***
она же чёртова сука. мне хочется сжать до жгучей боли её запястье, чтобы потом я смогла любоваться красным пятном. мне хочется задушить её как подворотную собачонку, чтобы она меня тихонько и со хрипом, умоляла и теребила мои костяшки пальцев. мне хочется тянуть её блондинистые волосы и сделать с ней всё ужасное, отвращенное и нездоровое, чтобы она и я наконец утолили нескончаемую жажду, которая сидит в наших чувствах, заключая нас в тяжёлые кандалы из самого твёрдого железа, удерживая и доминируя над нашими оболочками. эта жажда начнёт с лёгких. пока не началось. и слава господу. я стою подле плинтуса, на стене висит икона в золотистой рамочке. каждую субботу, я сажусь на разбитые коленки, разжигая остатки воска, выключаю надоедливую, жёлтую лампочку и молюсь. молюсь и совершаю крестные знамение, поспешно, но с такой надеждой на прощение, что я похожа на чопорную монашку. я и представляю себя чопорной монашкой, с сморщенными и обветренными губами, с морщинками над веками и хриплым голосом, лепетавший о тексте хора, со лживыми высокими нотами, которые невозможно расписать и вставить. они хотя бы, более «чистые». подушечки пальцев шершавые и каждый раз, когда я сцепляю руки в крепкий замок, что костяшки бледнеют, я закусываю губу и притворяюсь, что лучше некуда. нет, я не привыкла чувствовать дискомфорт, но ради господа, готова стоять коленями на засохшей гречке часами, нюхать терпкий спирт и чувствовать боль, что доставляю саше. она не против, в принципе. бог всё видит. блять. я не виновата, она сама просит. хватает моё руку, трясёт плечи и прижимается ко мне, всей грудной клеткой к моей, шепчет, словно осенний ветер и просит. «…пожалуйста, энни, заставь почувствовать меня живой…» жажда порождается как забытая похоть и хочется помочь этой стерве. размечталась она… она вновь и вновь возвращается к этому, но уже печатая, как ошалевшая, строча сообщения каждую секунду и с ошибками. на дворе два часа ночи, сумрак заставляет спокойно закрыть глаза, а ночной воздух, немного щекочет своей прохладой. сейчас бы, стоя на балконе, в одной сорочке, почти нагой, закурить одну сигарету, а потом и вторую. лёгкие, как-будто начинают осыпаться от того что я втянула слишком много. чрево крутить, журчит и впадает куда-то туда? осыпающие окурки не бросать вниз, пытаясь попасть в урну, а тушить об предплечье. закусив губу, ибо предательски вскрикнуть, а потом нервно усмехнуться и обляпать своё лицо, пытаясь понять, сон это или опять фантазия. почувствовать себя не бездушной оболочкой, а полноценным живым организмом, который может воспринимать боль, грусть, отчаяние, страсть и радость. в моём случае — боль. я выдыхаю сигаретный дым из рта и смотрю на кривое колечко. вроде бы обычное дело — наблюдать за скучным паром, но когда одиноко стоишь на «обвалине» и забываешься, то даже такое явление, кажется…«необычным?» как у меня появились сигареты и огонёк? оказалось, что на балконе, возле бортика, ничком, лежала незаконченная пачка и зажигалка. наверное, тогда когда я опять так задумалась и курила, а остальные не успела поджечь и сунуть в рот. глаза скользят по тусклым звёздам. эти тела такие неподвижные и сказочные, что можно немного позавидовать. мне бы этого спокойствия, как сумерки на тёмном полотне. где-то, немного дальше от меня, разбитый экран телефона светится, вибрирует на кухонном столе и ждёт внимания. она просит помощи, а я игнорирую. потом она будет названивать и когда я психану и наконец отвечу, услышу лихорадочный голос, срывающийся на озорной возглас. «…энн, здравствуй! наконец-то, приезжай ко мне, помоги…» «…саш…» и она сбрасывает трубку. неприятный звон окончания разговора прям вталкивается в ушную перепонку. ах…эта саша…невозможно с ней нормально разговаривать, но я всё равно устало накинув осеннее пальто на тонкую сорочку, закрою квартиру на три оборота. три — любимое число бога.***
кое-каким образом я смогла найти дорогу к квартире. словно пьяница, которая отекала два дня в пабе, я не стучусь, а сразу захожу. на пороге, сбрасываю в входной шкаф для чистого белья свою пальто. саша сама позвала, а я как «желанный» гость могу сделать всё, и даже такую хуйню. носочками пальцев стою на холодном кафеле, осторожно скользя в сторону спальни, как призрак и прислушаюсь. тиканье часов раздражительно нарушает тишину, капли воды из крана, который полностью не закрыли и прерывистое дыхание, где-то в спальне. и правда. на краю кровати сидит блондинка, в кружевном браллете и помятых шароварах, теребя толстые занавески. прошмандовкой, подхожу к её спине и облокачиваюсь щекой. блять, как она спит на этом жёстком, будто сделанный из бетона, матрасе? привыкать будет долго, но обречённо вздохнув в пустоту, мои руки почему-то начинают скользить по лопаткам, разрисовывая на них своеобразные и непонятные линии и завитушки, и даже сейчас я думаю, что эти напряжённые косточки, похожи на оторванные крылья, браконьером. вторая рука, лелеет заострённые плечики, и я чувствую на них тяжкий груз прошлого, настоящего и будущего. я не буду помогать, пытаясь разгрузить за неё или сбрасываясь на себя, пусть начнёт сама, а потом как пойдёт… она лениво поворачивает голову в мою сторону, подчёркивая свой выразительный профиль и черты лица. её губы приоткрыты, глаза чуть ли не закрыты, а волосы стали как сено. за последние месяца она сильно изменилась. — всё-таки поможешь. — равнодушный смешок срывается с её уст. я вздрогнула. наконец услышала её голос вживую, спустя несколько месяцев. — спасибо. — своим весом она наваливается на меня, укладывая на помятые простыни и всё сильнее сжимая мои запястья, с моей грудной клетки, словно вырвали, выходит хриплый вздох. ни о каких страстных поцелуев в губы, когда язык вталкивается внутрь, захватив территорию, прикусывая нижнюю губу и облизывая нёба не идёт речь, это обычный секс без любви, дающий выпустить пар обоим. и от этого неприятно. иными словами, меня используют, или мы используем друг друга? наверное, мы обе не правы и виноваты в данном положение ситуации, когда у нас могли бы быть любимый или любимая, а не секс по «дружбе». ох, до чего же мы докатились, перед господом так стыдно… я вновь чувствую себя паршивой шлюхой, которая пытается выжить в реальном мире, но забываюсь, когда на моей шее появляется незаметный засос. пухлые губы останавливаются на моих костлявых ключицах, уделяя особое внимание. еле прикасаясь губами, мимолётно, как бабочки в животе, что хочется хихикнуть, но я сглатываю ком. подушечки пальцев всё ещё наверху, ласкают шею и место где красное пятно, чуточку надавливая и спускаясь вниз к горячей спине. её пальцы пересчитывают мои позвонки, массируя каждый. ногти вскоре, медленно царапают мою спину, впитывая и наслаждаясь этим. саше нравится это, а мне — нет. как интересно же получилось… саша перестаёт терзать плоть, что-то бубня себе под нос и предлагая мне приподняться. я беру её за кисть и меня притягивают ближе. её руки тяжко обволакивают мою талию в объятия, примкнув к плечу и судорожно вздыхая. она плачет? я, невзначай и осторожно обнимаю её, закинув локти за шею и играясь с волосами. — мне чертовски тошно от себя, так что давай закончим с этим побыстрее. — мне как-будто от себя не тошно. — ладно. — холодные пальцы стискивают с моих плеч, сорочку, откидывая в темноту. после этого она ничего не делает, просто молчит и смотрит на меня пронзительным взглядом. блять, саша, она человек вообще? кажется, это идёт вечность, может сейчас не четыре-пять часов утра, а одиннадцать часов ночи? — поцелуй меня. — требовательно, с напором просит саша и ногтями впиваясь в бёдра. она получит, что хочет. я приближаюсь к ней, опаливая горячим дыханием, медленно моргаю, не смотря в её глаза и целую, с отвращение к себе и к ней. а потом и она отвечает взаимностью, томно вздыхая и лапая мою грудь. специально дотрагивается до затвердевших сосков и щипает их, вскоре сжимая в своей ладони грудь. наверное, эти ласки приносит мне удовольствие, но кроме шума в ушах я ничего не слышу, но когда саша дотрагивается до комочка клитора, раздвигая половые губы, в ушах заливается кровь и ток, от которых становится приятно. нет. я не должна себя так вести, почему я такое позволяю делать это ей с моим телом? — забудься со мной. — саша, прочитав мои мысли, оскалив кривую ухмылку шепчет мне в ухо, и эта фраза доходит до меня так долго, что я думая о своей глухоте. услышав, мне уже хотелось что-то сказать, противореча и не желая этого делать, но я затыкаюсь и прижимаюсь к ее плечу. — продолжай… — её пальцы во мне. от этого так противно, что я съёживаюсь и зажмуриваю глаза сильнее. движения возобновляются, но в более быстром темпе, причмокивая и вжимая меня глубже в этот бетонный матрас. она добавляет третий палец, вдалбливаясь в меня во всю длину. слышно как она тяжело дышит, а я уж тем более. из приоткрытых глаз, я вижу, как она, еле сдерживая себя, чтобы самой не залезть в ткань своих трусов, трахает меня. и вижу как она с блаженством прикрывает глаза, когда слышит мой хриплый стон. скоро это безумие закончиться и я, пошатываясь встану и оставлю сашу одну, по дороге домой дам себе клятву, что никогда и никому не помогу, но когда она в очередной раз напишет, я приду. эта чёртова привязанность… моя спина прогибается в идеальной дуге, когда три пальца силой, достигают апогея горящего лона. я вскрикиваю от неожиданности и поспешно прикрываюсь рот ладонью, чувствуя как силы уходят, а судороги в ногах пробегают. и пальцы, вскоре выходят, задевая складки. — останься на ночь. — заманчивое предложение. саша ложиться возле меня, словно ничего не было, но тяжко набирая воздух в лёгкие, не кашляя. я чувствую, что проткнутые лёгкие, заживают и сами по себе зашиваются, но это ненадолго. через несколько месяцев они опять начнут осыпаться в прах и нам будет суждено сойтись вновь. она накрывает застиранной тельняшкой моё тело, как труп в морге и обнимает меня крепко-крепко, боясь потерять. на последних силах я кладу макушку на её грудь и закрываю глаза. она может сожрать, как голодный зверь мои прогнившие органы, главное, взамен пусть отдаст своё сердце. перед тем как я и она закроем глаза, я хочу ощутить как бьётся человеческое сердце. говорилось, что после того как сердце достали и отделили от тела, оно несколько секунд стучит. для меня даже миллисекунду хватит, чтобы блаженно закрыть глаза и немного сжать орган, из приоткрытых ресниц наблюдать как сочится алая кровь, струйками. превосходно. и уже я не волнуюсь, что о нас думает господь. раньше я верила, что если буду свято молиться, смогу искупить свою вину, но мы настолько грязны, блудны и неисправны, что ничего с нами не получится, даже заново слепив нас из новой глины. мы останемся такими навсегда.