(Не)правильно

Поговорить с Бонзо так и не удавалось. Не удалось Джонси и на неделе, так как ему резко добавили количество пар и групп, а Бонзо теперь сбегал на пары, просто чтобы никак не попасться больше родителям на глаза, которые выбили телефон его «новой квартиры» (теперь трубку строго брал только Бонзо) и звонили каждый вечер. Сразу после пар он убегал на репетиции с Робертом, которые участились из-за нарисовавшихся многочисленных концертов в разных рок-пабах, на которых Джонси обещал быть. Бонзо становился с каждым днём все мрачнее и мрачнее, так как родители не простили ему выходку в первую встречу — теперь они следили за его успеваемостью, посещением, навестив деканат сразу же после дерзких слов Джона. Особое неудовольствие вызвало у них то, что Джонси действительно был преподавателем и учил Бонзо общему фортепиано. Как-то вечером Джон особо сильно кричал в трубку «не смейте его оскорблять! Он шикарный препод!», и Джонси криво усмехнулся, перебирая струны Фендера — может, Бонзо и был прав?.. Но он не должен сдаваться, он поговорит с Джоном о родителях и уговорит его снова встретиться с ними! Но прошла неделя… и ещё одна. Джонси едва успевал увидеть Бонзо вечером перед тем, как он отключится на диване и вовсе не от алкоголя, а от усталости — регулярные пары и репетиции сильно утомляли даже такого энергичного человека, как Бонзо. Да и сам Джонси был довольно занят лекциями и практикой с группой Бонзо, где они успевали переброситься парой ободряющих взглядов (и стараясь не натыкаться на смущенные взгляды Роберта, сидевшего напротив). Единственное время, которое они проводили наедине и очень старались не пропускать — раннее утро, когда Яони вместе заходили на кухню и делали завтрак, а Джонси варил кофе и включал радио. Они обсуждали песни и не думали больше ни о чем, и Джон Пол совсем не хотел портить эту хрупкую атмосферу из теперь редкого единения, которое он так любил и по которому так сильно скучал. И после все начиналось по одному кругу. По воскресеньям Бонзо пропадал на репетициях, и Джонси ничего не оставалось, как ждать его дома и перебирать струны или клавиши. Все осложнялось ещё и тем, что Бонзо было ужасно непривычно жить в такой маленькой квартире, и одна крошечная ванная приводила его в ужас — после его мытья Джонси ещё полчаса вытирал все полы от кучи вылившейся воды и пены. Бонзо спотыкался и сбивал все, что стояло на немногочисленных тумбочках, матерился и снова спотыкался, и со временем все ценные предметы декора Джонси пришлось либо выбросить, либо убрать в застеклённый книжный шкаф. Но все это были мелочи. Джонси чувствовал, что пока проблема с родителями Бонзо и их неустанным надзором не разрешится, о спокойной совместной жизни, которая и без того была с приключениями, можно будет забыть. Он даже не мог посоветоваться с Джимми, так как тот тоже был занят со своей группой, и трубку обычно брал смущённый донельзя Плант. «Кажется, у всех есть группы и свои заботы, кроме меня, у которого всего лишь обычная работа», думал про себя Джонси, невесело усмехаясь и принимаясь вновь за импровизации. Впрочем, его мнение о группах не менялось, да и не так важно это было. Самое главное — примирить семью Бонэмов.

***

— Все, я больше так не могу! Я беру себе выходной! — объявил Бонзо, падая на кровать возле Джонси, который вспомнил старую привычку читать перед сном, так как Бонзо неизменно приходил либо очень поздно, либо ложился спать на диване. — Снова прогуливать? — с лукавой улыбкой спросил Джонси, тем не менее не откладывая книгу. — И не только, мы так умотались с ребятами, что завтра у нас выходной и на базе, — Бонзо упал на спину возле Джонси, обдав того крепким ароматом мальборо, смешанным с пивом, — нас могут подписать на альбом! А ты так и не сходил на наш концерт, хоть и обещал. — Кажется, на том концерте все было отстойно, — заметил Джонси, — ты сам мне рассказывал, когда в стельку напился после него же. — Да, точно, — Бонзо смутился, — тяжелые дни выдались… — Зато не скучно, — суховато отметил Джонси, не отрываясь от книги. Он тут же отругал себя за грубость — у Бонзо действительно выдались непростые дни, а он вовсе не хотел добавлять ему проблем сверху… Джонси тяжело вздохнул. Чем меньше Бонзо появлялся дома, тем больше его одолевали глупые мысли о том, где и как он проводит время. Это можно было назвать ревностью, но Джонси гораздо меньше беспокоился за себя. Его тревожило, как Бонзо держит себя с обычными парнями, которые меняют девушек как перчатки и не скрывают этого, а Джон и так стал слишком выделяться в последнее время… Все это тревожило Джонси, как глубоко в душе тревожило и то, что однажды Бонзо между группой и их странными отношениями все же выберет действительно правильный путь… Для него. Но не для них. — Эй, Джонси, в чем дело? — Бонзо приподнялся на локтях, забирая у Джона Пола книжку и вопросительно глядя ему в глаза. — Я волнуюсь за тебя, — честно признался Джонси, — все стало так сложно… И ты снова пьёшь. — Этр ерунда, я контролирую, — отмахнулся Бонзо, — это больше для снятия усталости. — Не мне тебя воспитывать, но Джон… — Джонси замялся, тщательно обдумывая каждое слово, — может, стоит попробовать снова пойти на контакт с родителями? — Не хочу об этом говорить, — тут же резко обрубил его Бонзо, — они следят за мной чуть ли не сутки напролёт, названивают тебе, названивают в деканат, и ты считаешь это нормальным? — Нет, — спокойно ответил Джонси, — но я бы выяснил, почему они так делают. — Черт, Джонси, я сейчас так устал и соскучился по тебе, что абсолютно не хочу обсуждать все это, — Бонзо широко зевнул, тянясь к Джонси за поцелуем, — я так соскучился…. Я так хочу снова сесть и послушать с тобой всю твою коллекцию, и только попробуй не включать Элвиса! Завтра так и сделаем, я помню, что у тебя выходной, — Бонзо широко улыбнулся, подмигивая, и Джонси первым глубоко поцеловал его, ощутив знакомый жар в паху. Казалось, с их последнего секса прошла вечность, и сейчас желание было таким острым, что Джонси больше не мог думать ни о чем, кроме того, как сильно он хочет Джона, как сильно он по нему скучал и как сильно он мечтает о том, чтобы это никогда не заканчивалось… И он помирит Бонзо с родителями! Обязательно помирит. А пока… — Обещаешь прийти на следующий концерт в Marquee через две недели? — хрипло спросил Бонзо, нежно целуя шею Джонси и стаскивая с него футболку, — я буду играть только для тебя… — Приду, мой хитрый шантажист, — почти простонал Джонси, погружаясь с головой в долгожданное наслаждение. Джонси понял в эту ночь, что абсолютно забыл, что такое наслаждаться. Казалось бы, прошло всего две недели, но для них обоих словно прошло уже 2 года — так сильно они изголодались друг по другу. Ближе к утру, когда Бонзо едва переводил дыхание, уткнувшись Джонси куда-то в район ключиц и покрывая их беспорядочными поцелуями, все сомнения в голове Джона Пола испарились и казались теперь каким-то полным абсурдом и помутнением рассудка — Джон любил его как никогда, сильнее, острее и нежнее, чем даже в день их примирения здесь же, две недели назад. Они уснули под утро с счастливой мыслью, что завтра им не нужно сползать с кровати в 7 утра, чтобы успеть побыть наедине. В их распоряжении был целый день! — Кажется я знаю, на что мы его потратим, — хмыкнул Бонзо, устроившись на груди у Джонси и медленно проводя ладонью по его груди, пока тот беспорядочно перебирал темные пряди. — Я думал, мы все ещё ещё поджемуем и прогуляемся, — возразил Джонси, мягко похлопывая Джона по затылку, — а ты хочешь весь день просто провести в постели и заниматься сексом? — Я всегда на это согласен, ты же знаешь, — Бонзо широко зевнул, перекладываясь на подушку рядом с Джонси и привлекая его к себе, — но я думаю, мы успеем все. — Люблю тебя, — шепнул Джонси куда-то в шею Бонзо. Ответом ему было тихое посапывание. Джонси открыл глаза, когда за окном вовсю светило такое редкое, такое долгожданное зимнее лондонское солнце, лениво продираясь сквозь шторы в их спальне. Бонзо храпел во все горло неподалёку, и Джонси было ужасно жалко его будить, хотя вид спокойного и умиротворенного Джона прямо-таки возбуждал. Парадокс да и только! Джонси любовался прекрасным видом недолго — Бонзо словно чувствовал, когда его изучали так внимательно, и всегда просыпался, и сегодняшний день не стал исключением. — Любишь пялить на красивых парней в своей постели по утрам? — сонно проговорил Бонзо, открывая глаза, в которых тут же блеснула искорка легкого возбуждения. Пока ещё легкого. — Только на одного, — улыбнулся Джонси, потянувшись к губам Бонзо и мокро целуя его. — Кажется, ты только по утрам такой страстный и властный мужчина, ммм? — с хитрой улыбкой спросил Бонзо, и Джонси моментально оседлал его бедра, ощущая ягодицами, как сильно Джону это нравилось. — Вечером на меня находит музыкальное вдохновение, а утром — сексуальное, — ответил Джонси, и Бонзо прыснул: — Сексуальное? А такое бывает? — У нас — точно все возможно, с тобой может нахлынуть любое, — Джонси подмигнул ему, как будто случайно касаясь вставшего члена Бонзо, отчего тот шумно выдохнул, сдерживая вдохновлённый действиями Джонси стон. — Тогда на меня сейчас такое вдохновение нахлынуло, что боюсь, долго не продержусь, — уже охрипшим голосом проговорил Бонзо, толкаясь навстречу Джонси и тот усмехнулся, ласково проводя указательным пальцем по его губам и ниже по шее. Он склонился чуть ниже к уху Бонзо, заговорщически прошептав: — А как же ласки? — Тогда готов терпеть хоть целый час, — тут же выпалил Бонзо, предвкушая ощущения рук и губ Джонси на всем теле, такие, какие мог дать только он своими легчайшими прикосновениями, словно перебирая клавиши. Джону казалось, что его тело стало легкой пушинкой, податливым пластилином в умелых руках Джонси, в тонких пальцах с немного огрубевшей от постоянной музыкальной практики кожей, которые находили всегда самые чувствительные места. Все было как в его самых лучших, сладких снах в последние дни, которые буквально замучили его из-за ужасной тоски по таким драгоцннным моментам только с Джонси. И сейчас все было в сотни раз лучше! Куда уж лучше. Джон Пол не стал долго мучить Бонзо, позволив ему вести и проникать в него так, как ему захочется, и всякий раз этот обманный манёвр сводил Джона с ума — ему до безумия нравилось, когда Джонси позволял ему немного власти над собой, хотя оба знали, кто на самом деле был полностью захвачен. Бонзо двигался плавно, стараясь растянуть момент на подольше, сжимая ладони Джонси на своей груди, которые упирались в неё с удвоенной силой сейчас. Джон Пол закинул голову назад, тряхнув рыжеватыми прядями, в лучах солнца отливавшими медью, и Бонзо пришло в голову, что ничего прекраснее он не видел в своей жизни и вряд ли когда-нибудь увидит. Он непроизвольно ускорился, чувствуя, что и так держался слишком долго, и мгновением позже Джонси буквально повалился на него, стараясь восстановить сбившееся дыхание и трепещущее сердце в груди. Им давно не было настолько хорошо. — Я приготовлю нам завтрак, — спустя несколько минут лениво проговорил Джонси Бонзо в ключицу, тут же прихватывая губами кожу на ней. — Нет уж, лежи! — тут же запротестовал Бонзо, аккуратно укладывая Джонси возле себя и нежно целуя его в макушку, — дай и мне наконец что-то приготовить, я скоро забуду, как это делается! — Уговорил, — с улыбкой ответил Джонси, потягиваясь, и его ямочки заиграли как никогда живо в лучах уже давно вставшего солнца. Сердце Бонзо пропустило удар — как же давно он просто так не любовался Джонси и его скулами… эти две напряжённые недели казались сейчас годами. Сегодня он это исправит! Бонзо не сводил с Джонси глаз, пока готовил им омлет с помидорами и кофе (он почти научился варить это дерьмо!), из-за скатерть на столе немного пострадала от следов бодрящего напитка. — Ммм, это божественно, — отпив глоток, протянул Джонси, расплываясь в блаженной улыбке. Васильковые глаза смотрели на Бонзо с неприкрытым восхищением, — как ты так быстро научился? — Я способный ученик, ты же знаешь, — хмыкнул Бонзо, раскладывая омлет по тарелкам и садясь рядом с Джонси на диванчик, чтобы тут же утянуть в его сладкий, немного «кофейный» поцелуй. Радио тихо бубнило в углу, передавая полуденные новости, но Джонси с Бонзо не было сейчас до него никакого дела. Бонзо как в первый раз разглядывал лицо Джона Пола, жадно ловя каждое движение мускула на нем и параллельно заглатывая большие куски. — Эй, аккуратнее с омлетом, — усмехнулся Джонси, наблюдая за тем, как Бонзо запихивал половину омлета себе в рот. Он всегда пользовался столовыми приборами, словно был на приеме у королевы, над чем Джон считал своим долгом подшучивать каждый день, но сегодня ему не хотелось. Сегодня хотелось любоваться и чувствовать каждую секунду вместе, и к черту все остальное! — Чертов аристократ, — выдохнул Бонзо, и Джонси не успел возразить, как был снова утянут в глубокий поцелуй. Когда с завтраком было покончено, Джонси удалось уговорить Бонзо, усиленно тянущего того обратно в постель, что погода слишком чудесная, чтобы ее упускать, и нужно прогуляться в их любимом парке. Джонси обожал гулять неспешно, тихо беседуя и безмятежно улыбаясь, он оставил эту привычку с болезни зимой, когда Джон гулял с ним чуть ли не ежедневно, чтобы тот как следует прочищал легкие. — Я помню, как смотрел на твои скулы и думал «черт возьми, я почти педик», — внезапно проговорил с легкой усмешкой Бонзо, кивая на постель. Удивительно, но в данный момент они одевались в спальне, а не наоборот. — Я этого не помню, но наверное я тогда вообще едва понимал, где я нахожусь и что вообще происходит, — несколько смущенно ответил Джонси, натягивая бордовый вязаный свитер, подаренный Бонзо. — Тогда я скажу это ещё раз — ты чертовски, мать его, сексуален, Джон Пол Джонс! — объявил Бонзо, заключая Джонси в крепкие объятия, — мне достался слишком идеальный мужчина. — Разделяю твои эмоции полностью, потому что у меня та же ситуация, — лукаво улыбнулся Джонси, утыкаясь Бонзо в шею и вдыхая полной грудью аромат его парфюма. И вот зачем так много душиться?.. Воспоминания нахлынули на них обоих, плохие и хорошие, но сейчас они — уже история. И главное, что было — любовь. И как же хотелось, чтобы этот день никогда не кончался! Они бродили почти до самой темноты, пока не стало совсем холодно. Джонси с удовольствием вдыхал морозный воздух, украдкой подглядывая за тем, как Джон буквально любовался им, не отводя глаз ни на секунду, и некоторые прохожие косились на них подозрительно. К счастью, людей в парке было очень немного, и Бонзо даже удалось затащить Джонси на одну неприметную тропинку среди заснеженных деревьев и чмокнуть в губы. — Всегда мечтал это сделать, — шепнул он, тут же отступая на безопасное расстояние. А Джонси просто расплылся в глуповатой улыбке. Наверное, так вели себя 15-летние подростки (как он сам например), ища укромных мест для неловких поцелуев, но почему-то именно такие простые действия заставляли сердце трепетать. Все было так правильно, так, как они оба хотели. Они говорили о всяких пустяках, перемывали косточки всем преподавателям, даже с шуткой вспомнили о Патти и ее выходке с фото. — Знаешь, не перепутай она эти фото тогда, я бы никогда и не подумал… — Бонзо вдруг умолк, немного замявшись. — Что подумал? — спросил Джонси, по пути доставая ключи от дома. Они почти добрались обратно, жутко голодные, но счастливые, но сейчас лицо Бонзо стало задумчивым. — Что могу влюбиться в тебя и что узнаю, какой ты охрененный на самом деле, — закончил Бонзо, глядя в васильковые глаза напротив. — Ты открыл мне глаза на мир, — васильковые глаза нежно улыбались, чуть поблескивая в полумраке улицы, — пусть и весьма оригинальным способом. — Такой уж я, — усмехнулся Бонзо, — я люблю тебя, что бы с нами потом не случилось и где бы мы не оказались. — Давай почаще оказываться вместе и чаще джемовать? — продолжая улыбаться, проговорил Джонси, наконец открывая двери. — Я согласен! — Бонзо внезапно подхватил Джонси на руки, буквально влетая в квартиру, — пианино и бас? — Бас и перкуссия, а также немного Джина и Нины Симон! — объявил Джонси, как только Бонзо поставил его на пол, — до завтра у нас ещё целое сегодня! И они отправились на кухню в поисках небольшой бутылочки, которую Джонси оставлял на особый случай. Им обоим так не хотелось думать о том, что будет завтра, сколько будут причитать родители Бонзо, сколько пар нужно отвести и отсидеть, как сильно будет ругаться Роберт, если Джон придёт к нему с похмелья и уставший после пар, когда Джонси наконец поговорит с Бонзо о родителях. Все это было так незначительно сейчас. До завтра у них было ещё целое сегодня, и они возьмут от него все.