воспалённое

Суна Ринтаро – это толстовки оверсайз, аромат пьяной вишни и вечно зажатый в руке телефон; это «мне всё равно на то, что они говорят», сверкающие хитрым прищуром золотые глаза и разливающаяся по венам язвительность; и, наконец, это человек, без присутствия которого Осаму Мия вот уже два года совершенно точно не представляет своей блядской жизни. Суна не появляется в маленьком мирке младшего близнеца бешеным ураганом или цунами. Он плавно входит в парадные двери, вальяжно расплывается темнотой на диване и прикрывает веки, мол, «вот он я – люби до потери пульса». И Осаму любит. Любит – скромно, воспалённо, тайком. Суна, как аромат свободы, как ветреность и эфемерность. Парень, способный раствориться в пространстве из-за пары неправильно сказанных слов. Дикий лис, который всегда сам по себе и ни в чьих тёплых – человеческих – руках не нуждается. Мия таскается за ним хвостом, прямо как будто по следам на снегу, и не смеет разрушить дружбу глупым: я тебя люблю. «Воспоминания растворятся в веренице повседневных проблем, а фотографии навсегда останутся гигабайтами в памяти наших смартфонов» – говорит Ринтаро, свешивая ноги с крыши, во время одной из бесчисленных школьных перемен. «Да ладно!» – не верит своим глазам Ринтаро во время того треклятого матча с Карасуно. «А я думал, что Кита-сан – робот» – шепчет Ринтаро во время собрания в спортивном зале. Осаму помнит каждую фразу, сказанную Суной, и это, наверно, что-то да значит. Рин застёгивает чёрный рюкзак и скрывает в маленьком отделении пачку сигарет. Мия застёгивает белоснежную форменную рубашку и скрывает за ней потрескавшееся сердце. Атсуму говорит, что братец привязался как собачонка к этому своему Сунарину, на что Осаму сначала даёт ему нехилый подзатыльник, а затем, уставившись в потолок, думает о том, что вообще-то брат прав на все чёртовы двести процентов. И от этого, как ни крути, паршиво. Хрень в том, что нить жгучей болезненной привязанности не так-то просто разорвать, особенно, когда твои ладони испещрены мозолями от прилетающих мячей, а сердце давно растворено в горячем чае с вербеной – любимом напитке Суны Ринтаро. Брюнет, как глоток свежего воздуха, как способ вырваться из серой рутины. Саму хватается за него обеими руками, вдыхает лёгкими и тянется губами. Рин свешивается с ограждения на школьный крыше и курит арбузный Филип Моррис. Осаму смотрит на его губы из-под полуприкрытых век. Он хочет вцепиться в Суну дрожащими от холода и перевозбуждения руками и целовать-целовать-целовать. До кровавых трещин. До фиолетовых пятен в глазах. — Надеюсь, ты не сдашь меня сенсеям, – усмехается Ринтаро и лукаво поглядывает на Мию. — Мне это не нужно. Мне нужно, чтобы ты хоть раз посмотрел на меня, как смотришь на ту милую девчонку из группы поддержки. Ты считаешь, что не достоин её, а я же готов каждую секунду кричать о твоей исключительности. Дай мне хоть один чёртов шанс, Сунарин, хоть один чёртов намёк – и я буду всегда верен. Буду целовать содранные костяшки, капать капли в твои сонные красные глаза, поглаживая одной рукой щёку, и непременно скуплю все желейные палочки, что есть в магазинах. Сунарин намёков не даёт, поэтому Осаму раз за разом глотает свои горькие, словно таблетка анальгина, чувства, не обращая внимания на то, с каким скулежом они отдаются за рёбрами. Ведь Ринтаро на самом деле такой хороший. И он определённо стоит того, чтобы где-то там в сердце что-то скреблось.

—

Жар. Тупая, ноющая боль в затылке. Мокрые, тяжелые веки. Судорожные выдохи и вдохи. Температура – 38,5. Таблетки в разноцветных упаковках, разбросанные по тумбочке. Влажная футболка, липнущая к груди. Запутавшиеся пряди пепельных волос. Вибрирующий где-то под подушкой телефон. Сухое, уязвимое горло – неприятно глотать. Суна рядом. Приходит после школы, притаскивает чай с вербеной и вываливает на стол пакет с апельсинами. Банально? Плевать. Осаму наслаждается каждой минутой так называемого чаепития. Рин близко, чертовски близко. Сидит в своей чёрной маске и залипает в телефон. Красивый. До дрожи в коленях. Мия проваливается в обморок. Просыпается. Ринтаро гладит по волосам, распутывая прядки. Голова Саму лежит на его коленях. Он не хочет, чтобы это заканчивалось. Никогда-никогда-никогда. — Блин, когда ты уже поправишься? – Суна задаёт вопрос в пустоту, потому что Осаму, очевидно, спит. — На переменах скучно. Мия улыбается про себя и продолжает притворяться спящим.

—

Время близится к одиннадцати. Зажигается жёлтым вывеска гипермаркета. Последние машины уезжают с парковки. Воздух пахнет по-вечернему особенно. Саму натягивает капюшон, скрывая под ними взъерошенные волосы. Суна пытается раскрыть пакетик с игрушкой, который им всучили на кассе. — Понаделают упаковок – фиг откроешь, – возмущается Рин, засовывая мешающийся телефон в карман. — Давай я попробую, – предлагает Осаму. Через пару секунд парень достаёт из пакетика маленького игрушечного динозавра коричневого цвета. — По-моему, это птеродактиль, – рассматривая игрушку со всех сторон, выдаёт Мия. — Ты ещё и в динозаврах разбираешься, – бурчит Суна, забирая фигурку из его рук. У Ринтаро холодные руки. Осаму хочет их согреть своим дыханием. — Держи на память тогда, – повертев птеродактиля между пальцев, Суна засовывает его в карман толстовки Саму и похлопывает по этому месту рукой. Мия думает о том, что получит завтра в магазине такой же пакетик с динозавром и вручит его Рину, тоже на память. Сделать этого он не успевает, так как на следующий день Суна исчезает. Точнее переезжает с семьёй в Киото и не пишет Осаму по этому поводу ни единого сообщения.

—

Саму обижается, ведь чувствует себя выкинутым за ненадобностью и выгнанным из родного дома. Вот только из дома его никто не выгонял. — Да забей ты на него, – советует Атсуму, наблюдая за тем, как брат каждый раз подхватывает свой телефон при звуке уведомления, – я же говорил, что он стрёмный какой-то. — Много ты понимаешь, – цедит Осаму сквозь зубы и вновь откидывается на подушку. Через два дня он пишет Суне, как ни в чём не бывало, ведь понимает, что вся его глупая обида только отдаляет их друг от друга. Ринтаро по жизни такой человек: он не просит прощения, лишь даёт время остыть и забыть ссору. Осаму не хочет на него обижаться. Он хочет, чтобы Суна снова был в каждом его дне, даже если это будет только по переписке.

—

В итоге они общаются по интернету целый год. Созваниваются по видеосвязи, перекидываются смешными фотографиями в Line, отправляют друг другу длинные голосовые сообщения. Суна начинает работать в каком-то магазинчике одежды, а Осаму начинает завидовать его коллегам, ведь они видят Рина каждый день. Непозволительная роскошь для Саму, которая раньше была у него в руках. В телефоне Мии сохранено около сотни скриншотов лица Суны Ринтаро, их совместный диалог закреплён на первой строчке мессенджера, а подаренный им птеродактиль всё ещё лежит под подушкой. Саму хочет вырвать из книги последние страницы для того, чтоб их с Сунарином история никогда не заканчивалась. Вечером четвёртого октября Осаму договаривается с Рином о встрече, ведь брюнет – самый ценный подарок на день рождения, который только можно получить. Мия предвкушает прекрасное времяпрепровождение. Они увидятся спустя год – и это, определённо, стоит того, чтобы улыбаться весь вечер до. Тсуму крутит пальцем у виска, но как же плевать, боже. Утром Саму утыкается глазами в строку «был в сети вчера в 11:27 pm» и не понимает почему Суна всё ещё не проснулся. В 13:01 он пишет что-то вроде: «блин, сорри, у тебя день рождения, но мне чёт так лень на улицу выходить и ехать». В 13:02 Осаму думает, что это шутка. В 13:03 Осаму начинает сомневаться в том, что это шутка. В 13:05 Осаму понимает, что это всё же нихуя не шутка. Мия печатает: «всё норм, забей», а сам вытирает красные глаза рукавом толстовки и швыряет телефон в другой конец комнаты. Он не может поверить в то, что это происходит с ним. Томительное, нежное, трепетное ожидание растворяется в 13:01. Осколки розовых очков вонзаются в глазные яблоки. Кровь стекает до подбородка. Сука. Саму – бедный, брошенный Саму – озирается по сторонам, пытаясь отыскать хоть какой-то источник смысла во всём этом. Вцепляется одной рукой в толстовку, а второй оттягивает пряди волос. Рвано дышит. Атсуму заходит в комнату. Поднимает телефон, читает переписку. — Пиздец он конченный, – выдаёт. — Эй, Саму, всё окей? Они садятся на кровать. Тсуму придерживает брата за плечо и пытается заглянуть ему в глаза. — Блин, Саму, я же тебе говорил, что это рано или поздно закончится вот так. Осаму в ответ лишь цыкает и закатывает воспалённые глаза. Как будто ему сейчас сразу станет легче от этих слов. — Тебе надо выработать отношение к этому. Типа, ты общался лишь с ним, поэтому эта сорвавшаяся прогулка так больно бьёт. Надо познакомиться с кем-нибудь ещё, и тогда, если какой-то там Суна Ринтаро снова сольётся, тебе будет с кем провести время. Саму тихо всхлипывает, но прислушивается к словам брата. — Погнали вниз, там мама уже всё приготовила. Кстати, она удивилась почему ты сегодня не рвался на кухню, – усмехается Атсуму и встаёт с кровати. Осаму остаётся сидеть. Самое уродское в сложившейся ситуации это то, что он по-прежнему зависит от Суны и, о боги, как же не хочется, чтобы Ринтаро исчезал из его жизни. Сунарин – неидеальный. Совершенно. Пятого октября в 13:01 он это доказал. Саму прекрасно всё понимает, но он всё еще хочет, чтобы Суна приехал.

—

Ринтаро наконец-то приезжает. На похороны. По середине весны, в среду, Осаму не возвращается домой. Погибает бесславно, совершенно не по-киношному: разбивается вдребезги по дороге в университет. Его имя в прощальных постах социальных сетей не значится, лишь – «брат-близнец известного связующего…». Атсуму слушает рыдания матери в трубке и жмурит глаза до фиолетовых пятен. Надевает старую толстовку брата и никак не может привыкнуть к тому, что контакт «Саму» отныне недоступен. Суна стоит чуть поодаль и вглядывается золотистыми зрачками в белёсые иероглифы на мраморе. Атсуму косит в его сторону покрасневшими воспалёнными склерами: «Даже цветов не принёс, ублюдок». Рин засовывает покрасневшие от холода руки в карманы чёрного пальто и думает о том, что Осаму был хорошим другом.