***
— Слушай, чувак, я… Я даже не знаю, — Дерек продолжал пялиться на сумку и зачем-то потрогал свои клыки. — Я никогда не делал этого раньше. Я даже не знаю, как это делать. А разве твой хозяин не будет против? Я бы не хотел проблем. — Что ты, никаких проблем. Он даже не мой хозяин, он… — Стэн не предаст же его, верно? Гильермо мелькнул взглядом на оператора за камерой, — он не против. — То есть он знает? — Э-э-э, — ладно, всё пошло не так, как он рассчитывал. — Нет. Не думаю. — Нет, чувак, извини. Дерек проводил грустным взглядом уголок долларовой пачки и снова начал считать не их. — Но, послушай, он и не узнает. В смысле… он не узнает, что ты обратил меня. Я скажу, что кто-то из новообращённых меня укусил. Или… кто-нибудь подкрался ко мне. — А к тебе можно подкрасться? — Нет, но их могло быть несколько десятков. Ты был на Ночном рынке? Там же подпольные бои фамильяров. Я мог там разозлить кого-нибудь, ну или Нандор. Это могла быть месть. — Звучит… Нет, я не могу. Ты же мой друг. — Вот именно. Я хочу тебе помочь. Тебе же нужно платить за гроб, верно? — А ты уверен, что, ну, кровь Ван Хельсингов и Нандора не смешается во что-то, вроде Пината или Сэма? — Я… Самые уродливые собаки Калифорнии. Серьёзно? Кто вообще смотрит эти конкурсы? У Гильермо хотя бы была бабулита. Но вообще-то он действительно не задумывался, что выйдет от смешения крови, а если учитывать то, что нарассказывала ему бабулита: про стук сердца и лютую ненависть… Уф-ф… Гильермо молча тискал ручки сумки (теперь было почти стыдно перед съёмщиками, но те хотя бы перекусили буррито), пока Дерек не шлёпнул ручкой о планшетик и снова не встретился взглядом с деньгами. Да, в такой компании на Гильермо смотрелось с трудом. — Давай поговорим, да? — Дерек привалился задом на коробки. — Ты же когда-то спас меня, так что… я всё ещё твой должник. И я смогу убить вампира, как бы не убивая его… если ну, отговорю тебя, прикинь. По старой памяти. Как охотник охотника. Ладно… Так и… что привело тебя в мою обитель, глупец? — он раскидал по сторонам руки и задрал к низкому потолку голову, где сонно чуть мигнула лампочка. Гильермо поджал губы. — Перебор, да? Всё ещё ищу свой стиль. Да не важно… — Да я, знаешь, — какие всё-таки, интересные у сумки ручки… — подумал, что пора что-то менять. А то в последнее время совсем всё тоскливо стало. Дерек всепонимающе кивнул и что-то пометил в планшетике. — Ну, ты ведь мог просто свалить. От них. Не обязательно от вампиров, а… просто к другому гнезду, или как там они называют свои свингер-клубы. — Так я и пришёл к тебе, Дерек. Только вместо десятков лет унижений и прислуживаний я принёс тебе деньги. — Точно… — снова кивок и снова пометка, на этот раз вроде стрелка, которая вдруг ввела Дерека в тупик. — И всё-таки у меня не сходится… Я же всё ещё под опекой Ласло, так что технически он за меня в ответе и, получается, за твоё обращение тоже, а раз ты не пошёл к нему, значит… он бы тоже не обратил тебя и… вот я думаю, что и мне не стоит. Да ёб вашу Лилит! — Да мы ведь с этого начали! Боже! — Дерека ошпарило. — Прости! Дева Мария! — И опять до дыма. Под потолком запищала сигнализация. Дерек прищурившись размахал рукой, и та отключилась. Гильермо устало растёр лицо. — Чёрт, извини. Я просто… вымотался. Знаешь, от всего этого. Я хотел, я думал, что смогу поговорить с ними, что окажусь коварнее, что легко смогу получить то, что хочу, но… Нандор… он просто может позволить себе пятнадцать-двадцать лет читать книги, раскисая в апатии или грусти из-за того, что его жена теперь мой бывший бойфренд и встречается сам с собой, и… В этом ведь вся власть, понимаешь? Господство над временем, возможность позволить себе быть расточительным, глупым говнюком, которому плевать на всех, кроме своего раздутого эго и вечного желания отсосать самому себе!.. — Чего? Ты хочешь отсосать самому себе?.. — И только представь: у меня всё это может быть. Власть, уважение, моё собственное время! Я всю свою жизнь… хотел именно этого. Я был главой Совета! Я спасал жизни! Крутил старейшими вампирами так, как мне вздумается! — Так, его понесло уже, да, Стэн? — Перегнул, да? В общем, я же почувствовал это… Я был Арманом. — Буквально: он вытащил Дерека из Солнечного колодца! — И что теперь? Ничего! Ничего не меняется. Даже то, что я чёртов Ван Хельсинг. Я продолжаю сидеть в подвальной клетке. Добровольно. — Тоска какая, даже вздохнуть грустно. — Так что давай, Дерек. — Гильермо потянулся к вороту рубашки, чтобы ослабить галстук и, может, всё-таки расстегнуть верхние пуговицы. — Просто возьми деньги и обрати меня. — Так, а если… — Дерек постучал ручкой по клыкам и ткнул ей в сторону Гильермо, — ты сидишь в клетке… И ты крутейший охотник… Может, просто выйдешь из клетки? А не, ну знаешь, не станешь крутейшим охотником-вампиром в клетке? Типа… Гильермо уставился на Стэна. Тот криво растянул рот и пожал плечами, дрогнув камерой. Дьявол, неужели он сам так сдаёт? Конечно, дело ведь всегда было в нём: он так сильно хотел стать вампиром, что совершенно забыл о маленьком мальчике, который просто хотел уважения. — Начать с внутреннего меня? Я… Ты прав… — Гильермо оглянулся, хлопнул себя по карманам: телефон, ключи; затянул галстук, молнию сумки и стал протискиваться сквозь операторов к выходу. — Знаешь, извини, что потревожил, мне нужно идти. — Эй, а деньги? Я же помог… Чёрт… — Прости, это ещё нужно моей семье. На вот, держи. Гильермо смёл в пальцы верхний слой пачек и тремя шлёпнул в ладонь Дереку, виновато поджав губы. Вот вечно он так. — Спасибо, чувак. Удачи, там, с отсосами. Зато теперь на Стейтен Айленд изменится хоть что-то.***
Не сразу, конечно, потому что, как только Гильермо вернулся в дом, ему пришлось тащиться на задний двор за лопатой, которую он не знал, зачем каждый раз убирал обратно, а потом перевязывать мешки с грязной одеждой Нандора, которую ещё можно было спасти по химчисткам. Но успехи Гильермо всё же делал. И… он начал больше гулять… и, эй, даже за пределами боро, он, вон, даже до Jersey Lanes на своих двоих дошёл. Правда, потом у дорожки одиноко заедал энергетические потери картошкой, а позже ему пришлось отменить встречу и срочно брать такси, потому что Надья не могла найти куклу и подумала, что это… А, не важно. Главное, что прогресс был. Правда. — Гильермо! Сядь на место, хорошо? Это очередная, тупая просьба. Никакой опасности — они не так кричат об опасности. — Гильермо! Гилье-е-рмо? Да чтоб вас! — Почему так долго? — Нандор глубоко сидел в кресле, наверное, всё ещё и без подушки, потому что та плоско валялась в соседнем и счастливо не повиновалась зову даже своими кисточками. — Мне нужно, чтобы ты достал мне сочинения Гая Цезаря в восьми книгах и их продолжения, кажется, Гая Оппия и Авла Гирция, с самых верхних полок. Гильермо страдальчески увёл взгляд мимо Стэна, а ведь тот даже уснул у него в чулане и камеру выключил — пришлось доставать наушники. — Но вы же не помните латынь. — Я разве спрашивал тебя, помню ли я латынь, Гильермо? Я хочу сидеть в этом грубом кресле и смотреть на уродливые, лживые портреты ублюдка Юлия и непонятные карты, ясно тебе? — Да, Хо… — Так, подождите. — Нет. — Что? Гильермо выдохнул — он умничка, сегодня ему полагалось мороженое с шоколадной крошкой из холодильника. Если он до него доживёт. — Я сказал «нет». Вы в состоянии взять книги сами. Вы выше и умеете летать. А я вообще-то смотрел «Всегда говори «да». И в этой конкретной ситуации это как будто не имеет смысла. Так что я пойду и продолжу смотреть… фильм. И он просто ушёл. Натурально. Развернулся, не дождавшись возражений и вышел из библиотеки, закрыв за собой дверь. Стэна с лицом «Что это было?!» он с широченной улыбкой игнорировал. Это его вечер. О да, детка. Его ноутбук с Джимом Керри и его мороженое.***
— Гильермо! — Господи Иисусе! В руках уже тяжестью лёг арбалет, тут же уткнувшийся в сторону двери, где — о, дьявол! — Нандор отмахивался от дыма с кожи и всё равно упрямо лез своей растрёпанной башкой в проём. Гильермо, между прочим, спал. В своё законное время после ночной смены, в которую он отпахал за троих — удивительно — не буквально: вчера обошлось без трупов на его территории, а так, как обычно он отпахивал телохранителем, видимо, грязной посуды и забитого ошмётками плоти слива. — Я же говорил вам не подкрадываться! Я же мог убить вас. — Ему всё чаще стало казаться, что это выход. — Чего вам? — Уже пять вечера, Гильермо. А ты ничего не делаешь. Да как же? Он сейчас наглаживал пальцем спусковой крючок. — Но я же всегда встаю в шесть. И вы всегда встаёте в шесть. С моей помощью или без меня. — В этот раз мне стало скучно. Развлеки меня. — Я не ваш фамильяр, — отчеканилось много легче, чем в прошлый раз, и уверенно понеслось дальше. — А это моя комната. Моё личное пространство! Я же, чёрт, не лезу к вам в ваш грёбаный гроб! — Гильермо вскинул арбалет — и следом вскинулся сам, когда поверх плеча Нандора пролез микрофон. — Выметайтесь к дьяволу отсюда, или я вынесу вас на болте из арбалета! Он хлопнул дверью. Боже милостивый, он хлопнул дверью прямо перед носом могущественного вампира Нового Света. Да он же чёртов Идальго, только не чёртов, конечно, а… ангельский? Потому что он… католик. Да… Как бы там ни было, Гильермо, кажется, порывался раздробить сердцем собственные рёбра, потому что одно дело лупить Нандора хотя бы в формате постановочной драки на Ночном рынке, и совсем иное — в его доме, на его территории, да ещё и с собственническими замашками. Великолепно. Потрясающе. И плевать даже на расстроенное за дверью: «Да что это с ним?», потому что куда важнее, что уже и плечи прямее, и дышится свободнее, и улыбается в сторону отсутствия камеры… и придётся доставать из потолка вхолостую выстреливший болт.***
Из гостиной сквозило. Наверняка из окна, которое не было окном, а скорее неизменным дизайнерским решением Ласло, который решил оставить дерево в стене, потому что смертные делали так, только обычно с ёлками, и обычно под Рождество, и обычно с полноценной заделкой дыр — по крайней мере, Гильермо пытался это вдолбить, когда они обсуждали, стоит ли рассказывать Малышу Колину новую версию сказки про насилующего дома Пиноккио… Гильермо, разумеется, был против, но Ласло уже сажал рядом с собой Малыша, объясняя про эрекцию и сексуальных маньяков. Кстати, вот Ласло в последнее время сильно подскис и посерел на лицо под цвет фортепианных клавиш, как и Гильермо, собственно, — но кому под этой крышей есть до этого дело? Кое-кто, вон, только подкидывает дровишек в весь разбросанный по полу хлам. Кое-кто, читающий поверх «Искусства войны» древнекитайские порнографические свитки. — Эй! Эй, кити-кити-кити, — разогнувшись около дивана, Надья оглянулась и беспомощно глянула в сторону камер. — Да как же его? Гильермо сильнее дёрнул застрявший на ступеньке рефрижератор. Чёрт-чёрт-чёрт. — Кого ты зовёшь? — Ласло грустно погребался под собственными шляпами на диванных подушках. — Да этого розовощёкого ребёнка с водянкой, который убирает за Нандором. Почему-то постоянно забываю его имя. — Гильермо, — Нандор-ублюдок скатал трубку и ткнул пальцем в сторону лестницы. — Гильермо! — Я занят! — Что? Да как он? Что ты себе позволяешь? Надья в последнее время стала всё чаще обращаться конкретно к нему. Ну, когда Гильермо попадался ей на глаза несколько дней подряд, чтобы та могла запомнить его запах и не начинала шипеть, когда он проходил где-то поблизости. Всё-таки у них прогресс. У Гильермо прогресс. Гильермо спустился под холодильник и подпихнул его снизу — тот обесчещенно стукнулся о дерево. Стэ-эн? Нет? И ты, собака Брутова, не поможешь? Ладно. Хорошо. Вдох-выдох. — Я перетаскиваю вещи, — с кривой улыбкой выдавил из себя Гильермо. — Я решил, что в чулане мне не место. Так что я занимаю холостятскую берлогу Нандора, раз уж Марвы здесь больше нет, как и моего бойфренда. Разумеется, не Нандор был виноват: это у Фредди было что-то с башкой, раз уж он сам избрал путь магического селфцеста, а не настоящего «супер-одинокого» Гильермо, но он всё же был ещё зол и на последних словах позволил себе смотреть осуждающе поверх порнографии. Нандор было вздёрнул брови, но всё равно почти сразу же, неловко отвёл взгляд. — Немедленно займись нашими намного более важными делами. Ты должен держать шляпы Ласло и фотографировать его, пока он выбирает, какую надеть на выпускной Колина Робинсона. Технически, он не выпустился из школы, так что… Последнее Надья скалясь сообщила операторам, так что у Гильермо появилась возможность. Завалившийся рефрижератор оказалось удобнее вталкивать наверх с плеча. — Необходимости бы не было, если бы ублюдок Саймон не спиздил мою великолепную ведьминскую шляпу. — Проклятую шляпу! Эй! Вернись сейчас же, Гильермо! Ты будешь держать шляпы! Если ты ослу-у-у-ушаешься, то бу-у-удешь недвижим, как вешалка, до конца неде-е-ели. По затылку привычно прокатилось давление, будто кто-то пихал исполнять его волю. Нет, всё равно с этим ещё работать и работать. Гильермо закончил своё восхождение. — Ваш гипноз на меня не действует. Уже давно. Ни одного из вас. Так что, кхм, я пойду, если позволите. По выражению оставшихся внизу лиц — восхождение на вершину пищевой цепочки. Берлога была слишком светлая в сравнении с остальным домом, собственно, как и нутро холодильника, в открытой дверце которого Гильермо пытался приладить на место съехавшую полочку. Сейчас он чувствовал себя Манделой… Правда, сам он боролся только за свою независимость, да и партизанскую войну он не развязывал, а ещё не сказать, что его поддерживал и любил хоть кто-нибудь, но это мелочи; народу-то в семьях было примерно одинаково, да и вот тот же свет и минимализм берлоги в принципе напоминали роббенский внутренний двор… Хотя дверь открывалась всё же изнутри… Да и ладно. Гильермо больше думал, а не переборщил ли он с признанием? Узнавать о вампирском бессилии, наверное, не очень приятно. — Думаешь, я резко с ними?.. Стэн за камерой пожал плечами и рванул объективом в сторону задёргавшейся двери. — Гильермо, — Колин Робинсон пытался просочиться в щель, светя из неё фосфоресцирующим глазом и ноздрёй, — Гильермо, наша община выбрала меня послом нашей не самой доброй воли и делегировала мне все полномочия, долженствующие непременно вернуть тебе рассудок, а также самого тебя на отведённое тебе твоими правами и обязанностями место на территории дома. Поэтому на полномочиях, задекларированных от второго сентября две тысячи двадцать первого года и внедрённых в тебя посредством группового гипноза, я вынужден приказать тебе немедленно открыть… — из щели на пол скользнула записка, — дверь. На пожелтевшем и хрупком от старости авантитуле, вырванном из «Искусства войны», было продублировано всё то же самое. Разве что внизу стояли три перьевых и одна ручкой подписи. — Зачем это? — Гильермо ткнул запиской в Стэна. — Как наш телохранитель ты превышаешь свои права и совершенно не исполняешь свои обязанности… — Вам сейчас угрожает опасность? — Нет, но… — Прекрасно. — Отойди, Колин Робинсон. Гильермо, отвори дверь, — в щель сунулось ухо Нандора. Гильермо задрал голову к потолку и тяжело вздохнул. — Я обеспокоен твоим поведением, и человеческие правила вынуждают меня поговорить с тобой по душам. То есть по душе. Ведь у меня нет души, потому я не могу говорить по ней… О, прекрасно. — Гильермо дёрнул дверь в сторону. Чёрт знает зачем, — сразу же пожалел, когда Нандор вплыл в комнату и, участливо склабясь, нелепо ткнулся пальцами в его плечо. — Что с тобой творится, мальчик мой? — А, по-вашему, со мной что-то не так? Я что, недостаточно свечей зажёг и не помыл стаканы? Или, может, не всех спаривающихся енотов из мебели выгнал? — Гильермо опасно закипал, уже примериваясь к бильярдным киям. — Или выдрал ваш чёртов плащ не из-под всех углов продуктового магазина? Забыл какой-нибудь труп закопать во дворе, где уже нет ни дюйма свободной земли?! — Ну, да, вообще-то, — Нандор покачал головой. — Ты перестал убираться и совсем забросил дом и прислужничество мне. И вечно ходишь с таким грустным, скорбным лицом, что нет совершенно никакой радости смотреть на тебя. — Радовать? Я ещё и это должен? Я всего лишь телохранитель. Я вам даже не друг! — Ну, это не совсем так… — Что? Он ведь не один это слышал? Стэн? — Я раньше думал, что у вампиров не может быть смертных друзей, потому что люди любят умирать. От пыток, например, от кровотечений при мертворождении, от гадких червей в заднем проходе, голодных уток или сухих листьев, или от упавших в колодец куриц… — Я понял. — Да, но, когда Ласло сказал, что Шон его лучший друг, то он в тот же момент разбил мне сердце… Буквально вырвал его из моей мужественной груди, и бросил под ноги, и растоптал. И мне хотелось тогда же убить этого Шона, потому что он никчёмный человечишка, который скоро сморщится, как какой-нибудь грязный кусочек фекалий на ярком солнце, и умрёт от старости… — Молить Стэна о помощи ведь бесполезно? Гильермо пытался терпеть. — Но я так же понял, что вампирам всё же свойственны подобные привязанности. И ты был шафером на моей свадьбе, Гильермо. Так что, выходит, в каком-то роде… Ты дорог мне. Оу. Ну… Нет, это… приятно до тепла на щеках и под рёбрами и… В смысле… То есть если бы ему это года два назад сказали, он бы Биллом Комптоном лопнул и растёкся под чужим ногами, но сейчас… Он же изменился. Это всё выслушивает уже другой Гильермо. Вежливо улыбающийся Гильермо, и пытающийся найти хоть какие-то слова в голове, Гильермо. Да… — Не ожидал этого услышать, — наконец нашёлся и собрался. — Так, значит, друзья? Значит, вы сохраните мне жизнь, чтобы я не умер, сделав вампиром? — Нет, конечно, Гильермо, — ещё бы. Ну, попытка не пытка, верно, Стэн? — Я… я не обратил в вампира даже собственную жену, я не настолько жесток. — Ну да, вы просто уничтожили её личность, обратив в точную копию моего бойфренда, а до этого лишили её силы воли, заставив любить то, что нравится вам. Поэтому она внезапно начала точно так же, как вы, подглядывать за мной в туалете, хотя она человек и может… — Подождите… — На свадебном вечере она… — и с десяток раз после… Всё липла и целовалась… Стэн? Да, к чёрту. Ничего это всё равно не меняет, как весь грёбаный Стейтен Айленд. И вообще, не об этом сейчас. — Вы не обратили Марву, потому что не были уверены… в том, что хотите провести с ней вечность. Но она ведь ваша жена. Я-то не связан с вами ничем, я могу уйти. Почему тогда? — Так вот я не хочу, чтобы ты уходил, Гильермо. Такой низкий, проникновенный голос… Нандор стоял так близко, что чувствовалось его… нет. Дыхания нет, совсем нет. Но он такой высокий, такой обволакивающий, будто возвышался, закрывая свет ламп, и обвивался вокруг полами плаща и… Такое знакомое давление на затылок… — Я чувствую, когда меня пытаются загипнотизировать, — почему-то Гильермо пропустил момент, когда слова дались трудно, до шёпота, да ещё и с таким придыханием, что просто стыдно. И Нандор ещё этого не понял: нахмурился, склонился ниже, как к чумному на смертном одре — нос у него тоже длинный, Гильермо никогда его так близко не видел — и тоже тихо сказал: — Я просто попытался. И потрескался острой улыбкой. Гильермо только примерно понимал, что ему пытались внушить. Хотя Марва бы сделала сейчас только одно. Рефлексы у него были неплохие. Отличные, он бы сказал. Нандор даже не успел среагировать. Всё продолжал скалиться, когда Гильермо вцепился ему в скулы и подтянулся до холодного рта. Сколько там прошло? Пару мгновений? Пока он пытался выцеловать у Нандора хоть какую-нибудь реакцию. На ощущения и вкус было пресно, и Гильермо перестарался. — Ай! Чёрт! — порезался о клык. Отпустил сразу же, тронул пульсирующую губу — на указательном пальце осталась кровь. Гильермо оглянулся. Стэн смотрел своими глазами, даже не сквозь объектив — тоже прибалдел, как и сам Гильермо. Что вот он сделал? Зачем вообще? Проверочно глянул на Нандора. Тот улыбался теперь голодом, отведя от пальца взгляд из-под бровей на Гильермо. И вдруг надвинулся. — Нет, — у Гильермо подскочило и погналось сердце: кии, здесь где-то были кии, мать их! — Я сделал глупость. — Проигран бой, но не война, отступать не позорно. Нандор повёл рукой в сторону двери, и операторы симультанно потекли к проёму. Блядь. — Куда они? Эй! Стэн! Ребята! Кто-нибудь! — дверь закрылась, оставив в берлоге только Гильермо и клыки Нандора у его лица. — Вот чёрт.***
Гильермо невидяще пялился под ноги, всё пытаясь натянуть на плечо оборванный по шву рукав рубашки. У него на бёдрах из одежды только по-быстрому накинутый плед, потому что телевизионщики вбежали сразу же, как вышел Нандор; а ещё сильно болели лопатки и копчик, потому что ковёр в берлоге только на полу, а вот собирать телом рамки на стенах и потолочные балки… Дева Мария… — Так и что, вы теперь вместе? — Стэн пробовался интервьюером. — Нет. — Да. Нандор с идиотской довольной улыбкой стоял в дверях и, потому что просил Гильермо, держал в руках отмытый стакан воды.