Вопреки слухам

Вопреки слухам, Люциус никогда не был нарциссом. За глаза его называли павлином – в этом он никогда не сомневался. На деле же Люциус уделял внешности ровно столько внимания, сколько требовало его положение в обществе. Забавно, но нарциссом он становится только теперь, когда не осталось никакого положения. С другой стороны, Люциус скорее отрежет себе нос, но якшаться с этим «обществом» ни за что не станет. С мазохистским удовольствием он рассматривает свои впалые щеки и тусклые волосы. Сухие губы, глаза... а вот глаза все так же хороши, понимает Люциус с некоторым отвращением. Нарцисса всегда говорила, что глаза лучшая из его черт, а выбирать было из чего. Они большие и лучистые, истинно серые, без дурацкой мешанины, вкраплений синего или коричневого. У Драко такие же. Мысли о сыне колются где-то в солнечном сплетении, и Люциус сглатывает горькую слюну. Ему хочется обижаться и быть в своем праве, но правда в том, что это не Драко избегает его, совсем наоборот. Люциус боится разговора со взрослым уже сыном. Он боится что не будет ничего между: «да, папа, конечно» и «нам не о чем говорить... отец». И то и другое пугает Люциуса до оцепенения. Опять-таки, вопреки слухам, Люциус не хотел детей. То есть, хотел, но позже, когда-нибудь потом. Не в двадцать шесть, не тогда, когда им с Нарциссой было так хорошо вдвоем. Жена оказалась озорной маленькой штучкой. Их отношения ничем не напоминали чопорный союз родителей. Они вообще никого не напоминали, были сами собой, без последствий сходили с ума – такое только молодость стерпит. Тратить ее на младенца не хотелось совершенно. Драко родился недоношенным. Красный от натужного крика, нервный новорожденный особой нежности не вызывал, и Люциус не может вспомнить, когда потерял голову. Из коридора доносится нервный шепот. С трудом Люциус отрывается от своего отражения, медленно подходит к приоткрытой двери. - Я не... - звучит тихий голос Нарциссы. Кто-то прерывисто вздыхает. - Цисси, ты таешь. Бери... Люциуса и уезжайте. На время. Андромеда. Имя Люциуса она выплевывает с ядом - мастерски и без труда. Он понимает, платит той же монетой. Яд Малфоев много холодней, но такой же яростный – они тоже умеют ненавидеть. - Боже мой, — явно злится жена. – Я не могу оставить Драко. Ты не представляешь как ему сложно! Люциус прижимается спиной к стене, превращается в слух. - Представляю, — сухо парирует Андромеда. – Но он справится. Тем более... - Его и близко никто к правоохранительным органам не подпустит, а он уперся! Ну какой из него аврор? Аврор?.. - Прекрасный. Умный, ловкий... почему он не хочет попросить помощи у Гарри? Они ведь встречаются. - Да тише ты!.. – шипит Нарцисса, а Люциус давится воздухом. – Там еще ничего не ясно, страшная тайна, и Драко будет отрицать... - Зато Гарри весь как на ладони. – усмехается Андромеда. - Слушай, по-моему, там все очень серьез... - Да и не попросит он, — перебивает Нарцисса усталым голосом. Некоторое время царит тишина и Люциус пытается переварить информацию. - Гордость? – наконец спрашивает Андромеда тихо. - Страх, — отвечает Нарцисса звенящим шепотом. Люциус собирается в Министерство. Он сам не может поверить, ведь даже из мэнора не выходит который месяц. Но упрямо приводит себя в порядок, отказывается от Гламура – что есть, то есть. В последнюю минуту отбрасывает трость – теперь это не атрибут власти, а знак беспомощности. Когда-то аврорат был хорошо слаженным механизмом, подмазанным во всех правильных местах. Теперь же все изменилось – Люциус не сомневается. Там наверняка идеалисты, кристально чистые, несгибаемо честные. И один бывший Пожиратель пополнит их ряды, думает Люциус и вскидывает подбородок. Он уверен – остались еще давние знакомые в ключевых местах. Они не подадут руки в толпе, но не откажутся от галлеонов в закрытых кабинетах. Люциус поможет сыну. А Поттер... о Поттере он подумает завтра. Как добирается до кабинета, Люциус не помнит. Но вот уже толкает дверь, надеясь застать давнего знакомого. Давний знакомый на месте, он удивленно вскидывает голову, поправляет очки. - Ты? – Люциус не может скрыть изумления. Хозяин кабинета хрипло откашливаться. - Люциус, — произносит он спокойно. – Чему?.. Люциус поднимает руку, призывая к тишине, и мотает головой. Он хочет развернуться и уйти, но почему-то начинает смеяться. Ему абсолютно не смешно, это скорее истерика, но остановиться он не смог бы за все золото мира. Приходит в себя уже в неудобном кресле, со стаканом воды в руке. Он не пьет, морщится брезгливо и с грохотом ставит стакан на стол, разливая половину его содержимого. - Ты что-то хотел? – невозмутимо спрашивает Артур Уизли. - Много чего, — Люциус кривит губы. – Но ты вряд ли... кто сейчас Главный аврор? – внезапно спрашивает он, подаваясь вперед. Артур вздрагивает, пристально разглядывает Люциуса, потом вздыхает: - Гавейн. Гавейн Робардс. Джон Долиш — его заместитель, Гарри Поттер... - Довольно. У него трясутся руки, он кусает губы и не знает, с чего начать. И стоит ли начинать. - Мне нужна помощь, — тускло говорит Люциус и тут же добавляет: - Не мне – сыну. Артур смотрит на него во все глаза, потом опускает голову, начинает перебирать бумажки на столе. - Насколько я знаю, он на свободе и не... - Он хочет стать аврором. Артур забавно таращится и моргает. - Тебе стоит обратиться к Гавейну. Как я уже... Он говорит что-то еще, но Люциус больше не слушает. Он помнит Робардса и тот... тот не станет содействовать Малфою. По крайней мере старшему. А еще он мысленно меняется местами с Артуром, представляет, что власть на его стороне, и понимает: он ни за что не стал бы помогать. Люциус встает, стремительно шагает к двери. Он поговорит с Драко, скажет, что... что у Поттера... Мерлин. Его начинает мутить. - Люциус! - Ты хочешь, чтобы я на колени перед тобой встал?! – рявкает Люциус. Он не собирается, но ноги сами собой подкашиваются. – Мне не у кого... - Прекрати! – Артур вскакивает из-за стола, бросается к нему. На его лице застыл такой дикий ужас, что Люциусу снова смешно. Артур пытается поднять его на ноги, тянет за рукава мантии, но в конечном итоге сам бухается на колени – то ли равновесие теряет, то ли из каких-то надуманных благородных побуждений. Люциус хочет сказать, что вовсе не унижается, потому что даже в кресле хозяина Уизли остается слугой. Он хочет сказать, что ему все равно, но... Артур не злорадствует и не жалеет. - Он не виноват, — говорит Люциус вместо этого. - Он не виноват, что его отец... я. И если Артур скажет, что он плохой отец, Люциус проклянет его. А если скажет, что хороший – просто убьет. - Я поговорю с Кингсли, — Артур кряхтит, поднимается на ноги. – Это не только твоего Драко касается... да и Гарри поможет. Рон, Гермиона... они хорошие дети. Люциус тоже встает. - Они уже не дети. Он знает, что не сможет поблагодарить и просто выходит. - А не броситься ли мне в Темзу? – спрашивает сам у себя, уже закрыв за собой дверь. Он пожимает плечами и аппарирует домой. - Люц! – Нарцисса бросается к нему со всех ног, обхватает лицо руками, взволновано заглядывает в глаза. За ее спиной маячит долговязая фигура Драко – он тоже напуган, судя по нервному выражению лица. Люциус мягко отстраняет Нарциссу, берет ее за руку. - Знаешь, дорогая, я тут подумал... а не пожить ли нам немного вдали от любимой родины? - Но я... - тут же начинает возражать Нарцисса. - Все хорошо, — прерывает Люциус уверенным тоном. – Поверь. Она молчит, смотрит на него во все глаза. - Помнишь тот... тот клуб в Бразилии? Мы неплохо провели там время в наш медовый месяц. Нарцисса густо краснеет, пищит что-то невразумительное и поспешно – слишком поспешно - сбегает. То ли собираться, то ли отлежаться. Драко откашливается, привлекая к себе внимание и Люциус поворачивает к нему голову. - Расскажешь про клуб? – хмыкает сын. - Расскажешь про Поттера? – парирует Люциус мягко. Драко моргает. Мгновение напоминает пойманного на свету олененка, затем отмирает и остервенело мотает головой. Люциус разводит руками и улыбается.