everyone will hear.

кайл недовольно стонет, в очередной раз пробегаясь взглядом бешеных зелёных глаз по длинной шеренге людей. перед ними суетливо вихляется мальчишка лет двенадцати, его серая майка с вылянившим логотипом «dunkin' donuts» на груди, уже изрядно промокла и теперь, мерзко топорщилась и прилипала к спине. рядом стоит его отец — огромный, как каменная скала — дебелый и нестатный и по сравнению со своим сыном вообще не двигается. лишь изредка подёргиваются мускулы на его серьезном и отчего-то отталкивающем лице. брофловски голодно облизывает пересохшие тонкие губы. ну вот, теперь ему ещё пончиков захотелось. он бы неприменно выпил самый большой стакан «энерджи латте» и не отрывался бы от любимого «ринг’а радуги», потом даже пальцы бы облизал от пастельно-голубой и жирной глазури. плевать, рыжий готов даже снести все оскорбительные (обидные!) шуточки со стороны кенни по поводу того, что вкусы у него совсем ненатуральные. — да ладно, чувак, прекращай. — стэн осторожно кладёт руку нервному кайлу на плечо, обращаясь с другом, как с гранатой, но всё же снисходительности в его словах достаточно. он легонько сжимает по-женственному острое предплечье. — совсем чуть-чуть осталось. да, ему-то легко говорить. марш давно заделался страстным любителем таких вот экстремальных аттракционов. энтузиазм и неподдельный восторг брюнета немного воодушевляли трусливую душонку кайла, но лишь немного. да пусть, этого инфантильного трепета хоть на двоих хватит — все равно не поможет! и всё же стэн находящийся на грани терпения, в сладком предвкушении — это нечто. то, как он пафосно закатывает глаза, стоит кому-то вне очереди протиснуться через его руку, успевшую покрыться лёгким бронзовым загаром. то, как он хрустит костяшками пальцев и сильно кусает нижнюю губу, так, что небольшая капелька алой крови собирается на ней, пока дрожа всем своим аморфным силуэтом не окрасит «варёную» чёрную ткань футболки, солисты «AC/DC» на которой сурово щерятся в свете пасмурного дня. кайл устало вздыхает, ощущая как фантомная рука беспечности треплет его и без того вспушенную кудрявую шевелюру от количества влаги в воздухе. люди вновь сонно задвигались, шаркая ногами. сдвинулись на ничтожное расстояние, но теперь они вышли из-под пыльной веранды, — места, где концентрация спёртого кислорода и кислого запаха пота достигает апогея. рыжий поднимает бледное веснушчатое лицо к плотно затянутому в серые тона небу. несколько морозных капель окропляют его непослушное багрянное афро и он мило вздёргивает носик, морщится от холода, обхватывая себя руками за хрупкие плечи. кажется, что ладони налились гнойно-желтым воском и окоченели. стэн же, облакачиваясь о деревянные и чёрствые перила хлипкого моста, — ведущего к следующей индентично скучной беседке -, распахивает свои ультрамариновые гигантские глаза шире и сипло заходится в тихом смехе. брофловски смиряет его недоуменным взглядом. бранчливая парочка за их спинами, угрожающе всматривается в них, переводя всё своё докучливое внимание на подростков. марш неохотно отделяется от балки, безучастно доставая из собственной кожи загнанную острую щепку и кайл ощущает почти физическую боль от этого зрелища. друг протягивает ему в лицо телефон и первые несколько секунд рыжий щурится от резкого белого свечения, но потом всматривается получше. на смазанной фотографии объектив четко поймал лишь два лица. первое до жути довольное и раскрасневшиееся — кенни, второе же, опереточное и невпечатленное — картмана. кайл ядовито прыскает себе в мокрую ладонь, не без зависти злорадствуя, ведь лучше цепочная карусель — с яркими цирковыми рисунками и полосатой крышей, — чем неестественно вывернутые ядерно-красного цвета рельсы американских горок. свайпнув с усилием фотографию влево — настолько его распирало смехом от увиденной физиономии эрика — он натыкается на ещё более комичную. на ней зло пыхтящий шатен, негодуя сводит брови, пытаясь через закреплённый ремешок в полёте дотянуться до развязавшегося шнурка. от кенни на этом снимке лишь взлохмаченная пшеничная макушка, красиво вьющаяся волосами на прохладном ветерку. над головой что-то прогромыхало, кто-то — какая-то девушка скорее всего — пронзительно и визгливо вскрикнул. брофловски плотно сжал губы, чувствуя капли соленого пота над верхней и на гортане. он нарочито небрежно попытался стереть воду тыльной стороной ладони. онемение разбегалось импульсами от кончиков пальцев и до локтей. стэн, наблюдая за всей этой беспокойной возней друга, озабоченно склонил голову вправо. стремительный порыв ветра от вагонетки пролетевшей по рельсам, отдул длинную смольно-чёрную челку со лба, заставил поселиться крупные мурашки на затылке и шеи. зябкость пробрала все тело. приятное ожидание. — кай, — нежно и с хрипотцой позвал брюнет. от такого, что-то трепетно и болезненно защемилось в груди кайла и он навёл мутный взгляд опьянённых глаз на друга. почему-то, количество слюны во рту давно перевесило норму. — хей, всё нормально? рыжий устремил обсценно расширенные черные зрачки в пол, испещрённый древесными морщинами. он нервозно вытер ладони о внутреннюю поверхность бёдер, оставляя на болотно-зелёного цвета шортах следы. — у…у меня просто — брофловски сглатывает тяжёлый комок слизи в горле. — руки замёрзли. — зачем-то, он даже эксцентрично поднимает их. получается знак капитуляции. марш задумчиво вскидывает брови, после чего хватает мягкую ладонь друга своей — грубой и мозолистой. он прижимает бледную руку субтильной стороной к собственной щеке, которая пышит теплом. аккуратно потеревшись о неё, он несколько раз нечаянно задевает кожу носом, горячо выдыхая. ошарашенное веснушчатое лицо тут же обильно заливает пудрово-розовый румянец. — чувак, это как-то по-гейски. — скептично замечает кайл, обольстительно выгибая бровь дугой. впрочем, он тут же давится другими язвительными комментариями, глотая их, потому что мстящий за такое очаровательное личико стэн, ласково притрагивается к ладони малиновыми губами. теперь рыжий беззастенчиво и неприкрыто млеет, чувствуя шершавый язык, что боязливо скользит и выводит линии на чувствительной коже. нет — ему не хочется пончиков, ему хочется лучшего друга. прямо сейчас. их идиллию нарушает громоподобный, но дружелюбный голос, доносящийся из матюгальника. — подходим по двое на площадку. — вещает сквозь помехи низенькая блондинка, ловко направляя непонятливых людей. — личные вещи — телефон, очки, часы и т.п. — прошу оставить на небольшом стеллаже. вы сможете забрать их после посещения аттракциона. она принимается монотонно, как робот диктовать это ещё раз. неловко смущённые стэн и кайл быстро переглядываются, и первый, слабо пожав плечами, кладёт свой мобильник на длинную полку. брофловски глупо мнётся, оправляет ткань шорт, чувствуя медовую истому по всему телу и начинающую приносить дискомфорт сладострастную боль между ног. одарив распутным и опрометчивым взглядом лицо лучшего друга, он несмело направляется к вагонетке на ватных ногах. вот будет, если колени подогнуться. страх и вожделение переполняют его и он делает дрожащий выдох. — ну, ты готов испытать бодрящее головокружение? — через чур робко спрашивает марш, сгребая в охапку рыжего со спины. его горячее с терпким — горьким от сигарет намёком на вкус, — дыхание обжигает ушную раковину. — с тебя будет, стэн. — надрывно дыша, зачем-то шепчет кайл, словно это их маленький секрет, тайна, которую может услышать только его рыцарь. — купишь мне пончики. целый пакет горячих, липких от глазури пончиков. ты понял? — ха. — бесцветно усмехается брюнет и этот смешок тонет в возбуждённом гомоне толпы. синхронно открываются небольшие металлические дверцы, пропуская нетерпеливых посетителей к вагончикам, на которых блестят крохотные кристаллики — дождевые капли. брофловски невольно жмурится от мокрого и холодного коженного кресла под собой. он, отчаянно ёрзая, истово молится всем богам, чтобы их вагонетка не слетела с рельс. он крепко обвивает запястье друга, что крутится в разные стороны с рассеянным лицом, желая запомнить этот момент. этот жест, как и глубоко впившиеся ногти в кожу, определённо привлекают его внимание. — кайл, тут есть специальный поручень. — мрачно замечает стэн. рыжий невесело и даже немного истерично, коротко смеётся. напряжение разрывает грудь и он вжимается взмокшей спиной, к которой клеется белая футболка в спинку кресла. обхватывая поручень липкими руками, кайл рассматривает их вагонетку в надежде отвлечься, но не находит утешения во всполохах блёклого огня из эпоксидной смолы. — ну что, все готовы? — зловеще улыбаясь, радостно спрашивает миниатюрная блондинка в мегафон. в ответ слышатся вялые «да» и самое громкое и бодрое из них идёт от стэна. — тогда поехали! её слащавый восклик поглощает неожиданная, взволнованная тишина, но длится она недолго, ведь через секунду её прорезает мелодичный звонок. медленно трогаются вагончики, выезжая к концу своеобразного тоннеля, купола, в тени которого они до этого укрывались. изумрудные глаза в панике округляются, когда брофловски осознает, что их с другом вагонетка — первая. перед носом маячит крутой подъём вверх, извилистые рельсы серебрятся в пелене освежающего дождя. кайл старается отвернуться влево, плотно закрывая глаза до пёстрых точек. в горле дико мечется сердце, кажется, рвёт его. в самый последний момент, марш ненавязчиво переплетает их пальцы, найдя ладонь рыжего в трусливом треморе соскользнувшей на худое колено. сильный толчок мчит их вперёд и кайл поклявшийся не кричать, непроизвольно и удивлённо вскрикивает что-то нечленораздельное, но исходно лаконичное и ненормативное «твою мать». марш счастливо смеётся, как ребёнок. брофловски не веря ушам, смотрит из-под завесы подрагивающих буро-рыжих ресниц. яблочно-желтый луч солнца пробивается сквозь перистые облака, насыщая угольные волосы лучшего друга, играет с ними, бликуя на шелковистых прямых прядях. он чертовски красив. стэн не заметно выкручивает ладонь из чужой, прикладывает руки ко рту рупором и храбрый, свободный крик срывается с его потрескавшихся губ: — кайл брофловски, я люблю тебя! — настолько инкриминирующе звучит, что упомянутый машинально подбирается. — я люблю тебя, ты — только мой! рыжий потрясённо и тупо моргает, ощущение нереальности накрывает его на энергичном повороте крававо-красных рельс, что плавно перетекает в ветиеватую петлю. — я тоже тебя, стэн! — не так громко и обессиленно, отвечает брофловски. ***