Поруган и разоблачён

— Что-то разобрал? — спросил с надеждой Прокопенко, протискиваясь в узкую щель дверей морга. — Что тут разбирать: это фарш, а не тело, — Патологоанатом пожал плечами, мол: «Я сделал всё, что мог». Фёдор Иванович покрепче скрепил руки на груди и то ли недовольно, то ли случайно шмыгнул носом (это он сделал очень зря, ибо тут ужасно воняло неприятного рода экспериментами). Помещение морга не отличалось гостеприимством: холодно, сыро, да еще и химически попахивает и ни намёка на тёплый свет. Голубой оттенок тут доставал даже до несвойственно ледяных человечьих внутренностей, покоившихся на нескольких операционных столах. Они, как замешанная для пельменей начинка, были аккуратно расфасованы. Прокопенко кинул взгляд на эти ужасы, поморщился и сразу же его отвёл куда-то влево. Глаза аж пощипывало. — Крепись, дружок, — заключил он и похлопал раздосадованного коллегу по плечу, внутренне ему сочувствуя. — Что-то выяснишь — неси в отдел. — Понял, Фёдор Иванович. С того момента как двери морга захлопнулись прошло около двух минут, а Прокопенко всё стоял, облокотившись о стену. Он думал. Думал кое о чём страшном. Вдруг подорвавшись, широко зашагал по коридору. Его провожали удивленные взгляды сотрудников. Стоило Фёдору Ивановичу ступить за порог компьютерного отдела, как лицо его тронул гнев — Игорь был замечен воркующим с какими-то девчушками-новобранками. — Майор Гром! — крикнул он настолько громко, насколько смог. Игорь повернулся, а вместе с ним повернулись и все в радиусе нескольких метров. — У тебя пять чертовых минут! Нет, у тебя три чертовых минуты! Прокопенко удалился, показательно хлопнув дверью кабинета. По всему помещению мгновенно зазвенел шёпот — Игорь непонимающе выгнул бровь. Когда объяснений ни от кого не последовало, единственным вариантом оставалось посмотреть на Дубина. Обычно находившийся в приподнятом настроении, Дима чуть ли не лежал на столе: зарылся в белобрысый затылок руками. Ещё бы, ведь вторым делом весь отдел повернулся на него. Они уже два дня не говорили. Игорь не то чтобы сильно грустил по этому поводу. В конце концов вокруг дофига таких же — сходящих с ума от крутого Майора Грома, с которыми можно было перекинуться парой слов или получить дозу лести. Ведь Дима только для этого и годится, так? Пользы от него… Ну, ладно, польза от него какая-никакая есть: он, пусть и выглядит нескладным, занимался единоборствами и мимо щей не промажет. Да хотя бы болтать с ним… Ну болтать тоже ничё так: видок у него не самый умный, но в башке хоть что-то да варится. И хоть Игорь не мог назвать себя любителем долгих разговоров, Дима не давил и никогда не пытался переубедить, что определённым образом сказывалось на послевкусии. А ещё у Димы столько интересов разных: что в детстве было, что сейчас — заслушаешься… Да и, кажется, за эти полгода между ними образовалось чуть больше связывающих нитей, чем Игорь предполагал, и когда они порвались вот так в один момент, на душе вдруг стало странно пусто. Короче, по Дубину Гром чуть ли не скорбел. Скрипя зубами смотрел за ним — сидящим за компьютером, пытающимся незаметно поспать в сгибе своего локтя, уходившим и приходившим с пустым и полным стаканом кофе. В таких односторонних гляделках прошли эти два дня, и Игоря уже почти распирало изнутри от скуки. Дел-то новых не наблюдалось. И сейчас, когда на Диму вдруг было направлено столько взглядов, Игорю поплохело. Это было неприкольно. Не неприятно, не раздражающе — просто неприкольно. Ну, по крайней мере, Игорь изо всех сил старался себя в этом убедить, а чужими стараниями пренебрегать не по-пионерски. Гром проигнорировал удар адреналина в башку. В обычной ситуации его кулак бы уже с чем-нибудь или кем-нибудь встретился, но сейчас лишь одиноко висел вдоль тела: почти так же одиноко, как его хозяин. Потому что ситуация нихуя не обычная, можно даже сказать, из ряда вон. Игорь обратил хмурый взгляд куда-то в пол. Мысленно он начал отсчитывать секунды до похода к Прокопенко, хоть и прекрасно понимал, что раньше следующего часа начальник его не ждёт. Мимо глаза прошмыгнуло тёмное пятно, и Игорь бесцеремонно остановил проходящего мимо Цветкова недвижимым шлагбаумом в виде руки. Настолько бесцеремонно, что тот чуть не сломался пополам. — Ты в курсе? — сказал он, поднимая голову и чуть отклоняя назад. Под ладонью стало противно теплеть, и Гром забрал руку в карман. Костя покосился исподлобья глупыми глазами: — А ты типо нет? — Типо! — закивал разъяренно Игорь, с издевательским блеском выкатив глаза. — Ну, похоже, тебе обо всем начальник расскажет, — Цокнув языком, кусок дегенерата выдал с надменным видом: — Шуруй, давай. Игорь ничего не ответил, только фыркнул и посмотрел куда-то вдаль. От этого придурка ничего не добьёшься, хоть пылевыбивалкой дубась. — А что у тебя с Дубиным? — спросил Костя внезапно, выглядя непривычно без идиотской ухмылки. Игорь вновь обернулся к нему. — В каком смысле? Цветков вообще хотел спросить, что у них произошло, потому что весь отдел трубит тревогу и чуть ли не в слёзы, но быстро передумал. Разве имеет он право упустить такой «хороший» момент для шутки? — Ебётесь? — Ебало завалил, — Игорь с силой толкнул тушу Цветкова вперёд, борясь с желанием помочь ещё ногой под зад. — Сам-то без пяти минут. Цветков, споткнувшись о свою ногу, повернул голову и изогнул насмешливо брови, но, как всегда, ответа не придумал, поэтому просто вздохнул и отправился дальше по своему нелёгкому пути, походившем на некоторую фикцию, ибо бумажки эти он перетаскивал от Зайцевой и обратно уже не первую неделю, но согласие на «поужинать» ему получить совершенно точно не судьба. По отделу с ещё большей силой прокатился шёпот, и до смешного одновременно заскрипели кресла. Игорь снова безжалостно закусил губу и снова глянул в сторону Диминого логова. Тот только глубже спрятался за собственными локтями и, казалось, застрял носом в деревянной столешнице. «Блять, что я такого… ?!»

***

— Тебя же все предупреждали! Взять хоть Дубина, он чуть богу душеньку не óтдал! Гром нервно дергал ногой, привычно развалившись на стуле. Взгляд его был, скорее с усилием чем без, направлен вперёд, ибо Федор Иваныч повторялся уже не раз. А забивать голову ненужным с того зловредного месяца Игорь себе строго-настрого запретил. Тем временем, с явки в этот дурацкий кабинет шёл уже второй час — дух кабинета уже повязывал на языке. Игорь думал о чём-то третьем. Хотя может и не третьем, по нему никогда не было понятно. — Что ты мне прикажешь делать, господин хороший? — Прокопенко уже даже не кричал, скорее беззвучно плакал. — Ну всё, хватит! — Гром подскочил на ноги. В помещении на пару секунд воцарилась тишина, и Федор Иваныч с театральной заинтересованностью подпёр подбородок рукой, как подпирают столы автомоечными брошюрами. — Это случилось из-за меня — я пойду и разберусь, — довольно-таки твёрдо сказал Игорь, и Прокопенко подумал, что это всё как-то слишком по-киношному. На самом деле Игоря колошматило со страшной силой, в особенности от того, что в это оказался втянут Димка, который — Гром по опыту знал — переживает такое похлеще всякого. Впрочем, голос майора по обыкновению звучал будто тот сейчас где-то в горах Тибета в позе лотоса. Ну, то есть звучал будто и не звучал, а скорей просто выходил из его рта. Федор Иванович резко забыл свою абсолютно второстепенную (что он внезапно с грустью осознал) роль и невесело улыбнулся: — Не смеши меня… — Если вы о репутации печётесь, хоть щас уволюсь, — как отрезал. Игорь умом понимал, что врет как последний иезуит, но куда больше, что на Прокопенко только твёрдое слово подействует. Глаза у Прокопенко вполне ожидаемо приняли форму квадрата. Федор Иваныч начал очень задумчиво тереть переносицу. Так уж задумчиво, что было даже слышно. «По бокам носа будут мозоли», — подумал Игорь. Тут Федор отвернулся к стене на своём статусном кожаном кресле — звуки работающих механизмов в его мозгу резко оборвались — и, зажмурившись, бросил: — Разбирайся. Иди и разбирайся! Игорь резко кивнул (хоть начальник этого не заметил) и вылетел, как услышавшая команду «апорт» собака, за дверь. Кажется, послышался звук разрезания воздуха. Когда Грома и след простыл, и из кабинета испарилась характерно громовская (это надо один раз ощутить) атмосфера, Прокопенко прошептал скороговоркой, как бы выражая перед собственной совестью раскаяние: — Господи ты боже мой! Федор Иваныч не хотел думать, с чем там и как Игорь будет разбираться. Он вообще думать не хотел, не то чтоб об этом чёртовом Игоре, который собой и так слишком много пространства занимает.