Костюм

Питер Паркер, мало кому известный студент-ботаник, никогда не любил ночь. А вот Человек-Паук, сделавшийся то ли благословением, то ли проклятием для Нью-Йорка (в это вопросе “Дэйли-Бьюгл” еще не пришла к единому мнению) - так вот, Человеку-Пауку ночь нравилась. Ночь надежно прятала все, что следовало бы спрятать этому проклятому городу; ночь прятала и его самого, и он мчался в вышине, бесконечно одинокий и бесконечно превосходящий людей, оставшихся внизу. Он скакал сквозь тьму и смог, под ногами у него разверзались провалы улиц с цепочками фонарей на дне, здания восставали из мрака, подобно мрачным утесам, и тут же растворялись в ночи, в ушах вой ветра сплетался с воем полицейских сирен, и Питер был свободен и счастлив - насколько можно быть свободным и счастливым, если на плечах у тебя лежит бремя великой силы и великой ответственности. Переводя дыхание, он оседлал уродливую гаргулью на карнизе ратуши и с ее спины обозрел величественную панораму, раскинувшуюся впереди. Море огней волновалось внизу, расплескиваясь в разные стороны бурными потоками и тонкими ручейками, а впереди поднималась из темноты, тускло сияя отраженным светом, величественная скала “Фиск Индастриз”. Взгляд Питера скользнул по стеклянному фасаду и готов был устремиться дальше, но вдруг какое-то движение привлекло внимание юноши: некий предмет - нет, некий летательный аппарат плавно скользил вдоль зеркальной стены. Это со всей определенностью был глайдер. Питер задумчиво пожевал изнутри свою маску. С одной стороны, если это был Гоблин (а это явно был он), то он очевидно замышлял недоброе и Человеку-Пауку следовало вмешаться и пресечь эти замыслы. С другой стороны, если Гоблин замышлял что-то недоброе против Амбала, то Питеру больше всего хотелось бы встать в сторонке и рукоплескать этому начинанию. В этот миг луна, утонувшая в тучах, выплыла наконец на поверхность, под ее светом зеркальные панели “Фиск Индастриз” засияли, как серебряный щит, и на этом ярком фоне Питер разглядел не только фигуру человека на глайдере, но и большие, каждая метра два в вышину, буквы. “АМБАЛ КОЗЛ” - прочел он. Остаться в стороне было выше его сил. Покинув своего каменного скакуна, он рухнул в пропасть, выбросил паутину, цепляясь за карниз здания, качнулся несколько раз, наращивая амплитуду, после чего разжал руки, совершил головокружительный прыжок над площадью и прилип к стене небоскреба как раз над буквой “Л”. - Привет, - сказал он, несколько разочарованный тем, что его внезапное появление не произвело на Гоблина явного впечатления. - Что делаешь? Гоблин отлетел подальше, разглядывая плоды своих трудов. В одной руке он держал ведро, а в другой - малярную кисть. - А на что похоже? - спросил он, возобновляя покрасочные работы. - На вандализм, - сказал Питер. - Я, кстати, полностью одобряю. Но для тебя как-то мелковато. Краска ложилась на стекло широкими мазками. Еще прежде, чем очертания буквы оформились, Питер интуитивно понял, что это будет “И”. - Это, - объяснил Гоблин, продолжая красить, - мой прощальный подарок Амбалу. - В смысле, прощальный? - спросил Питер. - В смысле, я устал. Я ухожу. - О, - сказал Питер. - А что так? Ему следовало бы обрадоваться, потому что Гоблин был опасным и злобным психом, рядом с которым что-то постоянно взрывалось, горело и обращалось в руины - но он, напротив, расстроился. Псих или не псих, Гоблин был нормальнее большинства персонажей, с которыми сталкивала Питера судьба. Он не стремился к мировому господству, не строил научных приборов для уничтожения вселенной и не порывался превратить все население города в мутантов. Гоблина интересовали только деньги, и страдали от него в основном те люди, из которых он эти деньги пытался вытрясти. Ну и еще немножко Гарри Озборн. Пока Питер предавался этим печальным мыслям, Гоблин наметил контур “И” и принялся промазывать середину. - Тому, - ответил он обстоятельно, - есть две причины. Во-первых, я женюсь. - О, - повторил Питер, опешив. - Мои соболезнования… В смысле, мои поздравления бедной девушке! А что во-вторых? - Во-вторых, я долго тешил себя надеждой, будто смогу что-то изменить, но сегодня понял, что этого не будет. Нет, все бесполезно. Питер помолчал. - Я вот что-то ничего не понял, - признался он наконец. - Что бесполезно-то? - Все бесполезно, - ответил Гоблин и швырнул кисть в ведро. - Или ты думаешь, я щеголяю тут в трусах поверх колгот и кидаюсь в людей тыквами, потому что мне так нравится? - А разве нет? - изумился Питер. Гоблин сардонически усмехнулся. - Иногда зарядить тыквой кому-нибудь в рожу, конечно, приятно, - сказал он, - но вообще, Паучок, я занимаюсь совсем другими делами. Похищения малолетнего Озборна, промышленный шпионаж и тому подобная ерунда - это не мой профиль. Я серьезный парень. Питер внимал. - И мне осточертело слышать, как очередной клиент - тоже, казалось бы, парень серьезный - говорит: “Знаете, мы решили передать это дело другому специалисту. У него, правда, нет никакого опыта, он ничего не знает и не умеет, но зато, вы не поверите, у него есть третья нога!” Питера охватило недоброе предчувствие. - Все словно рехнулись, - говорил Гоблин с жаром. Чувствовалось, что эта тема задевает его за живое. - Это теперь стало модно - нанимать на работу мутанта в кретинском обтягивающем костюме. Если на тебя не пашет мутант, то ты вроде как не в тренде…Проклятые уродцы отбивают хлеб у профессионалов! Кабинетные ученые со жвалами, безработные неудачники, плюющиеся кислотой, студенты-ботаники, прилипающие к стенам… - Кхм-кхм, - ответил Питер, не утративший бдительности. - Не понимаю, о чем это ты. Но Гоблин его даже не услышал. - И я подумал, - продолжал он; в голосе его проскальзывали фанатические нотки. - Может быть, подумал я, эту систему можно сломать? Может быть, если я придумаю самый дебильный, самый идиотский костюм, если я стану самым нелепым суперзлодеем из всех, если высмею саму идею суперспособностей - может быть, хоть до кого-то тогда допрет, насколько это бессмысленно и глупо - полагаться в чем-то на человека, который носит нейлоновые трусы? Питер был потрясен до глубины души. - Ты, - прошептал он потрясенно. - Ты что же, относишься к своему костюму _несерьезно_? - С костюмом, - поведал Гоблин доверительно; реплику собеседника он явно не воспринял, - меня постиг некоторый фейл. Изначально я хотел назваться Тыквоголовым Джеком. У меня должны были быть шлем в виде горящей тыквы и еще такая круглая фигня, которая прыгала бы, отталкиваясь от стен и пола. Выглядело это в высшей степени дебильно, но, увы, c шлемом ничего не получилось: из-за проклятого огня видимость получалась никакая - и от этой идеи пришлось отказаться. Но так, - добавил он, широким жестом охватывая маску, плащ, канареечно-желтые трусы и глайдер, - вроде тоже вышло неплохо. Питер молчал. Он не мог отвечать. Этого, впрочем, от него и не требовалось. - И, - продолжал Гоблин горько, - мне даже казалось поначалу, что мой план работает, я был так наивен, что верил в победу - до сегодняшнего дня. Но сегодня я встретил Человека-Далматинца… Голос его истерически сорвался. - Ты, должно быть, имеешь в виду Человека-Пятно, - вяло поправил Питер. - Неважно, как он себя называет, - отрезал Гоблин. - Важно, на что он похож. И я сказал ему: чувак! Чувак, сказал я ему, ты ведь ученый с мировым именем! Ты придумал эту хреновину для проникновения в иные измерения. Ты, небось, закончил МТИ с красным дипломом. У тебя, должно быть, куча статей в приличных журналах и корреспонденты по всему миру. И после всего этого ты одеваешься, как племянник Стервеллы де Виль, и в таком виде обносишь ювелирные лавки?! - А он? - спросил Питер. - А он, - ответил Гоблин жестко, - сказал, что не видит проблемы. Он не понимает, что мне не нравится. Его все устраивает. И когда он мне это сказал, я понял: все. Тут не исправишь уже ничего. Так что я ухожу. Он замолчал. Молчал и Питер. Противоречивые чувства боролись в его душе. Он чувствовал себя обманутым. Преданным. Как если бы товарищ, с которым он много лет состоял в одном театральном кружке, признался бы вдруг, что участвует в постановках, потому что ему нравится смотреть на кривляющихся идиотов. Но еще одна, куда более страшная мысль терзала Питера. Что, если... - Ладно, - сказал Гоблин, снова берясь за кисть. - Поболтали, и хватит. Мне еще две буквы рисовать. И восклицательный знак. … Что, если он прав?! Что, если все так и есть? - спросил он себя, холодея. Что, если я, и Стервятник, и доктор Осьминог, и Электро, что, если все мы, все супергерои и суперзлодеи - не более чем кучка жалких, нелепых фриков в латексе? Что, если трусы поверх колгот в самом деле смотрятся убого?.. Несколько секунд он пребывал в подлинном смятении, он балансировал на краю безумия, неимоверным усилием удерживаясь от того, чтобы рухнуть вниз - но затем паучье чутье пришло ему на помощь. О нет, подсказало ему паучье чутье, разумеется, это не так. Может быть, чьи-то трусы поверх колгот действительно производят жалкое впечатление, но по крайней мере твой чудесный красно-синий костюм с такими классными принтами - это верх элегантности и стиля. Можно только посочувствовать узколобым критикам, не способным оценить подлинную красоту... Мир и покой и снизошли на его душу. Питер потряс головой, избавляясь от остатков наваждения, и великодушно предложил: - Давай ведро подержу.