Ловля на мотылька

Юра хлюпал курносым носом и злобно смотрел из-под выгоревшей чёлки. Никифоров же качался на древнем стуле и делал вид, что ориентировки на преступников в мятых файликах его весьма занимают. Хотя до Юриного появления он ими тупо обмахивался. В этом августе Петербург больше напоминал филиал ада, чем культурную столицу России. Фельцман устало и как-то без огонька распекал по телефону дежурного. Юра ждал, чтобы продолжить дискутировать, но Фельцман, глянув на безучастного Никифорова, вынес приговор одной фразой. — Иди на больничный, Плисецкий, — выдохнул он так шумно, что брыли на лице завибрировали, как у бульдога. Старого и заебавшегося от звонкого лая мелких псин. — Но Яков Моисеевич! — сердито вякнул Юра. Открыл рот, чтобы набрать побольше воздуха и выдать всю заготовленную тираду, но оглушительно чихнул, едва успев прикрыться рукой. — Вот, — кивнул тот. — Но это моё дело! — Это моё дело, Юрочка, — сладко улыбнулся Никифоров, снова принявшись обмахиваться фотороботом мужика кавказкой национальности с явно перебитым носом. — А ты очень сопливая и чихающая проститутка. Польстится на тебя сейчас только фармацевт. И то как на клиента, а не товар. — Ты зато очень бодрый шлюхан. Политический и идеологический, — шмыгнул носом Юра. — А шесть трупов и дохулион потенциальных жертв, типа, подождут, пока у меня простуда пройдёт? Или раз проститутки, то и не жалко? — Это Расчленинград, детка, — развёл руками Никифоров. — Здесь постоянно находят «Лего» из людей. Но вообще мы бы так и так тебя сняли — с подведёнными глазами ты выглядишь как подросток. И к тебе липнут извращенцы совсем другого сорта. Не тот профиль, судя по последним двум телам. — Я стреляю с двух рук и бедрами могу сломать шею даже огромному бугаю, — буркнул Юра и сильнее насупился. — Именно поэтому вы меня и назначили. — Мужики же не знают про такой опасный диссонанс. Хотя заводит, соглашусь. Что в твоем хрупком теле столько силы и ярости. И прикид этот «рабочий»… М-да. Сколько ты «клиентов» заломал — и поломал — за две недели? И все не те. Может, тебе из полиции в частные охранники или телохранители пойти? — А тебе, Вить, может, на хуй пойти? — зло прищурился Юра, но грозность образа испортило хлюпанье текущего носа. — Ты ещё скажи в настоящие проститутки, бля! — Я тебе комплимент отвесил, Юрочка. — Пиздюлей ты мне отвесил. Про малолетку и вот это всё. И с дела снял. Какое-то разное у нас представление о комплиментах. Жертвы не слишком старше меня. Да, последние два — азиаты, но первые же вполне славянской внешности. Какая разница, что ни одного блондина? — Лейтенант Плисецкий, домой. Это приказ. Устроили тут бардак! Если бы не твой дед, — Фельцман ткнул мясистым пальцем в Юру, а затем перевёл его на Никифорова. — И не твой отец, уволил бы вас к чертям! И высокая раскрываемость не помогла бы. Субординации ноль, где это видано? Мне плевать, что вы на одной лестничной клетке с детства жили и привыкли собачиться как тёща с зятем. «Мы скорее как прыщ и жопа». И Юра никогда не признается, но прыщом в этом раскладе был именно он. В тридцать пять Никифоров вёл себя куда взрослее, при всем своём инфантилизме и понидолбоёбстве. Дразнил Юру спортивного интереса ради, дёргал, как тигра за усы, но не опускался до оскорблений и нецензурщины. Юра же матом тупо разговаривал. — Я чур тёща, она всегда побеждает! — засиял Никифоров. — Ага, носит панталоны и квасит. Капусту, а не то, что ты подумал. — Юра закатил глаза. — И к тому же старая. — Не старая, а опытная! — И спит с дедком, Вить! — Говорю же, одни плюсы, — расплылся тот в улыбке. Юра изобразил рвотный рефлекс и снова хлюпнул носом. — Не полиция, а курятник какой-то. — Фельцман сжал переносицу пальцами и тяжело вздохнул. — Голубятник! — прыснул Юра. Никифоров особенно опасно качнулся на стуле и чуть не свалился на вытертый линолеум вместе со своей сладкой улыбочкой. Видимо, сражённый Юриным остроумием. — Всё! — Шарахнул Фельцман кулаком по жалобно скрипнувшему столу, гул отдался Юре в голову. — Плисецкий, дело переходит к другому офицеру. Все свободны. И чтобы до четверга я про вашу ОПГ* ничего не слышал. Юра зарычал от бессилия и встал со скрипнувшего стула, явно помнящего ещё Ленина. — Шмот можешь оставить себе, — подмигнул Никифоров. — Всё равно в него никто больше не влезет. А я поеду за новым. — Приду в нём к тебе на дэрэ, — фыркнул Юра, козырнул обоим начальникам от пустой башки и вышел из кабинета, кинув на прощание саянару. Чисто, чтобы разбередить Никифорову его сахарно-ватную душонку. «Вот вы, Яков Моисеевич, охуеете, когда Витя закупит новые тряпки, — злобно подумал Юра, шагая через отделение на выход. — Не расходы, а РАСХОДЫ!» Когда у них обнаружились четыре мёртвых парня со следами удушения, оказавшихся впоследствии ночными бабочками средней элитности, а потом и ещё два, опергруппу возглавил Никифоров, предложив ловить на живца. То есть, на Юру. Он самолично заказал ему проституточный наряд. Узнав стоимость и оценив общий вид, Фельцман орал так, что сосуды в глазах полопались. Причём не только у него, но и у Никифорова с Юрой за компанию. Но, надо признать, в низко сидящих кожаных штанах, распахнутой шёлковой рубашке леопардовой расцветки и с подведёнными глазами невысокий стройный Юра выглядел как настоящая блядь. Дорогая и, в свои двадцать три, отчего-то преступно малолетняя. По жаре таскать подобное на себе оказалось тем ещё испытанием, но видок действительно доставлял. _________ * ОПГ — организованная преступная группировка. Фельцман намеренно так сократил опергруппу. *** К дому Юра подъехал в состоянии переваренной креветки. Красный, мокрый, тяжело дышащий и наверняка воняющий пóтом, ароматизатором «Ёлочка» и тем неуловимым, но очевидным запахом полицейского отделения, который ни с чем не перепутаешь. И который по этой адской жаре впитывался даже в кожу. «ПрЫнц», как сказал бы деда. «В пизду», — обозначил бы Юра направление каждому, кто попытался бы ему что-то сказать. Такси припарковалось у детской площадки, потому что прямо у парадной стояла «Газель» с кузовом на распашку. Из него невысокий плечистый азиат что-то сосредоточенно выгружал. Марь Сергеевна — вечная горгулья их дома, снова сидела на посту, на лавочке — и с вниманием кошки следила за слоняющимися соседями. Юра нога за ногу доковылял до крыльца, на его приветственный кивок Марь Сергеевна пристукнула тростью и куда-то в пространство крикнула: «Проститутки!» Имея в виду то ли двух девчонок, вышедших из дома напротив, то ли ебавшего её мнение Юру и опешившего узбека с микроволновкой в руках. Узбек — так для себя идентифицировал национальность не разбирающийся Юра — быстро справился с собой, поудобнее перехватил ношу и поволок к парадной. Юра поволокся следом и даже придержал дверь под бубнёж Марь Сергеевны. Узбек благодарно кивнул и пошагал наверх — лифта в их сталинскую пятиэтажку так и не завезли. Пошатывающийся Юра потопал следом. Видимо, поднялась температура. Щеки горели, дыхание сбилось уже на втором этаже, взгляд прилип к округлым крепким ягодицам под серым хлопком тонких и ничего не скрывающих спортивок. «Охуенная задница, чёрт возьми!» — мелькнула мысль в раскалённом мозгу. Узбек между тем дошёл до квартиры напротив Юриной — не бывшей Никифоровской, а другой, пустовавший последние пару месяцев, и толкнул той самой охуенной задницей дверь, обитую кожей молодого дермантина. Юра прикусил губу, снова залипнув. Похоже, кры́ло его знатно. Василеостровская голубятня во все поля. Юра скривился и, чтобы хоть немного прийти в чувства, хлопнул себя по щеке. Узбек обернулся на звук и замер, разглядывая Юру раскосыми чёрными глазами. — Коничива, — зачем-то ляпнул Юра и скривился ещё раз. Скулы теперь пекло не только от температуры, но и от удара. Отчего-то обе. — Извини, это не расистская подъёбка. Просто так один мой друг здоровается. Японофил. Прилипло. А ещё у меня плохой день и, похоже, жар. Ха. В общем, сорри. Узбек неуверенно дёрнул уголком рта, кивнул и прошмыгнул в квартиру. Юра позвенел ключами, бросил тоскливый взгляд на соседскую дверь и вздохнул. Может, понимает плохо? Или не интересен красивому азиатскому мальчику красноносый русский долбоёб? Выгрузит вот вещи из «Газельки» и ломанётся звонить трём жёнам в Узбекистане. У парня с такой задницей точно их не меньше трёх. *** Из кухонного окна, выходящего во двор, Юра ещё немного полюбовался стройным, но широкоплечим узбеком. Тот методично выгружал вещи всё с тем же нечитаемым выражением лица. Только тёмные пятна подмышками болотно-зелёной футболки становились с каждым заходом всё больше. И не трахавшемуся вечность Юре это показалось чертовски горячим. «Это всё температура», — постановил он и закинулся наверняка просроченными жаропонижающими. Болеть Юра ненавидел. Он всегда превращался в унылое и нудное говно, а сейчас, в плюс тридцать, это говно ещё и размазали по раскалённому асфальту. «Надо было вызвать врача или хотя бы Витю попросить», — мелькнула мысль, и Юра, разблокировав телефон, бросил Никифорову в телеге ссылку на «Яндекс.Музыку». I Need a Doctor от Доктора Дрэ, Эминема и Скайлар Грей. «Как драматично», — тут же прислал тот ответ и отправил следом стикер с кукушкой и надписью «Словами через рот. Текстом через пальцы». Словами через рот Юра не умел, буквами по клавиатуре тоже получалось не всегда. Показывать слабость и просить помощи нормально он так и не научился. Хорошо, что Никифоров знал его с самого детства. Когда деда принёс на эту самую лестничную клетку петербургской сталинки лупоглазого курносого трёхлетку с хохолком и уже тогда нахмуренными прозрачно-белыми бровками, Никифоров бунтовал против родителей. Не давал обстричь пепельные патлы и всячески стремился к свободе. Никифоров-старший, подполковник тогда ещё милиции, работал с Юриным дедом и Фельцманом и не раз рассказывал о мечте сделать из сына военного, красивого и здоровенного. Никифоров-младший в Суворовское ехать отказывался, упираясь длинными ногами в откосы двери, и хотел заниматься исключительно восточными единоборствами. За секцию нужно было платить, а финансовый поток непокорному дитятке строгий папа прикрыл. Мол, сам заработай, раз такой дерзкий. Так Юра и познакомился с пятнадцатилетним Витей Никифоровым. Дед оплачивал айкидо. Никифоров присматривал за мелким Юрой, если деда задерживался на работе. Юра трепал всем нервы. Когда Никифоров поступил в академию МВД и собрался переезжать в общежитие, Юра ревел, будто тот при смерти. Но Никифорова-старшего повысили в звании и пригласили на должность в Москву. Так Никифоров-младший остался на одной лестничной клетке с Юрой. И теперь, столько лет спустя, они знали друг друга лучше, чем хотели бы. «Тебе не нужно в общей очереди висеть, чтобы врача вызвать. Зав поликлиникой разве что в рот тебе не заглядывает и от обожания пускает слюни в форме сердечек», — написал всё-таки Юра. «Ладно. Прогиб засчитан. Позвоню». «Спасибо», — выдавил из себя Юра и, потрогав лоб, поплёлся в кровать. Только жаром и общим дерьмовым состоянием он мог объяснить всю ту хуйню, что сегодня творил. «Ой, похоже ты умираешь. Наберу прямо сейчас». Вот, даже Никифоров заметил. Юра фыркнул и плюхнулся в горячие одеяла. *** Юра проснулся от навязчивого стука в дверь. Шумно выдохнув и тряхнув мутной башкой, он поднялся с постели и, пошатываясь, поплёлся в коридор. На пороге стояла тётка с уставшим лицом — МВДшный терапевт, имени Юра не помнил в упор, — и давешний узбек в свежей футболке и с как будто бы встревоженными глазами. Юра сам не понял, с чего это взял, но отчаянно смутился. И вида своего помятого и разбитого, и беспокойства этого. — Спасибо, Отабек, — кивнула терапевт узбеку — Отабеку — и перевела взгляд на шмыгнувшего Юру. — Плисецкий, хоть домофон бы включил! Всех соседей обзвонила, хорошо, хоть один дома оказался. Виктор там всю поликлинику на уши поставил, мол, Юрочка умирает. Что я должна подумать, когда ты дверь не открываешь? — Я забыл, — смутился Юра. — Ко мне гости не ходят, наху… Зачем мне пиликающий домофон? Чтобы всякие свидетели почты России и Иеговы названивали? Отабек, видимо убедившись, что никто не подох, и вонять мертвечиной на площадке не будет, тоже кивнул и пошёл к себе. Ещё час назад Юра сомневался, грузчик тот или новый сосед. Теперь убедился. Только не понял, радует его то, что он увидит Отабека ещё не раз, или раздражает, что соблазн будет теперь всегда под носом. Терапевт надела бахилы, помыла руки и пошла на кухню. Осмотрев, послушав и ощупав Юру прохладными руками, она сунула нос в контейнер с таблетками, хмыкнула и принялась выводить каракули на листке с логотипом какого-то средства от геморроя. Надо записать и Никифорову подарить. А то Юра регулярно устраивал ему ментальное выпадение прямой кишки. — Вот список лекарств. Сам не ходи, по такой жаре да с температурой ещё упадёшь где-нибудь. Виктор потом нас со свету сживёт. — А кого отправить, кота? — шмыгнул Юра и кивнул на вальяжно вошедшего на кухню Пётьку. Просить Никифорова второй раз за день у него не поднималась рука: от подъёбок потом до нового года не отделается. — Обратись к Отабеку, — махнула терапевт на стенку, граничащую с соседней квартирой. — Он парень вроде отзывчивый, хоть и тихий. Юра неопределённо дёрнул плечами и решил, что закажет лекарства из аптеки доставкой. Светить красным носом и общей лохматостью перед Отабеком отчаянно не хотелось. Терапевт смерила его насмешливым взглядом, подхватила листок и бодро пошагала в коридор. — Выздоравливай, Плисецкий. На приём в пятницу с девяти до часу тридцати. — До свидания, — сказал медленно соображающий Юра. И только закрыв дверь, понял, что терапевт утащила листок с назначениями с собой. *** Через сорок минут, за которые Юра успел помыть голову прохладной водой и переодеться в кои-то веки отглаженную футболку, в дверь снова постучали. На пороге стоял Отабек с чуть влажной чёлкой, не портящей, впрочем, идеального андерката. То ли мастерски уложенного, то ли от природы лежащего, как зачесали. Юре так не повезло. Светлые и тонкие волосы соломой падали на лоб, глаза и шею. Но подобие каре в его случае смотрелось значительно лучше, чем короткая стрижка. — Вот, — без всякого акцента сказал Отабек, протягивая аптечный пакет. — Галина Леонидовна попросила купить. «А, понятно теперь, как терапевта зовут!» — Спасибо, — неловко крякнул Юра, чувствуя, как щёки снова запекло. — Можно на карту кину деньги? А то наличку я не держу. — Можно, — кивнул Отабек и, замешкавшись на секунду, зашёл в полумрак коридора. Вбив в приложение продиктованный номер и сумму из чека, Юра снова удивился, увидев Отабека Салаватовича А. в строке получателя. Почему-то он ожидал какого-нибудь «аглы» в трёхэтажной нечитаемой комбинации. — Хочешь… э-э-э… чаю? — спросил Юра, стараясь не хлюпать носом хотя бы пять минут и незаметно вытереть вспотевшие ладони о домашние штаны. Он заранее расстроился от отказа, ведь Отабеку не за чем было с ним чаёвничать. Да ещё и с риском подхватить ОРВИ. — Мне сестра на днях конфеты прислала. Вкусные, казахстанские. Я принесу? — удивил Отабек и, дождавшись утвердительного кивка, вышел. — Что я творю? — спросил Юра у прижмурившегося на окне Пёти и пошёл ставить чайник. *** — Значит, Казахстан, — сказал Юра, разглядывая фантик с надписью «Астана». — Да, родился там, — кивнул Отабек, неловко плюхая выданный чайный пакетик в кружке. — Значит, никаких трёх жён в Узбекистане? — зачем-то ляпнул Юра в слух то, что уже какое-то время вертелось в голове. — Извини, я под таблами несу херню. — Нет, — дёрнул уголком рта Отабек и сделал опасливый глоток. — Ни одной жены. — И ни одной жертвы, — хмыкнул Юра. — Что? — ошарашено вытаращился Отабек. С его разрезом глаз смотрелось это очень комично и повышало настроение, которое с его приходом и так уже скакнуло вверх. — Говорю, от этого чая ещё никто не подох. Не пей, если не нравится. Отабек изобразил смущение, но чашку от себя не отодвинул. Воодушевившись, Юра попеременно хлюпал носом, прихлебывал чай и рассказывал истории про кота. Отабек вежливо делал вид, что «Принцесса Нури» ему тоже заходит, гладил Пётьку между чёрных ушей и очень внимательно слушал. Будто Юра делился тайной порабощения мира как минимум. В шесть вечера у Отабека запиликал телефон. — Пора. Нужно собираться на работу, — сказал тот, с явным сожалением снимая с колен разомлевшего Пётю. «Что тебе собираться, ты и так как рок звезда», — чуть не ляпнул Юра снова, но вовремя чихнул и избавил себя не только от слизи в носу, но и от позора. *** Дни на больничном тянулись бесконечно медленно. Марь Сергеевна несла свою вахту осуждения на лавочке у парадной, Юра вместе с Пётей нюхал раскалённый воздух из кухонного окна и по вечерам провожал Отабека взглядом. На чай тот больше не заходил, а позвонить или написать на сохранённый номер Юра так и не решился. Настроение, обычно скакавшее с «день-пиздень» до «сдохни всё живое», сейчас стабильно держалось на отметке «взрывоопасно». «Зацени новый прикид», — прислал ему ещё пару дней назад Никифоров вместе с файлом, ожидающим загрузки. Но Юра в порыве пассивно-агрессивного бешенства его удалил, так и не посмотрев. А сегодня снова открыл чат и теперь медитировал на пришедшее сообщение. «Как дела?» — вместо приветствия написал Юра и снова уставился на дёргающего усами Пётю. Три воробья за окном дрались за брошенную Юрой горбушку хлеба и дразнили своими верткими пернатыми тельцами кошачьи нервы. «Опять вызвать Галину Леонидовну? Или сразу гробовщика на замеры?» «Вот ты идиота кусок. Мне просто интересно, чё-как у вас. Как расследование?» — сердито фырча, отстучал Юра. Температура отступила, мозг снова заработал на максималках и нуждался в информации и действиях. Сериалы Юре надоели, от мелких букв на экране телефона быстро начинали болеть глаза, поэтому книги он тоже отложил. А приставка сломалась ещё зимой, и теперь Юра просто умирал от скуки. «Дело движется! Твой проститутоШный зам на Петровке работал в „отделе нравов“, как это называют в американских фильмах. Толковый, спокойный и в теме. Мы поменяли стратегию, и тут же получили наводку на „одного стрёмного мужика“. Цитата. По описанию, ты больше похож на убийцу, чем жертву. Ха-ха. Может, поэтому и не проканало?» «Что, отправили мальчика заобщать и обаять местных проституток?» «Да. У тебя на лбу написано — не тронь говно, пока не пахнет. А он, знаешь, интересный такой. Странненький, но располагающий». Юра отправил стикер со средним пальцем и стрелку «на хуй — туда». Никифоров прислал поцелуйчик и ещё одно сообщение: «По прикидкам, объект объявится завтра. Надеюсь, поведётся на нашего старлея. Почти полное совпадение с последними двумя жертвами. И в коже смотрится шикарно». «Старый извращенец», — написал Юра и добавил стикер с блюющим котом. Бедный пацан с Петровки. Юре довелось парить жопу в кожаных штанах и он искренне сочувствовал. Но признавал, что смотрелось это действительно горячо. В этот момент из парадной вышел возмутительно красивый Отабек в рваных голубых джинсах и майке с глубокими проймами. Юра отчаянно позавидовал Марь Сергеевне, наверняка со своей лавки способной рассмотреть грудные мышцы и соски, затвердевшие от вечно гуляющего в их дворовых колодцах сквозняка. От одной мысли затвердел и Юра. Чтобы отвлечься, он врубил на ноуте первый попавшийся в рекомендациях сериал и отключился где-то между третьей и четвёртой серией. *** Спал Юра как-то тревожно. Молодому перевозбуждённому организму хотелось секса, и заскучавший без работы мозг тут же подсунул Юре образы полуголого Отабека. Майка его больше открывала, чем скрывала, будто он перепутал стороны борцовки и надел её узкой частью вперёд. Тёмно-коричневые соски манили бусинками серебристого пирсинга, поблёскивавшего в рыжем закатном солнце Юриной спальни. Смуглая кожа золотилась рельефом сухих мускулов. По-модному драные джинсы низко висели на бёдрах и подчёркивали косые мышцы живота. Он смотрел с поволокой, и Юру вело от этих невозможных раскосых глаз так же сильно, как от чётко очерченного джинсой стояка.  — Ты настоящий? — с сомнением спросил Юра, отчего-то уже не шмыгая носом. Он сидел на кровати в разворошенном белом постельном белье абсолютно голый, взъерошенный и возбуждённый. — Проверь, — дразняще улыбнулся Отабек и, подойдя к кровати и взяв Юрину ладонь, положил её на свой пах. Юра протяжно застонал от твёрдости под пальцами, стиснул её и с нажимом провёл вверх-вниз. Отабек задышал чаще, но не издал ни единого звука. Тихий и спокойный даже сейчас. «Ну что ж, я заставлю тебя орать подо мной и просить ещё», — пообещал себе Юра. Отабек, будто услышав его мысли, дёрнул уголком рта и чуть изогнул бровь. «Попытайся!» — кричал его взгляд, и Юра, выпутавшись из одеяла, ловко подсёк его и завалил на спину. — Провоцируешь? — прищурился Юра, потираясь ноющим членом о ширинку Отабека. — Да. Спасибо, что заметил. Юра фыркнул и с жадностью впился в желанные губы. А потом вылизал горло, горчащее на языке тонким древесным парфюмом. С рычанием прикусил проколотый сосок и, просунув руку под крестец Отабека, прижал его к своему паху сильнее. Юру нереально крыло от гибкого и крепкого тела, гладкой смуглой кожи под ладонями, от тихих вздохов и ответного желания в каждом действии. — Чего ты хочешь? — умоляюще простонал Юра, с упоением лаская ямку пупка. — Тебя, — просто сказал Отабек, и Юре окончательно сорвало резьбу от этой покорности и одновременной дерзости. Болт джинсов неприятно вдавился в подушечки пальцев, пока Юра торопливо избавлял Отабека от одежды. Но это ни на грамм не охладило его пыл, потому что под штанами белья не оказалось, и Юра с отчаянным стоном вжался в коротко-стриженный лобок и нежную кожу обрезанного члена. Не огромного, а идеально пропорционального. Крупная головка легла на язык солоноватой вязкостью. Отабек тонко вскрикнул, и больше Юра ничего не помнил. Только рваные толчки, смуглые пальцы в волосах и свой оглушающий оргазм от простой ручной стимуляции. Проснулся Юра с учащённым сердцебиением, испачканными боксерами и тотальным разочарованием. «Хватит сидеть дома», — решил он, с отвращением стягивая бельё. Мокрые сны не снились ему уже довольно давно. «Это всё от скуки. Пора себя чем-нибудь занять». *** Никифоров написал, что с большой вероятностью подозреваемый появится именно сегодня. Но без справки от терапевта, чьё имя Юра снова забыл, до работы его не допустят. Чисто из вредности. Юра, чисто из природного сволочизма и отчаянной скуки, оставаться в стороне больше не хотел. Поэтому вечером вырядился в чёрные джинсы, белую футболку с капюшоном и джинсовку с обрезанными рукавами и эмблемой байкерского клуба на спине. А чтобы команда не спалила его раньше времени, убрал волосы под кепку и натянул сверху капюшон футболки. *** На точке, где до этого хотя бы пару раз видели каждого из убитых мальчиков, Юра оказался раньше обычного. Устроив жопу в углу барной стойки, он заказал себе безалкогольный мохито и принялся осматриваться. Плана в его голове никакого не было. Просто посидеть, посмотреть и, возможно, застать захват. Хотя в то, что убийца прямо в баре начнёт душить шлюхана, чем себя и выдаст, Юра верил с трудом. Но торчать дома у него просто не осталось ни сил, ни морального здоровья. Полчаса бар лениво наполнялся уже знакомой публикой из работающих мальчиков и девочек, просто тусующимся народом и, конечно, пришедшими за живым товаром мужиками. Сгорбившись, Юра цедил коктейль, отстукивал пальцами бит играющей из динамиков песни и ждал. А потом дождался и знатно охуел. В зал непривычной вальяжной походкой вошёл Отабек. В рваной чёрной майке с серебристым крестом и кожаных штанах. У Юры против воли встал от одного только вида. Почему-то мысли, что Отабек здесь просто так или сам явился поохотиться, даже не возникало. Юра насмотрелся на местный контингент, и вычислял ночных бабочек как гей-радаром. — Чёрт, — прошипел он, сжимая зубами коктейльную трубочку, и даже шлёпнул себя по щеке, чтобы удостовериться, что не спит. На ум пришли слова Марьи Сергеевны про проституток, Юра бессовестно заржал. А потом вспомнил, что сегодня рейд на потенциально находящегося здесь маньяка. И что Отабек так похож на последних двух жертв. Смеяться резко перехотелось. Юра принялся судорожно соображать, как спасти этого красивого глупого мальчика, выбравшего такую опасную профессию. На карте лежал неприкосновенный запас, откладываемый на отпуск. Но вместо отпуска случились трупы и ловля на живца, поэтому он мог воспользоваться самым простым способом — просто снять Отабека. — Привет, — сказал он, соскользнув с барного стула и подойдя к Отабеку. — Юра? — удивлённо уставился на него Отабек. — Ты… эм-м… тут работаешь? — кусая губу, промямлил он. Отабек быстро взял себя в руки и деловито кивнул. — Ценник стандартный для местных? Тот снова кивнул и повернулся, словно демонстрируя себя. Юра на секунду завис, будто и правда собирался купить его на ночь. А потом, тряхнув головой, как мокрый пёс, взял Отабека за тёплую сухую ладонь. — Тогда сегодня ты мой. Прозвучало это с ноткой обречённости, но Юра упрямо стиснул зубы и поволок несопротивляющегося Отабека на выход, к соседней гостинице, сдающей номера по почасовому тарифу. *** В номере, простеньком, но чистом и довольно безликом, Юра почувстовал себя ещё более неловко. Что там ему «клиенты» обычно говорили? «Ты красивый. Куколка. Я б те вдул, нагибайся». А вместо это спросил: — Ты плитку класть умеешь? — Нет, — спокойно ответил Отабек, присаживаясь на кровать. «И правда, если бы умел, ремонтами и занимался, а не вот это всё». А потом сам себя отругал за стереотипы. Раз нерусский парень, значит, ремонты, такси и «Деливери доставка»? — А что умеешь? Очевидно, сосать, стонать и раздвигать булки. Но Отабек опять его удивил: — Вкусно чай заваривать. Юра не выдержал и заржал. Отабек мягко улыбнулся краешком рта и как-то печально вздохнул. — Что любишь ты? — спросил тот наконец, медленно облизнув губы. — Кошек, пирожки и спать, — не задумываясь выдал Юра и почувствовал, как щёки запекло предательским румянцем. Отабек явно спрашивал про секс. — Эм-м-м, минет. Римминг. Начинать нежно, заканчивать грубо. Бывает, что на грани. Чтобы за волосы дёргали. — Пощёчины, асфиксия? — Лицо нет, игры с дыханием… — Юра кашлянул и снова хлюпнул не до конца вылеченным носом. — Ну, интересный опыт. Возможно? — Попробуем? — маняще улыбнулся Отабек и подтянул его за пояс джинсов к себе. Юра сглотнул горькое разочарование, что Отабек хочет его только за деньги, и, зажмурившись, мягко поцеловал. — Придушить бы тебя, — выдохнул Юра прямо ему в губы. — За то, что ты такой. — До смерти? — шепнул Отабек. — До смерти, — согласился Юра. «До моей» сказать он не успел. Отабек хитрым движением зацепил его ногой и попытался уйти на болевой. Но Юра не хвастался, когда говорил, что может сломать шею даже бугаю в два раза больше себя. Ловко вывернувшись, он перехватил вскрикнувшего Отабека и больно уткнул лицом в пол. — Что, блядь, это было? — прошипел Юра, тяжело дыша. Ответ потонул в треске сломавшейся двери и топоте заскочивших в номер омоновцев. — Ты что здесь делаешь? — прорычал ворвавшийся следом Никифоров, отпихивая с Отабека охуевшего второй раз за вечер Юру. — Какого хрена ты саботируешь операцию, вместо того, чтобы лечить сопли? — Какую операцию? — глупо спросил Юра, всё ещё надеясь, что сейчас проснётся. Даже ущипнул себя, но, конечно, это не помогло. — По ампутации, блядь, конечностей! — всплеснул руками Никифоров. — Потому что я тебе сейчас точно оторву ноги. И буду очень жалеть, что не сделал этого, пока тебе было три. Отабек, кажется, из них троих соображал лучше всего. Он поднялся с пола, утёр грязь с лица и махнул ребятам с автоматами. — Отбой, пацаны. Ложная тревога. Старший лейтенант Алтын, — протянул он Юре ладонь. Тёплую и сухую. — Лейтенант Плисецкий, — покачал башкой Юра, и, пожав руку, зажмурился. Пиздец, блядь. Ловля на живца. На ночного мотылька. *** «Стрёмного мужика», убивавшего мальчиков-проституток они поймали через неделю после Юриного выздоровления. Отабек в кожаных штанах и сетчатой футболке опирался локтями на барную стойку и окидывал пространство ленивым взглядом из-под чёлки. Юра, в драной майке и таких же штанах, водил пальцами по его прессу и кромке пояса, спускался плавными движениями на совсем не поддельный стояк, а потом, нет-нет, а прикусывал линию челюсти или вообще бесхитростно засасывал у всех на глазах. На такое шоу велись даже самые стойкие. Мужик, действительно напоминавший Юру комплекцией и длиной волос, подошёл к ним с двумя коктейлями и, нервно пристукивая пяткой, предложил уединиться. Никифоров с омоновцами залетели в номер, когда Юра сжимал орущего мужика в болевом захвате, а Отабек вязал ему ноги пластиковыми стяжками. Потом Юра нёс какую-то хуйню вместо заполнения отчётов, таскал дряной кофе из автомата в коридоре и то хмурился, то улыбался как псих. — Ты со мной флиртуешь? — поднял Отабек глаза от протокола на очередной стаканчик. — Да, — облегчённо выдохнул Юра и ответил его же приснившимися словами: — Спасибо что заметил. Сходим выпить? Вместо бара Юра повторил сценарий своего мокрого сна в реальности. И настоящий Отабек оказался гораздо круче, чем в его фантазиях. На каждое Юрино движение он не вздыхал томно, а довольно громко стонал, толкаясь действительно обрезанным членом до самого горла, и, кончая, так сладко прорычал «Юр-р-ра!», что Юра кончил просто потираясь об одеяло. А потом он узнал, что тихий и спокойный Отабек ещё и трахается с огоньком, действительно заваривает вкусный чай и не собирается возвращаться в Москву.