне надеялся. Поэтому он закрыл глаза, выдыхая, и крепче вцепился в плечи альфы, молчаливо призывая выбить наконец у него из головы все ненужное вместе с долгожданным оргазмом. Лампа… Она, кажется, вдруг погасла: видимо, какая-то из перегрузок сработала неправильно, и пиро слайм лопнул, оставив только призрачную фиолетовую марь электро. Внутри Тигнари тоже что-то взорвалось, хотя почувствовал он это не сразу: оргазм накатывал так медленно, что когда все же случился, то он не сразу его осознал, просто взметнувшись на затопившей его оглушающей, ослепительной волне, и так и оставшись дрейфовать где-то в ней, не в силах обработать столько ощущений разом. Сквозь плотную пелену он ловил голоса. Свой, надрывно стонавший в такт сокращающимся мышцам. Хайтама, что-то торопливо восклицавшего, словно вспомнившего важную вещь слишком поздно. — Конечно нет, с ума сошел?! — а этот ругающийся тенор принадлежал Кавеху. — Он тебе за такое не только достоинство откусит, но и голову заодно! Шевели задницей давай! — Но разве ему не надо- — Два пальца согни и вставь! Имитация называется, соображай резче! Ой, да что ж ты за бревно-то такое… Дай руку сюда, я покажу. Вот так! И все. — А этого не мало? — Ты себе льстишь. Для сцепки сойдет, он и так сжался. Короче, ты держи профессору узел, а я схожу найду чем перестелить. Здесь не постель, а одна большая лужа. — А вот и мой любимый тон домохозяйки, — Аль-Хайтам бархатисто рассмеялся. — Ну должен же здесь хоть кто-то быть с мозгами. И явно кто-то, кто не ты. Шаги затихли за хлопнувшей дверью, а немного погодя к уху Тигнари наклонились, рукой нежно провели вдоль плеча, и вдогонку угасающему сознанию сорвалось тихое, но явственное «Спокойной ночи, лисенок». На увядшей лозе выстрелили сразу несколько новых бутонов, а он провалился в сон.***
— Ты уже уходишь? — А? — студент обернулся, успев сделать только один шаг из тени колонны к двери. За время завтрака уже прокатившееся над Авидьей солнце мягким шлейфом окутало его полуобнаженную фигуру и радостными бликами рассыпалось по посеребренной чашке в ладони, брызгая зайчиками в глаза ушастому. — Да, пойду наверное. Спокойный рассвет закончился, надо собираться. Чем раньше выйду, тем раньше вернусь. А что? Может, вместе до Академии прогуляемся тогда? — Нет, стой, я спросить хотел. — Что такое? Тигнари задумчиво постучал донышком кружки о балконные перила, собираясь с духом. — Почему ты так спокоен, Кавех? Всмысле, почему ты разрешил нам с Хайтамом… все это? — Потому что так было правильно? — легко пожал плечами он. — Хайтам поставил тебя в неудобное положение, значит Хайтам и должен был помочь все исправить. Тем более что по-другому в принципе было нельзя, метка — вещь довольно ограничивающая, ты и сам уже это понял. — Да, но… Ты не боялся, что после такого ваши с ним отношения могли измениться? — Совсем нет. Я знаю Хайтама как облупленного. Нельзя изменить то, что и так в константе. — В смысле? — Я не переживал за то, что между вами могла пробежать искра, если ты на это намекаешь. Потому что она существовала и до этого. — Ты- Кавех вздохнул, возвращаясь на свое место рядом с Тигнари и доверительно наклоняясь ближе. — Хайтам в тебя влюблен. Причем я бы сказал, что довольно давно, еще с учебы, хотя не признается никак даже себе. Уверен, что разбуди ты его сейчас — он бы и тут продолжил отрицать. Идиот. Причем, отрицает он не ради меня, — я ему пытался донести мысль, что я не против делиться, — а потому что решил, что это не нужно тебе. — Как? — только и смог спросить пораженный ушастый. — Как я знаю? Глупый вопрос, профессор. На то я и бета, чтобы замечать, когда альфа находит своего омегу, даже если и делает вид, что сам ничего не понимает. Просто честно, я и представить не мог, что он окажется настолько невежественен, чтобы из-за своих нелогичных рассуждений пойти и в лоб предложить тебе свой дурацкий эксперимент с метками. Архитектор залпом допил остатки остывшего кофе и хмыкнул. — Вот, как-то так. Кстати, удивлен, что ты до сих пор не спросил, откуда мне столько всего известно. Ох, и правда. Тигнари верил аль-Хайтаму, что тот прошерстил все, что нашел в библиотеке Академии по поводу альф и омег, когда предлагал ему провести опыт. А если так, то источники подобной поразительной осведомленности Кавеха в сравнении с его партнером действительно оставались загадкой. — Ну и откуда? — Когда мы с ним только познакомились, я хотел стать омегой, — он усмехнулся. — Узнал, что он альфа, вспомнил о легенде про Истинных, и понеслось. Чувства-то у нас с ним крепкие и без всего — как я и сказал, природа и эмоции здесь не взаимосвязаны. Но я не мог не думать о том, что где-то существует и предначертанный ему омега, у которого то ли я отбираю его шанс на судьбу, то ли он сам становится угрозой нашей. И решил, что должен найти какой-то иной выход. А раз Академия еще кучу лет назад прекратила изучение этой темы, то рассылать запросы на более актуальную литературу пришлось по всему Тейвату. Не поверишь, какие книги можно выписать из Снежной или Натлана, если очень захотеть. — Стать омегой? — Тигнари фыркнул. — Не думаю, что то, через что прохожу я, это привилегия, которую стоит хотеть. — Это я очень скоро понял сам, когда почитал побольше. Потом пришел к выводу, что моя глупая идея продиктована скорее банальной ревностью, чем стремлением сделать нам жизнь лучше, и мне даже стало как-то стыдно посвящать в нее Хайтама. Так вот и остался с кучей бесполезной информации и необходимостью переосмыслить кое-что о своем подходе к отношениям. — Не такой уж и бесполезной, в итоге. — Тоже верно. Но забавно, конечно, как раньше я боялся твоего появления, — ну, всмысле, появления настоящего омеги, — а сейчас вот стою рассказываю тебе об этом в шутку. Вобщем, что я хотел донести: я рад, что этим омегой оказался ты, Тигнари. Не переживай ни о чем. Я пойму, если ты захочешь свести наши встречи к необходимому минимуму, и думаю, что и Хайтам тоже. Тигнари нервно переплел пальцы и устремил взгляд на лесные верхушки, сам не веря, что сейчас это скажет. Но внутри распускались розы не менее мясистые и крупные, чем те, что в садах под балконом, а предательский хвост слишком радостно вилял, чтобы притворяться. — Кхм. На самом деле, мне, ну, понравилось? И возможно, я бы даже хотел, э-э-э, попробовать познакомиться с вами обоими поближе? Раз ты не против… Нет, определенно, на такие последствия он не рассчитывал, когда тайком посмеивался над припиской «поиск следов рунической письменности цивилизации аранар» в прошении о лесной экскурсии от какого-то очередного студента. Но… Но может, и правда не стоило торопиться ощипывать пойманную сумеречную птицу, а послушать, что она предложит? Тигнари подставил лицо солнечным лучам, отрешенно щурясь на свет, и даже не поморщился, когда на его голову легла чужая рука, вкрадчиво поглаживая краешек уха. Что-то ему подсказывало, что об этих птичьих дарах он и вправду не пожалеет.