Алая звезда, которой не суждено родиться

      С малых лет Киджа мечтал служить Господину с алыми волосами. Он осознавал, что преданным служением смог бы исполнить трепетное и сильное желание не только отца, но и всех покинувших жизнь Хакурю, отчаянно грезивших до последнего вздоха встретиться с Ним – красноволосым повелителем и по совместительству единственным смыслом существовать – и преклонить перед ним колено, чувствуя восхищенное и учащенное сердцебиение.       Несмотря на мольбы и ожидания поколений, наполненные искренне-горькими желаниями и верой, Алый Дракон не спешил возвращаться. Однако даже спустя время вера не угасала: желание служить Господину с волосами цвета утренней зари лишь увеличивалось, обострялось, навеки закрепляясь в сердцах преданных драконов. Каждый из них жил с мыслью (которая якобы должна утешать), что сила может пригодиться в следующий раз, вместе со следующим Хакурю, но любому, несомненно, одинаково сильно хотелось стать тем особенным и единственным. Главное – оставаться здесь, в деревне и безопасности, терпеливо ожидая знаменательного часа. Большего и не требовалось. Эту мысль им внушали, проталкивали глубоко в горло, заставляя жить вот так. Без выбора. Может быть, однажды именно тебе повезет, кто знает, как сложится судьба?       Киджа постоянно слышал, как бабуля называла его особенным, говорила, что он сияет в сотни раз ярче, чем прошлые Хакурю. В глубине души Белый Дракон действительно в это верил. Бабуля всегда произносила подобные слова с особой душевной теплотой и улыбкой. Невозможно не верить. Когда Киджа думал о Господине, еще будучи ребенком чувствовал себя окрыленным. Ему нравилось представлять, каким будет тот самый человек, служить которому обязаны священные драконы: будет ли он высоким или все же низким, какие манеры и привычки имеет и как разговаривает с незнакомыми людьми и своими родственниками. Сильно ли отличается его внутренний мир от внешней оболочки? Благородно ли его сердце, чиста ли душа? Киджа терялся в догадках, но тщательно думал над каждым вариантом. Ясно было одно: если бы Господин был рядом, юный лорд Хакурю, несомненно, любил бы его и защищал, как подобает любому благородному воину-дракону. Ведь именно для этого он и был рожден.       Киджа ждал. Ждал терпеливо и долго, но время, точно намеренно издеваясь и мучая его, тянулось ужасающе медленно. С каждым новым годом (а ему уже исполнилось двадцать) тело начинало ломить все сильнее. Во снах Киджа часто видел пустоту, и где-то среди нее находилась робкая алая искорка. Лорд Хакурю тянулся к ней, пытался достать всеми способами, чтобы с любовью прижать к своей груди, но она терялась во тьме или изменяла свое положение на более высокое. Недосягаемость приносила чувство опустошенности. Киджа не знал, было ли это обыкновенным ночным кошмаром (повторяющимся ночным кошмаром), совпадением или знаком либо дурным, либо удачным. Но и знать или говорить кому-то об этом тоже не хотел.       Больше всего на свете Киджа мечтал служить и быть полезным, сделать для Господина и других людей хотя бы что-нибудь, а не проводить время без дела целыми днями. Каждое утро Хакурю подходил к окну и смотрел куда-то вдаль так, словно надеялся, что именно в эту секунду, именно в этот час появится тот, кого он так долго ждал. Никто не приходил. Он едва слышно вздыхал и иногда, лишь иногда, размышлял вслух тихо, но бабуля всегда слышала его:       – Зачем мне сила, если я до сих пор ею не воспользовался?       – Когда придет время, ты обязательно воспользуешься ею для Господина, – бабуля воркует ласково, обманчиво, успокаивающе. Она повторяет эти слова раз за разом (наверняка подобным вопросом хотя бы один раз задавались и другие Хакурю), возвращая в ту идеальную сладкую сказку. В безопасную сказку, в которой никто никем не жертвует и не живет ради другого. – Но даже если твой звездный час не настанет, то следующий лорд Хакурю обязательно воспользуется этой силой. Тебе лишь нужно оставаться в деревне и ни о чем не думать.       Но он уже хотел помогать.       Лорд Хакурю лишь слабо кивнул в ответ. Киджа никогда не злился на бабулю за эти слова. Он знал, что она любила его, и отвечал тем же. Покой деревни никогда не был обманчив. Даже сейчас, ранним утром, Киджа видел, как на улице играют дети и наслаждаются погодой, а взрослые лениво выбираются из своих домов, чтобы начать заниматься будничными делами. Спокойствие, умиротворение и безопасность во всех красках. Киджа наблюдал за ними свысока, словно птица. Люди всегда улыбались, спрашивали о здоровье, восторженно шептались, а некоторые и вовсе склоняли головы, выражая почтение, когда видели его. Священность Белого Дракона оберегали все. Вероятно, это была одна из причин, из-за которых Киджа чувствовал себя запертым в тесной золотой клетке. Ему не позволяли покидать деревню или перенапрягаться, выполняя что-то сложное или работу, которая не предназначалась для священного воина-дракона. Берегли как зеницу ока, но и практически ни в чем не отказывали. Киджа никогда не говорил об этом, но уже давно мечтал о том, чтобы хотя бы на день сбросить с себя эти оковы и наконец-то полноценно увидеть мир своими глазами. Всего лишь один день. Разве подобная мечта была недосягаемой и невозможной?       Жизнь превратилась в ожидание. Кидже исполняется двадцать три, но он все также по утрам долгое время смотрит в окно, наблюдает за жителями и терпеливо ожидает того самого "звездного" часа. Часа, когда Господин окажется рядом. По ночам Киджа часто молился и шептал одни и те же слова: "Прошу Вас, Господин, прошу, скорее. Я хочу служить Вам".       Безрезультатно.       Ничего не происходило.       Небеса словно смеялись над всеми молитвами, оскверняя ожидания всех Хакурю и оставаясь слишком далекими, недосягаемыми. Небеса лишь в очередной раз доказывали свою абсолютную глухость. А стоило ли дальше в них верить?       Не отчаивалась лишь бабуля. С годами она, кажется, стала лишь активнее, хлопотливее (что было удивительно для ее возраста), принимая на себя еще большее количество обязанностей (а Киджа ведь говорил ей поберечь зрение и силы), непосильных любому другому пожилому человеку. Старушка с каждым годом все сильнее начинала желать поскорее найти достойную жену для Великого Белого Дракона (ведь время не бесконечно), постоянно направляя самых красивых девушек деревни в покои лорда Хакурю. Киджу тошнило от всего этого. Тело продолжало ломаться, обостренно напоминая о долге и невыносимом ожидании Господина. Кидже никогда не было до девушек. Ему на них все равно. От них тошнит. Они все одинаковые. Они не поймут.       Господин. Нужен лишь Господин.       Желание прошлых поколений превратилось в одержимость, продолжало давить и разрушать изнутри. Старые шрамы иногда горели. Покойный отец словно напоминал о долге, который еще не был выполнен. Покойный отец словно смотрел с Небес с отвратительным осуждением и качал головой, якобы говоря: "Ты безнадежен. И какой же ты особенный? Такой же, как и все. Нет, хуже". Покойный отец уже оставил свой след, но оставит ли его Киджа? Эти проклятые шрамы всю жизнь были отметкой на чужой спине – нет, клеймом, которое отлично показывало то, к чему все стремились огромное количество времени, всю короткую жизнь. Они были памятью о давней мечте драконов служить императору.       Шрамы снова болят, а Киджа стыдится того, что начинает сомневаться. Вдруг отец в самом деле смотрит на него с Небес и разочаровывается больше, чего нынешний лорд Хакурю так боится до сих пор? Кто знает (знают лишь глухие Боги, обитающие в далеких и не менее глухих небесах). Но совершенно не удивительно, что в такие моменты он вспоминает его. Киджа поднимает глаза к потолку и тихо извиняется перед всеми предками за столь долгое ожидание, за свою беспомощность.       "Когда возродится император, ему понадобится твоя сила". – Слова снова раздаются в голове эхом и разбиваются на миллиарды осколков. Когда же жители деревни перестанут так говорить?       Когда возродится император, ему понадобится...       Когда возродится...       Когда...       Киджа понимает, что начинает уставать. Он резко согнулся, приобняв себя рукой, покрытой белой-белой чешуей. Родные стены сводят с ума хуже, чем реальная клетка.       Лорд Хакурю все еще смотрит в окно и видит, как с деревьев падают листья, кружатся в воздухе и опускаются на землю слишком медленно. Видит, как земля становится холодной и замерзает. Видит, как ее покрывает первый снег, которого с каждым коротким днем становится все больше и больше. Одно время года сменяет другое. Тик-так, тик-так. Время тянется ужасающе медленно. И где же потерялся Господин с алыми волосами?       Зима. Весна. Лето. Осень.       Интересно, а братья-драконы (кто знает, где каждый из них находится, и как сложились их судьбы?) ожидают так же трепетно? Так же мучаются и чувствуют ужасную ломку в костях и отвратительную тяжесть на сердце? Так же хотели бы его увидеть и поговорить о многих тревожащих душу вещах? А ведь лорд Хакурю хотел бы познакомиться, они ведь все-таки братья, разделяющие одну участь.       Осень. Лето. Весна. Зима.       Кидже кажется, что он начинает сходить с ума.       Лишь чуткая бабуля видела это, чувствовала, что Хакурю не здоров, а с его некогда огромных белых крыльев падают перья, словно осенние листья. Она в очередной раз предлагает женитьбу, надеясь, что юная красавица-жена сможет развлечь и заставит забыть обо всех тягостях, и он соглашается, хотя не думает и смотрит на все через дым.       Свадьба была роскошной. Люди поздравляли искренне, от всего сердца желали счастья, падали в ноги и молились за счастье молодой семьи.       Семьи?..       Киджа улыбается натянуто, сдержанно кивает каждому встречному и благодарит за подарки, благословение и теплые слова. У костров девушки танцуют красиво, но в глубине души завидуют той самой, выбранной совершенно случайно или по неведомым никому критериям. Ведь Лорд Хакурю красив, священен и благороден, иметь такого мужа – благословение самих Богов и великое счастье. Остается только кусать губы в стороне, а при людях улыбаться в слепых надеждах на то, что однажды кто-нибудь обязательно заметит.       Бабуля смотрит на молодоженов и улыбается, дрожащими пальцами комкает кружевной платок и стирает им слезы. Она первой обнимает Киджу и осознает: ее драгоценный мальчик, любимое дитя наконец-то выросло. Или, скорее, вынужденно выросло, но кому не приходилось через это проходить.       Она бесконечное количество раз напоминает юной жене о том, как следует себя вести и что говорить, наставляет быть верной и любить супруга до гроба, до тех пор, пока сама смерть не разлучит их. Девушка, глаза которой сияют, а сердце трепещет в такой важный день, без всяких сомнений повторяет, едва ли не клянется собственной жизнью. Старушка одобрительно кивает.       Кидже крайне трудно ответить тем же самым: он совершенно не знал эту девушку и видел ее всего лишь трижды, может, четырежды. Его мир рушился. Разве можно клясться в любви и верности незнакомому? Ему кажется это неправильным, странным и тяжелым для понимания. Так нельзя. Его долг – отдать жизнь за Господина, Господина, Господина. Кидже хочется похлопать себя по щекам, прийти в себя и убедить собственную кричащую душу в том, что все это действительно происходит с ним. Происходящее кажется чужим и не принадлежащим ему.        У жены Киджи фарфорово-бледная кожа, светлые глаза и белые волосы, как и у любого жителя здесь. Она красивая. Наверное. Девушка слегка приоткрывает губы, находится настолько близко и неровно дышит, что Хакурю бросает в дрожь, а взгляд метается по сторонам в кричащей и панической мольбе о помощи. Супруга целует его робко осторожно. Сердце лорда Хакурю готово выпрыгнуть из груди.       Впереди еще брачная ночь.       Время проходит, но, кажется, ничего не меняется. Киджа все также подстригает волосы, все также молится (разве что теперь куда больше, чем несколько лет назад), и все также не получает ответа. Но, может быть, Небеса давно дали ответ, но это он настолько глух и слеп? Жизнь была стабильной, неизменной. С каждым новым днем существование превращалось в огромную высокую крепость, за все эти годы собираемую по кирпичикам, стабильную твердую крепость, которую было невозможно сломать. Происходящие события казались чрезмерно обыденными и скучными, из-за чего начинало тошнить. День за днем. Кирпичик за кирпичиком. Ее не сломать. Киджа и сам был в этом уверен до тех пор, пока не случилось Нечто, одинаково сломившее и его, и крепость.       В тот день Киджа чувствовал себя ужасно. Правая рука горела, боль на самом деле была жгучей, а тело ломало сильнее, чем обычно. Киджа не мог подняться с постели. В тот день он чувствовал, как словно что-то медленно покидает его. В тот день он чувствовал, как сердце колотится ужасно быстро якобы от волнения, как создаются какие-то новые связи, ранее неизвестные ему (на несколько секунд лорд Хакурю наивно посчитал, что долгожданный Господин вот-вот ворвется в его жизнь и разрушит ту самую кирпичную крепость). Но это было глупостью. В тот день ему объявили, что родился новый Белый Дракон, и Киджа в ту же секунду треснул. Крепость постоянства, строившаяся все эти годы, разлетелась на те самые кирпичики, которыми лорд Хакурю – теперь уже бывший лорд Хакурю – обкладывался продолжительное время. Теперь все было потеряно. Теперь все было напрасно.       Отныне Киджа чувствовал лишь боль, с каждым разом все сильнее и сильнее ломающую ребра и заставляющую задыхаться, боль, душащую настолько сильно, что становилось страшно. Рождение нового наследника драконьей крови означало то, что осталось совсем недолго. Совсем немного. Киджа леденеет от мысли, что не успел увидеть Господина и сделать нечто полезное для деревни и мира.       Первое время Киджу не хотели подпускать к ребенку. Боялись. Думали, что Киджа станет таким же, как его отец, – сойдет с ума, как только увидит ребенка, и попытается убить. Но Киджа лишь улыбнулся, заверив, что все в порядке. И ему поверили, пусть и продолжили смотреть с такой же осторожностью. Когда Киджа впервые увидел юного наследника, его точно ударили под ребра, заставив сердце на несколько секунд перестать биться. Этот ребенок казался нечеловечески красивым, по-ангельски красивым: кожа выглядела слишком мягкой, а глаза были такими светлыми, наивными и искренними, что Хакурю невольно вздрогнул, судорожно сглотнув. Рука, покрытая белой чешуей, кажется совсем-совсем маленькой, и Киджа тянется к ней и прикасается совсем осторожно, точно боясь навредить.       У Господина теперь будет новый защитник.       Киджа улыбается горько и в глубине души осознает, что ему все это время лгали, как любому другому Хакурю, как каждому Хакурю до рождения нового. Это было слишком очевидно, но гордость и ослепленность не позволяли смотреть вдаль, из-за чего столь явное событие было сравнимо с падением с Небес. Слишком больно.       Киджа стал наставником (или вторым отцом?). Он часто проводил время с юным Белым Драконом, обучал его и рассказывал о тех вещах, которые знал сам, постоянно улыбался так, что никто и представить не мог, как лорд Хакурю плачет по ночам от боли, отчаяния и разбитого сердца – сердца, которое когда-то сильнее билось лишь от одной мысли скорой встречи с Господином. Киджа остался ни с чем. У него не было своих детей, поэтому он был склонен передавать опыт лишь юному Белому Дракону. Мальчик казался способным, чему Киджа был очень рад. В глазах младшего наследника драконьей крови, несмотря на юный возраст, читалось явное стремление к изучению новых вещей и любопытство к устройству окружающего мира. В его глазах, практически таких же чистых и наивных, Киджа видел себя и каждый раз задавал себе один и тот же вопрос: а в самом ли деле он был таким особенным все это время? Любой ответ разочаровывал.       Киджа гладит мальчика по голове, улыбается, продолжает рассказывать о Господине, которого так и не удалось и больше не удастся увидеть, и чувствует, как сердце обливается кровью. Он ощущает, как силы покидают его с каждым днем.       По ночам Киджа забивается в углы, шумно дышит и трясется. Он плачет и продолжает молиться, бессмысленно молится, и задыхается от собственных мыслей и слез. Шрамы горят, точно от ударов плетью, но Хакурю лишь сгибается, стараясь издавать как можно меньше звуков. Его внутренний зверь кричит и оглушительно гортанно рычит, срывается с цепей и побуждает к действиям. Твердит, что просто необходимо убить этого ребенка, пока не стало слишком поздно. Твердит, что необходимо изо всех ухватиться за юного наследника и не отпускать его, ведь он – единственный путь к Господину. Твердит, что осталось слишком мало времени, и шепчет, что этот ребенок является погибелью.       Но Киджа был выше этого. Он закрывал уши руками и качал головой, не слушая. Киджа ничего не сделает. Он не коснется этого ребенка. Не посмеет и руки поднять не только потому, что они были похожи на семью со стороны. Каждый был достоин жизни. Киджа выдыхает и невольно вспоминает улыбку мальчика, его счастье находиться рядом и узнавать нечто новое, часами слушать о прекрасном Господине. Он невольно вспоминает и улыбку бабули, которая была счастлива наблюдать за ними со стороны. Пусть будет так. Киджа не отвернется от него. Передать знания новому Белому Дракону ведь тоже является прямым долгом.       В это время жена лорда Хакурю продолжала убедительно лгать всем и каждому, что у них все хорошо, несмотря на то, что супруг даже не смотрел в ее сторону и крайне редко появлялся рядом. Лишь усталые глаза Киджи, которые стали слишком похожими на глаза его отца, говорили обо всем на свете: о внутренней печали и отчаянии, о тех самых печальных тысячах молитвах и страхе того самого внезапного конца. Она искусно лгала, но через какое-то время бабуля стала тяжело вздыхать и качать головой, распознавая ложь. Старушка со временем тоже угасала, все-таки возраст давал о себе знать, но продолжала не менее отчаянно желать лорду Хакурю счастья. Она предложила жениться еще раз, а Киджа вновь согласился из-за не покидающего ощущения бессилия, чувствуя все тот же туман, всю ту же пелену перед глазами. Он давно стал заложником своих мыслей, и ничто не могло спасти его теряющуюся душу. Даже если у Белого Дракона будут десять жен, не изменится ничего. Он не знал, почему соглашался. Вероятно, хотел порадовать бабулю, вдохнуть хотя бы малую крупицу того, что все могло измениться. Сколько бы Киджа ни притворялся, старушка чувствовала всю окутывающую его горечь, но старалась не показывать этого. Слишком хорошо знала мужчину, да и воспитала не одного Белого Дракона.       Очередная роскошная свадьба, танцы, бесчисленное количество поздравлений, невинные глаза второй супруги… Кидже начинает казаться, что он попал в повторяющийся водоворот событий, внутри которого реальными были лишь боль и божественная сила, с каждым днем ощутимо покидающая тело. Это все не реально. Это все не реально. Это все не реально. Закрой глаза – и окружение исчезнет в темноте. Так, словно ничего и не существовало.       Вторая жена была совсем юной. Она едва достигла возраста совершеннолетия, оттого и, вероятно, смущенно прятала взгляд, краснела и крепко сжимала руки в попытках скрыть дрожащие пальцы. У Киджи першило в горле. Он не знал, стоило ли нервно смеяться, заплакать или вовсе сбежать. Проще было не реагировать ни на что. Первая супруга лишь поджимала губы, скрывая обиду. Ей едва удалось смириться с тем, что придется жить втроем. Киджа слышал достаточно, но ничего не мог сделать. Бабушка улыбается, желает всем счастья и семейной жизни в гармонии. Киджа лишь чувствует, как внутренняя пустота выедает сердце.       Бабуле в последние годы становилось хуже. Ее руки тряслись слишком сильно, было тяжело стоять, но старушка все также тепло и беззаботно улыбалась, выражая любовь и заботу. Бабуля практически не видела (Киджу-то едва отличала от остальных), что стало одной из основных причин ухода с поста старейшины деревни. Было тяжело. И проблематично. В последние дни Белый Дракон не отходил от ее постели. Он был рядом и выполнял мельчайшие поручения, иногда невольно вспоминая о том, как бабуля заботилась о нем в детстве и все это время. Хотелось сделать хотя бы что-нибудь, хотя было понятно, что все обречено.       Киджа был рядом. Это малейшее, что он мог сделать, но все же посчитал, что это будет правильным. Хакурю осторожно обнимал бабулю и говорил с ней, вспоминая все самые лучшие вещи, которым она смогла научить его. Старушка же в свою очередь слабо гладила Киджу по волосам и плакала, тихо шепча, что он стал лучшим, что случалось в ее жизни. Она тихо шептала, как сильно любит Киджу (не забывая упомянуть и о том, что он остался самым особенным Хакурю в ее жизни). Белому Дракону оставалось безнадежно шептать в ответ то, как сильно он любит ее, и тихо умолять остаться еще ненадолго. Было больно так, словно ломались кости.       Когда бабуля умерла, лорд Хакурю почувствовал себя опустошенно, брошено и слишком одиноко, несчастно. Он до последнего держал старушку за руку, не чувствуя своего тела и горячих слез, стекающих по щекам. Отвратительная боль пронзила сердце, разорвала в клочья и поставила жирную точку. Потерять единственного близкого человека без способов вернуть все обратно – одно из самых отвратительных и ужасающих на свете. Киджа, кажется, перестал дышать. Он никогда не думал о том, что этот день однажды настанет, но все же он настал. Стало невыносимо холодно, и сердце перестало биться. Неужели Киджа остался… один? Воспоминания с громким звоном разлетаются на мелкие осколки, и вся жизнь пролетает перед глазами.       В последние секунды лорд Хакурю пытается собраться. Пытается отыскать в себе осколки мужества, решимости и надежды, которые, как казалось, не должны были исчезнуть. Нет. Он не один. В конце концов, существуют другие жители деревни и юный наследник, которые нуждались в помощи. Киджа клянется, что будет работать для них и ради них изо всех оставшихся сил. Он будет делать это ради бабули, ведь она до последнего вздоха молилась о самом лучшем для Хакурю. Даже после того, как увидела ребенка, медленно крадущего драконью силу.       Он обязательно будет стараться для других до последнего вздоха, до тех пор, пока остаются крупицы силы.       Время превратилось в спутанный клубок, непонятный клубок, который, как казалось, уже больше никогда не сможет распутаться. Однако Белый Дракон продолжал трепетно сохранять все воспоминания глубоко в сердце. Он, как и обещал, с особым усердием продолжал стараться для жителей деревни, хотя в глубине души осознавал, что никогда не заменит бабулю, и продолжал сгорать внутри, умалчивая о боли. Все могло стать лучше, если время не было бы таким скоротечным.       Лорд Хакурю совершенно не жалеет себя и работает на износ, помогает всем и каждому, не забывает проводить время с юным наследником драконьей крови и всеми силами скрывает тот факт, что силы с каждым днем покидают его. Рука, покрытая белой чешуей, больше никогда не будет сильнее человеческой в десять раз. Становится тяжелее работать, но Киджа неловко и тепло улыбается.       Он справится.       Он справится.       Он справится.       Поздними вечерами вторая жена ласково и нежно гладит Киджу по голове, пока первая тихо ворчит и расчесывает волосы. Лорд Хакурю прикрывает глаза, устало выдыхает и молится гораздо реже. Больше не было сил. Никакого семейного уюта не существовало, по крайней мере, Киджа его не чувствовал. Было лишь какое-то вынужденное сожительство, как считал Хакурю, которое не должно долго продлиться.       Киджа никогда не считал себя хорошим мужем, да и не знал, в действительности ли любили его супруги. Между собой они сохраняли исключительно вежливые отношения и старались уважать личное пространство друг друга. Киджа был безнадежен. Об этом стало известно еще в первую брачную ночь, когда он, увидев обнаженную жену, дрожал так сильно, словно в эту же секунду умрет. Близость с женщинами вызывала у него панический страх, который душил-душил и уничтожал. Хотя бы супруги старались это уважать. Оставалось лишь играть в счастливую семью хотя бы на публике, но и с этим Киджа справлялся плохо: из-за разочарования, внутренней пустоты, тумана в голове и безнадежности он путал имена жен и все еще боялся прикоснуться к ним. Эти девушки иногда отчего-то казались тем еще грузом.       Он практически не спал по ночам и выходил на улицу. Холодный воздух помогал слабо, но создавал обманчивое ощущение, что станет лучше. Кидже тяжело дышать, сердце учащенно бьется и болит, а внутри с особой силой все внутренности сдавливаются. Темные круги смотрятся на фарфоровой коже особенно ужасно и привлекают внимание. Он выглядит потерянным, усталым и печальным, однако продолжает улыбаться и дышать исключительно благодаря помощи другим. Кажется, даже супруги осознавали всю бессмысленность, окружающую их всех пустоту и возможную точку в конце продолжительных мучений лорда Хакурю, явно не заставляющую себя долго ждать.       Осознание абсолютного конца пришло так же внезапно, как теплая осень. В тот день Киджа остался в постели, потому что больше не мог подняться. Он не был стар, но чувствовал себя именно дряхло и обессиленно. Сомнений не оставалось: это конец.       Киджа умирал в одиночестве. Он уже несколько часов лежал и смотрел в потолок, чувствуя, как глаза застилает пелена, и как сила Белого Дракона ускользает через пальцы, обжигает правую руку и превращает ее в чрезмерно слабую, обыкновенную. Хакурю никогда не задумывался над тем, что отец чувствовал в этот момент. Теперь он знал сам. Сердце, уже несколько лет назад разбитое на осколки вдребезги, едва билось. Киджа вспоминал бабулю, вспоминал о ребенке, том самом новом Хакурю, и вспоминал о своих братьях, которые были еще живы и энергия которых четко ощущалась до сих пор, которых он так и не увидел своими глазами.       Он стал прошлым.       Все желание быть полезным, нужным кому-то и желание быть надеждой сгорели, превратились в пепел, но навеки оставили рану на сердце. Горящая рука приносила боль.       Он все еще смотрел в потолок.       Просто боялся повернуть голову, опустить взгляд и увидеть то, что он больше не нужен, никчемен. Киджа больше не чувствовал острых когтей. Юный Хакурю вытянул все силы, затушил весь горящий внутри наставника огонь.       Дракон без силы – бесполезный дракон.       Губы Киджи дрожат сильно и предательски, с губ срывается тихий судорожный стон. Потерянную силу больше не вернуть. До последнего вздоха Киджу преследовала одна мысль – он подвел бабулю, подвел отца и стал разочарованием. Он сделал слишком мало. Призраки предыдущих Хакурю тянули за собой, звали по имени и царапали плечи. Скоро, совсем скоро Киджа станет такой же серой массой – такой же тучей (которую видел продолжительное время), нависающей над юными наследниками драконьей крови. Он смешается с ними.       Предки продолжали звать, рука все еще горела, а сердце – ужасающе болело. Тело ломило. Киджа хрипит, мелко дрожит и шепчет с отчаянием горько, но виновато:       – Отец, бабуля… простите меня…       По его щекам скатываются слезы. Киджа закрывает глаза и делает последний, судорожный, слишком обессиленный вздох. Его желание быть полезным превратилось в прах. Его намерения помогать другим людям утонули в том самом море безнадежности, в водовороте страха, дурных мыслей и собственного отчаяния. Тот самый спасительный алый луч света, так трепетно ожидаемый столько лет, не появился, оставляя всех во тьме. Привычной, казалось бы, тьме, но губительной для всего живого. И Киджа потерял абсолютно все, включая себя.       Дракон без силы – бесполезный дракон.