тяжесть. я чувствую тяжесть. как груз. не мыслей. совсем не мыслей. нет. слабость. открытая рана. я пуст. лишь слышу рой зудящий, который не даёт ответ. бежать. мне нужно бежать, не оглядываясь. тревога бьёт по вискам уродливо и чётко. нельзя. нельзя смотреть себе в глаза, оправдываясь. я знаю. будет очень больно. колко. страх. я ощущаю. но не испытываю совершенно ничего. спасение так далеко. и правды не узнать. искать. и я ищу, но что? или кого? я не спасён. ведь меня некому спасать.
edy byun
***
Чунмён так долго мечтал о том, чтобы сорваться куда-нибудь. Подальше от городского шума, который заглушал такую желанную тишину, от суеты, которая вводила в нервозность и тремор, от людей, которые чего-то от него хотели, когда ему не хотелось ничего. Только сбежать. И, может, это лёгкий путь. Самый лёгкий из всех возможных, но только такой путь, кажется, и мог спасти, принести покой. Чувство безопасности. Всем знакомое ощущение выгорания преследовало Чунмёна, художника и работника галереи, где неплохо платили, по пятам. Когда он устраивался на работу, не мог знать, что ему будет так тяжело смотреть на свои же картины и чувствовать груз на плечах, который весил больше тонны, а может, как самое обычное облако, которое могло убить любого, кто окажется на его пути. Вот и Чунмён чувствует себя убитым. Не тем, кто живёт, а тем... кто существует. Он не Дориан Грей, продавший свою душу за вечную молодость, когда картина с его портретом переживала все болезни, горести и печаль за него. Он сам крутится в своей усталости. И от такой судьбы ему просто нужно было сбежать на необитаемый остров. Туда, где он сможет дышать. Так и случилось. Это было неожиданно. Но билеты приятно грели руки, когда Чунмён с улыбкой думал о том, какое же прекрасное путешествие его ждёт. Да, перелёт, да, пересадки, да, потом ещё на катере от Саманы, но всего лишь 1 километр. Зато потом его ждут две недели покоя, красивых видов и просто одиночества. Без всего. Без всех. Чунмёну было трудно забронировать номер в единственном отеле на острове Кайо Левантадо. Но он чудом смог выхватить его, поэтому больше от него ничего не требовалось, кроме билетов. Их он купил очень быстро, даже не обращая внимания на ценник, потому что имел право и копил очень долго, даже не зная, куда потратит эти деньги. Чунмён жил просто. Никогда не кидался купюрами. Он просто был. Без ярлыков. Без популярности. Даже если его работы, как художника, были известны половине мира. Чунмён просто не хвастался особо, предпочитая скрывать свою личность и внешность. Так было проще. Так не было вопросов. Так он мог быть собой. Когда он приехал в аэропорт, ещё не мог осознать в полной мере, что его ждёт. Весь перелёт он спал, лишь временами пробуждаясь для перекуса или чтения. Потом пришлось немного понервничать, пытаясь найти такси до катера из Саманы на Бакарди, но и этот этап ему удалось пройти. И лишь вдыхая аромат волн, чувствуя ветерок на своих щеках и солёные брызги, Чунмён осознал. И понял, глядя на пристань, что он в месте своей мечты. Мён ступил на скалистый берег, замирая на несколько минут, пока пытался рассмотреть окружающее пространство. Глаза разбегались. Это было слишком красиво для его восприятия. Это оказалось даже лучше, чем он представлял. Чунмён ещё раз огляделся и пошёл вперёд, рассматривая каждый участок. Пляжи с белоснежным песком, склоненные к воде пальмы и тропические деревья. Он увидел даже парочку морских звезд, а вода, кажется, искрилась всеми оттенками лазури. Чунмён улыбался не переставая. И даже когда остановился на пороге своего отеля, ему казалось, что он попал в сказку, которой не будет конца. Его встретили добродушно, отнесли багаж в номер и проводили. И самое удивительное по своей красоте, как он считал, было то, что окна его балкона выходили из спальни к пляжу. — Прекрасный вид. Чунмён не мог сдержать восторга. Белая огромная кровать с балдахином, зеркало, столик, плазма и невероятной красоты люстра. Чунмён даже не мог представить, сколько денег было потрачено на всю эту роскошь, но он хотел взять от этого отдыха всё. В ванной комнате была огромная ванна, которую Чунмён тут же наполнил. Он уже мысленно прикинул, что сегодня отправится на пляж. Людей было немного, это радовало, поэтому поскорее хотелось отправиться погулять. Подышать этим воздухом. Мён схватил сменные вещи и выключил воду, так как ванна уже набралась до приемлемого уровня. А когда лёг в тепло, сразу же расслабился, будто и не было всех этих перелётов и усталости. Предвкушение. Чунмён всегда был таким. И как бы не уставал, мог свернуть горы, когда оказывался в другом городе или уезжал в командировки. Вот и сейчас. Он был готов взойти на вершину. Но через пять минут его начало медленно клонить в дремоту и весь азарт рассыпался на мелкие кусочки, которые превратились в сон.***
— Ты же меня не бросишь? Чунмён смотрел на своего возлюбленного, что стоял под ночным небом на скале и задумчиво глядел на виднеющийся пляж, на котором бушевало войско. — Нет, родной. Не брошу. Но для того, чтобы выжить — нужно кое-что сделать. Чунмён посмотрел в глаза своему любимому и начал подходить ближе. Он заворожённо впитывал в себя все прикосновения пальцев к щекам и шее, пока медленно, но верно доходило. Кое-что — это душа. Душа, которая ему больше и не нужна. — Моя жизнь принадлежит тебе. Без тебя мне она не мила. — Улыбка напротив согревала, но было в ней что-то… страшно-отчуждённое. Чунмёну очень хотелось думать, что это не прощание, но когда его прижали ближе к себе, стало ещё страшнее. — Что ты хочешь сделать? Возлюбленный напрягся, но больше не подавал никаких признаков, что может случиться что-то ужасное. — Ты будешь жить вечно, душа моя. Согласен? Это плата за нашу любовь. Чунмён не испугался. Чунмён не стал делать вид, что испугался. Он просто принял. Уже давно. И знал, что когда-нибудь это должно было случиться. Свою участь он пригрел на груди. — Всё будет хорошо. Возлюбленный улыбнулся с грустью и тоской. С виной, которую он не отплатит никогда. — Почему ты так уверен? — Я просто это знаю. Всё будет хорошо. Потому что так и должно быть. Глаза напротив заискрились от непролитых слёз. И Мён засмотрелся на этот блеск, который был ярче всех звёзд в небе. — Так ты согласен на плату за нашу любовь? Чунмён замер, но кивнул, собравшись с силами. Любовь вампира и человека никогда не приводила к хорошему. Потому что один из пары всегда был обречён на погибель. Но именно сейчас... они делают попытку выжить. И быть вместе навсегда. Чунмён давно себе не принадлежал. И был готов к этому. Поэтому расслабился в руках своего палача, которого любил больше жизни. И отдался на волю судьбе, что была в руках судьбы. Острая боль, пронзившая всё нутро, отрезвила. Чунмён открыл рот от внезапного понимания, что его тело пронзила стрела, и услышал вскрик. Он не помнил, как оказался на коленях любимого. Он не помнил, как всё случилось. Он помнит только боль, звёзды и глаза. Тёмные глаза и губы, шептавшие какие-то слова. И перед тем, как полностью погрузиться в вечную темноту, которая разлучит их, на его сердце выжигается: — Мы всегда будем вместе. Даже если не в этой жизни. Найди меня в следующей. Я всегда буду ждать тебя здесь. судьба, что разлучит, поддайся мне. и сгинь навеки вечные во тьме. но перед этим вечность подари моей любви. и муки смерти навсегда сотри. да будет так.
***
Чунмён резко просыпается в ванной. Вода уже охладела. И от странного сна осталось такое же холодное послевкусие. Зябко. И холодно. Чунмён разглядывает свои мурашки на коже, закутываясь в полотенце получше, чтобы не заболеть. А затем переодевается и спешит выйти на улицу, чтобы согреться. Там тепло. Чунмён спокойно ориентируется по указателям и через несколько минут выходит на пляж. Лишь там, сидя на песке в одиночестве и смотря на воду, он понимает, что сон был оглушительно морозный. Он не мог вспомнить лица своего возлюбленного, но помнил его глаза. И это было странно. Нет, не в том смысле, что во сне его возлюбленный являлся парнем. Или что-то в этом роде. Ведь свою ориентацию Чунмён не скрывал. Да и последний парень у него был ещё во времена университета. Ему было просто не до этого. Он посвящал слишком много времени учёбе и работе, а с тех пор, как ушёл в творчество с головой, вообще перестал задумываться о любви. Или просто о чём-то романтическом. Наверное, он просто привык к одиночеству. Это стало его жизнью. Во сне его возлюбленный был вампиром, а сам он погиб. И именно это волновало его сердце. Океан грел своим присутствием. Чунмён вдохнул этого воздуха и прикрыл глаза в блаженстве. Тишина и покой. Он так ждал этого момента, но сейчас всё это омрачает только лишь сон, приснившийся в ванной. Это было мрачно. И грустно. Да, пожалуй, это было грустно. Но Чунмён пытался не думать об этом, потому что он приехал сюда отдыхать, а не грустить, ведь грусть отнимает слишком много сил. И оставляет только лишь пустоту, выедающую изнутри. Как много раз он просыпался, но не хотел? Потому что знал, что поедет туда, куда не хочет. Будет говорить то, чего не хочет. Будет жить так, как не хочет. Вот, что происходит с ним на самом деле. Он просто устал. Мимолётный шорох отвлекает от мыслей. Чунмён поворачивает голову на источник шума и вздрагивает от неожиданности. В двух метрах от него сидит молодой человек в белой сводобной рубашке и белых шортах. Его белые волосы трогает ветерок. Но Чунмён не смеет тревожить, думая, что он просто не заметил этого человека, который тоже пришёл поискать тишины и покоя. Поэтому не стал приветствовать и отвлекать. Стало быть, ему тоже нужно всё это, поэтому Чунмён снова отвернулся, всматриваясь в горизонт. Было в этом всём что-то волшебное. Люди могут годами искать свой покой, а некоторые так его и не находят. — Здравствуйте. Чунмён думает, что ему послышалось, но нет. Он поворачивается к тому человеку и замирает на месте, когда видит его глаза. Что-то знакомое. Но он никак не может понять, где их видел. Может, во сне? В том самом. — Здравствуйте. Вы тоже здесь отдыхаете? Незнакомец слегка улыбается. — Да. Я — Сехун. — А я Чунмён. Блондин смотрит изучающе. Но Мён никак не реагирует, лишь улыбается слегка в ответ, потому что не знает, что говорить. Он вроде один, а вроде нет. В его голове пусто, но она не пуста. Ему комфортно. Это единственная стабильность сейчас. Солнце медленно собирается уходить за горизонт, но Чунмён не торопится. Ему бы просто насладиться этим подольше, даже если впереди ещё много времени. — Тишина и покой, верно? Чунмён снова смотрит на Сехуна. — Верно. Вы часто сюда приходите? — Да. — Сехун слегка улыбается. — Я постоянный гость этого места. — Ваш любимый курорт? Кивок. Сехун смотрит на Чунмёна всё также изучающе, будто пытается увидеть в нём что-то, чего сам Мён не знает. И о чём совершенно не подозревает. Эти гляделки могли продолжаться ещё долго, если бы Сехун не начал говорить: — Вы напоминаете мне одного моего… друга. Мён хмыкает. — Вы давно его не видели? — Да. Кажется, целую вечность. По ощущениям именно так. Чунмён пытается вспомнить, а есть ли у него такие друзья, и понимает, что нет. В его жизни никогда не было таких друзей, чтобы скучать по ним или тосковать. Тоска. Вот что видел Чунмён сейчас в глазах напротив. Изучающих глазах. — И чем же я его вам напомнил? Сехун облизывает губы, на секунду отводя взгляд. Но уже через пару мгновений он и вовсе отворачивается, снова глядя куда-то вперёд. Чунмён уже не ожидает услышать ответа, ведь, наверное, полез не в своё дело, но ответ всё-таки звучит. — Именем. — И это всё? — Нет. Совсем нет. Он… У вас похожий взгляд. И мягкость, которую вы излучаете. Чунмёну неловко. Ему такое говорят впервые. Сехун уже не улыбается. Просто смотрит вперёд. И Мён не может удержаться от вопроса: — Вам грустно? Взгляд нового знакомого пуст. Чунмён бы хотел понять, что там, но эта пустота страшна. Он впервые видит такую тоску и печаль. Которая отдаётся в нём самом чем-то болезненным и страшным. — Да, Чунмён. Мне грустно. Но… моя печаль длится уже целую вечность. — Вам так нравится вечность? Сехун замирает на месте, пусто глядя на Чунмёна. А затем встаёт, собираясь уйти. Неожиданно. Мён уже думает о том, что сказал лишнего или задал какие-то не такие вопросы, но Сехун перебивает его мысли своим ответом. — Нет. Моя вечность в одиночестве. Парень разворачивается и начинает уходить, но Чунмён вскакивает следом. Он не идёт за ним. Не бежит. Он просто начинает говорить то, что ему хочется сказать. — Всё будет хорошо. Сехун застывает. А затем поворачивается и подходит ближе, останавливаясь в метре. Чунмён не чувствует угрозы, не чувствует страха. Он чувствует тоску. Сердце сжимается от неконтролируемой эмпатии. Он никогда прежде никому так не сопереживал. Но на этом острове всё будто поменялось. А он ведь только приехал. Сехун смотрит с грустью и тоской. Улыбаясь. И в его глазах будто плещется вина. Сожаление. Чунмён сглатывает. — Почему вы так уверены? На одном дыхании. Почти шепотом. — Я просто это знаю. Всё будет хорошо. Потому что так и должно быть. Лицо Сехуна искажает гримаса необъяснимости. Он шумно выдыхает и делает шаг назад, смотря на Мёна так, будто увидел что-то странное. Но сам Чунмён не сдвигается с места. И лишь когда фигура Сехуна скрывается за листьями деревьев, он оседает на песок и осознаёт: этот диалог он где-то уже слышал. Во сне. В том самом.***
Чунмён проводит на пляже ещё пару минут, а после — уходит в отель, где теряется во сне. Но ему ничего не снится. Только лишь пустота. Съедающая изнутри всё живое. Утром он просыпается, чувствуя себя лучше. Намного. Поэтому просматривает красивые места острова за завтраком в кафе на первом этаже и собирается в импровизированный поход. — Господин О, как вы? — Всё в порядке, Чарльз. Гости в отеле довольны? Чунмён оборачивается на знакомый голос и узнаёт в Господине О того самого незнакомца с пляжа. И когда тот замечает его пристальный взгляд, приходится отвернуться. Он делает лишь шаг вперед, как перед ним возникает рука, открывающая дверь на улицу. Сехун слегка улыбается, придерживая ручку. И Чунмён бросает лёгкое «спасибо», выходя. Свежо, но тепло. Мён пытается абстрагироваться, но рядом идущий Сехун не даёт подумать о чём-то светлом. — Господин О? — Да. По голосу слышно, что Сехун улыбается. И это оказывается так, когда Чунмён останавливается, поворачиваясь к нему. — Так вы этим отелем владеете? — Есть такое. — И мне ничего вчера не сказали? Сехун поджимает губы, но он в хорошем настроении, судя по взгляду. — Прошу прощения за то, что вчера так резко ушёл и дал вам повод подумать о том, что что-то не так. Такого больше не повторится. Чунмён хмурится, пытаясь понять. Ведь вчера всё было слишком атмосферно. Вчера была искренность. И никаких обид Мён не собирался кидать в сторону Сехуна. Было странно слышать извинения на этот счёт. — Но вчера вы были искренним и чувственным. Если исключить тот момент, что вы мне не сказали о том, что владеете этим отелем. Почему вы просите прощения? Сехун улыбается. Улыбается и смотрит. Расслабляется. Как и Чунмён. — Вы просто душка, Чунмён. Давненько я не встречал таких приятных людей. — Дайте угадаю. Целую вечность? Сехун неожиданно смеется. — Так и есть. Дальше идёт совершенно незамысловатый диалог, в ходе которого Чунмён узнаёт, что семья Сехуна и их род идёт от древних людей этого острова. Они когда-то обосновались здесь, осели и жили в мире, но войны всё же были. Датой открытия острова и началом его современной истории считается дата открытия Христофором Колумбом полуострова Самана. 1493 год. Чунмён с каждой секундой их разговора поражался тому, как увлечённо Сехун рассказывает об истории этого острова и о своей собственной линии семейного древа. Чунмён узнал, что Бакарди начали заселять только в 1746 году. Потому что на протяжении 200 лет эти земли, принадлежавшие испанской короне, пытались захватывать и французы, и англичане. А в 1799 году Наполеон предпринял очередную попытку захватить Саману и остров Бакарди. Но ему этого сделать так и не удалось. — Тот самый Наполеон? — Да. — Сехун не улыбается. Просто идёт рядом, даже не спрашивая о том, куда направляется Чунмён. — Тот самый. — В ходе войны, наверное, много людей погибло? Тишина. Мён не торопит с ответом, потому что задумчивость на лице Сехуна немного пугает. Он просто ждёт, но не ожидает, что ему ответят. Может, это просто больная тема? Или О просто не знает ответа, затрудняясь? Нет, он не похож на человека, который стал бы говорить об этом всём, если бы не знал ответов на предстоящие вопросы, выплывающие из любопытства людей, которым интересно послушать данную информацию. А Чунмёну интересно. Даже слишком. — Да. Ходят легенды о том, что здесь предводитель оборонявшихся войск потерял свою настоящую любовь, но обрёк её на вечное существование через жизни, чтобы снова встретиться. Чтобы быть вместе, найдя друг друга. Чунмён вздыхает. — Печальная история. Интересно, они встретились? Сехун поворачивается и смотрит на Чунмёна в упор, пока не отводит взгляд. — Нет, они так и не встретились. Прошло уже несколько веков. Но они так и не смогли найти друг друга. Мён поджимает губы и понимает. Нужно перевести тему. Срочно перевести тему, чтобы избежать неловких пауз. Всё это кажется таким грустным, что он забывает о том, зачем сюда приехал. В голове только одна тема для разговоров. — Здесь есть интересные места, где мало людей? Сейчас, как я вижу, здесь достаточно многолюдно. Сехун кивает, но уже менее задумчиво. — Здесь практически всегда многолюдно. Та самая реклама привлекает массу туристов. Спокойно только на вечернем пляже отеля, на котором мы с вами вчера искали покой. Есть ещё один пляж, но людей там слишком много. Можно рвануть на Саману, чтобы пойти на экскурсии, увидеть китов и так далее. Какой отдых вы предпочитаете? Чунмён задумывается, понимая, что он приехал найти покой. Именно его. Поэтому многолюдность — точно не его вариант. В голове рассказ Сехуна о той самой настоящей любви предводителя. И почему-то это кажется ему интереснее всего. Он совершенно не знает, что он будет делать дальше, но он бы посетил то самое место. — Если это возможно, то вы могли бы показать мне то самое место, где случилась трагедия из легенды? Сехун останавливается. И снова смотрит изучающе. Мён скоро так привыкнет. Оказываться под изучением господина О. — Вы этого хотите? Почему? — Так вы знаете это место? — Вы не ответили. — Почему же? Я ответил вопросом на вопрос. Сехун цокает, но не агрессивно. Глаза закатывает. Но тоже не агрессивно. — Да, я знаю это место. Оно совсем недалеко от отеля. Нужно будет немного пройти в гору. Я надеюсь, вас это не смущает? — Нет, что вы. Всё в порядке. Я вроде не хилый. Справлюсь. — Будем надеяться. Чунмен улыбается, предвкушая. — Давайте купим воды. Всё-таки будем подниматься. Точно будет жарко. Но на вершине будет не так. Там вас ждёт приятный ветерок. Вершина. Сейчас Мён готов был покорить эту вершину. С Сехуном было по-приятному спокойно. Они взяли воды и пошли по направлению к той самой вершине. И только около подъёма Чунмён кое-что понял. — Вы так спокойно согласились сопровождать меня. У вас нет дел там? Я не помешал вам? Сехун хмыкает, запрокидывая голову, чтобы глянуть на Чунмёна с небольшого подъёма, на который он уже успел подняться. — Так хочется сбагрить меня? — Нет. — Чунмён удивлён. — Нет. В мыслях не было. С вами я чувствую себя в безопасности. — Мы знакомы в общей сложности пару часов, а вам уже безопасно? Вы же меня совсем не знаете. — Да, не знаю, но… — Мён легонько улыбается, смотря на лучи солнца в прядках волос Сехуна. — Кажется, мы с вами знакомы целую вечность. Видеть на лице Сехуна такое выражение — необъяснимо. Но Мён уже понял, что этот парень весь из себя такая загадка. У него на пальце кольцо с фиолетовым камнем, в глазах пустота, попутно с чем-то странным и пугающим, но с ним безопасно. У него интересные истории в голове, печаль в душе и много ответов, но с ним комфортно. Чунмён именно так и считает. Хоть даже и не думал найти на необитаемом острове такое интересное знакомство. — Поднимаемся? — Да. Поднимаемся. Пару раз Сехун придерживает Чунмёна за пояс, когда тот оступается, пару раз ловит его за запястье, когда ноги подводят, пару раз пускает шуточки про того самого знакомого, которого Чунмён ему напоминает, потому что они с ним очень походи своей неуклюжестью. Но когда они наконец взбираются на вершину, Сехун становится будто другим. Он смотрит на небольшой выступ, замирая на месте, будто был здесь именно тогда. Когда всё случилось. Будто он тот предводитель. Будто он тот самый. Но Мён стряхивает своё наваждение, пытаясь не представлять тот самый сон. И лишь через секунду понимает, что это то самое место. Осознавать это страшно. Необъяснимо. Сехун стоит на месте, когда Мён на внезапно ватных ногах подходит ближе, пытаясь совладать с собой. Он пытается думать о том, что это просто совпадение. Что ничего такого в этом нет. Это ничего… совершенно ничего не значит. И там был не Сехун. Во сне был не Сехун. Они там не были. Но когда Сехун смотрит на него также пусто, как и всегда, Мён осознаёт, что это были его глаза. В том самом сне были глаза О Сехуна. — Что-то случилось? Чунмён отрицательно мотает головой и садится на землю, прижимая колени к груди. Его сердце бьётся так неистово. Всё тело сковывает. Он чувствует, как что-то внутри него ревёт, кричит и воет. Но снаружи лишь пустота. Ему кажется, что в его глазах сейчас пустота, схожая с пустотой в глазах Сехуна. Сехуна, который садится рядом в позе лотоса и смотрит вперёд, ничего не говоря. Через пару минут тишины Чунмён понимает, что внутри него не только всё вопит. Внутри него пустота, будто он потерял что-то важное. А пустота — это и есть боль. Судорожный всхлип с его стороны побуждает Сехуна повернуться. — Что ты чувствуешь? Переход на «ты» не смущает. Будто так и нужно. Будто так правильно. Чунмён молчит, потому что не знает, как ответить. Ему кажется, что времени сейчас не существует. Ему кажется, что оно замерло. — Мне больно. Это странно, да? — Нет, Чунмён.«нет, родной мой»
Мён сглатывает и резко поворачивает голову, впиваясь взглядом в Сехуна. В его глазах темнота. В его глазах что-то ещё. В его глазах тоска и боль, печаль и пустота. В его глазах надежда и вина. Чунмён встаёт быстро. И Сехун встаёт следом. — Мне надо уйти. Я… я пойду. — Постой, Чунмён. Не уходи. Сехун делает шаг к нему, но не получается устоять на месте. Мён шарахается от страха, потому что это именно то, что он сейчас чувствует. Он должен уйти. Прямо сейчас. — Не подходи. Я боюсь. Сехун прикусывает губу, морщась от сожаления. — Ты боишься меня? — Да. — Я не причиню тебе вреда. Но Чунмён не верит. Почему-то прямо сейчас он не верит человеку, с которым совсем недавно ему было комфортно и безопасно. — Я должен уйти. Мне нужно уйти. Тишина на пару мгновений и тихий ответ. — Хорошо. Сехун смотрит на уходящего Чунмёна не отрываясь до самого конца. И тот уже не слышит шепота в спину: — Хорошо, родной мой.***
Чунмён думал, что будет радоваться, смеяться и гулять по острову, но от этих планов не осталось и следа, потому что виной тот самый сон, то самое место и О Сехун. Нет, он не винил его. Он сам сюда приехал, сам хотел попасть в то место, сам всё организовал, но в душе кошки нагадили. И даже не закопали. Чунмён не думал, что будет не вылезать из постели, пусто смотря в потолок. Он не выходил из номера несколько дней, даже не думая, что его время уходит. Он просто лежал и пытался осознать, почему всё это так сильно по нему ударило. Сехун не пытался с ним связаться. Это и хорошо. Мён до сих пор не понимает, почему чувствовал такую опасность тогда. Его всё это разбило. Он чувствовал себя ужасно. И необъяснимо. И именно вот эта необъяснимость раздражала его и злила. Не мог же этот сон быть реальностью? Не мог же он тогда умереть? Не мог же Сехун быть его возлюбленным? Нет, это всё бред. Тогда Сехун должен быть вампиром, а вампиров не существует. А у Чунмёна это не первая жизнь и даже не вторая. И он совершенно ничего не помнит. Только вот тот самый чёртов сон. Он сбил все ориентиры. Чунмён чувствует себя сумасшедшим. Безумцем, которому нужно срочно всё понять. Поэтому надо вылезать из своей шикарной коробки и идти искать ответы. Как бы страшно ему не было. Мён приводит себя в порядок только к вечеру седьмого дня на острове. И когда людей становится меньше, он направляется на пляж, садясь на тёплый песок. Он не знает, как найдёт ответы, но именно так он пытается их отыскать. Когда рядом опускается Сехун, на безопасном расстоянии, Мён выдыхает. Их плечи не соприкасаются. Так спокойнее. Момент истины? Чунмён сглатывает, понимая, что ответы в нём. Все его ответы в О Сехуне. — Почему я почувствовал всё это? Он решает начать первым, потому что только так появится стимул идти дальше по этому тернистому пути необъяснимости. И если Сехуну нравится вечность, то Мёну определённо по душе необъяснимость. Это звучит так парадоксально. — Потому что это то, что ты чувствовал тогда. Что мы чувствовали тогда. Мён резко впивается в глаза Сехуна взглядом, ощущая злость. Внезапная сильная злость окутывает его с ног до головы, потому что все эти недопонимания и странные обстоятельства их встречи — выбивают из колеи. Он не может просто так взять, приехать на рандомный остров и понять, что является частью многовековой истории. Это если не учитывать, что здесь ещё и его настоящая любовь! Это же невозможно, правда? Чунмён решает не сдерживать свой словесный порыв. Он не собирается молчать. Ему нужно найти ответы. — Ты хочешь сказать, что тебе несколько веков? А я та самая настоящая любовь, которую ты потерял когда-то и обрёк на вечную жизнь через реинкарнацию? Я должен просто так в это поверить? — Чунмён, послушай меня, пожалуйста. — Нет, дослушай. Я должен поверить в то, что ты вампир? Что они существуют? Что я приехал сюда к тебе, потому что нас потянуло друг к другу? Что я должен был найти тебя? Что тот сон — это не просто сон, а самое настоящее воспоминание? Сехун хмурится, пытаясь жестом руки остановить Мёна. И это срабатывает, потому что уже даже дыхания не хватает на многочисленные вопросы, которые накопились в его голове. — Какой сон? Чунмён понимает, что Сехуну об этом он не рассказывал. Он и не должен был. Но всё оказалось совершенно не так. Поэтому он решает рассказать сейчас. — Мне приснилась та сцена, где меня убивают. И ты произносишь какие-то слова…судьба, что разлучит, поддайся мне. и сгинь навеки вечные во тьме. но перед этим вечность подари моей любви. и муки смерти навсегда сотри. да будет так.
Сехун говорит шепотом. Но Чунмён умирает внутри громко. — Откуда ты…? — Это воспоминание, Чунмён. Твоё воспоминание. Это ты. Ты нашёл меня. Мён поджимает губы. Он не верит. Не верил. До этого момента. Но внутри что-то орёт до сих пор. — Как я могу в это поверить? Сехун выдыхает. — Мы тогда были вместе уже 10 лет, Чунмён. Мы спокойно жили на острове, охраняли быт, руководили войском и все немногочисленные жители любили нас. Я помню этот остров ещё таким, каким его не знает никто, кроме нас с тобой. Я потерял тебя тогда. Но я не собираюсь терять тебя снова. Да, я прочитал заклинание, потому что не хотел оставаться один. Это эгоистично, верно, но я сделал это только потому, что люблю тебя. И моя любовь всё ещё жива. Все эти века... она жива. Чунмён снова поджимает губы, пытаясь поверить до конца. Когда он решился сюда сбежать из города, не думал, что всё это превратится в необъяснимую историю про то, что он лишь реинкарнация настоящей любви предводителя войска этого острова. Он не знал, чем всё это обернётся. И ему становилось по-настоящему страшно, потому что он совершенно не знал, что говорить и что теперь делать. Слова любви от Сехуна звучали сейчас так искренне. Так отчаянно. — Как ты стал таким? — Я заплатил цену своей жизнью за то, чтобы этот остров был в безопасности. Именно поэтому его так и не смогли захватить. Это было ещё в 15 веке. Когда были первые нападения. Я стал порождением тьмы. И до сих пор несу это бремя вечности. Кольцо спасает от солнечного света. А отель... мне просто было скучно. Одиночество съедает меня. — Так вот почему ты постоянно её упоминал? Вечность. — Верно. Мён прикрывает глаза. Прикрывает глаза и пытается успокоиться. — Стой, тебе… 600 лет? — 550, если быть точным. Чунмён закрывает ладонями лицо. Как можно в такое поверить? Это странно. Это похоже на правду, учитывая всё, что он увидел, услышал и почувствовал, но это по-прежнему выбивает из колеи спокойствия. — Сехун, что ты мне предлагаешь с этим делать? Со всей этой правдой? С нашей историей любви? — Я не стану ничего тебе обещать. Не стану ни к чему принуждать. Но я хочу пригласить тебя в то место. — Зачем? — Я хочу тебе кое-что показать. Чунмён понимает, что не хочет, но душа рвётся именно туда. Именно с Сехуном. Именно сейчас. И не отказывает. Они проходят тот же маршрут, но теперь Чунмён не позволяет себе помочь. Он почти не спотыкается и не оступается. Когда они забираются на вершину, Чунмён понимает, что наступила ночь. Он видит звёзды. Видит луну. Видит океан. И видит Сехуна, что своей бледностью освещает. Кажется. — Я хотел спросить тебя о твоей бледности, но вопрос теперь отпал. — Я бы ответил, что это генетика. Чунмён бы улыбнулся, но ему не до этого сейчас. Определённо. — Чем ты питаешься? — Кровью. Но я не убиваю. Не переживай. У меня свой поставщик. Мёна это не успокаивает. Разве что чуть-чуть. Они подходят к выступу и мягко ступают на него. Чунмён становится напротив, когда Сехун разворачивается к нему. — Что ты хотел мне показать? Сехун протягивает руку. Мён заворожённо смотрит в его искрящиеся глаза и не сопротивляется, когда ладонь мягко опускается на его щёку. Он совсем не знает, что случится дальше. Но покорно стоит, чувствуя, как его окутывает покой с первым касанием пальцев. Такой странный, но уютный покой. — Вот это. Сехун наклоняется ближе и оставляет мягкий поцелуй на губах Чунмёна, отстраняясь. И мир становится хрупким подобием стали. Мён не сопротивляется темноте. Он подчиняется ей.***
Когда Чунмён открывает глаза, оказывается в своей постели. Он помнит теперь практически всё, но больше его это не пугает. Больше пугает дата на экране телефона, оповещающая о том, что он проспал 4 дня. И все эти 4 дня его окутывали воспоминания о том, как они с Сехуном жили. Как они с ним проводили время вместе. Как они встретились. Как они с ним полюбили друг друга. И как страшно было им друг друга терять. Чунмён больше не боялся. Он вспомнил всё. И собирался пойти к Сехуну. Которого искал так много веков. Прошлые жизни он вспомнил тоже, но лишь обрывками. Это были лишь картинки и моменты его смерти. Но больше его это не волновало. Всё будто... встало на свои места. Он должен был испугаться, подумать о том, что с ним что-то не так. Но ему так спокойно не было ещё никогда. Будто когда-то потерянная часть его души — вернулась к нему. Он привёл себя в порядок и первым делом заказал еды в номер. Эту еду ему принёс не официант. Перед дверью оказался Сехун. И первым порывом было — обнять. Что он и сделал. Он чувствовал такое счастье впервые за свою жизнь. За все свои жизни. И Сехун обвил его руками в ответ, шепча на ухо: — Я так счастлив, что мы нашли друг друга, родной мой. Чунмён чувствует себя по-прежнему собой. Он помнит, кто он. Но теперь он знает, кто он на самом деле. И это всё меняет. Частицы прошлого перемешиваются с настоящим, создавая новую историю, где он теперь не один. Времена столкнулись. — Прости, что дал повод подумать о том, что я тебе не верю. Они садятся на кровать. — Когда ты понял, что это я? — Когда увидел тебя на пляже. — Почему сразу не рассказал? — Я хотел, чтобы ты был более подготовлен. — Как сил хватило сдержаться? Сехун улыбается. — Не знаю. Я просто слишком долго тебя ждал. И понял, что могу ещё немного подождать. Главное, чтобы ты был в порядке. Чунмён кладёт голову ему на плечо и переплетает пальцы. Теперь он чувствует себя спокойно. Никаких страхов, никаких сомнений, никакой печали. Внутренние крики затихли. Там тишина и уют. Но внезапно в голове возникает один вопрос. — Сехун, ты тогда хотел обратить меня, верно? — Да. — И ты сделаешь это? — Только если ты готов пойти на это. Я и так отнял у тебя покой, обрекая на вечность, только в другом смысле. Я не буду просить тебя об этом. — Но я же состарюсь. Ты снова останешься без меня. Будешь ждать следующую жизнь? Сехун поднимает ладонь Мёна, целуя костяшки. И этот жест отдаётся нежностью по всему телу. — Давай не будем думать о будущем? Главное, сейчас ты со мной рядом. И мы вместе. — Но мы обязательно вернёмся к этому разговору, правда? Сехун лишь кивает. И Чунмён понимает, что нашёл своё счастье, свой покой, свой уют. Ему больше ничего не нужно было. Он просто пытался взять от оставшихся дней всё. Они с Сехуном обсуждали воспоминания, их прошлое, но не прикасались к будущему, потому что пытались жить настоящим моментом. Чунмён увидел номер-квартиру Сехуна за день перед отлётом. Там были хоромы, но Чунмёна уже ничего не удивляло. Он рассматривал интерьер долго, но не с восторгом. Потому что наибольший восторг у него вызывал сам Сехун, который демонстрировал свою скорость, рассказывал про ритуалы и заклинания. Всё это было интересно и удивительно, даже если Чунмён всё и так прекрасно помнит. Просто хотелось снова увидеть это воочию. Сехун был счастлив не меньше. Он постоянно прикасался, постоянно целовал ладони Чунмёна, постоянно обнимал его, будто боялся, что снова может его потерять. Но Мён говорил уже не раз: — Ты меня больше не потеряешь. И Сехун верил. От начала и до конца. В каждую букву, в каждое слово. Потому что иначе — не смог бы двигаться дальше. Он потерял Чунмёна много веков назад, не успев спасти. И не собирается потерять то огромное чувство, что есть между ними снова. В ночь перед вылетом Чунмён не знал, что будет делать дальше. Но потащил Сехуна на вершину, чтобы побыть там вместе. Они взяли вино и плед. Голова Чунмёна покоилась на плече О. И всё это было так спокойно, что не верилось в то, что ещё две недели назад Мён не хотел просыпаться. Не хотел думать, мыслить и что-то решать. Ещё две недели назад он совершенно не знал, кем является на самом деле. — Знаешь, в прошлой жизни я был моряком. И проплывал этот остров. Почему я не остановился у его берегов? — Потому что такова судьба. Я думаю, что так было нужно. — Ты страдал много веков, Сехун. Судьба, получается, ужасная стерва, раз решила мучить тебя дальше. — Но этого того стоило. Сейчас ведь ты здесь. Всё было идеально. Даже если идеальности не существует. Небо притягивало взгляд, прохладный ветерок трогал щёки, а тёплые руки согревали. И всё должно было оставаться таковым, если бы судьба умолкла и дала им больше времени. История повторяется. Первый толчок они почувствовали через минуту. И Чунмён нахмурился, вставая. Сехун встал следом, всматриваясь вперёд. Но ничего необычного не случилось. — Что это было? Чунмён успел озвучить вопрос, но сразу же после него толчок ещё большей амплитуды заставил его пошатнуться. Сехун уже нервничал. — Держись подальше от обрыва, Чунмён. Здесь безопаснее, чем внизу. Я сейчас вернусь. Чунмён успел только обнять и прошептать: — Будь осторожен, душа моя. — И ты, родной. Спустя пять сильных толчков Чунмён понял, что это было землетрясение. Но Сехун так и не вернулся. Люди начали сбегаться со всех номеров, что были видны с вершины. И Мён видел, как рушился мир на его глазах. Через пять минут он больше не мог ждать, услышав вскрики. Он побежал вниз, сломя голову, даже не думая о том, что может пострадать. Он думал лишь о том, что может пострадать Сехун. Да, он вампир, да, он вечен, но Мён на тот момент ни о чём не думал. Он просто пытался найти Сехуна. И почти нашёл. Он увидел его в обломках. Тот стоял и пытался понять, кто его зовёт. Чунмён на мгновение остановился, когда Сехун заметил его, улыбнулся и хотел пойти вперёд. Но услышал лишь: — Чунмён, в сторону! И в следующее мгновение он почувствовал острую боль. Его поглотила темнота. Прямо как тогда. Когда они потеряли друг друга.***
Сехун искал Чунмёна в обломках упавшей части дома, пока не увидел бледное лицо. В его груди было так страшно и шумно. Его душа кричала. Его душа выла. Чунмён еле дышал. Но Сехун убрал все обломки, задушенно вскрикнув, когда увидел, что грудная клетка Чунмёна поражена стальной балкой. Удалось только положить его голову к себе на колени. Потому что вытаскивать балку было нельзя. Сехун пытался достучаться до Чунмёна, хоть что-нибудь сделать, но тот сам открыл глаза и слабо сжал его ладонь. — Сехун… ты в порядке? — Я в порядке, родной. Зачем же ты побежал за мной? — Я боялся потерять тебя. С придыханием и кашлем. Чунмён чувствовал, как угасает. Он чувствовал вкус крови во рту, невыносимую боль в области легких и почти не мог дышать. Только через пять секунд он понял, что его грудь пронзили насквозь. Он понимал, что не он мог потерять Сехуна. А Сехун прямо сейчас терял его. И теперь вину чувствовал он. И никто не знает, что это. Судьба или сам Чунмён обрекает Сехуна на одиночество. Казалось, что мир поглощает темнота с огромной скоростью. И единственной фразой, которую смог сказать Чунмён, была: — Я люблю тебя, ты только меня дождись. Сехун больше не чувствовал дыхания, не слышал стука сердца, он ничего не видел перед собой, кроме потери своей любви снова. Кроме бледного любимого лица. И не мог сдержать эмоций. Он мог лишь признаваться в любви и обещать, что дождётся. Потому что сейчас случилось то, чего он так боялся. Он потерял Чунмёна. Он потерял свою любовь.спаси его от кошмаров и боли избавь от мучений и одиночества доли поверни время вспять, сохрани его душу и убереги только воспоминания не трогай, не сотри я отдаю тебе свою вечность за свою любовь отдаю свою нечистую кровь поверни время вспять, сохрани его душу и убереги только воспоминания не трогай, не сотри да будет так.
Крик, пронзивший всю округу осел в душе каждого. И в этот самый момент стрелки часов изменили свой ход.***
Чунмён проснулся от своего же крика. Он проснулся и тут же общупал себя полностью, пытаясь понять, погиб ли он или это просто сон. Но когда он увидел, что спит в ванной и сейчас первый день его отпуска, не смог сдержать эмоций. Он собрался со скоростью света, пытаясь не думать о том, что всё это случилось на самом деле, но он знал, что это было правдой. Он помнил. Он ничего не забыл. Всё это не было сном. На пляже не было ни души. Чунмён сел на тёплый песок и пытался унять свою дрожь. Не получалось. Пока рядом не опустился тот самый, который его спас. Даже если ценой своей вечности. Чунмён понял, что случилось. Чунмён тут же повернулся к Сехуну и посмотрел на него со всей своей любовью. — Я — Сехун. — Я знаю, душа моя. Я помню. Сехун поцеловал его совсем легко, но обнял с такой силой, что послышался хруст. Он смотрел на него с облегчением, осознавая. Они состарятся вместе. И умрут тоже вместе. Они больше не будут страдать. Они будут счастливы. Спустя века. Звёзды сошлись.— Всё будет хорошо. — Почему ты так уверен? — Я просто это знаю. Всё будет хорошо. Потому что так и должно быть.