Часть 1, Простой человек Мэтью Лидс — ориджинал, автор Schwarjow, Простая история о маленьком человеке. Существует ли судьба? Или все же каждый поступок меняет нашу ...

Часть 1

4 сентября 2022 г. в 16:19

Настройки текста

Примечания:

Основная часть моей работы, которая полностью закончена сюжетно, но возможно не подправлена орфографически.

Знаете ли вы как обычно начинается утро в Филадельфии? Если сейчас вы думаете, что как-то по-особенному, то вы в корне не правы. Утро в Филадельфии зависит от человека, который его встречает. Утро Нью-Йорка тоже, да и утро в Цинциннати ничем не отличается. Так с любым утром. Но сейчас не об этом. За все свои 36 лет он никогда не мог себе представить, что его безработное солнечное утро на диване начнется настолько резко. Внезапно зазвонивший телефон заставил его выпрыгнуть из-под одеяла. Он был очень сильно удивлен. С другой же стороны, чему тут дивиться? В те годы в Америке телефонные звонки стали настолько обыденными, что даже ошибись вы номером, могли бы приятно поболтать с незнакомцем. Однако мы снова не о том. Он носился по своей маленькой обшарпанной квартире и никак не мог найти, куда же запропастился чертов телефон. Назойливый, но такой волнующий звон заставлял его метаться из угла в угол, ведь эхо раздавалось необычайно объемно. «Черт, от этого звона голова раскалывается» — ругался он про себя. Еще немного и звонящий человек сбросил бы трубку, но Он наконец то приподнял ту кучу газет в углу стола. Хотя, скорее не приподнял, отмел в сторону. По полу разлетелись статьи и вырезки, с которых глядели черно-белые лица. Фрэнк Синатра. Дуайт Эйзенхауэр. Элвис Прэсли. Погляди на такой калейдоскоп какой-нибудь художник или поэт, он явно бы вдохновился и написал что-нибудь красивое. Где же еще увидишь такие разные лица рядом. Все же, ему было не до этого. Не до созерцания прекрасного. Пусть даже и вырезанного из газет прекрасного. Быстро откашлявшись, будучи еще сонным, он взглянул на часы. Стрелки только-только перевалили за 8 часов утра. — «Боже, и кому я понадобился в такую рань? Вернее, кто вообще мог вспомнить обо мне?» — пронеслось в его голове. Телефон в его квартире звонил слишком редко, чтобы не задаваться такими вопросами. На секунду в его голове промелькнула мысль, что на этот раз это уж точно она. Однако, он отбросил этот бред также быстро, как тот взбрел в его сонную голову. Вообще-то он правильно сделал, что отбросил мысль. Пора бы уже давно забыть. Новый город принес и новую жизнь. Казалось-бы. А еще казалось-бы он собирался заниматься здесь любимым делом. Пока не совсем срослось. Его рука дрогнула и медленно подняла телефонную трубку. -Алло, я вас слушаю. — произнес он с искрой любопытства. На несколько секунд он затаил дыхание. Кто знает, что ему ответят. Секунды, которые могли бы показаться иному впечатлительному меланхолику вечностью, оборвал холодный мужской голос. -Здравствуйте. Вас беспокоят из жилищной службы. Ваши счета за квартиру просрочены уже более трех месяцев. Погасите задолженность, либо мы будем вынуждены сообщить о неуплате. После непродолжительной паузы мужчина на другом конце положил трубку. Мистер Лидс не положил. Оставаясь стоять в том же положении, он тишину. Потупив взгляд в проеденную молью картину, висевшую прямо напротив его лица, Он о чем-то думал. Возможно о том, что скоро его выселят, возможно о том, почему жизнь так несправедлива, возможно Он думал о тех снежных горах с картины, а может быть о том, что все-таки нужно было брать ту банку кукурузы по скидке неделю назад. Впрочем, о чем думал мистер Лидс, стоя еще 3 с четвертью минуты с трубкой в руках, знал лишь Он сам. Так начался очередной день в жизни Мэтью Лидса. С такого знакомого ему чувства, с чувства разочарования. Пусть даже настолько маленького. Сквозь неплотно закрытое окно в комнату влетел несильный порыв ветра. Однако его хватило, чтобы облететь всю комнату, наведя в ней свои правки. Ветер сорвал лист календаря, украв у Мэтью Лидса одну из тех маленьких радостей, которые все еще оставались в его жизни. Радость отрывать календарные листики и считать дни до 21 июля. До его дня рождения. Но, как ни печально, сегодня было лишь 4 апреля 1954 года. А лист с нанесенной цифрой 3 упал на пол как раз в то время, когда мистер Лидс обычно пил утренний кофе. 8 часов и 5 минут. Филадельфия просыпалась.

Покончив с незамысловатым завтраком, мистер Лидс встал из-за стола и прошел по узкому короткому коридору. Он стоял в ванной комнате, размеры которой, по меркам того среднего класса, к которому принадлежал каждый третий в Америке 50-х годов, оставляли желать лучшего. Ничего страшного, Мэтью Лидс все равно не принадлежал к той многочисленной армии счастливых людей. Он сводил концы с концами, перебиваясь редкими выступлениями в кабаках. И это все несмотря на то, что люди часто говорили ему — саксофонист из Мэтью никудышный. Возможно они были правы. А возможно и не были, ведь контингент в кабаках далеко не всегда соответствовал выпускникам венских консерваторий. И правда, откуда им вообще знать? Они и инструмент держать не умеют. Именно поэтому мистеру Лидсу куда больше нравилось, когда в какую-нибудь захудалую «Голубую Лагуну», где этой ночью выступал Мэтью, заглядывал настоящий ценитель. Мистер Лидс любил «ценителей». Они понимают куда больше остальных. В музыке уж точно. Хотя, если так подумать, тот, кто понимает что-нибудь в музыке, почти всегда понимает что-нибудь и в жизни. Именно «ценители» видели в Мэтью Лидсе, то, чего не видят другие. Они видели боль в его игре. Поэтому и оставляли чаевые. Люди любят смотреть на боль, даже если и отрицают это. «На новый чехол для саксофона». — одна из стандартных фраз улыбчивого мужчины в шляпе или женщины в дорогом колье, перед уходом во мрак улицы. Музыкант, если так можно было назвать мистера Лидса, знал, что таким завуалированным словом, те лишь хотят скрасить намерение помочь ему. Помочь волочить свое существование. Благодаря ним саксофонист мог позволить себе свои любимые сигареты Marlboro, а не эту скрученную в подворотне гадость. Мэтью стоял в ванной комнате и смотрел в зеркало, на котором виднелась небольшая трещинка в углу. «Надеюсь дальше она не пойдет» — желая себя обнадежить подумал Лидс. Помимо всей утвари, помещавшейся в отражение одного небольшого, но отдраенного до блеска зеркала, в него умещалась и невысокая фигура. Несмотря на все невзгоды, было то, чего у саксофониста не отнять. Он был довольно хорош собой. Не сказать, конечно, что это сильно помогало ему в жизни, но уж точно было очень приятным бонусом. На фоне плитки, которая когда-то была кристально белой, стоял русый мужчина. Зелеными глазами, в которых будто отражалось пренебрежение к глупости своего положения в этом мире, он буравил свои синяки под глазами, напоминавшие уже не следствие плохого сна, а угольные пятна. Он дотронулся до бороды и подумал — «Запустил я свое лицо «. Но времени прихорашиваться не было. Сегодня важный день. Он должен был сделать хоть что-нибудь, чтобы его не отправили на все четыре стороны через неделю. Именно столько осталось до выселения Мэтью Лидса из его съемной квартиры на Бульваре Кеннеди. Махнув рукой на свое отражение, он быстро вышел из ванной и оказался в крохотной гостиной, где еще 10 минут назад допивал свой утренний растворимый кофе. Взглянув на жестяную банку мистер Лидс поморщился и подумал — «Какая же все-таки дрянь этот Sunny Day, в следующий раз надо взять что-нибудь другое». Спустя несколько секунд Мэтью уже стоял возле порванного в нескольких местах дивана и перебирал наваленные вещи. Выбор был невелик. Но главное-был. Накинув свою любимую, хоть и заношенную, синюю клетчатую рубашку и брюки, карманы которых уже вероятно пропахли сигаретами, он прошагал до стола, где еще вчера оставил свою простенькую шляпу. «Хорошая штука» — подумал он, — «не износилась и за полтора года, несмотря на дрянную погоду». Накинув серый головной убор, саксофонист Мэтью Лидс вышел из квартиры. Вышел навстречу солнечному весеннему утру Пенсильвании. Однако, после хлопка старой деревянной двери, кусочек его присутствия все еще оставался в пространстве старой обшарпанной квартиры. Аромат его дешевого одеколона «Американская Мечта» понемногу таял под напором дуновений из так и не закрытого окна. Мистер Лидс знал, что его одеколон пах дешево. Его это не смущало. Ведь купил он его по двум причинам. Во-первых, разумеется, ничего дороже позволить он себе не мог. Но, что более важно, Мэтью нравилось название. Была ли мечта у мистера Лидса? О да, разумеется, у кого же нет мечты. Была ли его мечта американской? Совсем не была. О таких вещах мечтают везде. В Перу, во Франции, в Индии, может даже в Гане. Мистер Лидс точно не знал этого, но зато он знал одно-свою мечту он исполнит, пусть никому и не расскажет.

Нью-Йорк. 4 апреля. 1948 год. В парке сидят двое. Не смотря на пасмурную погоду в тот апрельский вечер, ничто не помешало Мэтью Лидсу в последний раз встретить ее с работы. Лавочка, на которую они сели, еще не успела промокнуть от внезапно начавшегося дождя, поэтому те двое пребывали в относительном комфорте. Ясное дело, новый зонт за 6 долларов и 30 центов это вам не шутки! По тем временам уж точно… -Я все еще не понимаю, неужели иного выхода нет? Почему они хотят, чтобы ехала именно ты? — потупив взгляд на своей спутнице, вопрошал мистер Лидс. -Мэтт, ну почему ты никак не можешь понять? Все это не в моих силах. Это программа помощи Франции после войны. Только и всего. — она отвела взгляд и грустно оборвалась. -Да слышал я это все… И про врачей, и про нехватку опытного персонала… Надолго? — не унимался Он. -Полгода, не думаю, что больше… Но точно сказать я не могу. — все еще глядя в сторону произнесла Маргарет Росс, 26 летний доктор госпиталя по Уильям Стрит. Мэтью откинулся на спинку лавки. Его левая рука, на которой красовались старенькие часы, потянулась в карман. Очевидно за пачкой Marlboro. «Последняя.» — пронеслась мысль, которая навела еще больше тоски. -Вот оно что. — сорвалось с губ мистера Лидса, пока он пытался извлечь искру из зажигалки. — Если бы я мог возражать, я бы конечно возражал… Но сейчас мне остается лишь смириться и понять, что делать дальше. Ха, только и всего. — с ироничной улыбкой произнес мужчина, глядя куда-то далеко, вероятно туда, где еще не пошел дождь. Маргарет повернулась к нему и окинула ожидающим взглядом. Чего она ждала? Хороший вопрос. Возможно она ждала того, что мужчина, которому она отдала уже 5 лет, наконец поймет ее положение. Возможно того, что дождь скоро кончится. Но вообще-то она ждала лишь того, чтобы Мэтью Лидс, чье имя стало для нее уже родным, спросил о Сицилии. Она мечтала о Сицилии. Он тоже о ней мечтал, не так громко разумеется, но уж явно не меньше. Теперь их общая мечта казалась еще более несбыточной. Она не дождалась этого вопроса. К сожалению. -Знаешь, я думаю, что время пролетит быстро. Погружусь с головой в работу, а ты не забывай мне писать. Раз в неделю. Хотя нет, лучше все-таки два. — задумчиво размышлял Мэтт, как его любила называть Маргарет. «К ее приезду я обязательно накоплю достаточно денег, чтобы мы сыграли свадьбу. Вот ведь она будет счастлива, когда я встречу ее дома на одном колене». — размышлял мужчина. Вечер опускался на Нью-Йорк, а дождь усиливался. Редкие машины проезжали по улице, брызгая водой из луж. Они посидели еще немного, поболтали о чем-то отвлеченном. Потом собрались и медленным шагом побрели к шоссе. Маргарет уже ждало такси. Она уезжала в ближайший военный аэропорт. И лишь глядя вслед уезжающий машине Мэтью окончательно осознал. В такси сидел, вероятно, единственный человек, который все еще мог его понять. -Прошу, пиши мне… — случайно произнес вслух мистер Лидс. Он развернулся и пошагал домой. Один. Отныне их оставалось двое, Он и Берни. Бедный Берни, точно будет скучать. Пес любил, когда его кормила именно Маргарет. Еще бы, именно она подобрала его на улице щенком в прошлом году. Ничего. Собаки преданнее людей. Дождется.

Улицы Филадельфии рассекает фигура в серой шляпе и синей клетчатой рубашке. Шагает он быстро. Иной прохожий подумал бы, что резвый мужчина куда-то опаздывает. Однако здесь все было не так просто. С одной стороны, никуда Мэтью не опаздывал, он всегда ходил быстрым шагом, хоть сейчас такой шаг и был оправдан. С другой же — мистер Лидс действительно опаздывал. И довольно-таки серьезно, надо заметить. Он опаздывал жить. Лет так на 10, по его собственному отнюдь не скромному мнению. Он считал, что в его возрасте люди должны думать о третьем ребенке, о том, где выкопать бассейн на своей ферме в пригороде. Словом, о семейной жизни. Явно не о том, в каком очередном притоне дать свой следующий «концерт» за гроши. Однако жаловаться Мэтт не мог. Более того — он ненавидел жаловаться. Мистер Лидс, конечно, ненавидел много чего еще, но сейчас до этого дела нет. Дело есть лишь до того, что он буквально с ноги выбил дверь в кофейню на углу. -Доброе утро, мисс. Не знаете ли вы какой-нибудь забегаловки поблизости? Я имею в виду бара, кабака ну или вроде того. Прошу только не посылайте меня в «Увядшую Розу», злачное место. — подлетев к столу обслуживания запыхавшимся голосом выпалил мужчина. Выражение лица официантки, оказавшейся на смене в ту минуту сменило около трех разных эмоций. Смятение, после которого последовало любопытство. И наконец глубокая задумчивость, повисшая на молодом личике голубоглазой блондинки. -О… Знаете, если бы я могла вам чем-то помочь, обязательно сделала бы это. Но я перебралась в Филадельфию примерно неделю назад. Извините. — виновато произнесла официантка. Нужно отметить, что Мэтью Лидс не разочаровался. Не успев дослушать он с пустыми глазами вышел прочь и остановился возле клумбы с цветами. Ему было уже без разницы. Он знал, что будь на смене кто-нибудь поопытнее, ему бы все равно посоветовали те места, о которых он уже знает все, что можно. Саксофонист исходил все ближайшие кабаки вдоль и поперек. Все, кроме «Увядшей Розы». Мужчине закрадывалась в голову мысль, что он постепенно теряет возможность выбора. Вернее, уже потерял. Все бары и пабы в округе отказались пускать его выступать. Надоел репертуар. А новый учить у Мэтью времени, конечно, не было. Следующей же мыслью мистера Лидса стала мысль предательская. Ну, она бы показалась ему такой, глядя он на себя со стороны и имея вчерашнее представление о положении дел с выступлениями. «И почему я всегда избегал Розу? Люди же туда ходят, значит им нравится… Значит я могу сыграть и там…» — разрядом пронеслось в голове саксофониста. А ведь и правда. Почему он ее так не любил? Ну подумаешь, там ошивалось много британцев, которые все еще недолюбливали американцев по историческим причинам. Ну подумаешь, что у заведения дурная слава. Хотя, надо сказать, слава у «Розы» была и правда дурной — говорят, что это поистине обитель продажных женщин и дешевого алкоголя, пристанище беженцев из европейских колоний, торгующих морфием и много чего еще… Ну, а в остальном — приятное местечко с живой музыкой и своим садиком кустовых роз на заднем дворе. Подытожив все свои размышления на счет роз и прочих клумбовых растений, на которые оказывается все это время мистер Лидс пялился пустым взглядом, погрузившись в себя, он пришел к выводу, что иного выхода совсем нет. Этим вечером он пойдет туда. Нужно договориться о паре выступлений. Это последний шанс, который отделяет его от холодных, продуваемых всеми ветрами Атлантики улиц Филадельфии.

Заведение открывалось в 9 часов вечера, а в 9 часов и 2 минуты на его пороге уже стоял мужчина в черном пальто и со странной сумкой за спиной. В той потрёпанной сумке, конечно, находился старенький саксофон, который музыкант купил еще лет 5 назад на местной барахолке. Любой дурак сказал бы, что это не больше чем хлам, ведь на барахолках лишь то и продают, разве нет? Мистер Лидс дураком не был. Именно поэтому он знал, что в таких местах можно купить вещи, с поистине грандиозным прошлым. Всего за 10 долларов ему достался именной саксофон одного из музыкантов группы Фрэнка Синатры. Это вам далеко не шутки. С тех пор Мэтью полировал саксофон ровно 3 раза в неделю, переживая за его исправность, ведь это был и его талисман, и единственный инструмент для заработка хоть каких-то денег. Как ни странно, спустя две минуты после открытия заведения, дверь отпирать никто и не думал. Мистеру Лидсу это не понравилось, на счету была каждая упущенная минута. Он несколько раз со всей силы постучал в дверь и дернул за ручку. Через мгновенье дверь отворилась и в проходе показался колоссальных размеров африканец. Он молча смотрел на Лидса. Видимо хотел что-то сказать. -Зачем стучать?! Видеть дверь закрыт! — прогремел баритон огромного сотрудника «Розы». Мэтью было растерялся, но сумел собраться с мыслями и выпалил — Так ведь у вас написано, что вы открыты с 9 часов вечера. — и указал на табличку рядом со входом. Саксофонист сделал шаг назад. И правда. Никто не мог знать, чего ожидать от настолько неприветливого африканца. -А сейчас сколько? — почесав голову спросил тот. -Уже полдесятого вечера! Это возмутительно. — произнес Мэтт, подключив всю свою актерскую игру и показывая издалека на циферблат наручных часов так, чтобы стрелок не было видно. У него получилось. Извинившись за «неудобность», местный охранник отошел в сторону и впустил мистера Лидса. Мужчина не спеша зашел внутрь. Людей еще не было, поэтому он мог внимательно осмотреться. Окинув взглядом зал и маленькие подмостки, с которых обычно звучала музыка, он лишний раз убедился в том, что это место облюбовали люди с совершенно разных уголков земного шара. Кое где на стенах висели небольшие расписные ковры. Вероятно, откуда-нибудь из Ирана или вроде того. Совсем рядом висели маски, точь-в-точь такие же, какие Мэтт видел в лавках приезжих африканцев. Над барной стойкой красовалось несколько флагов. Индийский, британский. Здесь же был и флаг Мексики. Но, что более странно, рядом висела нацистская свастика. «Отголосок войны, не иначе» — с пренебрежением подумал он. Впрочем, куда не глянь, везде были отголоски чего-нибудь. Чьей-то молодости, в виде разукрашенного бра, чьих-то исторических завоеваний, в виде бюста наполеона, рядом с пивными краниками, словом — калейдоскоп. Очевидно, саксофонист мог еще часами разглядывать интерьер кабака, но все его внимание привлекла стена, которая бы показалась заурядной кому угодно, даже вам, уж поверьте. На стене висела картина, представившаяся ему до боли знакомой. Он подошел ближе. На ней был изображен довольно непримечательный Сицилийский пейзаж. Однако… Он уже видел эту картину. Мэтт не верил своим глазам. Вообще-то он имел полное право не верить. Картина была написана Маргарет. Без сомнений. Ее инициалы в левом нижнем углу полотна. Мистер Лидс оцепенел. В его голове пронеслось все, что обычно проносится перед смертью — а именно самое хорошее. Однако мистер Лидс пока не умирал, он всего лишь окунулся с головой в образы и обрывки фраз, которые понемногу собирались в полноценные воспоминания о том, как было раньше…

Несмотря на то, что 1946 год был чертовски тяжелым, послевоенным, молодой доктор Маргарет не оставляла попыток поднимать себе «боевой дух». Сегодня, 12 мая, она спешила домой сильнее чем обычно. Мэтью наконец принес ей то, чего она так долго просила. Без четверти восемь вечера входная дверь отворилась и на пороге небольшой, но вполне милой и опрятной квартиры показалась невысокая фигурка в пальто и берете на французский манер. Девушка наконец-то добралась до дома. День был сложный, много пациентов и много беготни туда-сюда. Однако отдых не входил в ее планы. Быстрым движением руки она скинула с себя верхнюю одежду и повесила в прихожей. Небольшими быстрыми шагами она вбежала на кухню, где за чашкой кофе сидел молодой человек в синей клетчатой рубашке и читал вечернюю газету. К слову, выглядела рубашка совсем как новая, вероятнее всего таковой она и являлась. Мистер Лидс перевел взгляд на Маргарет и отложил газету в сторону. Мэтт загадочно улыбался. Так обычно улыбаются либо психи, либо те, кто приготовил тебе какой-то сюрприз. Мэтью, вроде-как, психом не был, а из этого можно сделать вывод, что Маргарет ждал подарок. -Привет Мэг, как сегодня в госпитале? — улыбаясь и будто из вежливости спросил молодой человек. -Да все ничего, забегалась правда, документов сегодня принесли целую кучу… У тебя как на фабрике? — продолжая театр вежливости нетерпеливо ответила Маргарет. Несмотря на то, что они оба понимали, что Мэг ждет сюрприз, Мэтью не хотел раскрывать все карты настолько быстро. Он встал из-за стола и подошел к небольшому окну, пытаясь скрыть еще больше расплывшуюся улыбку. -И у нас тоже все хорошо, потихоньку восстанавливаем производство. Сложно конечно, но теперь мы будем работать не за гроши. Уже хоть что-то. — задумчиво произнес Лидс. Все. Тянуть было нельзя, иначе Мэтт просто лопнет от нетерпения. Он развернулся и в несколько шагов оказался прямо перед Маргарет. Мэтт взял ее под локти и, глядя на нее, на секунду утоп где-то в своих мыслях. Он всегда в них утопал, когда решал вновь полюбоваться на девушку пристально. А ведь и правда, любоваться было чем. Она была невысока, но этого хватало, чтобы обнимать мистера Лидса так сильно, как никто и никогда не обнимал. Ее темные волосы всегда были ухоженными и буквально завораживали молодого человека тем, как вились, несмотря на то, что длина их не совсем достигала и плеч. Но самое красивое в ней — ее серые глаза. Таких глаз Мэтью не встречал никогда. Он прозвал их «жадными до жизни». Молодой человек всегда говорил, что видит в них пылающий огонь, говорил, что Маргарет смотрит на каждую вещь в этом мире с таким огромным интересом, будто жаждет познать всё и вся. Даже в те роковые дни, когда наступила война, Мэтт видел в глазах Маргарет теплую и зеленую весну. Весну без смерти, весну без стрельбы и крови. А Мэтт любил весну. Очень любил. Так же сильно, вероятно, он любил только Маргарет, единственного человека, который был жаден до жизни, который боялся опоздать везде и повсюду даже в то непростое время. Спустя пару секунд молчания, после того как он взял девушку под локти, мистер Лидс произнес — Я нашел все, чего ты просила. Это, конечно, было непросто в наше то время, но мне помог один хороший знакомый. Прости, что искал так долго… Мэтью немного опустил голову, будто чувствовал себя виноватым. А вот лицо Мэг просияло и в глазах заблестели искры. Она дождалась. -О господи Мэтт, да брось, все-таки нашлось же! Я так рада, ты не представляешь! Показывай скорее! — восторженно проговорила она, пытаясь сдержать свои эмоции в более-менее приемлемом ключе. Мэтью поднял голову и его лицо просияло тоже. Он крепко прижал Маргарет к себе, а затем чуть ли не побежал в соседнюю комнату. Через полминуты оттуда послышались какие-то странные звуки, будто он что-то отодвигал. Наверняка так и было, видимо он доставал сюрприз. После непродолжительной паузы, молодой человек медленным шагом вошел на кухню, держа за спиной какую-то коробку. Он вытащил ее из-за спины и протянул Маргарет. Немного замявшись Мэтт отошел в сторону, он не умел дарить подарки. Правильно принимать их он тоже не умел, но сейчас он именно дарил. Поставив коробку на стол, Мэг медленно открыла ее. Лицо девушки просияло еще больше. Там было именно то. На дне коробки лежало не так уж и много вещей. Внутри оказались всего лишь 2 небольших холста, деревянная нелакированная рамка, несколько кистей и чуть больше полдюжины тюбиков краски. Скорее всего, все эти вещи некогда принадлежали полевому художнику, но Маргарет это не смущало, она получила то, о чем мечтала последние 3 года. По понятным причинам она не могла этого себе позволить ранее. Она пропищала, сжав в кулаки свои маленькие ладони — Господи, Мэтью, спасибо, спасибо тебе огромное, я так счастлива! Молодой человек тоже был счастлив. Он смог дать то немногое, о чем мечтала Мэг. Для него это было главное и это было важнее всех благ. Она была довольна и ее глаза сверкали еще сильнее. Рисовать девушка, конечно, не умела. Однако она очень хотела, а порой именно это играет определяющую роль. В тот же вечер она неумело нарисовала свою первую картину. Она изобразила свою мечту. Сицилийский вид, точь-в-точь как в ее фантазиях. Цветов было немного, да и рука была не набита. Однако в этой картине мастерство и обилие красок были не столь важны. Важны были лишь любовь и счастье, которые Мэг вложила в каждый мазок кисти. Картина буквально испускала чувство и эмоции. После окончания работы, девушка решила, что получилось весьма неплохо и поэтому нужно поставить свои инициалы, как делают настоящие художницы. Она взяла на кухне немного поржавевший нож и стала тщательно выбирать в каком из углов нацарапать буквы М. Р. Размышляла Мэг не так долго, почти сразу решив, что подпись будет слева, ведь и сердце у человека слева. Она это точно знала. Она была врачом. Но выбрать сторону было мало, оставалось выбрать и угол. Сверху или снизу? Конечно снизу, там ее будет лучше видно. Пусть все знают, что такой незамысловатой, но желанной видит Сицилию загадочный М. Р. Ну или загадочная, кто ж этих художников разберет, только инициалы и ставят… «Мэг, уже поздно, пойдем ложиться.» — со снисходительной улыбкой проговорил мистер Лидс. Маргарет немного поворчала, ведь хотела еще полюбоваться на свое произведение, но все же пошла с ним. Завтра на работу. Тот день чертовски хорошо описывает все взаимоотношения молодых людей. Мэтт старался ее осчастливить, пусть даже чем-то простым, а она искренне радовалась, давая Мэтью силы двигаться дальше. Маргарет неимоверно любила его и была ему предана. Они даже подумывали завести щенка и назвать его Берни, но это было пока лишь в мыслях. Сначала нужно встать на ноги. Все было хорошо, даже замечательно.

Тишина все еще царствовала в кабаке. Тихо было для всех, кроме Мэтта, которому казалось, что на него давит буквально все. Голова Мэтью трещала по швам от отчаянных попыток отрицать старые воспоминания. Пока он проигрывал эту битву. То ли из-за того, что саксофонист был все еще единственным посетителем, то ли потому, что мистер Лидс стоял и смотрел в одну точку, а его руки тряслись словно у больного, к нему обратились. -Сэр, я могу вам чем-то помочь? Все в порядке? — донеслось откуда-то из-за спины. Тяжелая ладонь опустилась на плечо Мэтью, заставив того немного просесть. Развернувшись он увидел крепкого мужчину, возрастом около 45. На его широких плечах был надет чертовски отличный пиджак, каких Лидс еще не видал. Вещь явно была импортной и не дешевой. Из маленького кармана, слева на груди пиджака, виднелось что-то очень похожее на платок. По-видимому, это был именно он. Вещица цепляла взгляд. Ее контраст с серым костюмом невозможно было не отметить. Она был красной. -Что с вами? — переспросил мужчина и снял серую, под пиджак, шляпу. Не в силах больше сопротивляться испытующему и пронизывающему самые недра души прищуру не менее серых, чем вся одежда, глаз, Мэтт обронил. — Д-да, все хорошо, замечтался немного, только и всего. Не знаете, где здесь кабинет местного главного? В глазах господина напротив вспыхнул неподдельный интерес. Теперь эти серые огни выглядели даже дьявольски. -Вам не придется его искать. Он перед вами. — отрезал господин в сером и указал на ближайший столик. — Присядете? -Р-разумеется. — опешив от такого резкого развития событий произнес саксофонист. — Простите, как я могу к вам обращаться? -Джеймс. Джеймс Браун. К вашим услугам. — усаживаясь на стул представился он. Рука господина в сером потянулась во внутренний карман пиджака. Вскоре откуда-то изнутри была извлечена дубовая трубка. Изделие судя по всем было довольно старинным. На чаше были выгравированы инициалы. — Р. Б. Жестом Браун подозвал одного из официантов, после чего сказал ему что-то на ухо. Официант спешно удалился. -И так, чем я могу вам помочь, мистер … — оборвался и тут же попытался вспомнить имя собеседника Браун. — Вы, очевидно, забыли представиться. — улыбка чеширского кота расплылась на морщинистом лице «главного» в этом заведении. -Вот же черт, простите. Меня зовут Мэтью Лидс. Я саксофонист. — торопливо проговорил музыкант. Секунду поразмыслив он добавил — «Саксофонист любитель». -Что ж, мистер Лидс. Я полагаю вы ищете работу? — задумчиво произнес собеседник, вновь прищурившись. Прервал их диалог внезапно вернувшийся официант. В руках он принес что-то вроде пепельницы или небольшой глубокой тарелки. Вещица привлекла внимание Лидса. Она была чуднОй, в форме атомной бомбы с надписью «Малыш» с правой стороны. Очевидно эта штука была изготовлена с оглядкой на ту самую боеголовку, которую США сбросили на Хиросиму и Нагасаки. Мэтта передернуло. -Именно так, я хотел бы предложить вам свои выступления на этой неделе. Сколько дадите… Хотя бы два. — произнес Мэтт и перевел взгляд на сумку с саксофоном, стоявшую у стола. -Интересно. Какой же у вас репертуар, господин саксофонист? — сказал Браун с интонацией человека, вовсе не вовлечённого в диалог. Джеймс пристально смотрел на нервничающего Мэтью, однако это не помешало ему вытащить из кармана на пиджаке тот красный платок и тщательно протереть им трубку. — Привычка. Не обращайте внимания. — пояснил мистер Браун. -Луи Армстронг. В основном. Могу сыграть Синатру, если вы ценитель. — задумчиво проговорил Мэтью, перебрав в своей голове всевозможные композиции. -Прекрасно, обожаю обоих. Вы приняты, приступаете сегодня же в 11 часов вечера. За долей приходите в мой кабинет на втором этаже. Комната там одна, не ошибетесь. — нетерпеливо, но с чувством произнес загадочный мистер Браун. Джеймс резко встал, потушил сигарету об атомную бомбу, схватил со стола шляпу и выпалил то, чего Мэтт ожидал меньше всего. Вернее, Мэтт знал, что он будет говорить с господином в сером о картине, но никак не мог представить, что Браун сам затронет эту тему. -Если вы хотите поговорить об этой картине, зайдите ко мне после своего сегодняшнего выступления. Сейчас я спешу на встречу. — совершенно неожиданно для Лидса подытожил Джеймс. — И да, помните, работа на первом месте. Сконцентрируйтесь и покажите нашим гостям свое мастерство. За гонорар не переживайте. Бедный саксофонист остолбенел уже дважды за 10 минут. Ну и вечер сегодня, все-таки… Взглянув в след убегающему главному «Розы» Мэтью чертовски глубоко задумался. Вопросов у Мэтта стала в два раза больше. А то и во все три. Но сейчас нужно думать о другом. Люди начинали рассаживаться в зале. Вечер в «Розе» начинался. Это могло значить лишь две вещи — первое это то, что саксофонист сегодня отобьет как минимум 15 баксов, ну а второе — есть шанс, что этой ночью ему отобьют почки. Шум наполнил кабак.

Лион.11 мая.1949 год. Тусклый свет едва ли справляется с освещением небольшой, но приличной комнатки. Обставлена она небогато. Да в нее много и не поместится. Кристально вымытое окно, в которое уже пробивался свет недавно взошедшей луны, прикрывают бледно-зеленые шторы. На подоконнике же стоит стеклянная ваза. В ней луговые цветы. На против окна, в углу, стоит одноместная кровать с деревянным изголовьем. На ней лежал аккуратно сложенный медицинский халат. Старинный резной шкаф, стоящий в другом углу, практически выталкивал маленькое просиженное креслице к дверному проему. А из-за приоткрытой двери гардероба виднелся кусочек голубого платья, которое судя по всему недавно мерили. Юная девушка в незамысловатой пижаме сидела за письменным столом, держа в левой руке чашку с чем-то горячим. Скорее всего это был чай, травяной запах наполнял комнату. Серые глаза пристально вглядывались в лист бумаги перед ними. Она писала письмо. Это было ясно. Рядом лежал конверт и марки. Исписанные листы черновиков громоздились кучкой в углу стола. «Ну все, вроде готово. Осталось лишь перечитать и подправить, а завтра схожу на почту». — улыбнувшись подумала Маргарет. Она стала читать. «Дорогой Мэтт, пишу тебе еще одно письмо из Лиона. С моего отъезда прошло уже чуть-чуть больше года. Работы тут все еще хватает, но у меня все хорошо, не унываю. Я надеюсь ты не обижаешься на меня… Я уже писала тебе, как так вышло. Не знаю почему ты не отвечаешь на письма, однако искренне верю в то, что это проблема местной почты. Думаю, твои задержавшиеся ответы скоро придут, и я прочитаю их с улыбкой на лице. Как ты там? Как Берни? Грустит небось без хозяйки. Передавай ему от меня крепкий поцелуй в нос! Я так по вам скучаю, но по тебе разумеется больше. Я обещаю прилететь домой к твоему дню рождения 21 июля. Билет до Нью-Йорка я уже оплатила. Жди меня, Мэтт. Люблю тебя. Навсегда твоя Маргарет». Мэг закончила читать письмо и выдохнула с упоением. Завтра она пойдет на почту и отправит его, а может быть и заберет долгожданные ответы. Представляете себе — писать письма и не получать ответов целый год. Вы бы вероятно перестали писать. Но девушка не перестала, она знала, что Мэтью их точно читает. Встав из-за стола, она подошла к окну и приоткрыла штору. Ночной Лион был куда как прекраснее дневного. Фонари освещали главную улицу, на которой находилась съемная квартирка юного доктора. Вот какой-то прохожий спешит по бульвару. Наверное, торопится поскорее вернуться домой к своей жене. Мэг замечталась. Стрелки часов остановились на 12. Выключив свет, Маргарет Росс, доктор с «золотыми» руками, как ее прозвали в Лионе, легла в свою кровать, перед этим повесив халат на стул. Засыпая, девушка представляла, как прилетит в Америку, как встретит Мэтта, и как они вновь будут счастливы. Она еще не знала, что, когда прилетит в Нью-Йорк, Мэтью не будет дома. Его не будет в Нью-Йорке.

Музыка и голоса ночных гуляк доносились из-за дверей «Увядшей розы» по прохладным улицам Филадельфии. В заведении было настолько шумно и весело, что случайные прохожие все чаще заглядывали на «огонек». «Черт, насколько же много людей. Я и подумать не мог, что это место пользуется такой популярностью». — проносились мысли в голове саксофониста, играющего в «Розе» на сцене первый раз. Мистер Лидс играл на инструменте уже по привычке, поэтому он мог с относительной внимательностью оглядеть зал и тех, для кого он сегодня выступает. Сначала его глаз зацепился за мужчину в необычной одежде, одиноко сидящего за столиком в углу. Он был одет в цветастую рубашку с коротким рукавом и бежевые брюки. Подперев голову рукой, азиат допивал 3 стакан. Судя по бутылке на столе, это был бренди. Похоже у него случилось что-то очень плохое. Он то и дело доставал из кармана помятый листок, читал его, а затем начинал вытирать слезы. Выглядел он разбитым и подавленным. Висящий над ним на стене череп какого-то оленя будто намекал на присутствие смерти рядом с человеком. У двух же других мужчин в противоположном углу зала за круглым столиком все было совсем наоборот. Они весело сидели и осушали кружку за кружкой. Чернокожий официант не успевал подносить им стаут на подносе в виде ската. На вид они выглядели типичными британцами, однако в говоре их то и дело проскальзывали чисто американские словечки. Говорили они, судя по всему о боксе, ведь один мужчина, что покрепче, красочно жестикулировал. «Лучшие друзья, не иначе. Хорошо иметь такого друга, с кем можно посидеть в кабаке и поговорить за кружкой пива, даже чертовски хорошо». — подумал Мэтью не без нотки зависти. То тут, то там в зале сидели и арабы, и африканцы. Местами даже Мэтт замечал лица и других азиатов, помимо того, что был убит горем, однако все эти люди выглядели довольно заурядно. Все как на подбор, в костюмах и туфлях. Словом — ничего интересного в них и не было. Разве что компания французов, весело распивающая белое вино могла заинтересовать, да и те выглядели не сильно отлично от массы в центре зала. Заскучавшим взглядом саксофонист снова обводил сидящих, пока его глаза не встретились с карими глазами печально-красивой незнакомки. Она сидела буквально рядом с той компанией французов, за соседним небольшим столиком, и именно поэтому не привлекла к себе должного внимания изначально. На вид ей было около 30. Черные длинные волосы, которые она вероятно очень старательно заплетала в две косы, свисали по обе стороны перед плечами. На ее хрупких плечах было надето нежно голубое платье. Сидела она одна, а на столе была всего лишь бутылка вина и твердый сыр в треугольной миске, в качестве закуски. Не отводя взгляда от саксофониста, женщина взяла своей изящной рукой бутылку и налила в бокал красную жидкость. После этого мисс подозвала официанта. Через минуту ей принесли второй бокал, она наполнила и его. Оставив два бокала полными, незнакомка задержала взгляд еще на секунду, а затем показательно отвернулась и продолжила наслаждаться живой музыкой. Двусмысленности быть не могло. Мэтью решил, что он обязан подойти к той мисс после выступления. После этих мыслей, его передернуло, что отразилось и на звучании саксофона. Несколько человек окинули осуждающим взглядом осекшегося музыканта, но тут же вернулись к своим делам. Нужно было продолжать играть.

Настенные часы, в которых, почему-то, вместо кукушки была маленькая синяя рыбка пробили 2 часа ночи. Несмотря на довольно позднее время, людей поубавилось несильно. Однако, в зале то там то тут образовывались свободные пространства, которые отделяли шумные компании от менее шумных одиночек, а иногда и пар. За одним из таких отделенных столов сидела как раз-таки пара. Разумеется, пара обычных людей, а не любовников. Еще было рановато, мистер Лидс был не готов к настолько быстрому развитию событий. Изрядно выпив шнапса, Мэтью подсел сюда около 15 минут назад. Они успели лишь познакомиться и выпить те два бокала вина, которые так неоднозначно и показательно разлила Беатриче на глазах у музыканта. Она была итальянкой. Даже не потому, что она выглядела как итальянка, а потому, что сама в этом призналась. Родом из Неаполя, ей пришлось укрываться от фашистского режима и второй мировой. Она не совсем разделяла те взгляды. Говорили они в основном о путешествиях и о итальянском вине, Мэтт, неожиданно для нее, оказался неплохим знатоком виноградного напитка. Однако, те два стакана бренди, что он только что осушил практически залпом, оказались лишними. Язык мистера Лидса развязался окончательно. Монолог о том, как с ним обошлись мог бы растрогать любого, но Беатриче по каким-то причинам оказалась крепкой. Вероятно, она тоже пережила что-то тяжелое. Знаете ли вы, что ничего так не закаляет человека, как предательство? Беатриче наверняка это знала. Мэтью не старался кого-то растрогать. Он просто хотел вывалить наружу все то, что его терзало. Хотя-бы в вкратце, без подробностей. Но от всей души. -Мы любили друг друга. Чертовски любили. Представляешь, мы остались вместе даже в годы после войны. 5 лет Беатриче. По тем временам это огромный срок… Я так старался ее радовать! Ее глаза… О, ее глаза… Лучшее, что я видел. В них была жизнь, даже когда ей доводилось смотреть на смерть. Это дорогого стоит, уж поверь. Я видел смерть. Нас не получилось разделить даже линией фронта. Знаю, банально, однако… Она была и правда последним человеком, который мог меня понять. Даже во время войны мы отправляли друг другу письма раз в две недели, я всегда переживал за нее. Она была такой беззащитной, хоть и бойкой. Обычно таких сложно сломить. Только близкий человек может нанести таким людям вред, поэтому я всегда выбирал слова и до последнего обдумывал свои поступки. После того, как отец ушел со мной на фронт и погиб там, мать не дождалась нас и умерла дома от болезни. Сказать, что мне было тяжело — не сказать ничего. Всю мою жизнь я мог положиться на них, хоть они и любили иногда меня «повоспитывать» даже в недетском возрасте. А потом их резко нет. Просто нет. Как нет и всех моих близких друзей. Они остались лежать под Нормандией. Но была она, последнее, что осталось. А еще у нас потом была собака, а еще мы оба мечтали о солнце Сицилии, я уже хотел жениться представляешь! Мне оставалось лишь немного подкопить и тогда» … В глубоко зеленых глазах Мэтью, устремленных куда-то далеко-далеко, плыло все больше и больше. Он прервался и задумался. Мышца на его лице дернулась и выражение резко сменилось. Улыбка стерлась с его лица. -Все было хорошо. — сказал он без малейшей эмоции. — А потом. Она уехала. Во Францию. И больше я о ней не слышал. Ни одного письма… За год. Практически за полтора. — голос Мэтью дрогнул. На секунду он замолчал. Достав из кармана пачку дешевых сигарет, c которых буквально сыпался табак, он закурил. Его это успокаивало. Он молча смотрел в потолок и, по всей видимости, гнал прочь свое «чертово сожаление», как он любил выражаться. -Я не верил первые полгода. Я ждал. Хотя-бы чего-то. Хотя-бы 2 строк. Не пришло ничего. Потом меня начали посещать ужасные черные мысли. Я начал понимать, что меня предали. Наверняка жизнь во Франции оказалась куда лучше той, которой жили мы. Честно сказать, я никогда бы не подумал, что она способна на такое. Всегда думал, что она меня искренне любила. Маргарет казалась мне такой чистой… Светлой и теплой. Судя по всему, такой она не была. Совсем не была». Голос мистера Лидса дрогнул снова, но уже сильнее. Он не придавался таким воспоминаниям уже около 3 лет. А рассказать об этом кому-то он и вовсе не мог за всю ту жизнь, что проживал без последнего человека, который его понимал. Беатриче задумчиво сидела напротив, и вглядывалась в мужчину, в которого, как и ее саму, потрепала жизнь. Она понимала, что Мэтт был не отсюда. Он бы попросту не смог остаться в том городе, в котором пережил такое подлое предательство. Она знала об этом. Ее тоже однажды предали. Она не осталась в Неаполе. Периферическим зрением мистер Лидс заметил, что к ним вроде как кто-то подсел. Но ему было не до этого серого расплывчатого пятна в шляпе, даже несмотря на то, что пятно показалось ему знакомым. Казалось будто он где-то видел этот контраст. Красное на сером. Шум кабака становился все тише и тише в ушах Мэтью. Подсевшее серое пятно не вызывало интереса. Он был уже не здесь. Он был в Нью-Йорке. Он был 5 лет назад.

Нью-Йорк.20 июля.1949 год. Несмотря на безответные письма, Мэг, как и обещала, прилетела в Америку ко дню рождения Мэтью. Она хотела сделать ему сюрприз, поэтому добралась до Нью-Йорка уже 20 июля, чтобы успеть купить что-нибудь в подарок. Денег теперь было достаточно. Маргарет сняла небольшую комнату на соседней от их с Мэттом квартиры улице. Добродушная пожилая собственница квартиры оценила по достоинству намерения милой девушки и, выслушав всевозможные восторженные описания возлюбленного, посоветовала ей заглянуть в магазинчик на углу. Там недавно открылся музыкальный магазин. Девушка знала, что мистер Лидс всегда хотел играть на музыкальном инструменте. Его мечтой был саксофон. Мэтью собирал вырезки из газет с портретами музыкантов тех времен. Особенно вырезки с Фрэнком Синатрой и Луи Армстронгом. Не раздумывая, она вылетела из старого дома и на всей своей скорости помчалась в лавку с музыкальными инструментами. Прохожие на улицах были в смятении, они еще ни разу не видели, чтобы по улице бегала настолько красивая и хрупкая девушка, к тому же еще и в прекрасном небесно-голубом платье, пошитом на французский манер. Не спешить она просто-напросто не могла, ей чертовски не терпелось купить для Мэтта его первый саксофон. Дверь в магазин распахнулась. -Доброе утро, сэр! У вас есть саксофоны? — сходу выпалила бойкая девушка. -Разумеется, мисс. Однако все дешевые разобрали, у нас осталось лишь несколько штук, цена которых будет выше среднего. — лениво отвечал мужчина за прилавком. Судя по всему, его день начался совсем недавно. -Покажите мне их пожалуйста, мне не важна цена. Они красивые? Сойдут за подарок? — восторженно отозвалась Маргарет. В музыкальных инструментах она понимала мало что, однако точно знала, что они должны быть красивыми. А еще она знала, что Мэтью уж точно найдет применение ее подарку, каким бы он ни был. Продавец вздохнул и нехотя встал. -Идите за мной. — проговорил мужчина и поманил ее за собой. Пройдя вглубь коридора и взглянув на правую стену в соседнем зале, взору Мэг открылся целый мир духовых инструментов. Однако ее интересовал один конкретный вид. Саксофоны были справа снизу и их действительно осталось немного. Однако, по мнению девушки, они все были чертовски красивы, а это главное. -Да уж, цены немного высоковаты… — не без досады размышляла Маргарет. — Однако, какая разница, это ведь подарок для Мэтта. Тут уж точно жалеть денег не нужно. Она выбрала блестящий новенький саксофон по цене, которая год назад показалась бы ей слишком высокой, чтобы вообще о ней думать. Сейчас все было иначе. Оплатив музыкальный инструмент, девушка направилась к следующему магазину. Она должна была купить коробку и подарочную ленту. Благо подходящая лавка была через дорогу. Это не заняло много времени и вскоре Маргарет снова вышла на улицу. Все. Лучший в жизни Мэтью подарок готов. Его осталось только подарить. Но это завтра. Теперь уже хрупкая мисс в голубом платье шла по улице не спеша. Она была где-то глубоко в своих мыслях, о которых люди, чуть ли не сталкивающиеся с замечтавшейся Мэг, могли только гадать. Это ж насколько глубоко нужно задуматься, чтобы сталкиваться с прохожими? На самом же деле, в ее мыслях не было чего-то необычного или несбыточного. Она всего лишь представляла, как завтра постучится в дверь квартиры номер 29, как не верящий своим глазам Мэтт выбежит к ней в объятия, как они будут счастливы видеть друг друга. Прекрасные мысли не так ли? Вот и Маргарет так думала. Она считала, что всегда нужно думать о хорошем и тогда оно обязательно сбудется. Такой уж она человек. Оптимистка, пусть даже иногда и слепая.

Нью-Йорк.21 июля.1949 год. Субботнее летнее утро в Нью-Йоркемист начиналось прекрасно. Небо было настолько голубым, что даже не верилось в реальность такого цвета. Лишь одинокие облака то тут то там бороздили бескрайний простор и время от времени ненадолго затмевали лучи сверкающего солнца. Этим утром Маргарет казалось, что все самое плохое и страшное позади, прекрасная утренняя погода и стакан кофе, купленного в кофейне ниже по улице, лишь подкрепляли ее счастливое настроение. В 10 часов утра она уже была на полпути к их с Мэттом обжитой, хоть и съемной квартирке. Несмотря на то, что она была с головой в своих счастливых мечтах, ее внимание привлекло и кое-что извне. Очень уж чудесно играл уличный музыкант на пересечении двух улиц. Она даже задержалась на пару минут, чтобы послушать его игру. Мэг представила, как Мэтью играет ей дома на саксофоне. Ее улыбка растянулась еще больше. Теперь уж точно ничего не могло ей помешать или испортить настроение. Но задерживаться настолько долго было нельзя. Пора двигаться дальше. Поэтому не без нотки сожаления, ведь музыкант начал играть одну из тех песен, которые Маргарет очень нравились, Мэг пошагала в сторону соседней улицы. Вот она. Хрупкая невысокая девушка в голубом платье стоит на пороге дома, в котором в квартире 29 ее ждет самый нужный и самый важный для нее человек. Она распахнула входную дверь и вошла в небольшую комнатку с почтовыми ящиками и лестницей наверх. Этажей было не много. В сущности, всего три. Она было собиралась подняться, как ее глаз зацепился за стену с почтовыми ящиками. На их с Мэттом ящике номер 29 отсутствовала последняя цифра. «Странно, наверное, отвалилась, нужно поискать на полу». — подумала Мэг. И правда, упавшая цифра 9 оказалась прямо-таки снизу, под ящиками. Она в два шага подошла и подняла ее. Теперь ее нужно приделать обратно, что и пыталась сделать девушка. С лестницы послышались шаги. -Доброе утро, юная мисс, что вы делаете? — сказал голос пожилого человека откуда-то из-за спины. Маргарет резко развернулась и увидела старого мистера Джонсона. -Доброе утро, мистер Джонсон! Я вот пытаюсь приделать эту дурацкую цифру на место. — оживилась девушка. -Не знаю, откуда вам известно мое имя, мисс, однако то, чем вы заняты-дело хорошее. Мне приходится уже практически год приделывать ее на место. Ума не приложу, почему хозяин этого ящика никак не может починить ее. — неторопливо размышлял простодушный старик. Очевидно мистер Джонсон забыл, кто такая Маргарет, забыл, что она жила в этом доме в квартире 29. Он был очень стар, ему было около 85, если Мэг помнила все правильно. Наконец девушке удалось приделать на место эту чертову девятку, и она пошагала в сторону лестницы. -Всего хорошего, мистер Джонсон. — учтиво и с улыбкой произнесла Маргарет. -До свидания, юная мисс. — откликнулся уже спустившийся к самим ящикам старик. Мэг успела подняться на половину пролета и услышала, как пожилой мужчина крикнул ей в след. — Пожалуйста, передайте в квартиру номер 26, что им пора бы уже починить свою чертову шестерку! -Хорошо, передам! — крикнула Мэг в ответ без особых раздумий. А потом до нее дошло. «Интересно при чем тут шестерка? Это же цифра 9. Странно… Может оговорился.» — проскользнуло в голове юной мисс в голубом платье. Тем временем она уже стояла напротив двери в свою квартиру. Мэг постучала в дверь. Тишина. «Может спит еще, соня». — с улыбкой подумала девушка. Она постучала во второй раз, затем в третий. Полнейшая тишина за дверью. Лишь небольшой сквозняк проходил под дверью и пронизывал щиколотки девушки. Боковым зрением она заметила, что кто-то выглянул из соседней квартиры. -Мисс, зачем вы туда стучите? Там ведь никто не живет! Видите, не открывают! Не шумите! — не без раздражения произнесла сонная незнакомая женщина. Маргарет сначала не поняла. Потом посчитала это шуткой. -Как это никто не живет, тут живет мужчина. Мэтью Лидс. Да и я тут жила около года назад. Он, наверное, спит еще, простите за шум, постараюсь быть тише. — с виноватой улыбкой вполголоса проговорила Маргарет Росс. -Мисс. Заканчивайте шутить, Время 10 утра, выходной. Люди отсыпаются. Если есть желание посмеяться над другими — идите в цирк. Я вам уже сказала. Никого там нет. Около двух недель точно. — произнесла женщина, которая уже начинала терять терпение. Маргарет впала в полнейший ступор. У нее не укладывалось это в голове. Куда он черт подери мог деться?! Она пошатнулась, видимо подскочило давление или вроде того. Мэг оперлась о стену. Полнейшее замешательство. Резкий панический страх. Надежда на то, что женщина была сонная и не поняла, что вообще сказала. Ее мысли носились в голове туда-сюда и сбивались друг с другом. Она смогла проговорить только несколько слов. -Простите, не могу ли я позвонить от вас? — еле-еле сказала тихим голосом Мэг и резко осела. Незнакомка поняла, что произошло что-то ужасное и смиловалась над Маргарет. Она впустила ее внутрь и налила стакан воды. -Телефон в той комнате. Прямо по коридору и направо. На столе. — до сих пор не понимая до конца, что произошло проговорила соседка. С совершенно пустыми глазами девушка прошла по коридору, задевая плечами стены. Она была настолько потрясена, что даже забыла забрать с лестничной клетки коробку с подарком. Однако теперь вопрос праздника стоял под большим вопросом. Как бы банально и безвкусно это ни звучало. Мэг набирает номер хозяйки квартиры. Пошли гудки, и девушка стоит в ожидании. От того, что она услышит с другой стороны, зависит если не вся дальнейшая жизнь Маргарет, то абсолютная ее часть. Полнейшая тишина окутала утреннюю озаренную, сквозь окна, летним солнцем квартиру. Даже ход часов был едва ли слышен. Все будто замерло в ожидании. Люди и машины на улице, хозяйка телефона, вообще все. Тишину прервала короткая фраза. -Как уехал?.. — еле слышно произнес надломившийся голос Маргарет откуда-то из гостиной. Через полминуты телефонную трубку положили. Тихо было примерно 10 секунд. Маргарет держалась не долго. Плач, который слышался тем утром из квартиры 28 обычно слышится во время похорон, когда люди видят смерть, осознают то, что человека больше нет. И не будет. То был плач пустоты. Всеобъемлющей пустоты. Плач невыразимо огромной дыры внутри маленькой хрупкой девушки. Никто бы и не подумал, что Мэг, ни раз видевшая смерть, может плакать настолько долго и сильно. Никому прежде не доводилось видеть такое. Маргарет никогда не плакала даже на похоронах. Сейчас она была не на них. Однако в ее жизни умер человек. Человек, за которого она хотела выйти замуж. Ради которого было все. Мэтью Лидса больше не существовало как такового. В Нью-Йорке уж точно. Он существовал лишь для скупой и неприятной хозяйки съемной квартиры где-то в Филадельфии. С того момента его не знал больше никто. Повсюду он был чужой. Приди Маргарет к квартире 29 раньше хотя-бы на месяц… Мэтт бы не уехал. Он бы узнал, что письма от его девушки просто-напросто не доходили. Целый год не доходили. Какая же глупость. Как же банально и оттого еще больнее. Чертова девятка на почтовом ящике. Почтальон не нашел указанный адрес. Только и всего. Воля случая. Две разведенных порознь жизни. Таким стал последний аккорд для Мэтью и Маргарет. Для двух неимоверно любящих друг друга людей.

Первое, что увидел перед глазами мистер Лидс, после того, как очнулся, — незнакомый кабинет. Или комнату. Явно что-то из этого. «Черт возьми, как же звенит в ушах». — первое, о чем подумал мужчина. «Какого дьявола вообще вчера произошло? Все как в тумане. Как же хочется пить. Ох… Моя голова… “ — поочередно проносилось мысли Мэтью Лидса, когда он проснулся на утро после своего выступления. Кое-как, не без усилий, он смог подняться на ноги. Оказывается, все это время он сидел в кресле. К слову, а какое все это время? Сколько тут просидел мистер Лидс? И вообще, где это — здесь? Саксофонист решил осмотреться. И правда — пора бы уже. Помещение было сравнительно небольшим. Точно чей-то кабинет. Ну обставлен он по крайней мере точь-в-точь как какой-нибудь кабинет. Осталось лишь узнать чей он. Тут уже только гадать по интерьеру. Мебель здесь была довольно-таки старинная, резная, хоть и потертая. Плотные бархатные шторы белого цвета не позволяли солнечному свету проходить внутрь. В кабинете имелись и два больших книжных шкафа, до верху забитых разнообразными разноцветными томами. Большущий ковер, очень похожий на персидский, застилал абсолютную часть комнаты. На резном столе стояла небольшая лампа. Лежали стопками какие-то документы. Пепельница, до верху забитая пеплом. Возле стола стоял стеллаж, на одной из полок которого находился небольшой сейф. Разумеется, он был закрыт. На другой полке был расставлен небольшой сервиз. Очевидно фарфор, возможно даже китайский. Узор на чашечках по крайней мере весьма походил на нечто азиатское. Ниже стояли некие фигурки. Мэтт не мог точно сказать, из чего они были сделаны, однако искусность мастера не подвергалась сомнению. Они изображали разнообразных экзотических животных. Здесь были и слоны, и тигры, и даже смешной наружности обезьяны. Мэтт был заворожён такой скрупулёзной работой. Посмотрев в другую сторону, Мэтью увидел висящую на стене картину мужчины в возрасте. Выглядел он весьма и весьма состоятельно. По деталям картины можно было сделать вывод, что мужчина был европейцем. Об этом говорила и вычурность его одежд, и интерьер помещения, в котором он сидел. После того, как Лидс подошел ближе, он увидел некие инициалы в углу картины. Р. Б. были начертаны готическим шрифтом. Выглядело занимательно. Саксофонисту показалось, что он где-то уже видел эти буквы, но никак не мог припомнить — где конкретно. В кабинете стоял и кожаный диван, застеленный шкурой медведя, однако Мэтью не был точно уверен — подлинная она или же нет. Комнатка была очень колоритной. В ней еще имелось множество деталей, которые Мэтт мог рассматривать с интересом и дальше. Он уже даже отвлекся от своего физического состояния. Тем не менее, его созерцание эстетики прервал знакомый голос. -Доброе утро, мистер Лидс. — донеслось из-за спины, где судя по всему секунду назад неслышно открылась дверь. Мужчина вздрогнул от неожиданности и повернулся в сторону звука. В дверях стоял Джеймс Браун. Его серые глаза, как и вчера хитро искрились. -Ох, мистер Браун. Здравствуйте. Так это я в вашем кабинете? Не расскажите ли мне, что произошло после моего выступления? Я практически ничего не могу вспомнить. Единственное я помню какую-то женщину. Ну собственно это и все. — растерянно проговорил Мэтью, чей утренний вид не мог не вызвать сожалений. — Ее имя начинало то ли на В то ли на Б, вроде того. На лице Джеймса вновь расплылась улыбка чеширского кота. -Дорогой мой друг, присядьте, я вам расскажу все и по порядку. — произнес мистер Браун не без доли сарказма и указал на диван. Сам же он сел за свой стол. Как и вчера, мистер Браун извлек свою резную трубку из внутреннего кармана пиджака и протер ее красным платком. Джеймс ухмыльнулся, глядя на растрёпанного собеседника, и стал поджигать табак в чаше. Увидев деревянное приспособление, Мэтью вспомнил, что инициалы Р.Б он видел именно на трубке Джеймса. -А что такое Р.Б? — максимально вежливо постарался узнать мистер Лидс. -Ричард Браун. Инициалы моего отца. — нехотя отозвался Джеймс. Резная трубка господина в сером оказалась вовсе не его собственной, а отцовской. «Наверняка часть наследства. Деревяшка явно не из дешевых». — размышлял саксофонист. -Итак мой друг. С чего бы мне начать?.. Хм… Ну, во-первых, вы неплохо сыграли. Посетители были довольны. Во-вторых, … По неизвестной мне причине вы нажрались как свинья и заснули за столом Беатриче. Она сказала, что вы изливали ей душу, что и стало поводом дать волю своим алкогольным пристрастиям». — буднично проговаривал пункт за пунктом хозяин заведения. -Вот черт… Я начинаю вспоминать… Хотя стоп, подождите минутку. Вы знаете ту женщину? Беатриче? — с неподдельным интересом воскликнул Мэтт. Внезапно послышался звук открытой двери. В комнату вошла среднего роста женщина с черными косами и в голубом платье.

Теперь в кабинете Джеймса Брауна сидели уже трое. Хозяин «Розы», не вставая из-за стола, пригласил Беатриче сесть на диван рядом с мистером Лидсом. Женщина охотно согласилась. Закинув ногу на ногу, итальянка сидела непринужденно. Ее карие глаза скользили по резковатым чертам фигурок экзотических зверей на полке стеллажа. Глубоко-зеленые глаза Мэтта скользили по чуть менее резковатым, но от того не менее прекрасным, чертам Беатриче, которая сидела слева от него. -Что ж, я рад, что вы познакомились. Хоть и при таких странноватых обстоятельствах. Не понял я, конечно, как так вышло, но все же. Друг мой, вы, кажется, спрашивали знаю ли я эту прекрасную мисс? — сверкнув глазами загадочно проговорил Джеймс. — Как вы уже наверняка поняли — да. Познакомились мы около года назад. С тех пор она помогает мне вести дела в Филадельфии. Можно сказать, она — моя элегантная и хрупкая правая рука. — кивнул в сторону Беатриче мистер Браун. -Я бы конечно не сказала, что я сильно помогаю Джеймсу. Скорее периодически появляюсь в «Розе» и беру некоторые поручения. Отвезти бумаги, договориться с людьми, навестить конкурентов. Sai, Matt. — окинув снисходительным взглядом все еще сонного саксофониста парировала женщина. -В сущности, такая помощь мне нужна больше всего, Беатриче. Ты же знаешь, я сейчас разбираюсь с последними делами, перед отъездом из Америки. Лишняя беготня мне ни к чему. — отвлеченно размышлял Браун. «Ну и парочка, определенно стоят друг друга. Что один, что вторая. Наверняка тут все еще не так просто, как кажется, оба они какие-то мутные. Ладно еще Беатриче, она женщина. Но этот Браун… Точно ведь что-то скрывает». — внимательно разглядывая обоих собеседников думал Мэтью. -Ах да, друг мой, совсем забыл. У вас наверняка есть ко мне множество вопросов. Я человек отнюдь не глупый, ваше смятение было написано у вас же на лице во время нашего разговора. — неторопливо, будто желая прочувствовать каждое слово выговорил Джеймс и его лицо вновь украсила жутковатая улыбка. — Прежде всего, отвечу вам на вопрос, почему принял вас так просто. Тут есть два пункта. Во-первых, мне и правда нравятся Луи Армстронг и Фрэнк Синатра. Во-вторых, кажется вы связаны с картиной в зале. Я решил узнать вас и вашу историю получше. Беатриче еле заметно оживилась, и по всей видимости направила все внимание и слух на разговор тех двоих. -Вы правы Джеймс. Однако, на самом деле, меня терзает лишь один вопрос. Откуда у вас эта картина? Где вы ее взяли? — эмоционально выпалил Мэтт. — Пожалуйста, расскажите мне в подробностях. Мне это важно. Повисла минутная пауза. Мистер Браун встал и прошагал до своего стеллажа. Наверху было два шкафчика, после открытия которых, остальные двое узнали, что там Джеймс хранит напитки. Взяв два стакана, он сел на место. -Виски? — вопрошающая фраза повисла в воздухе кабинета. -Нет, спасибо, мне было достаточно вчера. — горько произнес Лидс. -Да я и не вам. Ясное дело, что вам достаточно. — сухо ответил Браун. — Беатриче, тебе налить? -Si, prego. Немного можно. — уголком губ улыбнулась женщина и согласилась на стаканчик шотландского напитка. -Так вот, мой дорогой друг. — разливая виски, продолжал Джеймс. — Случилось это довольно-таки давно. В сущности, около 5 лет назад. В те годы я жил в Нью-Йорке, недавно перебрался в Америку, будучи уроженцем британских островов. Жил я небогато, старался выбиться в люди как мог. Ничего и никого у меня не было, необходимость «крутиться» меня чертовски угнетала. Однажды я прогуливался в одном из местных парков и заприметил на одной из лавок чью-то кучу барахла. Хозяина видно не было, поэтому я, как настоящий полунищий мигрант, решил забрать чего-нибудь себе. Только я потянул руки к непонятным приоткрытым коробкам, из-за моей спины послышался женский голос. Я обернулся и первое, что увидел — необычайно красивые серые глаза. Но кое-что в них отталкивало. В них не было жизни. От слова совсем. Они были пусты как бездонный темный колодец. Хозяйкой этих глаз оказалась женщина, которой на вид было около 30 лет, волосы были недлинны, цвет их был цветом каштана. Ростом она едва ли доходила мне до подбородка. Ну в общем девушка весьма и весьма красивая, как по мне. Она оказалась к тому же и довольно бойкой, чуть ли не силой отодвинула меня в сторону и назвала «проклятым ворюгой». Как оказалось, это был ее хлам. Да и не хлам вовсе, а старые вещи, которые она хотела продать по дешевке здесь, в парке. Меня это заинтересовало. Я присел рядом, и мы заговорили. Долгий монолог Джеймса ничуть не утомил ни одного из слушателей. Даже наоборот, они поглощали информацию с поразительной внимательностью, будто оба знали ту девушку. После описания героини рассказа, у Мэтью не осталось сомнений. Браун рассказывал историю о встрече с Маргарет. Он не верил своим ушам. А еще он не верил и в судьбу, но такое стечение обстоятельств казалось ему до боли сюрреалистичным. Не подав виду и не выразив маленького шока, мужчина продолжил слушать историю. Беатриче тоже была поглощена рассказом, что было даже немного странно. Неаполитанка точно не могла знать Мэг. Браун продолжил свое повествование.

Нью-Йорк.1 августа.1949 год. Жаркое летнее солнце ласкает зеленые кроны деревьев в парке Линкольна. Радостные лица людей снуют туда-сюда по мощеным дорожкам. То тут, то там на лавочках сидят счастливые влюбленные парочки. Однако на одной из лавочек сидели не то что бы влюбленные. Подол желтого платья девушки, сидевшей рядом с мужчиной в заурядных брюках и рубашке с коротким рукавом, развивался от несильных порывов ветра. Собеседники были явно увлечены разговором, однако не проявляли видимой эмпатии друг к другу. Девушка выглядела печально-красивой. Так обычно выглядят молодые вдовы, или юные девушки, что недавно потеряли близких. Словом, она была пуста. Мужчина рядом с ней, напротив, был полон жизненной энергии, казалось, что его глаза излучали свечение, хотя и были такого же цвета, что и пустые глаза мисс по соседству. -Так почему говорите вы распродаете все свое добро, Мисс? — глядя на проезжающие вдалеке машины спросил Джеймс. -Оно мне теперь без надобности. Я уезжаю жить в другое место. — сухо ответила печальная девушка. -Если не секрет — куда едете? В Европу небось? — ухмыльнулся Браун. -Именно. Во Францию. Однако веселого здесь мало, мистер Браун. — взглянув на собеседника вымолвила Маргарет. -А здесь вам чем не понравилось? Смотрите вон какой парк отгрохали, инфраструктура у нас в городе одна из лучших во всех штатах, да и много чего еще есть. Преступности конечно многовато, но тут уж ничего не поделаешь, город огромный. — будто рекламировал Нью-Йорк молодой человек. -Знаете, с этим городом у меня связано ужасное воспоминание. Даже не так. Событие, которое изменило не то что бы мою жизнь, но меня саму. В корне. Я перестала быть той, кем была раньше. Если бы от такого умирали — вы бы уже со мной точно не говорили. — лицо девушки помрачнело еще больше, и она отвела взгляд в сторону. -О, да ладно вам. Вы живы и здоровы, это ведь главное. Вы чертовски красива, судя по одежде — не бедна. Я не верю, что может быть что-то важнее, чем положение в обществе. Во всяком случае от этого единственного фактора напрямую зависит наша жизнь. Как мы живем, что едим, как быстро умрем. Словом — все. — воодушевленно размышлял Джеймс. — Да, безусловно, случаются неприятности, но ведь все поправимо, не так ли? В воздухе повисла тишина. Казалось, от нее даже звенело в ушах. Благо щелчок откинувшейся крышки зажигалки разрядил обстановку. Маргарет закурила дорогую европейскую сигарету. -Вы невероятно ошибаетесь, мистер Браун. Не все поправимо. — холодно, сверкнув глазами ответила мисс Росс. -Вы настолько уверены в своих словах? Неужели я могу ошибаться? — даже немного оторопел мужчина. — Судя по всему, вы знаете о чем говорите. Прошу вас, расскажите и мне. Мне чертовски важно знать, что может настолько сломить человека, который обладает практически всем необходимым для счастливой жизни. Ломает настолько, что этот человек перестает верить в лучший исход. Вероятно, вы поможете мне, и я пересмотрю что-нибудь в своем небесхлопотном существовании. Мисс Росс еле заметно улыбнулась глазами. Она решила рассказать мистеру Брауну, о том, как круто повернулась ее жизнь чуть больше недели назад. Разумеется, вкратце, без подробностей, лишь передать суть. Однако этого будет явно достаточно. Мэг рассказала правду. Как она была счастлива, как уехала, как вернулась и была полна надежды. Как она разбилась о свои ожидания, как ее вера была растоптана, как ее любовь выкинули. О том, как некогда живейшая из всех живых превратилась в призрак. Как глаза, в которых цвела весна, угасли и в них поселилась жестокая леденящая саму душу зима. Слушая все это, у мистера Брауна явно что-то менялось в голове. Он первый раз видел своими глазами человека, который был убит. Не физически, разумеется. Быть убитой психологически ей оказалось достаточно. Та встреча поменяла Джеймса. Человек, знавший его всю жизнь, вероятно сказал бы, что до неузнаваемости. Былой пылкий энтузиазм сменился расчётливостью и прагматичностью. Серые глаза, в которых жили фейерверки, сменились серыми глазами, в которых горел выжигающий огонь. У него всегда была склонность к преступлению закона, порой он мог заняться мелким воровством по нужде, или вандализмом. Но все же погружаться в криминальный мир Америки он не хотел. Возможно он боялся, однако с большей вероятностью ему не позволяла этого сделать мораль. Будучи воспитанным в семье аристократа, его устои были практически непоколебимы. Вера в людей также всегда была с ним. Именно поэтому мужчина хотел навсегда запомнить женщину, которая подняла его веки. Которая показала ему, что мир совсем не такой и радужный, каким казался все это долгое время. Мистер Браун решил купить у нее что-нибудь. Долго выбирая, он решил забрать олицетворение мечты разбившегося человека. Отныне картина Сицилийского пейзажа была его талисманом и напоминанием о том, как жестока жизнь. Последнее, что отделяло его от перехода границы мирной и криминальной жизней рухнуло. Та последняя шестеренка встала на свое место и механизм убийств, краж и угроз запустился. Мораль разбилась о скалы жестоких реалий. Чем дальше он шел по жизни, тем чаще он начинал замечать, что люди вовсе не такие, какими светлыми и хорошими они хотят казаться. Браун стал быстро подниматься по «темной» карьерной лестнице, завоевывая уважение в разных кругах, благодаря своей бескомпромиссности. Высокие манеры и британский акцент придали колорита его загадочной фигуре. Позже ему удалось сплотить вокруг себя круг единомышленников, впоследствии переросший в преступную группировку. Они называли себя «серые джентльмены». Так беглый сын богатого британца стал одним из влиятельнейших людей подпольного Нью-Йорка. Отныне его шепотом называли «серый дьявол», о чем он конечно знал и был весьма польщен. Через пару лет он связался с людьми, еще более серьезными и грозными чем он сам. Ему попросту пришлось покинуть город, его буквально вытравили оттуда. Драгоценный талисман, пейзаж Сицилии, он провозил с собой по многим городам, среди которых были и Вашингтон, и Лос-Анджелес, бывал Джеймс даже и в Мадриде. Таким образом случайная встреча двух людей стала переломной в жизни одного из них. Вероятно, Брауну было суждено стать авторитетом в криминальных кругах, вероятно и нет. О таких вещах нельзя судить однозначно. Судьба или роковая случайность? Джеймс в судьбу не верил. Мэг верила. Они были кардинально разные.

Кабинет хозяина кабака был наполнен запахом сигаретного дыма и восточных благовоний. Могильная тишина пронизывала воздух. После окончания истории, рассказанной Брауном, никто не хотел издавать ни звука. Каждый из присутствующих чертовски глубоко задумался. Джеймс лишний раз погрузился в размышления о той встрече и о людях, Мэтью пытался осознать услышанное, Беатриче же смогла наконец связать у себя в голове троих людей. -Я так понимаю, мистер Лидс, вы были знакомы с хозяйкой этой картины? — испытующе уставился на Мэтта Джеймс Браун. Он будто сжигал его глазами. Этот вопрос стал началом конца для человека, по имени Мэтью Лидс. -Вы правы, мистер Браун. Я удивился этой картине до мурашек. Я видел, как она была написана. Надежда на то, что больше ничего меня не связывает с прошлым оказалась призрачной… Знаете, я не фаталист, но такое объяснить не в моих силах… Я тот человек, о ком вам рассказала мисс Росс. — потерянно и слегка качая головой проговорил Мэтью, чьи глаза резко оказались живее и глубже обычного. Они наполнились слезами. Снова повисла тишина. Было ли это признание неожиданным? Вряд ли. Джеймс был далеко не глуп и понял все сразу, когда они говорили в первый раз. Разумеется, в самом начале не до конца поверил даже он сам, однако после разговора с Беатриче, которая выслушала ночную исповедь разбитого музыканта, все встало на свои места. С каждой секундой состояние Мэтью ухудшалось. Словами попросту нельзя описать то, что происходило в его голове. Его мир рухнул во второй раз за его небезболезненное существование. На этот раз это уж точно было окончательно. Представьте себе. Человека предали. Предал тот, кому доверяли, кто был единственным оставшимся белым светом в жизни, кто дарил тепло и любовь своим взглядом и словом, тот кто был под сердцем даже во время бомбардировок, когда атеисты начинают верить в бога. У человека практически переболело за 5 лет, он пытался жить дальше. Заняться любимым делом, уехать в другой город, отвлечься. Довольно-таки хорошо, если бы не одно «но». Только что человек узнал, что его никогда и никто не предавал. Что его любили до конца. Его искали. Человек осознал, что собственными руками убил то, что было ему дороже всего. Каково ему теперь? Он ведь считал, что жизнь чертовски жестока к нему. О да. Конечно. Она и правда жестока. Но он оказался лишь лезвием в той роковой гильотине, что оборвала жизни сразу двоих людей. А теперь представьте чувство совести, которое взыграло в душе разбитого человека. Он очернил ее в своей голове 5 лет назад и продолжал очернять из года в год. Ведь это было необходимо, не так ли? Не так. Истерика наступила через минуту после окончания рассказа Брауна. Жертва, оказавшаяся палачом, неистово кричала и рыдала. В голове Мэтью стоял образ Маргарет. Он не мог его прогнать. Лидс был близок к потере сознания. Еще бы. Ни один человек не выдержал бы того, что сейчас свалилось на исхудавшие плечи мужчины. Он упал на колени. Дальше падать было некуда. Часы пробили полдень и бой этот эхом разносился в голове Мэтью Лидса, сбивая на своем пути лихорадочные мысли, которые буквально носились из стороны в сторону. Если хотите постараться представить, что было в разуме Мэтта, представьте огромную библиотеку с множеством полок. Все книги скинули на пол. Полки и шкафы разломали топором в щепки. А затем библиотеку подожгли. Пошатанный рассудок человека тихонько маячил на горизонте забвения. Свет в глазах резко потух.

Первое, что увидели вновь открывшиеся глаза Мэтью, был знакомый потолок. Мэтт лежал на своем диване в своей съемной квартире, где не появлялся целые сутки. Он огляделся и убедился в этом. Те же стены с отклеившимися в некоторых местах обоями, тот же узкий короткий коридор в ванную комнату, небольшой стол и старенькая кухня. Легкий запах его одеколона в воздухе и невзрачные шторы на окне. Все было как всегда. Будто он никуда и не исчезал. Не без труда мужчина поднялся и сел на край дивана, дырки на котором пора было бы зашить. Он потер ладонью лоб, а затем и лицо. Прошедшие сутки серьезно сказались на его здоровье, как ментальном, так и физическом. «Боже правый, как же хреново. Мало того, что у меня во рту будто пустыня Невада, так еще и голова раскалывается». — первые мысли медленно пришли в голову. Секунду спустя мистера Лидса посетило стойкое ощущение дежавю. Он не придал этому значения. Нужно было вставать. Мужчина поднялся с дивана, сделал несколько шагов в сторону кухни и открыл холодильник. Особого выбора внутри не было. Первым делом он достал бутылку холодной минералки и сделал несколько освежающих глотков. Стало намного лучше. Теперь хотя-бы можно подумать и о том, что делать с болящей головой. Пораскинув мозгами, Мэтт понял, что ничего кроме как поесть и выйти на свежий воздух он не может себе позволить. Лекарств дома не было, лишних денег на них тоже. Спустя 15-20 минут на столе стояла чашка кофе и яичница из трех яиц, в которую Мэтью добавил пару ломтей, оставшегося с последнего раза сыра и половинку томата. В сущности, на столе сейчас стояло все, что было в доме. Приступив к еде, он заметил на слегка бугристой нешлифованной поверхности его обеденного столика небольшую записку. Мэтью удивился, взял бумажку и начал читать. Буквы все еще немного расплывались. «Мэтт, мы с Беатриче решили отвезти тебя домой. Проверили твой адрес в справочнике и оставили тебя там. Ты был очень плох. Вырубился прямо в моем кабинете. Мы чертовски соболезнуем, дружище. Если я могу что-нибудь сделать, чтобы скрасить твое состояние — дай знать. Д. Браун» «Черт. Точно». — резко всплыли воспоминания в голове Лидса. Воспоминания о той истории, о его истерике, о последних секундах здравого рассудка. Мужчина подпер голову рукой и поник. Он пытался придумать хоть что-нибудь. Нужно было найти хоть что-то, что у него осталось. После того, как его святую веру в свою жертвенность, разбили одним монологом, мысли Мэтта метались в голове как ошпаренные. После неимоверно длительных раздумий, единственное возможное решение пришло в голову. Последнее, что осталось — его пока не сбывшаяся мечта. Мысль поехать на Сицилию стала маниакально-навязчивой в голове Мэтью. Через несколько дней он уже был готов бросить все. Он мечтал найти свое успокоение там, в месте, о котором думал с юношества. Картинки скалистых берегов и голубой воды, древних руин и зелени не покидали разум. Следующие три дня после того, как его привезли домой без сознания, он провел, играя на саксофоне, в злополучной «Розе», которая буквально сломала пополам предпоследнюю несущую балку его конструкции здоровой психики. Вернее, того, что от нее оставалось, после переезда в Филадельфию. С Брауном он вроде как договорился, гонорар получал немаленький. Мэтт, конечно, не сказал, что копит деньги на билет до Сицилии. Не сказал Джеймсу. Беатриче же об этом знала, Лидс попросил ее поехать с ним, ведь на то были две причины. Первая — девушка знала итальянский, вторая — Мэтту было бы чертовски одиноко. Полностью подавленный внутри человек пытался выглядеть жизнерадостным и беззаботным для других. Ни одна живая душа не знала, что изнутри мужчину раздирают тысячи диких животных, что сердце рвется в последнее место покоя, которое еще виделось Мэтью, что отныне он считал себя единственным предателем и человеком, недостойным хорошего и теплого к себе отношения. Он не рассчитывал на какие-либо взаимоотношения с Беатриче, она нужна были лишь для того, чтобы выпить с ней, глядя на красный сицилийский закат. Для Мэтта существовала лишь одна женщина. И раз ее больше нет, то не будет и ни одной другой. Приходя ранними утрами домой, мужчина потихоньку собирал свои вещи. Хотя собирать то было и нечего, все его добро поместилось бы в один небольшой чемоданчик. Благо хоть чемоданчик был. Скоро он будет готов лететь. Но пока еще рано. Совсем немного, но рано. Те дни были днями заката маленькой «филадельфийской» эпохи в жизни Мэтью Лидса, бедного и потрепанного жизнью саксофониста из Нью-Йорка, который бежал от боли. Впереди его ждала мечта. Сицилийский пейзаж с картины Маргарет. Он верил, что обязательно доберется и увидит то, чего не увидела Мэг. Он должен был сделать это за них обоих.

По тем временам билеты на самолет были в принципе не очень-то и дешевые, что уж тут говорить о международных рейсах… Перелет из Америки в Италию на двоих человек встал бы в кругленькую сумму, но мистер Лидс подготовился. Он пахал не покладая рук около двух недель, практически не тратя денег на себя самого. Да и тем более Беатриче согласилась оплатить какую-то часть их поездки, она все-таки была не такой наглой, как могло показаться с первого взгляда. 20 апреля Мэтт и Беатриче сидели в розе в последний раз перед отъездом. Небольшой чемоданчик Лидса и довольно увесистый багаж женщины стояли рядом со столиком, периодически мешая проходу официантов. На часах было около 10 часов вечера. -Беа, ты помнишь, что сегодня допоздна сидеть нам не стоит? Нужно отоспаться перед перелетом, все-таки в небе предстоит провести довольно много времени. — неторопливо проговорил Мэтью, держа в руке кусочек печеной картошки. -Да, Мэтт, я все прекрасно помню. Не надо мне напоминать об этом каждые полчаса, я не дура. Да и вообще, из-за кого мы тут и просидим до ночи, так это из-за тебя, уплетаешь уже третье блюдо, так еще и выпивки назаказывал, дуралей. — будто обижалась на него Беатриче. -Да ладно тебе, я пользуюсь моментом. Во-первых, я сегодня взял отгул у Джеймса, во-вторых, нас завтра здесь уже и не будет вовсе. Отдыхай, Беа, вон смотри, новый музыкант на сцене играет, на этот раз гитарист какой-то. Интересно откуда Джеймс его вообще достал, оборванец еще тот. — оживленно декларировал Мэтью. Внезапно на плечо Лидса упала тяжелая рука. Он вздрогнул и его вновь постигло чувство дежавю. -Как это тебя здесь не будет, друг мой? Куда же ты собрался? — произнес до боли знакомый голос из-за спины. Душа Мэтта провалилась куда-то вниз, да так резко, что тот не смог вымолвить ни слова и замер. Подставив третий стул, за столик подсел господин в сером костюме и серой шляпе с гравированной трубкой в левой руке. -Не расскажете-ка мне поподробнее, куда собралась моя помощница и музыкант моего заведения, даже не оповестив своего босса? — холодно промолвил Джеймс Браун и его глаза загорелись огнем. Беа и Мэтт запаниковали. Они просто-напросто не знали, что ответить. Их застали врасплох. -Пойдемте-ка за мной, господа. Есть серьезный разговор, раз уж вы такие деятельные. — мрачно обрубил молчание мистер Браун. Все трое встали и пошагали сквозь шумный зал и веселящихся людей в сторону лестницы на второй этаж. В тот момент в «Розе» практически все были в прекрасном настроении, музыкант играл, официанты носили блюда и напитки, гости ели и пили. Казалось-бы, все отлично, но те трое рассекли своей мрачностью веселый зал пополам. Шли будто на похороны. Хотя почему — будто? По всей видимости на них они и шли. Поднявшись по лестнице, они остановились около резной деревянной двери, на которой красовалась табличка «Шеф». Джеймс шарил по карманам и пытался найти небольшую связку ключей. Через полминуты ключи нашлись и Браун стал неторопливо отмыкать замок. Звуки кутежа с первого этажа стали куда более приглушенными. Молчание в небольшом коридоре разбавляли только редкие щелчки замка. Хозяин «Розы» то и дело поглядывал на двух «беспредельщиков», решивших плести интриги за спиной у их начальника. Нужно сказать взгляд Брауна не сулил ровным счетом ничего хорошего. Взгляни вы на его мрачное лицо, вам самим стало бы как минимум не по себе. Они вошли внутрь. Свет во всем кабинете Джеймс включать не стал, он лишь подключил к розетке свою небольшую настольную лампу. Ее было достаточно, чтобы создать гнетущую атмосферу. -Присаживайтесь, господа. Поговорим. — сухо и казалось даже грозно произнес мистер Браун. Двое сели на диван напротив хозяина кабинета. На них давило буквально все. Пылающий взгляд напротив, задернутые шторы, темные неосвещенные углы комнаты, шкура медведя, на которой они сидели. Но, что более важно, им казалось, будто они вовсе не втроем. Будто пожилой мужчина с портрета на стене справа испепелял их взглядом не меньше, чем это делал его потомок за столом. В кабинете воцарилась тишина.

Лишь два тусклых источника света были в комнате. Лампа на столе, направленная в сторону окна, чтобы не слепить сидящих на диване и тлеющий пепел в чаше трубки Джеймса Брауна. -Уехать значит собираетесь. Интересно получается. А куда, если не секрет? — спросил Браун, пристально глядя на обоих собеседников. -Ээ… Вы, наверное, не совсем правильно поняли мы всего ли… — Мэтью не успел договорить, резкий громкий голос Джеймса его перебил. -Да что ты мне рассказываешь?! Умные самые нашлись? Потрясли с доброго дяденьки денег, а теперь собрались валить?! — громогласно выпалил сидящий за столом мужчина. На секунду показалось, что последнее слово раздалось эхом по всей улице за окном. Мистер Браун продолжал. -Скажи мне Беатриче, ты вообще здесь черт возьми каким боком?! Ладно он, с ним все ясно, но ты то как связалась с таким проходимцем?! — перевел он свое внимание на вжавшуюся в диван женщину. — Ты его едва ли знаешь, а уже собралась куда-то! Если ты не помнишь, то ты обязана помочь мне завершить мои дела! Потом убирайся на все четыре стороны, хоть с ним хоть без него! И вообще, напомнить тебе, кто вытащил тебя из нищеты и дал крышу над головой?! — уже не на шутку разошелся хозяин кабака. -Н-не трогай ее, она здесь вообще не при чем! Это все моя идея и моя вина! Оставь ее в покое! Если есть претензии, то предъявляй их мне! — постарался заступиться за Беатриче мистер Лидс. После этого в кабинете на пару секунд повисла тишина. Браун медленно перевел пылающие глаза на Мэтью. -Что ты сказал, щенок? Ты еще смеешь мне указывать?! Это не твое чертово дело, неблагодарная свинья! Тебе тоже напомнить, каким жалким ты завалился на порог моего заведения? Я дал тебе шанс, дал возможность влачить свое жалкое существование с чуть большим удовольствием. А ты! — начал кричать Джеймс. Мэтт взял Беатриче за руку и спешно поднялся с дивана. Они практически бегом добрались до двери. -Мы уходим отсюда! — максимально уверенно, как только мог, произнес музыкант и дернул ручку двери. Дверь оказалась заперта. «Черт подери, когда он успел?!» — панически пронеслось в голове Мэтью. -Никуда вы не пойдете. Пока я вас сам не отпущу. — холодно обрубил Джеймс и встал из-за стола. — Я вам напомню. Вы оба подписали контракт. Вы работаете на меня в течение трех лет. Все ограничения и возможности были прописаны. Вы не читали. Наивные идиоты. Мэтью начинал закипать от злости на то, как с ним и Беатриче пренебрежительно общается этот человек. -Ты совсем рехнулся?! Кем ты себя возомнил, чертов «мафиози»? Думаешь раз ты тут главный, тебе все позволено?! Черта с два я буду слушать какого-то надутого болвана в костюме! — перешел на крик теперь уже Мэтт. Глаза Джеймса округлились и налились еще большей яростью и адским пламенем. -Такой дерзости я не потерплю щенок. — стиснув зубы со злостью проговорил хозяин кабака и сделал два шага в сторону сейфа. Через 20 секунд в правой руке мистера Брауна оказался револьвер. Он направил его на Лидса. -А ну повтори, урод. — отрубил мистер Браун. -Джеймс ты с ума сошел?! Не надо! Что ты творишь?! — закричала Беатриче и попыталась сделать шаги навстречу Брауну. На нее перевели пистолет, и она остановилась в оцепенении. -Не лезь, женщина! Это не твое собачье дело. Либо этот ублюдок прямо сейчас извинится на коленях, либо я пущу пулю сначала ему в голову, а потом и тебе в колено, чтобы больше не думала уйти от меня. — буквально прорычал мужчина в сером костюме. Мистер Лидс совершенно не ожидал такого сценария. Он оцепенел от страха и совершенно не знал, что ему делать. В его голове боролись безрассудство и панический ужас. -Успокойся и опусти револьвер, Браун! Не будь идиотом и не делай глупостей. Убьешь меня и не отделаешься от полиции. Не думаю, что тебе нужны проблемы. — попытался разрядить обстановку Лидс. Джеймс рассмеялся. -Жалкая попытка, болван! Ничего мне за это не будет! Полиция закроет глаза на любое мое преступление, будь то даже убийство. В этом районе закон — я. Повторять третий раз не собираюсь. Даю последний шанс уйти живым и работать на меня дальше, щенок. — выпалил Браун и взвел курок. Холод пробежал по всему телу саксофониста. Тем временем в голове Лидса победило безрассудство. -Хорошо, Джеймс! Я услышал! Позволь мне подойти ближе и встать на колени, чтобы я был в пределах твоей досягаемости! Мне не нужны проблемы! — жалостливым голосом промолвил Мэтью и поднял руки вверх. -Ползи на коленях. Руки убери за голову. — оскалился мужчина с револьвером. Мэтт встал на колени и начал ползти к Брауну. Пока он двигался к хозяину кабака, в голове пролетали всевозможные варианты развития событий. Лидс пытался понять, что же ему черт возьми лучше сделать. Музыкант подполз и остановился. К его макушке приставили дуло. -Говори, щенок. — ожидающе промолвил хозяин «Розы». -Я приношу свои извинения за… — Мэтью прервался. -И что ты замолк, свинья?! Продолжай! — зарычал Джеймс и ткнул дулом в голову мужчины. То, что произошло дальше, вспоминалось потом Мэтту будто во сне. Он смутно осознавал, что делает в тот момент. Он резко дернулся в сторону и ударил Джеймса под колено, пока последний на секунду потерял бдительность от разыгравшихся эмоций. Тот пошатнулся, но не упал. Мэтью вступил с ним в схватку голыми руками. Саксофонист пытался выбить из рук Брауна пистолет. Беатриче закричала. -Черт вас подери, вы рехнулись?! Остановитесь! Джеймс брось револьвер! Мэтью хватит! Прошу вас не нужно! — чуть ли не в слезах кричала женщина. Раздался выстрел. Звенящий звук раздался в ушах и эхом разнесся по кабинету. Запахло порохом. Повисла тишина. Беатриче потеряла дар речи. Шоковое состояние и оцепенение никак ее не отпускали. Она не видела, что произошло, мужчины упали на пол за столом Джеймса. -Б-беа… триче… — послышалось откуда-то снизу, и рука Мэтта покатила револьвер к ногам женщины. — Б-быстрее. Во… зьми. Из-под стола начала вытекать лужа крови. Через секунду показалась половина тела Мэтью. Рана зияла в его груди, а лицо побледнело, как у покойника. Еще через секунду возле него встал Джеймс, чей серый пиджак был испачкан багряным. -Получил по заслугам, черт тебя дери! — ухмыльнулся Браун. Он было замахнулся, чтобы начать наносить удары и добить неугодного музыканта, но его остановила Беатриче. -А ну остановись, тварь. Иначе я прошью твою чертову башку свинцом. — холодно и без капли сожалений сказала женщина, с чьего лица все еще стекали слезы. Она встала спиной вплотную к двери и не сводила оружия с Брауна. -Ха, нашла чем запугивать! Ты никогда в жизни этого не сделаешь, дура! У тебя кишка тонка. Ты даже котенка утопить не смогла бы. Заканчивай геройствовать! — злостно издевался мистер Браун. — Брось пистолет, пока не поздно. Он показательно пнул ногой Мэтта. Беатриче ахнула и дрожащей рукой взвела курок. -Тронь его еще раз, и я нажму на спусковой крючок. — уже намного эмоциональнее промолвила женщина. Джеймс переступил через мужчину на полу и начал медленно подходить к ней. Шаг за шагом он приближался и у Беатриче начинали сдавать нервы. Она чертовски сильно колебалась, но не сводила револьвера с Джеймса. — Не подходи, черт тебя возьми, не подходи! — крикнула девушка. Их разделяло уже около шести шагов. Еще немного и он доберется до нее. Она полностью напряглась и попыталась сделать глубокий вдох, но нервы уже еле держались. Если бы они могли скрипеть от нагрузки — скрип был бы слышен во всей Филадельфии. Резкий оглушающий стук в дверь, что была прямо за ее спиной заставил женщину вздрогнуть и потерять концентрацию. Палец на курке дернулся. Послышался второй выстрел. Тело Брауна замертво рухнуло в трех шагах от женщины. Она выронила пистолет, дуло которого еще было слегка горячим после выстрела, и упала на колени. Беатриче осознала, что только что сделала. Ее охватил ужас. Теперь в комнате лежал один мертвец и один полумертвый. В кабинет неожиданно ворвался прохладный вечерний сквозняк. По всей видимости окно было закрыто не совсем плотно. Он колыхнул занавески и обогнул по кругу всю комнату, выветривая запахи крови и пороха, которыми полнилась комната. -Сэр, у вас там все нормально?! — послышался ломанный английский из-за закрытой двери. Нужно было срочно что-то делать. Беатриче медленно поднялась на ноги.

Лион. 17 июля. 1949 год. В маленькой съемной квартире на центральной улице Лиона кипит какая-то работа. Темноволосая девушка снует туда-сюда по комнатам и то и дело возвращается в спальню. Стекло плотно закрытого окна покрылось небольшим количеством конденсата. На подоконнике стояла чашка горячего напитка, рядом с небольшой вазочкой, в которой не было цветов, а бледно-зеленые шторы были одернуты в стороны, позволяя лучам все еще немного пригревающего солнца пробиваться внутрь помещения. Маргарет собирала вещи. «Так. Из ванной комнаты я все взяла, с кухни тоже. Тут вроде как ничего из важного не осталось. Разберу шкаф и наверно можно будет закрывать чемодан». — присев в продавленное креслице рядом с дверью, немного шатающейся на петлях, размышляла девушка. Она нехотя поднялась и посмотрела на часы. Длинная стрелка только-только перевалила за 12 часов дня. Пока еще успевает. Но все же медлить нельзя, нужно забрать из шкафа всю хорошую одежду. Дверцы гардероба со скрипом приоткрылись и перед Мэг предстал красочный переполох всевозможной ткани. Во Франции платили достойно, да и имелось множество магазинчиков, где можно было приобрести очередное платьице или юбку, поэтому «переполох» был обильный. Задумчивым взглядом она окинула то, что вмещал шкаф. Выбрав несколько юбок, две милых, по ее мнению, кофточки и зеленое летнее платье, она перевела внимание на обувь и забрала лишь одну пару неброских туфель. «Так… Вроде бы все». — задумалась девушка. Ее взгляд внезапно зацепился за кусочек легкой голубой ткани, аккуратно сложенной на верхней полке. Она достала ее оттуда. Некогда это было ее любимое платье. Вещь находилась буквально в идеальном состоянии, за ней очень бережно ухаживали. Одним словом — была она как новая. Однако, Мэг его не носила. Плохие воспоминания. От него все еще исходил легкий аромат Нью-Йорка, который время от времени казалось просачивался из шкафа в комнату и заставлял ее проваливаться в прошлое. Все же Маргарет взяла и его. Сложила и аккуратно убрала на самое-самое дно чемодана. Теперь уж точно все. Можно упаковывать и закрывать чемодан. Пора. Застегнув тугую молнию на багаже, она встала в дверном проеме и в последний раз окинула взглядом спальню, в которой провела последние 3.5 года. «Сверкает, будто тут никто и не жил, неплохо я прибралась». — с улыбкой подумала Мэг. Ее взгляд упал на подоконник, где все еще стояла чашка заваренного ею еще с утра чая. Выпить она его забыла, но ничего, мистер Шен выпьет. Все-таки он любит чай, на его родине этому отведено огромнейшее значение. Чья-то рука аккуратно прикоснулась к ее спине. Девушка не вздрогнула, она знала, что это был невысокий старичок-хозяин квартирки. Как его сюда занесло она даже не представляла, но тем не менее убедилась в том, что человеком он был прекрасным. Добрый и учтивый, вежливый и внимательный. Само очарование, точно вам говорю. Единственное — старость время от времени играла давала о себе знать и из памяти выпадали некоторые вещи, или же наоборот, вспоминались события 50 летней давности. -Ну что, Мэгги, собралась уже? Точно ничего не забыла? — не спеша послышался мягкий старческий голос за спиной. Маргарет обернулась и на ее лице просияла небольшая, но до невозможности теплая улыбка. -Да, мистер Шен, вроде бы все упаковала. В квартире тоже все прибрала. Можете проверить. — глядя на старика произнесла девушка. -Не стоило так утруждаться, моя девочка, все в порядке, я бы и сам всё прибрал. Но я очень благодарен за твой труд, да и проверять не стану, верю тебе на слово. — по-отечески проговорил мистер Шен. — Однако ты так и не сказала, почему собралась съезжать. Что-нибудь случилось? Небось ухажер предложил к нему переехать? — хитро улыбнувшись глазами поинтересовался старичок. -Да нет, вы чего. Никаких ухажеров у меня нету, вы же знаете. Просто-напросто я улетаю из Франции. Мои дела тут закончены. — отозвалась Мэгги. -Эх, вот оно что. Ну это дело хорошее, путешествовать полезно для души, как говорят у меня на родине. Надеюсь новое место принесет тебе много счастья и отгонит все беды, дорогая. — неторопливо и очень по-доброму промолвил старичок. -Спасибо вам огромное мистер Шен. Все обязательно так и будет, я в это верю! Мне уже пора бежать, скоро будет такси и я поеду на самолет. Ах да, я там чай забыла выпить. Чашка стоит на подоконнике, он еще горячий. Это тот самый, что вы давали, очень вкусный, кстати. — будто немного стыдясь, что не выпила вкуснейший китайский чай, выпалила девушка. -Ничего Мэгги, я выпью. Ну а задерживать я тебя не стану, пожелаю лишь хорошей дороги и удачи во всех твоих начинаниях, моя девочка. У меня ни разу не было таких жильцов, как ты. Твое сердце такое теплое и светлое, даже несмотря на то, что ты пережила. Спасибо тебе за все, я буду всегда тебя помнить, ведь ты стала мне практически дочерью, за это недолгое время. Морщинистое лицо старика просияло искренней, но печальной улыбкой. Глаза Маргарет наполнились слезами. Ей было несказанно сложно покидать это место, здесь ей были всегда рады, здесь ее ждали и всегда были готовы выслушать. Это место успело стать ее домом. Мэг кинулась в объятия мистера Шена. -Это вам спасибо, сэр, огромное спасибо. Вы дали мне то, чего мне так не хватало, когда я приехала в Лион. Вы стали мне опорой, дарили мне свою заботу и по-отечески любили. Выслушивали мои переживания, жалели меня и радовались моим успехам. Для меня вы как отец, мистер Шен. — эмоционально выпалила девушка и начала плакать. Она уже начала скучать и по этому месту, и по этому простодушному старичку, что сдавал ей квартирку по сниженной цене, ведь Мэгги приносила ему утреннюю газету и помогала с уборкой по дому. -Ну все, все, Мэгги, успокойся. Все хорошо, перемены в жизни всегда к лучшему, не плачь. Я буду всегда тебя помнить, а ты не забывай и меня. Да и тем более ты всегда сможешь приехать сюда и повидаться! — все еще с улыбкой промолвил старик. -Да, мистер Шен, вы правы. Нужно успокаиваться. Тем более мне уже пора. Еще раз, спасибо вам! Ждите меня! Я еще вернусь в Лион, и мы выпьем с вами чай! — улыбнувшись и вытирая слезы проговорила Мэг. Через две минуты Маргарет вышла из дома и села в машину, которая повезла ее по светлым и свежим декабрьским улицам Лиона навстречу чему-то новому. Знаете, говорят, что можно убедиться в своей незначимости просто остановившись на перекрестке и наблюдая за окружающей вас суетой. Что вы есть, что вас нет, люди снуют туда-сюда по своим делам, машины мчатся по дорогам, пекари зазывают в свою лавку прохожих, уличные музыканты играют. И не поменяется ровным счетом ничего, если вы вдруг возьмете, да и пойдете. Именно поэтому Маргарет Росс всегда спешила жить. Она понимала это. Понимала, что жизнь вокруг будет течь и без нее, поэтому она всенепременно должна успеть прыгнуть в этот бурный поток. У нее есть только она сама и ее эмоции, ее чувства. Жить нужно так, чтобы потом не пожалеть. Чтобы обернуться назад и подумать: «Как же хорошо, что я не остановился на том перекрестке».

Поднявшись на подкашивающиеся ноги, Беатриче начала лихорадочно рассуждать, что же ей делать. Мэтт был серьезно ранен, Браун был и вовсе мертв, в дверь уже стучал подчиненный Джеймса. Мысли с неистовой скоростью проносились в голове женщины. Невероятная загадка, как же все-таки ее рассудок сохранял хладнокровие и какое-никакое спокойствие, но главное — способность мыслить. «Спуститься из окна не выйдет, я ведь с раненым, просто открыть и впустить того, кто стоит за дверью, тоже не вариант, сразу шум поднимет». — рассуждала она. Беа ходила кругами и обводила взглядом злополучный кабинет, в поисках хотя-бы чего-нибудь, что сможет помочь. Ее взгляд случайно зацепился за какую-то золоченую статуэтку на мраморном постаменте, стоявшую в углу стола. В голову пришла безумная мысль. Она оттащила Мэтта и посадила его на диван. Тот особо не сопротивлялся, ведь был практически без сознания. Взяв с того же рабочего стола, на котором красовалась фигура на подставке, ножницы, она обрезала подол своего голубого платья по кругу и приложила эту ткань к ране Лидса. «Держи и не отпускай!» — строго наказала женщина. -Спасибо, мисс. — с нелепой улыбкой произнес Мэтью, глаза которого были почти закрыты. –Кстати, всегда забывал спросить твою фамилию. Не знаю зачем она сдалась мне прямо сейчас, когда я на грани смерти, но почему бы и нет? Мне интересно. — с задумчивым лицом медленно проговорил он. «Дела плохи, начинает бредить… “ — поняла Беа. -Санторо. Мое полное имя Беатриче Санторо. — снисходительно улыбнувшись ответила она и в спешке покинула его. Хрупкие руки обшарили карманы мертвеца и достали оттуда ключи. Затем мисс Санторо оттащила тело ближе к столу и расположила так, что статуэтка на столе находилась со стороны ног Джеймса. После этого она начала наигранно паниковать, дабы привлечь внимание любопытного человека за дверью. -Пожалуйста, помогите! Скорее идите сюда! Я сейчас открою вам дверь! — выпалила женщина и помчалась к двери. Замок несколько раз щелкнул, и бритый наголо плечистый мужчина показался в проеме. Сделав шаг в кабинет, его глаза полезли на лоб. -Черт возьми, что здесь случилось?! Откуда эта кровь?! Что с мистером Брауном?! — он обернулся в сторону Беатриче и окинул угрожающим взглядом, его сильная рука резко прижала к стене хрупкую девушку. -Я… Я не знаю! Они повздорили с господином, что сейчас на диване, и подрались. Им обоим очень плохо, пожалуйста проверьте пульс Джеймса, я не знаю, как это делается. Умоляю вас! — визжала Беа, пытаясь перекричать шум с первого этажа. Мужчина еще раз грозно взглянул на женщину и, отпустив ее, пошел к трупу. Беатриче спешно прошагала за ним. Сотрудник «Розы» аккуратно присел рядом с телом и начал тянуть к нему руки. Женщина встала за спиной и правой рукой взяла статуэтку. «Salvare e proteggere. Да простит меня господь Бог». — последнее, что пронеслось в лихорадочной голове, перед тем как она решилась на следующий безумный шаг. Она неглядя нащупала на столе какой-то тяжелый предмет и со всего размаху ударила безволосую голову мужчины. Алый ручей потек из затылка. Тело обмякло и опустилось на пол. Беа снова спешно заперла дверь. Все следующие действия Беатриче наверняка совершала под влиянием бесконечного потока адреналина, однако нельзя не отметить, что критический ум сработал превосходно. Она сняла с Мэтта его окровавленную рубашку, и приложила ее к ранению вместо подола, затем все тот же подол она обвязала вокруг груди так, чтобы импровизированная повязка зафиксировалась. После этого она сняла чистую рубашку с мужчины, что был без сознания, и переодела Мэтью. Через 4 минуты женщина запирала дверь с обратной стороны, поддерживая своими хрупкими плечами тело друга. Проходя через шумный зал, она всех убеждала, что ее товарищ настолько напился, что и идти не может. Вопросов совершенно не возникло, вовсе не первый и определенно не последний подобный случай в «Розе». Двое, шатаясь, но беспрепятственно вышли на улицу. На счастье, метрах в 15 такси высаживало пассажиров. Беа помахала водителю рукой, и он подъехал, чтобы подобрать очередных, по его мнению, гуляк. Вскоре в неосвещенную съемную квартиру Мэтта завалились две тени, одна из которых моментально устроилась на диване, пока вторая беспокойно наматывала круги вокруг стола. Беатриче Санторо внезапно оказалась чрезвычайно стойкой и целеустремленной женщиной. Все, что она сделала ради их с Мэттом «побега» из «Розы», можно по праву назвать подвигом. За такое обычно бывают обязаны до гроба. Однако теперь перелет на Сицилию оказался на грани срыва. Дела были весьма плохи.

-Сальва, я повторяю тебе еще раз! Это чертовски срочно, умоляю спроси своих людей. По старой дружбе… — надрывался по телефону женский голос. Сальватторе Марчетти состоял на хорошем счету в местной итальянской семье. Людей в диаспоре было довольно много, поэтому и уважением мужчина пользовался нешуточным. Он правда мог помочь. -Si, я уже слышать. Тебе нужен врач, который не задать лишний вопросов. Ты думаешь это делается настолько просто? — недоумевал голос с резким акцентом. -Я все прекрасно понимаю. Но, prego, это невероятно важно. На кону жизнь человека. Жизнь моего друга. — гнула свою линию женщина. -Беатриче, услышь и меня. Я не знаю ровным счетом ни один врач из тех ребят, кто поддерживает с нами контакт. Единственное, что я могу сделать — это отпустить людей на поиск такого «лояльного» хирурга. Не более. -Mi amico, счет идет на часы. В нормальную больницу мы пойти не можем, возникнет множество неприятностей. Умоляю тебя, сделай все возможное… — тихо подытожила Беа. -Capito. Приблизительно часа через 3 думаю кто-нибудь да найтись. Поднимем на уши ближайший районы. И да… Я надеюсь ты все же скоро вернешься в нашу семью, Беа. Тебя здесь не хватать. — медленно проговорил Сальватторе и повесил трубку. Мисс Санторо еще несколько секунд стояла в том же положении. Последние слова явно выбили ее из равновесия. Хотя о каком вообще равновесии могла идти речь, Беатриче только что сделала звонок «последней надежды», а Мэтту становилось все хуже и хуже. Женщина кое как старалась делать ему перевязки, но мужчина потерял уже огромное количество крови. Не оставалось ничего, кроме как ждать. Она мельком взглянула на часы — полвторого ночи. С момента прихода в квартиру казалось прошла целая вечность, в сущности же минуло лишь около получаса. «Нужно успокоиться. Взять себя в руки. Он сказал, что найдет, значит найдет. Сальва всегда держит слово». — лихорадочно проносились мысли в голове у Беатриче, сидевшей в полной темноте за столом. От напряжения, царившего в комнате, воздух буквально трещал, а стены давили с каждой минутой все сильнее. Запахи страха и последней надежды смешались с запахами дешевого кофе, дыма и крови. Гробовая тишина, нарушаемая лишь еле слышным шуршанием тлеющего в сигаретах табака, вступила в свои полные владения в те неимоверно долго тянущиеся часы, когда решалась судьба саксофониста. Через час и сорок две минуты зазвонил телефон. Беатриче, внезапно для себя задремавшая прямо за столом резко вскочила от неожиданности и сразу схватилась за телефонную трубку. -Сальва?! Врач нашелся?! — чуть ли не выкрикнула она от нетерпения. -Продиктуйте ваш адрес. — холодно обрубил незнакомый мужской голос. Женщина ничуть не усомнилась. Сальва нашел врача. Она продиктовала полный адрес. -Приведите в сознание пострадавшего и ждите меня. На другом конце сбросили. Беа подскочила к дивану и стала будить Мэтью. -Эй! Мэтт, проснись! Скоро здесь будет врач, он тебе поможет! Слышишь? — чуть ли не со слезами на глазах говорила она. Рукой женщина попыталась несильно растолкать лежащего. «Черт возьми, какой же сильный у него жар». — ужаснулась Беа. В ответ послышалось неразборчивое сонное мычание. Теперь мистер Лидс хотя-бы находился в сознании, как и просили. По прошествии 20 мучительных минут в дверь постучали. Девушка в голубом платье с оборванным подолом отперла дверь и в проеме показался очень высокий мужчина в черном плаще и черной шляпе. В левой руке у него был огромный кожаный чемодан, в правой же деревянная трость с резной ручкой. Синие словно небо глаза пронизывающим холодом окинули помещение. -Входите скорее! — даже не поздоровавшись выпалила Беа. Незнакомец одним большим шагом переступил порог и оказался во мраке квартиры. -Живо включите здесь свет, мисс. — строго произнес низкий голос. Беатриче немного опешила, но комната моментально озарилось желтым электрическим сиянием. Теперь можно было разглядеть лицо загадочного человека в плаще. На вид ему было около 45 лет. Испод шляпы виднелись светлые волосы, черты лица были правильны, а скулы остры, словно бритва. -Я не представился. Доктор Циммерманн. Доктор вежливо снял шляпу.

Мужчина в несколько широких шагов добрался до старого стула и повесил на него свой промерзший от ночных ветров плащ, под которым оказался бежевый свитер с, вероятно оторванной некогда нашивкой, ведь нити слева на груди неестественно топорщились. На стол же был взгромождён большой обитый кожей чемодан, который, казалось, может продавить поверхность незамысловатой обеденной мебели. Доктор обернулся на Беатриче. -Я могу здесь закурить? — холодно вопросил он. — Мне так думается лучше. Армейская привычка. Он поправил немного завернувшийся внутрь воротник своей одежды. И подвернул по локоть рукава свитера. -Да, разумеется, все что вам угодно. Мы просим лишь одного, и вы знаете, чего именно. — не отводя взгляда от Циммерманна произнесла Беа и устроилась на втором стуле. -Что ж посмотрим. — произнес он. Достав из штанов портсигар с какой-то гравировкой, он подошел к телу на диване. Одна рука доктора держала металлическое изделие, в то время как вторая ловко осматривала Мэтью. Чем больше времени проходило, тем сильнее белела его рука, что сжимала портсигар и тем эмоциональнее врач что-то бормотал. Через несколько минут он резко встал, развернулся и буквально прыжком оказался у стола. Он продолжал что-то бормотать, а его рука, резво перемещалась по застежкам чемодана. Послышались щелчки замков. Он делал все чертовски быстро, но, перед тем как поднять крышку своего «саквояжа», он резко и неожиданно выкрикнул. — Gib mir das Feuerzeug, schnell! Беатриче опешила и круглыми глазами уставилась на Циммерманна. Он выглядел грозно, но через секунду доктор неожиданно для себя осознал, что говорит не с земляком. -Боже, простите. Немного задумался. Дайте мне зажигалку, быстрее. — не смутившись пояснил мужчина. Получив желаемое, он незамедлительно подпалил табак и медленно с наслаждением затянулся. Казалось, на секунду все вокруг зависло, но выдохнув дым, доктор резко распахнул чемодан. От неожиданности Беа еле слышно ахнула. Первое, что встретило ее взгляд внутри, были ножи, какие-то зажимы и неведомые ее сознанию другие инструменты. Женщина перевела глаза на Циммерманна и чуть не ахнула второй раз. Ей стало не по себе от того, как теперь выглядел мужчина. Его лицо буквально просияло, улыбка расплылась по правильному и остро точеному лицу. Губы его еле заметно шевелились, будто он что-то шептал. Рука же его не спеша парила над содержимым чемодана. Безумные синие глаза перескакивали с ножа на нож. -Вам придется ожидать в другой комнате. — не отводя взгляда от чемодана медленно произнес врач с акцентом, неизвестно откуда взявшимся. — Смотреть на это не стоит. Работы тут достаточно. Он взял маленький скальпель и медленно повернул голову в сторону Беатриче. Свет падал очень неудачно, отчего его острые черты лица отбрасывали жутковатые тени, хотя глаза сверкали как кошачьи. — Не переживайте, я о нем позабочусь, мисс. Внезапно на пол упала трость, оставленная у входа и Беа вздрогнула от неожиданности. Человек, уже казавшийся безумцем, был готов взяться за работу.

В комнате было тихо и темно. Приоткрытое окно неслышно впускало свежий мрак ночи и позволяло дышать чуть более глубоко, чем обычно дышится в помещении. Места было немного, в сущности это была и не комната вовсе, скорее половина. Обжито здесь не было. То тут, то там по углам были разложены груды вещей, книг, сумок со старой одеждой. Было не совсем ясно откуда здесь это все взялось, но Беатриче предположила, что тут собирали все, что оставалось от постоянно сменявшихся жильцов неприметной квартирки. Женщина сидела в старом ободранном кресле, вглядываясь в темноту дверного проема, она не испытывала больше недавней паники и страха, она не нервничала. Ночь действовала на нее особенным образом, Беа всегда соглашалась с утверждением, что с приходом сумерек все становится иным, а любая, даже самая незамысловатая, вещь разжигает в глазах на нее смотрящего намного больший интерес. В эту комнату электричество проведено не было, поэтому левая рука женщины сжимала небольшой остаток бежевой восковой свечи. Правой же руке оставалось лишь нащупать в одном из карманов зажигалку. Уже давным-давно не доводилось Беатриче подпаливать фитиль свечи, ее руки уже машинально подносили незамысловатую конструкцию из кремня и железки к губам, где по идее должна бы находиться сигарета или трубка. Сейчас она не хотела курить. Ее уже тошнило от табачного дыма и пепла. В тихой комнате что-то чиркнуло и стены озарились несколькими искрами, через секунду превратившимися в танцующее пламя свечи. Стало гораздо уютнее. Атмосфера какой-то тайны или секретности воцарилась на «складе» обрывков чужих жизней. Тени то прятались от бликов света и оголяли содержимое комнаты, то наоборот скрывали под собой разбросанные повсюду вещицы. Какие-то старые башмаки, связка старых книжных томов, игрушечная машинка, порванные ноты. Чего здесь только не было. Задумчивый и медленный взгляд женщины блуждал в лабиринтах безделушек. «Ложки. Зонт. Три шарфа, сваленных в кучу. Громадная стопка газет. Какая-то небольшая черная книжонка с закладкой». — поток анализа окружающей среды в голове Беатриче прервался. «Это еще чего такое. Выглядит непыльной, закладка лежит. Наверняка когда-то кто-нибудь не дочитал». — подумала она и в полтора шага оказалось возле книжонки. Обложка была черной, на ней красовалась незамысловатая, некогда золотистая, потертая, надпись «Стихи». Лицо женщины еле заметно просияло, и она бережно развернула обложку. Попытка обнаружить имя автора не увенчалась успехом, наверняка это чьи-то личные стихи, что не вышли в печать. Тем лучше. Беа смыслила в поэзии, знала авторов, знала стили и жанры, много чего знала. Однако… Она знала и одну простую вещь, которой практически ни с кем не делилась. Женщина знала, почему есть стихи плохие, а есть хорошие. Все ее внимание устремлено на начальные строчки первого стиха. После прочтения пяти или шести она обязана вынести свое мнение, были стихи хороши или же нет. Разумеется, никому это не нужно и не важно, но у Беатриче была своего рода страсть к стихам. Она умела видеть в них сокрытое прекрасное. Время тянулось не спеша. Танцующее пламя свечи прерывисто освещало маленькую тихую комнату. Ночь давным-давно вступила в свои полные права, а звуки улицы практически не доносились до ушей сидящей в кресле и погруженной в чтение женщины. Ее больше не интересовало ничего. Она с головой утонула в маленьких страницах и, пусть даже не всегда ладно сложенных, но оттого лишь более прекрасных, строках. Час за часом. С улицы донесся какой-то крик и Беа наконец-то вернулась в реальность, хоть и не по своей воле. «Черт подери, сколько же времени прошло час? Два? На улице похоже скоро начнет светать… Неужели я все это время читала? Похоже на то…» — пронеслось в голове Беатриче. После этого она закрыла и отложила книжонку. Ее неподвижный взгляд потупился в темный дверной проем. И она неожиданно для себя провалилась в пучину мыслей. «Черт… Почему эта книжка здесь? Почему ее не печатали? В наше время люди читают кучу всякой ерунды, пока подобное пропадает и пылится в каких-то коморках на задворках прожитых лет.» — недоумевала она. «Сколько боли… Каждый слог будто был вымучен и выдернут из самых черных глубин человеческой души… Боже правый, сколько же слез и покаяния соседствуют со всей безысходной и отчаянной честностью к себе… “ — ее все больше и больше захлестывали эмоции. «Я просто не верю, что человек может писать настолько… больно… Вероятно, здесь можно отыскать практически все: гнев и гордыню, грех и раскаяние, радость каждой мелочи… Хотя не-е-т, о чем это я, тут есть совершенно все». — на ее глаза внезапно накатили слезы. Она определенно приписала прочитанное к хорошим стихам. Вероятнее всего даже к лучшим в своей жизни. Ее виденье было таковым, что искусство подвластно лишь страданию. Лишь человек испытавший истязания и муки может приблизиться к пониманию слова, к пониманию мастерства. Такой человек в строфе умещает предсмертную агонию и высшее искупление, удар в самые глубинные и уязвимые точки сердца и мгновенное исцеление любых душевных увечий. Такой человек — творец. Этот человек поистине свободен и волен выбирать. Прочитай вы любые строки живого и необузданного гения, вы изменитесь и впредь будете питать отвращение к низменным и фальшивым попыткам приблизиться к мастерству слова. Вы поймете куда больше, чем понимали раньше. Некогда Беатриче наивно полагала, что она пережила достаточно, чтобы писать самой и отдавать свою боль, свой опыт, себя. Чтобы иметь право жаловаться на свою судьбу другим людям. Но теперь она поняла, что находилась все это время в самом грандиозном заблуждении в своей жизни. Она поняла, что ее проблемы и переживания, боль и утраты просто-напросто тухнут, словно спичка в бескрайнем океане, по сравнению с тем, что может довестись пережить хрупкому и недолговечному человеку. Ни один, по-настоящему познавший истинную боль и утрату не скажет об этом, не будет кричать о том, чего лишился, в надежде на сожаление со стороны. Вы никогда не услышите от него жалоб на жизнь. В этом состоит величайшая сила человека. Сила принятия и признания, сила способности пойти дальше с высоко поднятой головой. Он всегда утаит и сохранит это внутри, ибо на себе ощутил всю гнетущую холодную пустоту обреченности. Таков настоящий человек. Автор стихов был им. Ни Беа, никто другой, кого бы она знала, настоящим человеком не был. Отныне Беатриче осознала и еще одну вещь. Больше она не будет говорить о своих проблемах, о своих неудачах. Это жалко. Жалкой она быть не хотела. Более того, она хотела попытаться стать настоящим человеком.

Хлопок по плечу вывел женщину из бессознательного транса, недавно окутавшего ее. -Мисс, у вас все в порядке? Вас не было 5 часов. Я практически закончил. Пройдите в комнату. — монотонно произнес Циммерманн, будто глядя куда-то сквозь Беатриче. Она подняла глаза. — Да, все хорошо. Сейчас подойду. — сорвалось с ее губ. Доктор ушел и в комнате вновь стало тихо. «Черт возьми, 5 часов? Да быть того не может, точно приврал». — недоумевала женщина. Войдя в комнату, первое, что бросилось в глаза — тело Мэтью лежало на столе. Перебинтованное место ранения кровоточило намного меньше, но пятна на бинтах все же выглядели устрашающе. Беатриче с трудом оторвала взгляд от лежащего мужчины, и заметила на полу под столом небольшую лужу крови, в которой лежала пара тряпок. Несколько скальпелей и пара других инструментов лежали на кухне в раковине, возле которой стояло блюдце, доверху наполненное пеплом. -В-все нормально? — аккуратно поинтересовалась женщина. Она перевела глаза на Циммерманна и поймала его холодный, словно лед, взгляд. -Да. Жить будет. Однако не советую лишний раз перегружаться. Если разойдутся швы, тут не помогу даже я. Все же вам повезло, что я добрался с другого конца города настолько быстро. Лишние полчаса могли быть роковыми для вашего товарища. — отведя взгляд в окно, через которое пробивались первые рассветные лучи, произнес врач. — Ну а теперь мне пора. Благодарен за предоставленную работу. — вновь взглянув на женщину сказал мужчина и загадочно улыбнулся. -Д-да, конечно. Ваши вещи вон т… — прервалась Беатрич, она не поняла куда делся плащ и шляпа врача. -Я унес их подальше от места работы. Не хотел, чтобы моя одежда пропахла кровью и сигаретами. — нехотя буркнул Циммерманн и проследовал в ванную комнату. Через 2 минуты фигура в черном вышла из дома и направилась вверх по Бульвару Кеннеди. С каждой минутой машин на улице становилось все больше, а шум нарастал сильнее. Очередное филадельфийское утро вступало в свои права. Беатриче не стала трогать Мэтта, так как он, очевидно, спал. Ее голова трещала от мыслей о том, что теперь делать и куда податься. Рано или поздно их с Лидсом найдут, а значит пока есть шанс нужно убираться подальше. Желательно и вовсе выехать из города. Внезапно пробирающий до мозга костей звон наполнил комнату и Беа дрогнула. «Быть того не может, уже нашли…» — запаниковала женщина. «Так. Нет. Надо взять себя в руки, может ошиблись номером». — подытожила она и осталась сидеть на месте. Через минуту звон прекратился и Беатриче выдохнула. Однако тут же раздался второй звонок. «Ч-черт возьми, они же разбудят Мэтта!» — уже начинала закипать женщина и, набравшись смелости, сняла трубку. -Беа. Это я Сальва. Все прошло хорошо? Врачь уйти? — донесся чертовски обеспокоенный голос. -Сальва, господи, ты меня напугал! Да. Вроде как все в порядке, Циммерманн ушел, что-то случилось? — заинтересовалась женщина, ведь все еще не верила, что позвонил именно Сальватторе. -Да. У вас проблемы. До нас дойти слухи, что вас вчера видели в «Розе». А еще там найтись два трупа. Questi diavoli поставили на уши полгорода. Застрелить Брауна это не шутка. К нам уже наведались, тебя не сдали, però они что-то подозревать… Я надеюсь у вас есть план? — выпалил мужчина и ожидающе умолк. Тишина повисла в комнате на несколько секунд. -Нет. Еще нет. Я думаю, Сальва. — нервно проговорила Беа. -Есть один вариант, который гарантировать вам покой, però он будет стоить дорого, а в исполнение приводим непросто. — сухо, но с переживанием проговорил Сальватторе. -Выкладывай. Вариантов у нас все равно не много. -Вы полетите во Францию.

УВАЖАЕМЫЕ ПАССАЖИРЫ, ПРОСИМ ВАС СОБЛЮДАТЬ ПОРЯДОК И ОЧЕРЕДЬ НА ПОСАДКУ. СПАСИБО.

В толпе людей стоят две выделяющиеся фигуры. Однако выделялись они по-разному. Первый человек был бледноват, щетина на его лице топорщилась, а синяки под глазами громко говорили о том, что недосып был всегда рядом, как и костыль, что поддерживал тело, каждый шаг которому давался с большим трудом. Вторая же фигура просто источала жизнь, темные волосы и загорелая кожа выдавали в ней иностранку, а глаза сверкали, будто звезды. Одежда также была несвойственна большинству американок. Одним словом, она была воплощением женственности и обольстительности. «И что ОНА вообще забыла рядом с этим калекой?» — проносилось в голове некоторых мужчин, безуспешно пытавшихся отвести взгляд от девушки в платье. Внезапно женщина пошатнулась. -Что за наглость?! — воскликнула она и резко обернулась. Невысокий сухенький старичок позади рассыпался в извинениях. -Простите, мисс, я не заметил, глаза уже не те, мне так неловко… — хрипловато сорвалось с губ пожилого мужчины. Девушка тут же смягчилась и тоже извинилась. -Не подскажете, это посадка на Лион? Я никак не могу разглядеть номер терминала… — прищурившись промолвил незнакомец. -Да, вы правы, это посадка на Лион. — ответила женщина и отвернулась. Мужчина с костылем рядом с ней пошатнулся. -Черт возьми, да что же это такое! — не удержался он и с трудом развернулся. За спиной, наклонившись, все тот же старичок искал что-то на полу. -Беа, боже мой, помоги ему, а, иначе это надолго. — проскрипел мужчина. Женщина развернулась и помогла старику найти его бумажник, затерявшийся в ногах толпы людей. -Дай вам бог здоровья, мисс! — выпалил незнакомец и расплылся в улыбке. -Угу. — нехотя ответила Беатриче. Очередь понемногу двигалась. В аэропорту было как никогда оживленно, солнце заливало все внутри, а голубое небо снаружи предвещало прекрасный спокойный полет. Обрывки разговоров людей в очереди сновали туда-сюда, перемешиваясь с запахами кофе и женских духов. Утренние рейсы дело особое, каждый раз, будто первый, имеет неповторимую атмосферу. На часах было 6 утра 27 минут, это был последний день в Америке для двух выделявшихся фигур. Наверняка прошлые пару дней у них были непростыми.

Майский вечер в прекрасном городе Лионе дышал ароматом цветов, старинные романские узкие улочки продувал теплый ветер, снизошедший откуда-то с набережной, а живая музыка, как и всегда, рекой лилась из небольших ресторанчиков, в которых отвлеченно болтали старые приятели и молодые парочки влюбленных. Итальянка и американец прибывали во Франции уже около двух недель, слишком малый срок, чтобы осесть и влиться в новый незнакомый ритм жизни, однако им удалось поселиться в довольно приятном местечке, дом находился на главной улице города, однако здесь все же был тихий дворик. В съемной комнате, в которой они ютились вдвоем, мисс Санторо и мистер Лидс учили азы французского языка и культуры. О да, особенно культуры! Лион — находка для тех туристов, что ищут красоты архитектуры и величественного наследия древности, здесь если не каждый второй, то каждый третий помнит свою историю. В небольшой комнатке со слегка запыленным окном, которое прикрывали бледно-зеленые шторы, мешающие закатным лучам проходить в комнату, озадаченно сидели два человека. -Так, давай еще раз. Как будет «Я бы хотел заказать чай?», это уж точно пригодится в каком-нибудь кафе или вроде того. — устало проговорила женщина. Мужчина, сидевший рядом с ней, пустым взгляд пялился в слегка затертую стену и будто ничего не слышал. Обрывки его мыслей были где-то далеко, скорее всего даже и не во Франции вовсе. -М-э-этт! Ты меня вообще слышишь? Давай еще пару фраз и закончим на этом. Я ведь не виновата, что тебе так сложно даются языки… — жалобно оборвалась девушка и потрепала того по плечу. Мэтью встрепенулся и пришел в себя. -Ах, да… Сейчас вспомню… J'aimerais commander du thé. Так… вроде? — совершенно неуверенно, вполголоса произнес мистер Лидс. -Кхм, кхм. Простите, ваша дверь была слегка приоткрыта, а я как раз шла мимо… Мне показалось, вы сказали, что хотели бы чаю? — медленно и хрипловато произнесла пожилая француженка-хозяйка съемной комнаты. Двое, сидевших в комнате, одновременно обернулись на дверь. В проходе стояла невысокая бабушка, чьи седые волосы были аккуратно убраны в небольшой пучок на голове. Лицо ее было покрыто морщинами, однако они не делали его менее добрым. Одной рукой она опиралась на стену, ходить без трости было тяжеловато. -Нет, что вы миссис Леру, мы просто пытаемся подучить ваш прекрасный язык. — быстро выпалила смущенная Беатриче. — Не хотим вас лишний раз напрягать, если что мы сходим в ближайшее кафе на углу. -Нет, вообще-то я бы не отказался от чая… Хочется чего-нибудь горячего, прошлой ночью меня продуло и теперь никак не могу отделаться от этого чертового кашля. — произнес мужчина, чья грудь была наполовину перебинтована. Он отложил в сторону словарь, который сжимал в левой руке, и постарался встать на ноги. Беа попыталась его поддержать, но Лидс не подал руку и встал сам, хоть и едва качнулся назад. Мэтт прошагал к столу и взял чашку, в которой оказалось пусто. «Хм, я и не заметил, как он кончился.» — подумал он о недавно налитом туда коньяке. -Хорошо, мисье Лидс, я заварю вам чай и принесу сюда. — добродушно подытожила миссис Леру. Она тихо вышла и плотно закрыла за собой дверь. Сквозняк, едва заметно колыхавший бледно-зеленые шторы на окне стих, и они опали на запыленную стеклянную вазу, стоявшую на подоконнике. Недавно гулявший по комнате майский ветер выдул испод стола пару почтовых марок и какой-то пожелтевший скомканный листочек. Мисс Санторо поднялась на ноги, чтобы взглянуть, что это был за лист, но как только она увидела первые несколько слов, скомкала его и направилась в угол комнаты. «Господи, очередное «любовное» письмецо. Главное, чтоб Мэтт не увидел, а то еще сильнее бредить начнет. Бедный Лидс, не нашел покоя для себя даже в Филадельфии… И там настигла его эта чертова «красная нить судьбы». Или скорее проклятья… Во всяком случае, место подобным письмам где-нибудь подальше от его глаз.» — размышляла она, пока шла к мусорному ведру. «… ~~Как ты там? Как Берни? Грустит небось без хозяйки. Передавай ему от меня крепкий поцелуй в нос~~! …» Эти слащавые, по мнению Беатриче, строчки оказались в мусорном ведре рядом со слегка окровавленными бинтами, снятыми с тела Мэтью и рассохшейся пачкой сигарет Marlboro, которые мужчина любил курить еще с тех лет, когда каждую ночь засыпал рядом с Маргарет.

-Очень вкусный у вас чай, миссис Леру! Где вы такой купили? — восхищенно спросила Беа, после того как отпила немного из только что принесенной кружки. -Что вы, этот чай вовсе не покупной, мой муж каждый год привозит с родины «запасы» этого дивного напитка. — с гордой улыбкой ответила старушка. -А откуда ваш муж? И, кстати, где он? Мы еще ни разу его не встретили, хотя живем здесь около двух недель. — аккуратно попивая горячий напиток поинтересовался Мэтт. -Ох, я не рассказывала вам про него? Мой муж — прекрасный человек, сам он родом из Китая… Однако тут ему пришлось поменять фамилию, невзлюбили у нас в Лионе приезжих. С французской фамилией куда меньше вопросов, даже несмотря на внешность. Сейчас он, к сожалению, в больнице… Совсем плох стал на старости лет. — задумчиво подытожила миссис Леру. -Вы навещаете его? Когда вы были у него последний раз? — решила поддержать диалог Беатриче. -Ну разумеется я прихожу к нему, однако на днях он должен будет выписаться. В больницу то он попал после перелета, в самолете ему стало плохо и по прибытии его забрали на скорой. Что-то с сердцем, однако вроде-бы его подлатали, и он в неплохом состоянии. — ответила пожилая женщина. -После перелета? А куда он летал? — неподдельно удивился мистер Лидс. -Да Бог его знает, по-моему, в Америку, у него там живут дальние родственники. То ли в Фениксе, то ли в Филадельфии. Не припомню уже… — окончила рассказ старушка. — Ладно, я, наверное, пойду, была рада поболтать с вами, однако мне следует прибраться, все же если он приедет, надо будет встретить его в чистоте. Старушка неспешно поднялась из продавленного потертого креслица, стоявшего между шкафом и дверным проемом, и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. В комнате повисла приятная тишина, нарушаемая лишь неспешными звуками убывающего в чашке чая и еле слышным гулом проезжавших под окном машин. Майский вечер в Лионе плавно перетекал в ночь, а стрелки на часах тем временем потихоньку переваливали за 12. В тот миг все казалось таким спокойным и правильным, и нахождение Мэтта с Беатриче во Франции, и вкус китайского чая, и даже эта небольшая комнатка, в которой они ютились, хотя и с относительным комфортом. Казалось-бы, все наконец-то улеглось, они могут осесть в этом чудном городке, мистер Лидс устроится саксофонистом в ближайшее заведение, Беатриче могла бы стать переводчицей или учителем итальянского, ведь до ее родины здесь рукой подать. Однако что-то не давало покоя Мэтью, он чувствовал, что что-то не совсем так как надо. То ли дело в незнакомой обстановке вокруг, то ли он никак не мог до конца привыкнуть к присутствию бессменного компаньона в лице мисс Санторо. Было неясно. Все же нужно отметить, что мужчина потихоньку вновь отложил воспоминания о былом в дальний ящик, дабы они его больше не тревожили. Его нервы сильно потрепались пережитым за последний месяц. Сейчас ему нужно окончательно оправиться от ранения в груди и жить дальше. Спокойной простой жизнью. Если получится.

Лион. 25 декабря. 1949 год. 9 часов 11 минут утра. В пошарпанную входную дверь стучит чья-то рука в перчатке. Вторая рука человека занята иным делом. Она держит коробку, украшенную рождественскими узорами и северными оленями. Никто не открывает дверь. «Может ошиблась? Да нет, вроде все верно, адрес правильный, да и дверь точно та, что была, когда я уезжала…» — пронеслось в голове сероглазой девушки в зимнем пальто и теплом берете. Она постучала еще дважды и осталась стоять на пороге. Через минуту послышались медленные щелчки замочной скважины и дверь со скрипом отворилась. -Мэгги?! Неужто ты! Какое счастье! Я так рад тебя видеть, девочка моя! Входи скорее, не мерзни! — просиял невысокий старичок на пороге. Это был мистер Шен, который уже было начал думать, что мисс Росс забыла про него. Лицо девушки просияло искренней теплой улыбкой, а на ее глаза чуть не накатили слезы. Ее ждали. Хоть где-то она оказалась нужна. В светлой гостиной, где стояла рождественская елка, висели гирлянды и играл незамысловатый проигрыватель, сидели три человека. Пожилая пара спешно успела накрыть на стол, все же они не ожидали, что к ним заглянут гости. Причем настолько важные гости… К тому же и в рождество! -Мистер Шен, миссис Леру, прежде всего я бы от всей души хотела бы подарить вам рождественский подарок. Я не знала, что конкретно купить, поэтому набрала всего понемногу, я очень надеюсь вам понравится! — смущенно, но с невероятно доброй улыбкой произнесла Мэг. -Мэгги, ну что ты! Не стоило… Мы ведь сами и не подготовились вовсе, мы не знали, что ты заглянешь, поэтому нам нечего будет подарить взамен… — растерялась старушка. -Миссис Леру, бросьте! Сегодня же Рождество, я делаю вам подарок от чистого сердца, помня о том, как много вы для меня делали, пока я жила здесь. Я прошу вас, возьмите его! Я не прошу ничего взамен, для меня главное, чтобы вам понравилось. — гнула свою линию мисс Росс. Через пару минут коробка лежала на стуле, вокруг нее кругом стояли трое. Мистер Шен аккуратно развязал красный бант наверху и приступил к снятию упаковочной бумаги. -Что ж ты делаешь! Аккуратнее будь! Порвешь же такую красоту! Вот ведь всегда вы мужчины такие… Дай лучше я. — пробурчала миссис Леру и легонько отогнала старичка. Мэг смотрела на то, с какой аккуратностью и интересом они распаковывают ее подарок. Она вновь улыбалась. Несмотря на их преклонный возраст, в эту секунду они были похожи на детей, что борются за право первым открыть коробку. Внезапно она снова поймала себя на мысли о том, что она невероятно счастлива сейчас стоять здесь и дарить этим людям добро и теплоту. Она вновь подумала о том, что приехала вовсе не зря, хоть и потратила за эти пару дней большую часть своих сбережений. Ее старания окупились. Она пришла туда, где ей были рады. Где ее встретили и чуть ли не разрыдались, кинувшись в объятия. Сейчас это была последняя возможность постараться прийти в норму. Насколько это было вообще возможно. Внезапно на проигрывателе сменилась пластинка и заиграл Фрэнк Синатра. Мисс Росс будто ударило током. Ее еле державшейся на плаву психике хватило бы малейшего толчка, малейшего дуновения сквозняка, чтобы вновь свалиться в пучину боли, одиночества и горя. Голос любимого исполнителя человека, чье имя не давало ей спать с моменты разлуки, послужил таким толчком. Звук проигрывателя заглушил громкий душераздирающий плачь. Он был такой силы, что проезжавшая под окнами машина остановилась и водитель крикнул в сторону приоткрытого окна, дабы поинтересоваться — все ли нормально? Все было не нормально. Все было плохо. Очень плохо.

Лион. 2 мая. 1954 год. Беатриче, взглянув на стол, заметила, что мисси Леру забыла забрать свой заварочный чайник. Женщина протянула руку и пододвинула его поближе, чтобы рассмотреть роспись на его стенках. Изделие было явно антикварным. Несмотря на потертости и слегка выцветшую в некоторых местах краску, на его фарфоровой поверхности просматривались разные небольшие иероглифы, кроме того по всему диаметру чайничек опоясывал длинный китайский дракон, будто заскучавши пролетающий сквозь сквозь живописные леса. Дракон парил над горами и реками. Множество маленьких, но невероятно искусно прорисованных деталей завораживали мисс Санторо, эта работа явно была работой мастера. Беа поймала себя на мысли, что не может не спросить откуда в этом доме такой шедевр. Она было начала подниматься со стула, но ее запястья коснулась чья-то рука и она очнулась от этого «гипноза». Она обернулась. Это был мистер Лидс. -Куда ты? — поинтересовался он. -Миссис Леру забыла свой чайник, я хотела отнести и… — -Я пойду с тобой, все равно засиделся на месте. Мне нужно пройтись. — не дал договорить Мэтью. Они синхронно встали и вышли из комнаты вслед за удалившейся около пяти минут назад пожилой женщиной. Мэтт все еще не мог нормально передвигаться, поэтому Беа взяла его под руку. Пройдя по длинному коридору, завешенному разными картинами и сувенирами, они попали в гостиную комнату, где в люстре перегорела одна из трех ламп. Старушка не заметила их появления, она была глубоко погружена в тщательное протирание пыли с полок. Мисс Санторо обвела взглядом место, в которое она заглядывала до этого лишь пару раз, из-за чего ей не довелось разглядеть тонкости интерьера. Посреди комнаты, разумеется, стоял обеденный стол, обставленный четырьмя деревянными стульями, диван у стены хоть и выглядел старым, было очевидно, что за ним ухаживают и выбивают из него пыль, ведь он так и манил прилечь на него, читая газету или журнал. На небольшом туалетном столике в углу комнаты стоял старенький проигрыватель военных лет, а сбоку на одной из полок книжного шкафа громоздились стопки пластинок в картонных конвертиках. Все выглядело так, будто квартирка, да и дом в целом, застряли где-то в середине сороковых годов. Мэтт присел на диван, а итальянка прошла до стола и аккуратно опустила на него чайник, заведомо подложив под него специальную подставку. Старушка, услышав некий шум за спиной обернулась и легонько схватилась за грудь в области сердца. -Боже мой, вы меня напугали, я и не услышала, как вы вошли. — выпалила она, но тут же расплылась в добродушной улыбке. — Вы что-то хотели? -Да нет, мы просто занесли ваш чайник, вы оставили его на столе в нашей комнате. — пояснила Беа. — Невероятно красивая вещица, где вы такую взяли? — с задумчивыми глазами, все еще прикованными к фарфору, спросила женщина. Миссис Леру еле-заметно помрачнела, а улыбка плавно сошла с ее лица. Она ненадолго задумалась и, очевидно, погрузилась в свои воспоминания. В комнате на несколько секунд повисла тишина. -Знаете… Его подарила девушка, что жила у нас около 5 лет назад. Она была нам очень дорога, стала нам как дочь… Нас она, впрочем, ценила не меньше, чем мы ее. Этот чайничек лежал в рождественской коробке, вместе с другими подарками. — медленно и опечалено проговорила старушка. Она оборвалась и отвернулась, затронутая тема явно была болезненной. -Что-то не так? — задал вопрос Мэтью Лидс, стоя уже у шкафа и перебирая пластинки для проигрывателя. Он не заметил того, что миссис Леру резко переменилась. -Мне довольно тяжело вспоминать о ней, мисье Лидс. Ее поглотила невероятная тоска и печаль. Она столкнулась с тяжелыми вещами. Приехав к нам на Рождество, она, очевидно, пыталась хоть как-то отвлечься… Руки Мэтта продолжали перебирать диски и слушать. Внезапно он наткнулся на пластинку Фрэнка Синатры, которая оказалась в самом низу стопки. -Однако одна чертова мизерная случайность выбила ее из равновесия и ей стало еще хуже… Знаете, в тот миг обида и безысходность будто поглотили ее еще глубже. — продолжила миссис Леру. -Что-ж, беды случаются. Такова жизнь, от этого никуда не деться, я, например, тоже много чего пережил. И ничего, стою вот тут с вами. — холодно произнес мистер Лидс. — Довелось столкнуться с дерьмом, знаете ли. В проигрыватель поместили пластинку. Комната наполнилась сначала еле слышным шипением, а затем из динамика полилась мелодия. -Прекрасная песня, не правда ли, миссис Леру? Музыка Синатры — одна из тех вещей, что давала мне нужный толчок в тяжелые моменты. — довольно произнес Мэтью, и вновь сел на диван. -Именно под эту пластинку глаза, которые некогда горели огнем, в которых некогда была весна, налились горячими слезами, мисье Лидс. Под эту пластинку мисс Росс сидела на вашем месте и рыдала, будто хороня последнего близкого человека. — с горечью произнесла старушка и уже ее глаза начали блестеть от накатывающих слез. Музыка резко прервалась. Мэтью Лидс теперь стоял у проигрывателя в оцепенении. -Что вы только что сказали, черт возьми? Кто сидел? — почти перейдя на крик вопрошал он, надеясь, что ему показалось. Беатриче уставилась на мужчину и заметила, как у него задрожали руки, в которых он еще держал пластинку. Его пальцы начали белеть от усилий, с которыми он сжимал «диск». -М-мисс Росс… Я сказала мисс Росс… Маргарет Росс… Она жила у нас с пять лет назад…- аккуратно повторила Леру, которая буквально опешила от того, как в секунду переменился Мэтт. Она совершенно не поняла, что произошло. В комнате вновь повисла тишина. -Вот оно что… Значит, она была здесь. — медленно произнес мистер Лидс, продолжая стоять неподвижно. На его лице откуда-то взялась странная улыбка и растянулась, словно у безумца. — Забавно выходит… Я уж было думал, что это чертово проклятье оставило меня наконец в покое. Думал, что очередная попытка начать заново наконец мне удастся. Мэтью прервался. Он смотрел в пол и молча улыбался, казалось, что в тот момент остановились даже стрелки часов. Напряжение, наполнившее пространство разрасталось все сильнее, добираясь даже в самые труднодоступные уголки комнаты, куда не задувал даже сквозняк из незакрытого окна. Внезапно Беатриче поймала себя на мысли, что ощущает, как пульсируют вены на ее висках, а в горле становилось все суше и суше. Она совершенно не представляла, чего ждать от этого человека. До этой минуты ей казалось, что она успела узнать Мэтта как следует, ну или хотя-бы выучила большую часть его повадок. Безусловно, три недели — срок небольшой. Но даже за это время они прошли немало. Мисс Санторо начала заметно нервничать, что заметила и миссис Леру, после чего отступила на пару шагов назад от мужчины, который все еще, будто наиграно, улыбался. Неожиданно мистер Лидс поднял голову и направил свой взгляд на старушку. — И что же она сказала вам, миссис Леру? Пожилая женщина еле-заметно вздрогнула. — Н-ну, она говорила долго… Она говорила о том, что потеряла единственного человека, который ел был дорог. Злой рок? Стечение обстоятельств? Пресловутая шутка судьбы? Она не знала… Миссис Леру говорила около десяти минут, а когда наконец закончила — взглянула в лицо Мэтью. На его лице уже не было той странной и устрашающей улыбки, глаза больше не горели тем, пусть даже адским, огнем. Они полностью потухли. Сам не зная зачем, он еще раз выслушал историю о том, как их с Маргарет мир рухнул. -Что с вами, мисье Лидс? Вы выглядите очень подавленно… Вы были знакомы с мисс Росс? — аккуратно вполголоса поинтересовалась пожилая женщина. -Нет. Мы не были знакомы. — тихо и холодно произнес мужчина. Очевидно, никто не мог и представить того, что творилось с Мэттом сейчас. Это был очередной раз, когда он осознал, что ступал по пятам за призраком из прошлого. Скорее даже не по пятам, а по кровавому следу, оставленному изрезанным человеческим сердцем, которое в своих хрупких руках несла сероглазая девушка. Он сидел молча, не желая ничего. Он хотел бы, чтобы его оставили одного. Просто бросили на произвол той самой чертовой судьбы. Мистер Лидс начинал думать, что куда бы он ни пошел, везде будет видеть ее еле-заметный силуэт, чувствовать запах ее волос. Было ли ему больно? Ему было невыразимо больно. Снова. Он уже отказался от всего, от родного Нью-Йорка, от попыток заработать себе денег на хлеб, от чертовой Филадельфии, да даже от единственного, что он мог делать довольно неплохо — игры на саксофоне. Все же… Было и то, от чего он пытался отделаться все эти долгие годы, но не смог — от нее. Разумеется, он никому не рассказывал, даже Беатриче, что Мэг снилась ему пару дней назад, что снилась ему и раньше, что где-то в глубине он все еще не оставлял попыток ее увидеть. Однако… Сейчас он наконец осознал, что вот уже пять гребаных лет он обречен лишь гнаться за ней, пусть даже неосознанно. Теперь перед ним стоял выбор — отказаться от всего окончательно, либо вновь стерпеть, проглотить все сильнее накатывавшую горечь и обиду и продолжить адски тяжелые попытки хотя-бы мало-мальски наладить свою жизнь. Хотя все и пошло под откос, оставалась одна вещь, которая могла немного облегчить его существование. Он все еще не задвинул в дальний ящик своего подсознания ту маленькую пресловутую и, наверное, даже детскую мечту о закате над бирюзовой гладью воды и белых скалах, о запахе морской соли в ветре, колышущем волосы, о ярких красках диковинных цветов, о видах древних руин, пышущих тысячелетиями. Он прокручивал у себя в голове мысль о том, что во что бы то ни стало нужно добраться до Италии. До прекрасного острова Сицилия, где бедный калека с чехлом от саксофона за спиной попробует в последний раз наладить свою жизнь.

На следующий день Беа и Мэтт уже собирали вещи перед скорым отъездом. Вот уже третий раз мистер Лидс пакует свой старый небольшой чемоданчик, укладывая в него вещицы, прошедшие с ним если не девять кругов ада, то как минимум семь. Предыдущие разы доставляли ему чувства некого благоговейного трепета и нетерпения от того, что же он увидит в новом месте. Однако теперь такого не произошло. В своей голове он монотонно перечислял то, что нужно взять: «Рубашка, двое брюк… Эээ… Что там еще? Какие-нибудь носки, пару маек, да и остальное по мелочи…» — размышлял он, глядя в запыленное окно снимаемой комнаты, ветер из которого еле-заметно обдувал его лицо, не отражавшее ни ноты эмоций. Казалось это был последний теплый Лионский ветер, вдох чего-то нового, чего-то, что предвещало перемены. Через пару минут в темно-зеленом чемодане помимо всего вышеперечисленного лежала пара простеньких бритв, старая серая шляпа, которую он по каким-то причинам упорно не хотел надевать и запасная пара черных туфель, старательно натертых до блеска несколько часов назад. Спустя мгновение откуда-то сверху упал флакон «Американской мечты», приземлившись на вещи, аккурат в шляпу. Мистеру Лидсу было лень класть все аккуратно, и он уже буквально закидывал оставшиеся вещи. -Мэтт, я уже все собрала, ты еще долго будешь копаться? — донеслось откуда-то из-за спины. Беатриче закрыла потертый коричневый шкаф и еле-слышно подошла к мистеру Лидсу со спины, аккуратно положив руку ему на плечо. — Все… Нормально? -Да, вполне. Я почти собрался, осталось доложить пару вещей и буду готов. — даже не взглянув на Беатриче проговорил Мэтью. Внезапно мужчина почувствовал тепло по всей спине. Мисс Санторо обняла его. Она еще ни разу не позволяла себе этого, да и в целом боялась лишних прикосновений к нему, хотя и была очень тактильным человеком. Беатриче не понимала, что на нее нашло, но отстраняться не стала. «Что она делает? Зачем?» — первое, что пронеслось в голове мистера Лидса. Он уже было хотел развернуться и попросить ее отойти, но осекся. Сейчас Мэтт чувствовал давно забытое тепло, искреннее тепло, которое хочет отдать ему человек. Он точно не знал почему, но был уверен — эти объятия были искренними, хоть и первыми за очень долгое время. Его рука невольно прикоснулась к запястью девушки, и тело Мэтта будто окатило… Заботой? Наверно это была именно она… В голове мужчины неожиданно пронеслись все моменты, когда мисс Санторо была рядом с ним, когда она ему помогала и пеклась о нем. Иной человек мог бы давно бросить такого неудачника, как Мэтт, но она этого не сделала. Он все еще не доверял ей полностью, отчего не мог сказать, преследует ли она свои цели. Однако думать об этом он совершенно не хотел, сейчас он просто хотел стоять в ее объятиях. Мэтью начал проникаться к ней чем-то новым.

Лучи полуденного солнца пробивались сквозь небольшое окно в купе поезда, обдавая золотом лицо маленькой девочки, чей восхищенный взгляд был устремлен на проносящиеся мимо незамысловатые каменные постройки, голубые речушки и покрытые малахитового цвета травой холмы. Каждый раз, когда в ее внимание угождало редкое деревце причудливой формы, живое детское воображение дорисовывало из него образ животного, отчего поездка становилась еще интереснее. -Дорогая, скоро мы будем на месте, начинай собираться. — донесся мягкий голос из-за спины девочки. — Беатриче, ты меня слышишь? Девочка обернулась и взглянула на красивую женщину, сидевшую чуть позади. — Да, мам, сейчас, но ты только посмотри, как красиво за окном! — не переставал восхищаться впечатлительный ребенок. Женщина улыбнулась и протянула руку, погладив девочку по голове. — Да, солнышко, я знаю, очень красиво. Но знаешь что? Скоро ты увидишь еще большую красоту, нужно лишь собрать вещи. — попытавшись взять дочь хитростью, проговорила женщина. -Правда? — просияла девочка. — Там будет море? Ты обещала мне море! Я никогда его не видела! А там есть пальмы? А киты? А в море водятся русалки? Женщина по-доброму рассмеялась, в очередной раз умилившись тому, как живо работает воображение ее семилетней дочери. — Беа, ты скоро все увидишь сама. — вновь улыбаясь ответила она. -Ну русалки то? Русалки то будут? — глаза девочки светились неподдельным интересом. Женщина вновь рассмеялась. — Если долго сидеть и смотреть в море, может и появятся! Нужно лишь очень-очень хотеть и ждать, ведь если чего-то очень хочешь и ждешь, это непременно сбудется. Внезапно все вокруг начало спешно исчезать в серой дымке, поезд и купе начали буквально утекать из-под ног куда-то вдаль, а все голоса, включая голос матери девочки, смешались в один хрипловатый мужской бас. -Беатриче! Беатриче, ты что заснула? Боже мой, я отошел буквально на десять минут… Мисс Санторо открыла глаза, она похоже и правда заснула. Мэтт сидел возле нее и держал в руках два картонных стакана с горячим черным кофе, аромат которого уже успел наполнить небольшое купе на этот раз настоящего поезда. -Я же тебе сказал — не спи! Договорились, что схожу за кофе и начнем потихоньку собирать вещи… — снисходительно проговорил мистер Лидс, после чего взглянул на небольшие карманные часы, посеребренная крышка которых стерлась уже лет десять назад. — Вот черт, уже 7 утра, мы скоро будем на месте! А ну! Подъем! Вот уже пару дней они на всех парах мчали в сторону прекрасного города Палермо, к которому, к слову, они уже были на подъезде. Оставалось около двадцати минут до их высадки на долгожданный остров Сицилия.

Примечания:

Заключительная часть работы будет опубликована спустя некоторое время.