Ханджи тоже смущается

      Вчерашняя вылазка закончилась стандартно — неудачно, почти безрезультатно, с уймой человеческих потерь. Мало, что городские видели возвращение притихших солдат после закрытия ворот. Они упускали из виду главное — как каждый справлялся с пережитым по возвращению в штаб. Как получалось, так и справлялись — остатки психики и рассудка подсказывали себя беречь.              Метал изогнутой ложки охладил его пальцы — он голоден, организму требовалась горячая пища. Приказ майора и здравый смысл наседали в голове, напоминая, что без плотного ужина не появятся силы для отбывания службы под её командованием. Соответственно, он не сможет позаботиться о Ханджи, и та совсем себя запустит, а после вчерашней вылазки… Моральных сил ни у кого не осталось со вчера. Средство спасения (Моблит бы исправил на «утешения») у каждого было своё. Часть мужчин и, чего уж там лукавить, женщин, наведались в город ради плотских утех — таверны и бордели ожидали разведчиков с распростертыми объятиями. Кого отпустили изнеможённые командиры, поспешили покинуть штаб — показать себя живых семьям. Выживших. Другие же замыкались в себе, теряясь в своих опустошённых думах, даже если при этом продолжали исполнять обязанности. Рука неохотно отправила разваренную перловку в рот. Бернер закашлялся, давясь, нащупал холодный чай. Кто-то подтолкнул чашку — подняв глаза, Моблит завидел бледные пальцы капитана Леви, что кивнул ему следом, одобрительно протягивая блюдо с мелкими грушами. Практически пир в сравнении со скромным рационом других дней. После вылазки положено. Тем более, и ртов кормить теперь меньше.              «Жуй Моблит, жуй».              За столом ветеранов ужинали только они вдвоём. Непривычное молчание не казалось чем-то неловким, наоборот, очень правильным для морально травмированных разведчиков. Нельзя привыкнуть к тем мерзким чувствам, что бушевали внутри каждого. К душераздирающим крикам, к щемящему мышцы страху, к постоянно травмированным конечностям, к медленной потери чего-то людского внутри тебя, когда на глазах прокусывают туловище приятеля, а ты, словно мертвец, ничего не можешь сделать. Быть может, и не хочешь? Нельзя к этому привыкнуть, никогда. Сейчас требовалась тишина. Хотя Моблит любил душевность болтливого командира, он также находил приятным помолчать в присутствии кого-то — значит, человек приятный. Но и такая роскошь ему не досталась — до ушей добралась негромкая беседа. Щебетали сразу много голосов, отличных по тембру и звонкости. Моблит облизал обезвоженные губы, сделав глоток, прислушался. Обескураженные вылазкой сопляки толкали такие речи, что уши сворачивались. Перемывали косточки всем подряд, ощупывая чужое белье. Пока у него и крошка во рту вызывала тошнотворные позывы, а командир закрылась у себя в лаборатории, не желая видеть даже его, эти!.. Подпиленные ногти немедленно впились в железную чашку, точно расслышав одно имя, пусть и вырванное из контекста. Драгоценное. Бернер не сдержался, в раздражённом любопытстве бросая взгляд через плечо.              — Вы видели? А командир Ханджи какая-то совсем притихшая, — разговором, нет, бесстыдными сплетнями руководила бравая разведчица Мона.              — Вот именно, так странно, скажи? И за этими тварями не гонялась… — послышались ответные кивки и возгласы вперемешку с хрустом недоспелых груш. — Неужто переболела титановой болячкой?              — Сам эту хрень придумал? — некто пихнул локтем старожилу Ганса, что продержался в Разведкорпусе целый год. — Звучит дерьмово, хотя от тебя…              — Не-не, в народе вообще-то так балакают, — на деревенский манер нарочито громко возмутился неизвестный Моблиту новичок. — Она ж ненормальная, просто бесчувственная. Вот где её сострадание к людям, хоть раз видел? — вдогонку проорал в ухо сидящего рядом Ганса.              Тот отпихнул пацана подальше, кривя рожу от случайно выплюнутых слюней. Но на сдержанном лице проскочила доля сомнения в собственных убеждениях — а действительно?              Моблит скосил глаза, намеренно прикусив язык, что уже приготовился к резкой отповеди.              «Сразу поставить на место или дослушать?»              — Чем тебе так майор не угодила?              — Она просто дурная, у меня идут мурашки от её сумасшедшего смеха.              — Ведёт себя, как не знаю кто, ещё и ни капли стыда не имеет, — гаркнул ещё один, одарив остальных вызывающей ухмылкой.              «Мерзавец!»              — Ты это о чём? — осторожно подала голос несмелая девчонка, больно похожая на сестру Моблита.              — Да на прошлой неделе приперлась в мужскую душевую! — «деревенщина» собирался было возмутиться, что ответили за него, но тощий угрюмец по имени Карл заткнул его своим непрерывным потоком слов, — Наведалась за капитаном Захариусом. Вот он достоин своего звания! А эта?              Моблиту было известно, что командир посетила мужскую душевую. Более того, он лично присутствовал и содействовал, пытаясь хоть как-то закрыть собой обнаженных мужчин, широко раскинув прихваченное полотенце. И повода срочного не было, но разве Ханджи могло что-то остановить? Уж точно не краснеющие новобранцы, возмущённые тем, что взрослая майор увидела их нагишом. Да лучше бы она его голым увидела!.. Моблит тряхнул головой, разворачиваясь к тарелке. Не стоит пялиться на стол неподалёку — он все прекрасно слышал. И чего так запричитали? Ханджи не обратила на них внимания, занятая не успевшим раздеться Майком. Она действительно не стеснялась наготы, ни чужой, ни собственной. Почти.              — Не смущается ни голых членов, ни своих вызывающих шуток, — ухватившись за возможность, подтвердил слова ещё один.              Сидящие за столом юные разведчицы попрятались за несобранными волосами, кто для привлечения внимания, кто по причине настоящей неловкости.              — На одной вылазке она мне больно зарядила по заднице! Мне и Адо, да пригрозила, чтобы мы пришли в себя и очнулись, мол, не девок клеем на лавочке!              «Вы за Стенами, а не под окнами борделя, нечего расслабляться!» — манерно закрутил упомянутый разведчик, неестественно писклявым голосом протягивая каждый слог.              Это была последняя капля для Моблита. То ли груша попалась гнилая, то ли он действительно сжал её так сильно, что шершавая ладонь покрылась липким пюре.              «Майор не таким тоном разговаривает, никогда!»              Ноги сами подтянулись, пятки шаркнули по протёртому полу столовой. Над бровью пробилась жилка, пряди челки прилипли к намокшим вискам, а крупная и обычно мягкая линия челюсти сжалась до неслышного хруста. Захотелось надрать задницы мальцам, или хотя-бы припугнуть, схватив за грудки да глянув ТАК, чтобы им не только эта проклятая болтовня, чтобы им всё осточертело! Под фиолетовыми от недосыпа веками пробежался странный холодок, словно кто-то протяжно засверлил его взглядом. Моблит пришёл в себя, осматриваясь по сторонам. Капитан Леви молча смотрел на него, и завидев ответную реакцию, тут же одними губами немо прошептал: «Не обращай внимания». И закусил чёрствой сдобной булкой, выполнив свою наставляющую задачу. Гнев и повышенная нервозность в тот же миг приутихли.              Понятие нравственности сейчас не играло большой роли, но ответственность кричала о себе с каждым натужным вздохом. Что потом скажет майор? Ничего. Что она скажет, когда Эрвин неохотно отчитает не только его, но и саму Ханджи за то, что не доглядела за своим подчиненным? Тоже ничего. Он не собачка на привязи, а адекватный мужчина и её ассистент! По крайней мере, в глазах Ханджи он таким и оставался. Даже в моменты страшного рычания, когда его сильные руки искусно проводили клинками вдоль титанового затылка — так легче. Легче бороться в неадекватном крике, легче принимать реальность, не мириться с нею, просто принимать. Но для Ханджи он человек, с самой человеческой стороны человек, и может ли Моблит позволить себе разрушить эту пелену в её ярких глазах? Никогда. Послав Леви благодарный взгляд, он без передышки умял остатки ужина и поплёлся к командиру, что от пережитой вылазки неожиданно заснула на старом диване, укутавшись в однажды подаренный им плед. Совсем выдохлась.              — Все девки как девки, а эта и чувство стеснения — две прямые, что не пересекаются, — это была последняя расслышанная им реплика. Улыбнувшись привычно, Моблит выскользнул за дверь.              Этим всё простительно, всё. Он, с высоты своего звания и жизненного опыта, должен обуздать свои нервы. С каждой новой вылазкой желание болтать притихнет. Вкус к жизни угаснет, в этом Моблит не сомневался. Да что они знают о смущении? И о командире. О Ханджи.                                   — Моблит! Всё чисто, надо возвращаться к остальным! — скомандовала майор осипшим от постоянных приказов голосом.              Они блуждали за стенами почти пол дня, знатно выбившись из сил. Вечерело, командор Эрвин наверняка отдал или отдаст приказ о завершении миссии, что означал долгожданное возвращение обратно. Так ли это на самом деле, не знала ни командир Ханджи, ни сам Моблит. По их флангу титанов оказалось не так много, а вот соседние два попали в ловушку, окружённые и сбитые с толку от количества тварей. Капитан Захариус направил свой отряд атаковать остатки тех, что затерялись неподалёку густого леса, отряд Марлен разбили ещё раньше, а Исследовательский отряд самой Ханджи и тот, что приставили под её командование на эту вылазку, разбрелись кто куда. Мысли путались, руки не слушались, и как они вдвоём не пытались сохранить положенный строй, ситуация вышла из-под контроля. Курносая новобранец Рана и смуглый лейтенант Маркус, приставленные к нему в качестве подчиненных, будут долго блуждать в кошмарах, журя, что опытный офицер вроде Моблита не смог уберечь их жизни. Солнце ударило в голову и он пропитался эгоизмом, мечтая, чтобы смерть не заметила его и Ханджи.              Она снова и снова вдыхала спертый воздух, упершись ногами в самую высокую ветку бука. Лёгкие словно тем самым тросом УПМ стянуло, сердцебиение никак не приходило в норму, а смесь из чьей-то крови (возможно даже её) и титановой жижи стекала со стёкол очков. Ханджи попыталась стереть этот дуэт порванным краем рубашки, но ослабевшие конечности не поддались её стараниям. Кожа покрылась необычным холодком, хотя спина точно была мокрая. Бряцнула клинками — в руках четвёртая, последняя пара. Совсем растерявшись, Ханджи мутно уставилась вперёд в попытке понять, таким ли сильным пришёлся недавний удар головой, очевидно незамеченный сражающимся помощником. Как она осталась в сознании и додумалась укрыться на этом дереве? Вроде же отделались, титаны не маячили даже вдалеке, и ей с Моблитом действительно нужно найти свой отряд и Эрвина. Вот только мышцы ног сковало, и она, словно в затянутом корсете, натянулась до предела.              Моблит, расслышавший её крик, только-только приземлился на косой склон, выпустив трос из дерева неподалёку. Преодолев поспешно нужное расстояние, остановился прямо под ней. Вскинув голову, завидел знакомый силуэт сквозь буковую крону, но Ханджи не сдвинулась с места, застыв в оцепенении. Потёр пальцем нос — в воздухе стоял запах человечины и титановой блювотины, и Моблит едва сдержал рвотный позыв, проявляя недюжинное старание.              «Нужно уносить ноги».              — Командир, ну вы чего? Спускайтесь! — загорланил он обеспокоенным голосом. — Командир?              Ханджи качнулась на ветру, рукой ухватившись за ствол. На ногах устояла, но у Моблита похолодело под языком — он не увидел её лица. Всё забылось в тот момент, догадка сковала его тело.              — Командир, вам плохо?!              С её бурой рубашки уже не стекала вязкая кровь, но Моблит точно почуял её мутное сознание. Испугавшись, спешно прицепился тросом, успокаивая самого себя:              — Командир, на двигайтесь! Я сейчас, только не двигайтесь!.. — в глазу лопнул сосуд от родного тела, полетевшего прямо вниз. — Ханджи!              Буковое дерево было невысоким, скорее раскидистым да тернистым. И на вид немолодым. Женщина мученически хрипнула, ударившись сначала об одну ветку, безвольно отлетела в бок, и зацепившись за следующую, с болезненным стоном упала на последнюю. Её метало из угла в угол и большего ужаса Моблит не испытывал даже во время первой вылазки. Прозвучал пронзительный мужской крик, словно торговца рыбой. Он впервые почувствовал себя самым большим глупцом и трусом.              Прицелившись снова, опять не успел — послышался режущий уши треск и сухая ветвь рвано оторвалась у корня вместе с вцепившейся в неё майором. Выпустив руки, он только и успел попятиться назад, чудом поймав её потрепанное тело. Прочесав спиной добрую пару метров, вдвоём улетели в объятия белесых одуванчиков. Мягкий прозрачный пух заполонил пространство над ними. Она на земле.              В ореховых глазах рассыпалась мишура, но те тут же с ужасом округлились от вида летящей на них ветки.              «Ну нет же, нет!»              По обе руки Моблита в почву мягко вошли торчащие концы, и они чётко оказались прижаты её основанием. Настоящая удача, что их не проткнуло насквозь острыми краями. Ханджи сдавленно ойкнула — основной удар всё же пришёлся на её спину. Между мужских подмышек застряли затертые колени. Моблит тут же обхватил голени командира, предотвращая возможное падение — Ханджи хоть и была прижата к нему веткой, но тело своё удержала на вытянутых руках. Отдышавшись шустро, он наконец поднял голову:              — К-командир, вы ка… — и смолк тотчас. В сухих уголках рта образовались новые трещины. Казалось, он закашлялся бы сейчас от нехватки кислорода, но Моблит не шелохнулся. Вонь гниющей плоти, жара этого августа, его вспотевшие ладони и смертельная усталость — всё растворилось, как и пропала его уверенность. Прямо перед глазами возникла грудь. Обнаженная, слегка прорезанная острым сучком ветки грудь, в ложбинке которой открылась свежая рана. Совсем обычная, небольшая грудь майора Ханджи.              Её лицо было где-то за макушкой, скрыто высотой и ракурсом. Спасительным ракурсом, что предотвращал возможность их зрительного контакта. Ханджи молчала, словно то самое старое дерево, застыла и не качалась больше на ветру. В полёте форменная рубашка зацепилась, и в треске ткани намекнула, что разорвется вместе с нагрудными бинтами. Светлые зрачки застыли. На похолодевшей коже виднелась пара старых шрамов, а с раненной ключицы пробежала багряная капля, что растворилась на её сжатом соске.              В голове зашумело непонятно, и Моблит искренне обрадовался, что его лица не видно. Как по-дурацки шокировано он на неё смотрел. Не в груди командира было дело. Он застыдился, что увидел её так, в такой ситуации, без её согласия, и порванную той веткой… Наверняка появится очередной шрам, ещё крупнее прежних. Майор же не будет его стесняться, ведь так? Вытаращенные глаза моргнули, когда ветка резко перевернулась, а спина командира показалась перед взором. Наступила реальность.              — П-порядок. Я… — проглотив звук, она приняла решение молчать. Так проще.              Уставшими пальцами зашелестела, попытавшись скрыть обнаженную кожу. Послышалось тихое чертыхание, а он так и остался лежать на пекущей спине в растерянности. Смущённый. Но так нельзя! Ему то что, он… Не забудет, ладно. Но командиру, командиру было наверняка постыднее, болезненнее морально и физически.              — Командир, прошу, возьмите мой. О-он целый, — от её плаща остался мелкий клочок ткани, что затерялся в горе белёсых одуванчиков. Затертая мозолями рука промелькнула в темных глазах — снятый с его плеча, он закутает её всю, от бёдер до ушей. — Позволите, я?..              Растрёпанный грязный хвост дёрнулся в воздухе, когда он получил ее согласие.              Моблит тихо откинулся на колени, дыша в затылок женщины — клапаны плаща по очереди застегивались решительными пальцами, пока в его глазах мелькала застрявшая в волосах листва и белый пух. Он не видел её тонкие дуги бровей, но точно знал, что те сдвинулись напряжённо. Ханджи вся тряслась в едкой дрожи, подставляя в доверии изнывающую спину. На задней стороне шеи, за воротом рубашки, что должна была остаться при ней, виднелась ещё одна ссадина. Знатно майор упала, знатно, остатки униформы наверняка скрывали и не такое. То, что Ханджи не выдала себя ни единым писком, так это наверняка сдержалась при подчиненном. И пусть, что никто не смотрел — она в первую очередь командир отряда, и не позволит себе хоть раз забыть о действительности. У Моблита сжалось сердце от тоскливой мысли — она могла ему довериться.              — Так… так не должно быть видно, — под языком засосало от неловкости. Но она должна знать, что увиденное им — на нём же и закончится.              — Спасибо, — её острые уши излучали неестественный жар, а голос был таким тихим, что пролетевший мимо голубь слышно взмахнул крыльями. — Спасибо, Моблит.              И в этом «спасибо» он познал её всю. Познал Ханджи, о да, дорогую Ханджи ближе. И навсегда запомнил её горячие да горящие уши — в лицо не посмел взглянуть. Однажды посмеет. В том хрусте высушенной травы гуляло их тихое дыхание и отсутствующие слова. Много мыслей сменялось, но молчание — не тогда.                            Моблит сжал кулаки. Да что эти придурки знают о командире? Он знал. Ведал и помнил её пылающие уши — ей не чуждо стеснение. Ханджи тоже смущается.              Перед особенным человеком — перед ним.