***
Кое-что происходит в один зимний холодный день. Наше знакомство. Мой брат не любит общаться со мной в стенах школы, но сегодня в столовой зовёт к себе. Он снова с неё. И… её братом тоже. Поздно замечаю и стою в оцепенении пару секунд. Не свожу с него взгляда. Получаю ответный непонимающий. Нас знакомят. Официально. Перед глазами пелена. Пожимаем руку. Задерживаемся на более длительное время, и этого никто не замечает. Ни наши брат с сестрой, ни друзья, никто из присутствующих. Только для нас двоих имеет значение эти пару секунд. Теплая рука крепко сжимает мою. Он не отпускает. Я тоже. Надо бы, но чувствую, что это последний шанс. — Хей, ты как будто не рад, — его сестра толкает меня в плечо. Приходится отпустить его руку и весь придуманный мир. — Рад, — слабо оправдываюсь, потираю руки о штаны. Вспотели. Прячу смущение за улыбкой и разговорами. Он опять по левую сторону от меня. Даже ближе. Когда поворачивается и говорит с сестрой, дыхание обжигает кожу, нога прикасается к моей и мне хорошо. По-настоящему. — Эй, сюда, — кричит он неожиданно, привстаёт со своего места, одной рукой машет кому-то, а другую ложит на моё плечо. Обжигает. Хочется просидеть так вечность. Только моё плечо и его рука. Его мягкий голос раздаётся над ухом, подзывая кого-то. Не двигаюсь. Боюсь спугнуть. К нему кто-то подходит за моей спиной, они здороваются за руки, продолжают разговаривать. И его левая рука всё ещё на моём плече. Иногда чуть сжимает. Обычно я сбегаю, но сейчас это будет каким-то святотатством. Нельзя. Он её не убирает, и я не должен. Проходит вечность, когда мы расходимся. Становится холодно и пусто. Чего-го не хватает. Что-то изменилось. Определённо. Он со мной поздоровался. Сегодня утром. Со мной. Наконец-то улыбнулся ни кому-нибудь другому, а мне. Смотря прямо в глаза. Пока мы видимся в коридорах школы и он мне улыбается, я не могу прийти в себя. Я никак не отвечаю на его улыбку, больше всего хожу угрюмый. Хотя чувства рвутся наружу. На самом деле я настолько рад, что боюсь спугнуть его порывом чувств. Настолько рад, что в любой момент готов взять его в охапку и убежать. Держать за руку, гладить её, целовать запястья, щёки, губы. Лишь бы позволили.***
Идём вместе на тусовку к знакомым. Он пьёт. И я пью. Весь вечер не отвожу взгляд от его пухлых красных щёчек, затуманенного взгляда и небрежных движений. Подходит ко мне и падает рядом на диван. Пьёт ещё, больше. Разговаривает со всеми, только не со мной. Я молчу. Прикасается своей коленкой к моей, прямо как в школе. Опирается на неё рукой и тянется через стол за ещё одним стаканом алкоголя. Этот я забираю, а он руку не убирает. Не обижается. Притихает и ложит голову на моё плечо. Становится жарко. Алкоголь во мне бушует. Пью ещё, притупляю чувства. Боюсь, что он сейчас услышит шум моего бьющего через край сердца. Отвлекаюсь разговорами, в то время как он притихает. Обхватывает мою руку руками и виснет там же. Чуть ли не сопит. Не могу не вдохнуть аромат его волос. Мягкий и сладкий. Как и волосы. Пахнут апельсинами. Понятия не могу, почему у меня аллергия на цитрус. Это же такой приятный аромат! Позволяю себе некоторую вольность, прижимаю его ближе, через одежду ощущаю, насколько он горячий. Трогаю лоб и с ужасом осознаю, что у него жар. Нахожу своего брата, а также его сестру. Провожаем их до такси. Девушка прощается со своим парнем и смотрит на меня немигающим взглядом. — Не хочешь с нами в больницу поехать? «Хочу!» — первая же мысль. Так хочу и так боюсь! Всё хочу. Поехать. Быть с ним. Его. — Нет, не стоит, — говорю, а внутренний голос рвётся наружу. Кричит. На лице — спокойствие. Притворство! — Ну, ладно, — девушка смеривает меня скептическим взглядом. Лгун. Признаю. Легче от этого не стало. Пару дней провожу в неведении. Не хочу ничего слышать, ничего знать. Вселенная как будто издевается надо мной и я случайно подслушываю разговор брата с его девушкой. Узнаю, в какой он больнице. На следующий же день оказываюсь там. Несмотря на все обещания. Подглядываю за ним в палате. Набираю смелости и захожу. Спит. Это называется мирным сном. Самый что ни на есть мирный человек на земле. С самой милой улыбкой и доброй душой. Беру его маленькую теплую руку в свою. Мягкая кожа, длинные тоненький пальчики без каких-либо навороченных украшений. Его тепло передаётся мне. Я легонько улыбаюсь. В палату неожиданно врывается кто-то из больных. Закрываю шторку возле кровати и сажусь рядом с ним. Подло с моей стороны. Я во всех смыслах подлец. Не хочу показывать ему эту мою сторону. Он достоин только самого лучшего. Готов отдать ему все самые добрые вещи в мире, чтобы его теплая мирная улыбка не спадала с красивого лица. Подношу ладонь к лицу. Касаюсь её кончиком носа, блаженно прикрываю глаза. Поглаживаю мягкие пальцы, прикладываю ладонь к щеке. Прямо как кот. Не замечаю, как засыпаю рядом с ним и его рукой. Мне хорошо. И очень мало! Хочу ещё. Хочу навсегда. Чувствую, просыпается, дыхание сбивается, но руку не выдёргивает. Пару минут сидим в молчании. Не подаю признаков жизни. Боюсь. Не хочу отпускать. Заходит медсестра, обращается к нему. Отказывается сейчас от всех процедур. Спрашивают обо мне. — Ничего страшного, просто никого пока не пускайте. Готов поспорить, он улыбается. Голос мягкий и нежный. Рукой не дёргает. Наверняка улыбается. Я трус. Ничего не могу с собой поделать. Спина и шея затекает, но упорно продолжаю сидеть. Возможно, это единственный шанс. Сердце бухает, когда ощущаю на своей голове чужую руку. Поглаживает, медленно, почти что мучительно. Тепло. И щекотно там, где сердце. Останавливается. Нет! Верни! Руку не убирает, но в палату заходят. Шторка отодвигается. Слышу шёпот. Кажется, его сестра. Быстро прощается и уходит. Рука вновь поглаживает мои волосы. Меня переполняют эмоции. Чувствую, как уши наливаются краской. С такими чувствами и засыпаю. Просыпаюсь в прохладе. На кровати пусто, зато в моей руке записка «Прости». Сжимаю кулак с этим листком. Нет, это ты меня прости. Я так не могу. Нельзя. Это неправильно. Я запомню тебя таким. Добрым, бескорыстным и милым. Ты ни в чём не виноват. Просто ты самый светлый человек в моей никчёмной жизни.***
Я его избегаю. Не ищу встреч. Не хочу видеть. Нет больше никаких утренних ритуалов. Не наблюдаю за ним из окна, не встречаю намеренно в коридоре, не хожу на обед, не вижусь с братом. Он наверняка будет там! Не нужно нам видеться. Я же не смогу. Не смогу ему отказать. Пожалуй, он единственный влияет на моё настроение и жизнь в целом. Я зависим. Весь в родителей. Благо, не злоупотребляю алкоголем и наркотиками. Всего лишь одержим одним единственным человеком. Меня раскусили. Забываю, что у нас опять общий урок. Замечаю лишь как рядом садиться кто-то очень знакомый. Не смотрю в глаза, пытаюсь выйти, но мне загораживают путь. — Был звонок, — произносит он ровно и беспринципно. Не спорю, сажусь обратно. Стараюсь не смотреть на него, но это выходит проблематично, когда он пялиться на меня в открытую. Как же я об этом долго мечтал! Ждал момента, когда я буду для него единственным, когда он будет улыбаться только мне и будет смотреть вот так вот. Только за это я уже готов бороться. Я и представить не мог, что такой момент настанет. Есть человек, который по-настоящему мне дорог. И это взаимно. Почем так несправедливо?! — Не смотри так. Слушай урок, — сурово говорю ему. Не слушает. — Как «так»? — самодовольно. И больно. — Ты знаешь. Работаем в паре. Я молчу, говорит только он. Дергает мою ногу, руку. Привлекает внимание. Я слушаю, ты просто этого не знаешь! Не знаю, случайно или специально, задел рукой моё колено. Ловлю его руку, возвращаю обратно под стол, на мою ногу. Замолкаем. Я отворачиваюсь, потому что чувства переполняют. — А в столовку пойдёшь сегодня? — и взгляд у него такой молящий, будто просит спасти ему жизнь. Здесь нельзя устоять. Проглатываю ком в горле. — Пойду. Садимся вместе с братом и его девушкой. Брат смотрит на меня странно, но я не придаю этому значения, потому что под столом меня крепко держат за руку и не дают сойти с ума. Я в безопасности. Так же он ждёт меня на пороге школы. В одной расстегнутой курте и без шапки! В такой-то мороз. С ума сошёл! — Почему без шапки? — сходу рычу на него и одеваю свою меховую. Застёгиваю куртку до самого подбородка. На его лице широка улыбка. — Мне и так тепло, — подходит ко мне, встаёт на носочки и одевает на мою голову капюшон. После быстро чмокает меня в щеку и отстраняется. Замираю. Трогаю горячую от поцелуя щеку. Это место так и горит. Пылает! Уголок рта дёргается. — Ты улыбнулся, я видел! — улыбается это чудо и смотрит игриво на меня. Этот наглый… мальчишка. Он даже не знает, что творит. Скольких мне усилий стоит сейчас не развернуть его к себе и ответить жарким поцелуем за всё, что мы до сих пор не сделали. Прикоснутся к нему хоть раз так, как хочу. Не сдерживаясь. Не боясь показать эмоции и того, что будет после. Но нельзя. Просто нельзя. Пока он идёт рядом со мной, высматривает что-то в моих глазах и улыбается — я ничего не могу поделать. Но он не будет делать так после. У меня нет на всё это права. Я не могу просто ответить ему, просто взять за руку и пообещать быть рядом, потому что на меньшее, чем «всегда» он не согласится. А этого я не могу ему дать.***
Он стал моим почти что другом. Мы часто видимся. Только в школе. Но он не друг. На друзей не смотрят с жалобным взглядом, не улыбаются так добро и открыто, не ведут себя мило, держась за руки, пока никто не видит. Друзья не покидают аудиторию или компанию в самый разгар лишь для того, чтобы побыть вдвоём. Друзей так не держат за руки, не обнимают и не целуют. Но это и не любовь. Однозначно. Сегодня вызываюсь проводить его до дома, а меня бесстыдно приглашают «на чай». Совсем бессовестный. И всё время без шапки! До самой квартиры держит меня за руку, смеётся и улыбается. Но перед самой дверью отпускает руку, улыбка спадает с лица. Заходим и он кричит угрюмо: — Я дома! Жестоко, со злостью. Не смотрит на меня. Пусть только попробует. Нельзя же так. Слышу женские голоса на кухне. Выходит его сестра. Смеривает меня скептическим взглядом с ног до головы. Тихо что-то спрашивает брата. Тот едва кивает и ведёт меня на кухню. Там его мать. Происходит скомканное знакомство и мы почти сразу же уходим в его комнату. Дверь закрывается и он льнёт ко мне, утыкается носом в шею, шумно вдыхает. Улыбается, но позже чувствую следы от слёз. Прижимаю к себе как можно сильнее, глажу по голове, гладким волосам, шею. Целую, как никогда прежде. Мне и рассказывать не нужно, я всегда его поддержу. Неважно, даже если он что-то натворит. Я ему обязан хотя бы этим. — Давай… — отстраняется и смотрит на меня красными от слёз глазами. — …ты это сделаешь, — сильно сжимает мои руки и заглядывает в глаза. И я всё понимаю. Вмиг. — Пожалуйста, ты должен жить… со мной, — будь это что-то другое, я бы тут же исполнил. Но нет, я не имею права. Я не могу. — Можешь. Осознаю, что сказал это вслух. — Мы сделаем это вместе, — смотрю в его глаза и не могу понять, что меня заставляет ему верить. Безотказно. — Нет! — с силой отстраняю его от себя. Делаю больно. Ему и себе. — Я буду с тобой, — упирается. Мне всегда это нравилось, но не сейчас, прошу! — Я не могу, — повторяю. — Я не должен. — Ты думаешь только о себе, — всхлипывает. — «Я, я». Обо мне ты совсем не думаешь? Не могу так больше. Больно. Он делает ещё больнее. — Каждую секунду, — произношу тихо и уверенно поднимаю на него глаза. — С тех пор как встретил. С тех пор только о тебе. Только о твоей улыбке, о твоих глазах… Я даже не надеялся, что это когда-то со мной произойдёт. Я просто не имею права. — Неправда. Каждый имеет. И ты это знаешь. Теперь это может быть твоим, но ты отказываешься из-за собственного эгоизма. За всё это время ты хоть раз подумал о том, что будет со мной? — Я… — А о моих чувствах? Или каждый раз находясь со мной, ты только и думал, как быстрее сбежать…? — его голос ослабел. Ему больно. Так же, как и мне. — Потому что это правильно. Я не заслуживаю здесь находиться. По моей вине человек потерял жизнь! Это только потому что… потому что я родился. Больше чем это, — обвожу комнату взглядом. — Мне нельзя. — Так… и это всё? Всё, что ты можешь мне дать? — На большее я не способен. По его щекам текут слёзы. Нельзя! Не думать даже! Проблема в том, что только о нём я и могу думать. Не могу смотреть на его слёзы. Прижимаю к себе. Успокаиваю дрожащее тело. Глажу по голове, спине, рукам. Целую макушку, лоб, мокрые щеки, глаза. — Я никогда… не говорил ничего такого… боялся… но… я не боялся этого сказать. Я боялся, что этим воспользуются, — голос тихий, дрожащий, слабый. — Но… ты мне нужен. Я не могу по-другому. Я только тобой и живу… — Я тоже. Я тоже. Обещаю ему всё на свете. В этот момент не могу мыслить рационально, но точно знаю, что сделаю всё, только бы не видеть его слёз. Наконец-то появился кто-то, кому я готов открыться.***
Показываю ему свою жизнь. Привожу домой и немного волнуюсь. Мачеха спит. Отца нет дома. Всё как всегда. Ничего не меняется. Брат редко появляется дома, я же присматриваю за квартирой и родителями. Рассказываю ему всё. Показываю. Как бы это не было стыдно. Но в его глазах ни капли жалости. Возможно понимание. Принятие. Не знаю, я слишком волнуюсь. Холодно. Проходим в нашу комнату с братом в верхней одежде и обуви. Отопления здесь не было со времён рождения моего прадеда. — Ты живёшь так близко к школе, но каким-то образом умудряешься опаздывать на уроки, — говорит он и каким-то невообразимым образом угадывает мою кровать и садится на неё. Устраиваюсь рядом, перекидываю ногу через его и смотрю на него открыто. В воздухе всё ещё веет какой-то недосказанностью. — Это всё ты виноват. — Я? Это как? — хмыкает он и улыбается. — Это всё потому, что ты приходишь так поздно. Не могу учиться, пока не увижу тебя. Молчит. Смотрит на меня. Становится не по себе от этого взгляда. Моргает и отворачивает от меня голову, но ложит её мне на плечо. Вдыхаю его аромат и улыбаюсь. Незаметно. Кажется, я стал зависим и от его запаха. Только он мне и нужен. Не могу надышаться. — Ты столько всего сделал. Оказывается, всё это время это был ты. Я думал, что это судьба. Я не сдержал смешка. — Это и есть судьба. Ты — моя судьба, — тихо смеюсь. Он рядом. Он прямо здесь, в моей комнате, в моей жизни. Он сам в неё вошёл. Это случилось. Я его обнимаю, прикасаюсь к нему, улыбаюсь, люблю. За стеной слышим грохот. Нет. Опять он за своё. Следовало бы увести парня до того, как он увидит всю мою дерьмовую жизнь. Не успеваю. С грохотом открывается дверь в мою комнату, на пороге стоит он. Отец. Вернулся после запоя. Злой. За спиной вижу его жену. Та врывается в комнату и глядит на ошарашенных нас. От испуга мы отскакиваем друг от друга. Инстинктивно загораживаю парня рукой. Он не должен этого видеть. — Вот видишь. Теперь и в дом водит своих дружков, — мачеха раздраженна, но ноги у неё дрожат. Не из-за алкоголя, а страха перед отцом. — Здравствуйте, я… — мою руку убирают. Нет. Ты не должен этого делать. От этого будет только хуже. — Мы и так здравствуем, — буквально выплёвывает отец и с ненавистью смотрит на незнакомца. Я только за этот взгляд готов его ударить. Переводит взгляд на меня. — Где твой брат? — Твой младший сын на дополнительных. И желательно тебе привести себя в порядок к его приходу, — наконец подаю голос я, но он не кажется таким уверенным, каким я бы хотел. Подрагивает. — Наверняка с какой-нибудь шалавой, — кривится мачеха. Я уже подаюсь к ней чтобы ударить или что-то ещё сделать, но меня хватают за локоть. Замираю на месте. — Не тебе об этом говорить, — шиплю я и смотрю на отца. — Разберитесь наконец между собой. Нас с братом сегодня не будет. Я ухожу. Не отпускаю держащую меня руку. Увожу его из дома, прежде чем отец очнулся бы от такой наглости. Это впервые, когда я ему так отвечаю и он, наверное, в шоке. Выходим на улицу. Опять поправляю его куртку и шарф. Он смотрит на меня открыто и улыбается. Я останавливаюсь. — Только не говори, что ты это делаешь случайно? — смотрю подозрительно. — Это так мило, когда ты за меня беспокоишься. Мне приятно, — обнимает меня. — Очень смешно, — пытается высвободиться из объятий, но я не разрешаю. — А ничего, что мы под твоими окнами? Что, если твои родители увидят нас? — Плевать. Пусть видят. Идём по улице и я неожиданно его останавливаю. — Ты… ты же понимаешь, что в худшем исходе… я могу стать… инвалидом? — он понимает, о чём я. Он вообще всё понимает. Мой. Любимый. — Тогда ты тоже захочешь… нянчиться со мной? — Быть с тобой, — выделяет первое слово и смотрит серьёзно. — Я буду с тобой. — Ты просто не понимаешь, — отвожу взгляд. — Это не просто какая-нибудь физическая инвалидность, а… Молчу. И он молчит. Не решаюсь говорить. Боюсь спугнуть. Боюсь, что сбежит. Я боюсь. — Отклонение. Психическое. Опять молчим. Стоим посреди улицы и не двигаемся. — Возможно, я больше не смогу одалживать тебе шапку, застёгивать куртку, укутывать в шарф… Говорить, что люблю. — Тогда кто, если не ты? Злюсь. Никто. Не могу позволить никому. — Поэтому, — понимает мою реакцию. — Ты должен. Ты просто обязан мне это сказать. Потом. В любом случае, это могу делать я. Подходит, берёт мои всегда холодные руки и ложит в свой тёплый карман. И я верю. Будет.***
Время идёт. А у меня оно заканчивается. Между муками боли и страдания, провожу время с ним. При каждом приступе хочу позвонить, попрощаться и сказать, что люблю. Не могу. Он не заслуживает такой участи. Смиренно терплю. Должен. Приближается лето. У нас разные взгляды. Он его с нетерпением ждёт, а я… ненавижу. Это будет концом. Видимся всё реже. Не хочу, чтобы он видел меня таким. Ценю каждый момент, проведённый вместе. По возможности не отпускаю. Вся наша компания знает о нас, но лишь некоторые знают горькую правду. Ничего у нас не хорошо. Только со стороны. Часто вижу разочарование на его лице, грусть, иногда слёзы. Он тоже их прячет. С недавних пор видимся только в школе. И то, я часто прогуливаю. Вижу, ему это не нравится, но он прощает абсолютно всё. Всё! Это ещё больше меня злит. Замечаю за ним странности. Прошу друзей вытащить его погулять, но тот упирается. Не выдерживаю. — Почему ты не был вчера на дне рождении сестры? — с нажимом спрашиваю, а он будто не замечает. Улыбается, льнёт ко мне. Опять его этот запах. — Не хотелось. — Почему? Что с тобой? — Ничего, — жмёт плечами. Избегает темы, факт. — Ты должен. — Но я не хочу. Никуда не хочу. Только сюда… — залезает своими тёплыми руками под мою футболку, гладит, обнимает. Это удар под дых. Только он знает, как меня успокоить, усмирить. — Не здесь же, — осматриваю задний школьный двор. Несколько человек на футбольном и волейбольном поле. Не думаю, что им есть до нас дело. — Не меняй тему, — поддаюсь ему и немного подтаиваю. Всегда так. Он удивительно справляется. Укрываю его своей ветровкой. — Слушай, я знаю, что ты делаешь это из-за меня, но не стоит. Честно, ты не должен постоянно со мной нянчиться. — Как нет? — притворно улыбается, буквально проглатывает дрожь в голосе. — Как не должен, если ты — мой смысл? Что-то внутри шевелиться. Биение зашкаливает. Он всегда говорит это так просто, будто в любой момент может взять и передумать. Будто это такая простая вещь. Говорю ему об этом. — Как я могу такое не говорить? Это абсолютная правда. Ты знаешь, что это такое? Это когда кроме тебя, у меня больше ничего нет. Тогда зачем мне беспокоиться о чём-то ещё? Знаю. Я знаю. А ты, видимо, нет. Потому что для меня, всё — это ты. Мой смысл, моя жизнь. Без тебя не было бы и жизни. И я понимаю это гораздо лучше.***
Он ничего не знает и я не собираюсь ничего ему говорить. Он не должен это знать. Сегодня же обрываю все связи. Целую его, обнимаю, вдыхаю его аромат как в последний (хотя так оно и есть). Хочу сказать, что люблю. Хочу. Не говорю. Ухожу. Этой же ночью иду на самолёт. Отправляю последнее сообщение: «ты — мой смысл и моя причина. ты потрясающий. я тебя любл» Едва успеваю на самолёт. Не знаю, включу ли я ещё когда-нибудь этот телефон. Германия. Здесь живёт мои тётя с дядей. Они помогают мне и благодаря им… Неважно. Не буду забегать наперёд, но не смею надеяться на лучшее. Я этого не заслужил. Три месяца. Говорят, через три месяца всё пройдёт. Ад закончиться. Пару дней подготовки и правда проходят как в аду. Каждый раз, скрючиваясь от боли, вспоминаю любимое лицо, глаза, губы, запах. Это тоже больно, но оно… спасает. Всё, как в тумане. Вокруг одни врачи. Чёрно-белый мир. Только одни глаза его — голубые. Я схожу с ума. Со временем мне начинает казаться, что эти глаза — лишь иллюзия. Мне всё приснилось. Я сам себе это представил своей психически нестабильной головой. Учусь заново жить. Ни с кем не разговариваю, только рисую голубые глаза. Я всё понимаю, но не могу говорить. Не могу кричать, как мне больно. Никто меня не услышит, потому что я никому не нужен. А единственного, кому я был нужен, я упустил. Бросил. Приезжают тётя с дядей, пытаются со мной поговорить. Они не знают, но я тайком подслушиваю их разговор с врачом. Вижу, как тётя плачет. Я тоже. Впервые начинаю плакать. Нет, не из-за собственной жалости. А от того, что другие это делают из-за меня. И он, наверное, тоже. Я плохой, я не заслуживаю жить. Я только мешаю им. Делаю больно. Не знаю, какой сегодня день, но когда меня выпускают погулять на улицу, отмечаю слегка прохладную погоду. Девушка, с которой я гуляю, постоянно говорит со мной. Рассказывает, что делала вчера, о какой-то фильме, книге. Про мужа и детишек. — Ты любишь их? По круглым и блестящим от слёз глазам девушки осознаю, что сказал это вслух. Мне вот совсем не радостно. У меня опять апатия. Вновь приходят родственники, но я ни с кем не говорю. Вообще. Лишь ночью иногда утыкаюсь в подушку и плачу. Совсем тихо. В один день обнаруживаю на комоде разноцветные конверты. Со знакомого адреса. Брат. Пытаюсь держаться равнодушно при чтении, но когда он обмолвился о… Не могу. Есть одно выделяющейся письмо. От него. Не решаюсь читать. Откладываю на несколько дней и почти порываюсь выкинуть его, но воспоминание о слезах тёти не дают мне этого сделать. Пишет он о бытовых вещах. Мои воспоминания становятся ярче, появляется желание увидеть всё вживую. Говорит, все в школе ждут моего возвращения. Отец бросил жену и пить. Брат ему помогает. Он тоже. Они подружились, как семья. О себе ничего не пишет. Только о других, ведь он их любит. А я его. Иду к врачу. Заставляю с собой поговорить. Тот будто не ставит меня ни во что. Говорит как с ребёнком. Настоятельно прошу меня поскорее выписать. Вспоминаю, что нахожу здесь дольше положенного. Меня будто не слышат. — Я должен, — на последнем издыхании произношу и мне становиться плохо. И больно. Теперь у меня есть причины вернуться. Смыслом жизни не может быть только один человек. Иначе и его тоже не удержать. Опять валяюсь в кровати пару дней. Приходят посетители. Думаю, опять тётя. Я вымотан и не готов выслушивать её болтовню. Но нет. Это брат. Первый человек из моей прошлой жизни. И той, куда я хочу вернуться. Мы никогда так не обнимались. Хватаюсь за него как за спасательный круг. Слышим шум в коридоре. За столько времени распознаю голос своего лечащего врача. Ругается, кричит. Другой голос в ответ, ничуть не уступая. Выхожу в коридор. Его голос… Я забыл его! Я его не распознал! Голос, шепчущий мне когда-то, как я ему нужен и как он понадобиться и мне. Я его просто забыл. Злиться, меня не видит. Жестикулирует руками, раздувает ноздри. Все в ступоре, даже доктор. Тот смотрит на меня умоляюще. Он замечает меня. — И чего ты лыбишься? — бросает раздражительно. Запоздало касаюсь губ кончиками пальцев и осознаю, что всё это время улыбался, глядя на него. Не удивляюсь, оставляю это окружающим. — Я, между прочим, хочу его вызволить, а он лыбиться, — всплёскивает руками. — Молодой человек, не смейте так говорить. Не нужно никого вызволять, это свободная для посещения клиника. — Это тюрьма и без него, — бесстыдно указывает пальцем на меня. — Я никуда не уйду, — не успевает сложить руки на груди в своём любимом жесте. Хватаю его за руку и тяну на себя. В буквальном смысле падает в мои объятия, но совсем не сопротивляется. Оказываемся в палате только вдвоём. Молчим. Я вдыхаю его запах как свой личный наркотик. — Какими духами ты пользуешься? — хрипло произношу я. Высвобождается из объятий и заглядывает в мои глаза. А я в его. Любимые. Голубые. — Это единственное, что ты можешь сказать, после того как так нагло сбежал? — он не злиться, просто делает вид. Нет, конечно нет. Но на большее я не способен. Мне всё ещё тяжело говорить. — Ну ты… — неожиданно целует меня. Я теряюсь. Отстраняется прежде, чем я прихожу в себя. Достаёт свой телефон и тыкает в меня. — Вот. Не сдвинусь с места, пока ты не закончишь, то, что хотел сказать. В телефоне открытая переписка. Подписано как «мой.», с точкой. Только эта точка заставляет моё сердце совершить целый кульбит. И моё последнее отправленное сообщение. — Ты — мой смысл и моя причина. Ты потрясающий и… — замолкаю. Его глаза вживую выглядят ещё красивее. Ни одна краска не передаст его настоящий цвет. — И? — Ждёт ответа. Я летаю в каких-то своих мыслях. Боже, сколько же ещё раз я смогу повторить эти слова. Сколькое нас ждёт впереди. Это очень важно для меня.